Любовь не знает середины: она или губит, или спасает. Виктор Гюго
Как добралась до дома, Касуми не помнила. После звонка Даичи всё было как в тумане, быстро извинившись перед Хитокой, не успев попрощаться с, ничего непонимающим, мальчиком, девушка поймала такси, а дальше… дальше пустота. Очухалась только тогда, когда дрожащими руками пыталась достать из кармана джинс ключи от квартиры. К её собственному облегчению, дверь оказалась открыта, видимо, Савамура позаботился об этом заранее. Но это мимолетное чувство длилось ровно до того момента, когда она переступила порог. – Ойкава! Савамура! – крикнула она, на ходу сбрасывая ботинки. Едва не убившись о маленький порожек в коридоре, вбегая в гостиную. На неё подняли взгляд две пары усталых глаз. Оба мужчины сидели на диване, в руках Тоору бутылка холодной минералки, у Даичи явно что покрепче. Если не считать потрепанного вида обоих и багровой полосы на шее Ойкавы, то выглядели они неплохо, будто ничего и не произошло. Тяжело сглотнув и всё ещё пытаясь отдышаться, Касуми на дрожащих ногах проковыляла вперед. Шатен молчал, глядя на побледневшую и испуганную девушку с некой отстраненностью. Упав перед ним на колени, она осторожно взяла его руку, переплетя их пальцы. Либо она настолько испугалась, что похолодела от ужаса, либо мужчину лихорадило, что вполне возможно. Сфокусировавшись на лице Иваидзуми, Тоору невольно вздрогнул, прочитав в её взгляде испуг, напряженность и… ещё что-то, чего он не смог определить, так как пальцы девушки, согревающие его ладони, коснулись его израненной щеки. – Живой, – едва слышно выдохнула она и с облегченным стоном уткнулась в его ноги, разом растеряв все силы. – Не смей… Слышишь? Больше не смей так меня пугать! Продолжая молчать, Ойкава кивнул, дрожащей рукой гладя её по голове, перебирая мягкие розовые волосы. Савамура тактично отвернулся, плеснув себе в бокал ещё спиртного.***
Судя по всему, последняя выходка мужчины окончательно выбила его из сил. Тоору уснул быстро и крепко, но Касуми всё равно продолжала держать его руку мертвой хваткой, боясь, что он вновь может учудить нечто подобное. Лишь только когда на её плечи лег мягкий плед, девушка поняла, что едва не заснула. – Савамура? – тихо прошептала она, поднимая голову. – Сколько сейчас времени? – зевнув, потерла глаза. – Уже ночь, – шепотом отозвался мужчина, косясь на мирно спящего шатена. – Пойдем на кухню. Касуми вздохнула: – Надеюсь, ты не всё выпил, – в ответ раздался лишь нервный, неуверенный смешок. Вопреки всему, молодые люди пошли не на кухню, а в гостиную. Пододвинув поближе стол, взобрались на диван с ногами, в полной тишине налили себе вина и, чокнувшись, выпили. – И что нам делать? – наконец спросила девушка, подливая и себе, и мужчине. Радовало, что у Даичи выходной выпал именно на этот день, так что даже если завтра будет болеть голова, то это не так страшно. Взлохматив короткие волосы и откинувшись на спинку дивана, мужчина медленно покачал головой. – Не знаю, не ожидал такого исхода… – Он всё утро вел себя странно, – шепнув, девушка подняла бокал на уровень глаз, глядя сквозь бордовую жидкость на желтый свет. – Будто видел то, что мы не можем видеть… Савамура кивнул, подтверждая её слова. – Слуховые и зрительные галлюцинации. Видимо, пытался придушить того… другого себя. Меня он не замечал даже тогда, когда я скрутил его. – Может ли это быть побочкой от лекарств? – хоть сейчас Касуми уже окончательно определилась с диагнозом мужчины, но так не хотелось верить. Крохотный огонек надежды всё ещё теплился в душе, но он был до того слабый, что в будущем из него вряд ли разгорится пожар. – Шизофрения – страшный диагноз… – Не будем делать поспешных выводов, – жестко прервав её на полуслове, молодой человек залпом осушил остатки вина. С грохотом поставив бокал на столик, повернулся к девушки, серьезно проговорив: – Депрессия может предшествовать приступу психоза при шизофрении, стать его предвестником. Но сама по себе депрессия не является провоцирующим фактором, она лишь может входить в комплекс клинической картины при шизофрении. – При депрессии не бывает психозов… – покачала головой Касуми. – Апатичное состояние, отсутствие мотивации, абсолютное нежелание жить… Ладно, сама виновата. Думала, что хоть злобой смогу подтолкнуть его к каким-либо действиям. Вот вам и результат, нда. Савамура задумчиво потер подбородок. – Метод кнута и пряника? В случае Ойкавы этот метод действительно неплох, учитывая его характер. Но хочу тебя разочаровать, ты – лишь катализатор, а проблема была задолго до твоего появления. Возможно, что между вами что-то произошло в прошлом, и поэтому твой приход вызвал такое негативное последствие? – видя, как девушка напряглась и поджала губы, поспешил добавить: – Если не хочешь, то не говори. Я просто подумал, что… – Я понимаю, – быстро проговорила Касуми, отставляя бокал в сторону и подтягивая колени к подбородку. – Сам знаешь, он дружил с моим братом, да и дома наши находились по соседству… В общем, когда-то давно, ещё в юности, я призналась ему в любви. Детская привязанность и влюбленность в красивого соседа, ничего такого, сейчас я это понимаю, но… – Но тогда это было больно. Верно? Иваидзуми кивнула. – Разумеется. Несмотря на нашу приличную разницу в возрасте, думала, что он что-то ко мне чувствует. Ошибалась. Сейчас, спустя годы, понимаю, что он по-своему был прав: я была маленькой девочкой, которая никогда не встречалась с парнями, а он взрослым, состоявшимся мужчиной, – хмыкнув, с нервным смешком проговорила: – Называется, сама придумала, сама и обиделась. Создала в своей голове какого-то идола и удивлялась, почему он не должен быть со мной. Но тогда его отказ был неприятен. Апогеем истории стало известие о его женитьбе, скоропостижной, должна заметить. Насколько помню, с Аякой он не провстречался даже полгода – через четыре месяца решили свадьбу сыграть. Признаю, не хотела его видеть, к счастью, школу заканчивала, а там с позором и сбежала в Америку. Как говорится: «С глаз долой, из сердца вон», действительно, отпустило. Новый город, новая обстановка, новые друзья, новые приоритеты и правила жизни… Честно, я не думала возвращаться, не из-за Ойкавы или Аяки, просто я настолько привыкла куда-то бежать, двигаться вперед и жить одним днем, что возвращение в Японию казалось чем-то нереальным и абсурдным. Какие-то правила, запреты, идеалы, к которым люди стремятся на протяжении всей жизни. Стараться оправдать чьи-то ожидания или жить лишь ради работы? Зачем? Там всё намного проще и свободней, там я, наконец, делала что-то для себя, понимая, что это надо лично мне. – Но ты всё-таки вернулась, разве нет? И, так понимаю, вернулась ради него? – темные глаза мужчины испытующе вглядывались в её лицо так, словно пытались просверлить в ней дыру. Девушка прикрыла глаза, промолчав. «Стоит ли ему говорить? Но что я скажу? Что чувствую себя в ответе за него? Обязанной? Не знаю…». Слыша, как тихо бьется собственное сердце, Касуми прошептала, стараясь не обращать внимания на то, как мелко трясутся пальцы. – Скажи, Савамура, ты задавался вопросом, почему именно я, а не мой брат? Мужчина замер, будто не ожидая подобного вопроса. – Хаджиме? Да, но думаю, что это слишком личное. Однако, девушка его будто не слушала, ведя тихий монолог сама с собой. – Они были неразлучны с детства. Как бы мой брат не ругал его, как бы не делал вид, что ему всё равно, он всегда поддерживал Ойкаву во всем. Пожалуй, кроме того случая, когда меня отшили и решили жениться на однокурснице… Даичи напрягся, заметив, как едва ощутимо изменилась атмосфера вокруг. Касуми сидела ровно, словно к её спине была привязана прямая палка, хотя после выпитого её должно было расслабить, но её пустой взгляд был направлен куда-то вовнутрь себя. Воздух вокруг пропитался горечью, тоской и воспоминаниями прошлого, которые не стоило трогать. Мужчина хотел было сказать: «Достаточно. Не говори больше ничего», но едва открыл рот, чтобы пресечь этот поток слов, замер, не в силах остановить. По бледным щекам девушки одна за другой скатились прозрачные слезы. Иваидзуми прикрыла глаза, даже не думая смахивать их, и продолжила шептать, хоть это было уже необязательно – Савамура уже всё понял, жаль только, что поздно. – Во всем поддерживал, да. Даже Аяка не поддерживала его так, ни в горе, ни в радости, хоть и клялась… Ну да, наверное клялась. А Хаджиме, даже в своей смерти поддержал Тоору, по-своему, как умел, – обхватив руками дрожащие плечи, Касуми зарыдала в голос. Но даже сквозь горький плач, продолжала говорить: – Брат на мотоцикле гнал. Дождь был, дорога мокрая. Не справился с управлением. И тут у Тоору этот дурацкий взрыв. А брат… Брат звонил ему, представляешь? Будто чувствовал что-то. До этого звонки от этого придурка не принимал, обиделся из-за меня, а как узнал, что Аяка погибла, решил приехать, утешить. Потом Тоору трубку не брал, тоже обиделся. Два барана… А тут Хаджиме сорвался, как ужаленный, всё дозвониться пытался… Не дозвонился. Проклятый телефон! Рыдания усилились, а мужчина, действуя, наверное, на одних лишь инстинктах, притянул к себе плачущую девушку и крепко-крепко обнял, обхватив сильными руками дрожащие плечи. Касуми, почувствовав поддержку, уткнулась ему в плечо, уже давясь слезами. Слишком долго она пыталась сделать вид, что всё хорошо, а присутствие Ойкавы лишь сильнее бередило ещё свежие раны. А Даичи баюкал её, как маленькую, шепча какой-то бессвязный бред, а сам всё думал... Он видел медицинскую карту Тоору и знал наверняка: то, что мужчина жив, – это настоящее чудо. Находясь он чуть ближе к месту взрыва, ампутацией ног бы не отделался, разорвало на месте. Так может ли быть, что Хаджиме перетянул смерть друга на себя? Но ради чего? Быть может, ради того, чтобы его сестра и Ойкава встретились вновь?.. Ведь из-за смерти брата ей пришлось вернуться сюда на похороны и… и узнать, что друга Хаджиме постигла не менее страшная участь. Савамура не представлял, что почувствовала эта маленькая, хрупкая девушка, потеряв двух своих любимых мужчин. Потеряв каждого по-своему, но все-таки… – Поплачь, маленькая, поплачь… Будет легче, – Даичи прижался щекой к её макушке, чувствуя, что у него у самого глаза на мокром месте. Но ему нельзя плакать, просто не имеет права. «Бедная, несчастная семья. Хаджиме, ты слишком рано ушел, этим двоим всё ещё нужна твоя поддержка».***
«Где… я?..», – голова соображала туго, мысли были заторможены, с трудом складываясь во что-то дельное. В принципе, в данной ситуации это был наиболее логичный вопрос. Веки были тяжелые, зрение фокусировалось плохо, но даже через пелену тумана Ойкава заметил чей-то темный силуэт. Забавно, учитывая, что вокруг было достаточно темно. – Ты… – мужчина прокашлялся, не понимая, почему голос такой тихий и хриплый. – Кто ты? Силуэт молчал, тихо покачиваясь перед глазами. Мужчина мотнул головой и тут же поморщился от гула в ней. Туман потихоньку сгущался, стало тяжело дышать, и Тоору потер горло, пытаясь хоть как-то утихомирить боль, которая медленно распространялась от гортани до легких. Между тем странный силуэт, до этого больше походивший на тень, стал уплотняться, всё больше и больше принимая материальные черты. Ойкава отшатнулся, хотя здесь не было ни пола, ни стен, ни потолка, вообще ничего, и даже умудрился свалиться. А тень сделала шаг вперед. – Кто ты, черт тебя дери?! – воскликнул он, как показалось, громко. Но голос неведомым образом потонул в тумане. – …ери...ери… – отозвалось эхо чьим-то чужим голосом, не его, это уж точно. – Не узнаешь? – тихий, потусторонний шепот вывел из замешательства. – Это я. Ойкава Тоору. – Ну да, конечно, – хмыкнул мужчина, немного придя в себя, вставая. – Скорее уж, моя тень. Силуэт улыбнулся. – Тень? Взгляни на себя, ты – это я, точнее, был им когда-то. Сейчас же тень именно ты. – Ты всего лишь плод моего воображения, не более, – скрипнув зубами, Тоору сделал шаг вперед, подойдя вплотную. В черном силуэте стали отчетливо видны до боли знакомые черты лица. – Я – настоящий Ойкава Тоору, ты – лишь мой облик, воплощенный в сознании. Тень сверкнула огненными глазами, а мужчину пробил холодный пот, и он вновь почувствовал, как задыхается. Ноги подкосились, перед глазами всё поплыло, и Тоору рухнул на четвереньки, безуспешно пытаясь сделать хотя бы вздох. Его мелко трясло, сердце стучало так, что вот-вот и остановится. – А кто ты? – тень приблизилась, села на корточки и, схватившись ледяными пальцами за подбородок, заставил поднять голову. Косточку пронзила острая вспышка боли, казалось, ещё немного и она треснет. – Ты – не он. – Что ты несешь? – с трудом двигая челюстью, прошипел мужчина. Потусторонний холод медленно парализовывал шею, плечи, спускаясь ниже и сжимая легкие в своих силках. Дышать было больно и тяжело. А тень жутковато улыбнулась. Точнее, Ойкаве показалось, что улыбнулась, потому что это нечто больше походило на гримасу. Наклонившись к самому его уху, чернота прошептала: – Тебя больше нет. Ты лишь призрак прошлых лет, – каждое слово, точно удар под дых, вышибало воздух из легких. От нехватки дыхания на глазах выступили слезы. – Не веришь? Обернись. Парализующий холод немного ослаб, и мужчина с трудом повернул голову, чтобы тут же закричать в безмолвном крике, потонувшем в громком хохоте собственного воображения. «Где?.. Где мои ноги?», – всё, что должно было быть ниже коленей, отсутствовало, а от его культей тянулся длинный кровавый след. Тоору попытался подняться, но, внезапно потерявшие силу, руки, подвели и он остался лежать лицом вниз, чувствуя, как из ног, вместе с кровью вытекает жизнь. – Тебя нет. Ты в прошлом. Забыт, покинут, заперт. Ты уничтожаешь всё, к чему прикасаешься. Лишь паразит, способный жить за счет своего хозяина… «Нет. Нет. Нет. Этого не может быть! Не может… Не хочу!». Но чем больше тень говорила, тем сильнее бежали слезы, тем плотнее заседала в голове мысль: «Меня больше нет». Ойкава открыл глаза. В комнате было темно, дверь плотно закрыта, поэтому трудно было определить, ночь сейчас или же раннее утро. Голова раскалывалась, а состояние было паршивым. Потерев переносицу, мужчина болезненно поморщился. «Вроде вчера не пил, так какого черта ничего не помню?» Весь вчерашний день вообще был, словно в тумане. Какие-то действия, какие-то голоса… Вздохнув, Тоору откинул одеяло, спустив вниз ноги. Рядом с кроватью стояла инвалидная коляска, возле стены – протезы, опять же, мужчина поймал себя на мысли, что совершенно не помнит того момента, как снимал их. А уже такое привычное действие, как посадка на кресло, внезапно стало тяжелым. Руки ужасно тряслись, и Ойкава боялся, что просто-напросто ему не хватит сил удержаться. Раздраженно цыкнув, крикнул: – Касуми! Кхэ-кхэ… – пересохшее горло нещадно саднило, будто кто наждачной бумагой провел. Ну или словно во время сильного похмелья… Не удивительно, что вместо крика раздался лишь жалкий хрип. – Касуми! – и вновь попытка дозваться до девушки не увенчалась успехом. Взгляд зацепил часы на столе: начало пятого утра, Иваидзуми наверняка ещё спит и видит десятый сон. Но пить хотелось так, что проще было вырвать себе глотку. Выругавшись сквозь зубы, мужчина бросил безнадежные попытки дозваться до девушки и вновь попытался сесть в кресло. Холодные, мокрые от пота руки скользили по кожаным рукояткам, не давая как следует зацепиться. Тело было тяжелым, словно… Словно ноги к нему вернулись и упорно тянули его на землю. Грохот упавшего на пол тела. Тихая брать, сопровождающаяся болезненными стонами. – М-м… Ойкава-сан, что за шум? – дверь медленно открылась и на пороге появилась заспанная девушка в широкой, поношенной футболке. Зевая, Касуми нащупала выключатель на стене. Оба подслеповато защурились, пытаясь привыкнуть к новому освещению. – Что на сей раз? – и в её голосе было столько тоски и обреченности, что Тоору почувствовал себя виноватым, хоть и не понимал, за что именно. Картина, представшая перед девушкой, впечатляла: кровать разворошена, на полу распластался полуголый мужчина в безуспешной попытке подняться, неподалеку отъехавшее инвалидное кресло. Ойкава почувствовал, как предательски краснеет. И ведь не только лицо, но и уши, шея, переходя на плечи – всё воспламенилось малиновым цветом. Вздохнув и, всё еще продолжая зевать, девушка подошла к мужчине, кряхтя, помогая подняться. Едва не взвыла, когда в спине что-то щелкнуло. – Я тебя звал, вообще-то, – буркнул мужчина, массируя затекшую шею. Болело так, будто он всю ночь на холодном полу провел. – Да? Извините, не слышала, – мягко убрав его руки, Касуми ласково, обескураживающе улыбнулась. Мужчина отвернулся, прошептал себе под нос: – С сегодняшнего дня со мной в комнате спать будешь. Знаешь ли, неприятно с высоты падать. – Ладно, при условии, что вы не будете пинаться, – хмыкнула она, ничуть не смутившись. Несмотря на черный юмор, Тоору рассмеялся, оценив шутку. Но смех вскоре превратился в кашель, и мужчина согнулся пополам. Иваидзуми участливо похлопала его по спине, а затем, ойкнув, вскочила и выбежала из комнаты. Вернулась она с графином с водой и стаканом, плеснув немного, протянула мужчине, который уже прекратил кашлять, но болезненно потирал горло. – Быть может еще немного поспим? – с надеждой спросила она, вновь зевая. Но заметив подозрительный взгляд светло-карих глаз, поежилась. – Почему вы так на меня смотрите? – У тебя лицо опухшее и глаза красные. Плакала? Касуми лишь отмахнулась. – Ерунду не говорите. С чего мне плакать? А лицо опухшее… Ну-у-у, скажу вам так: спать целые сутки – такое себе развлечение. Ойкава подавился воздухом. – Сколько? – Сутки. Правда я несколько раз просыпалась, вас проведать, но вы спали, аки младенец. Будить не стала. – Охренеть, – выдохнул мужчина, а пальцы вновь потянулись к шее. Но прежде, чем по привычке помассировать ее, удивленно оглядел свою руку. Чуть покрасневшие, аккуратно обработанные костяшки пальцев, кое-где заклеенные пластырем, выглядели очень странно, но знакомо. Спросонья Ойкава не почувствовал, но сейчас мелкие порезы болезненно саднило. – Что это? – подняв голову, вопросительно взглянул на Касуми, будто она могла дать однозначный, исчерпывающий ответ. Но девушка отвечать не спешила. Прищурилась, отступила и тихо прошептала: – Несчастный случай. Зеркало разбилось. – Зеркало, говоришь… – и правда, на столе его не было. – Вы правда ничего не помните? – осторожно уточнила она, судорожно соображая, стоит ли говорить сейчас, или потерпеть хотя бы до утра. Видимо, после аффекта у мужчины произошло состояние полного расслабление. Как у эпилептиков, которые не помнят ни момент приступа, ни сам приступ. Ойкава не ответил, все-таки потер шею и болезненно поморщился. – Зеркало, – девушка удивленно захлопала глазами, кося под дурочку. Конечно, она старалась не зацикливать взгляд на его сине-фиолетовых синяках, но они ведь наверняка болят. – Зеркало дай. – Так разбилось же, – с трудом растянув губы в улыбке, прохрипела она, разводя руками. – Поверьте мне на слово, вы неотразимы. – Касуми! – прорычал мужчина, намереваясь встать. Действовать пришлось на одних инстинктах. Быстро обхватив Тоору за плечи, повалила его на кровать, еще и ногами крепко обхватила для пущей надежности. Мужчина замер, не понимая, куда девать руки. А Иваидзуми тихо, жарко зашептала: – Просто давайте поспим, хорошо? Подумаем обо всем утром, я вам всё объясню. Но сейчас давайте отдохнем. Просто расслабьтесь. Я же рядом. – В том то и проблема, – мужские руки мягко легли на её спину, обнимая. – В этом то и проблема… Ты рядом. Со мной.