Она поглядела на меня удивленно, а я вдруг, и совершенно неожиданно, понял, что я всю жизнь любил именно эту женщину! Вот так штука, а? Вы, конечно, скажете, сумасшедший? Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита"
– Застрелите меня, – простонала в десятый раз Блер, прикладывая ко лбу пакетик со льдом. Мужчины промычали что-то одобрительное, обнявшись с бутылками минералки и слегка покачиваясь. Касуми взирала на эту картину с немым укором, стараясь не слишком сильно закатывать глаза. Шин глядел на взрослых с искренним удивлением, переводя вопросительный взгляд на свою няню, мол, что это с ними. Иваидзуми же оставалось уповать на то, что эти четверо в скором времени придут в себя, иначе она просто-напросто их придушит, чтобы не мучиться. «Страдающая от похмелья Блер – само по себе наказание. Но страдающие от похмелья врач, айдол и Ойкава – это вообще треш», – мрачно подумала она, мысленно прикидывая, куда будет прятать тела. Вроде взрослые люди, а меры в алкоголе не знают. – Мне вот интересно, почему ей норм? – страдальчески прохрипел Рэм, с трудом кивая в сторону Касуми, которая закатила глаза настолько сильно, что, казалось, вот-вот увидит свой разум, который, в отличие от некоторых растеряла не до конца, изнутри. Впрочем, кореец очень быстро поплатился за столь резкое телодвижение, скривился и потянулся за тазиком под кроватью. – Потому что она не мешает что попало, – фыркнула Иваидзуми, гордо вскинув голову. – А ну-ка давайте, приводите себя в порядок. Дружное: «Иди ты нафиг», – было ей ответом. Касуми вздохнула и, махнув на помирающих приятелей рукой, решила прогуляться и попутно заказать этим страдальцам антипохмелительный суп. Конечно же, оставить Шина в номере она не могла. Во-первых, не хватало еще, чтобы он надышался перегаром, а во-вторых, ей нужно было подумать, а в присутствии малыша это получалось лучше всего. Поскольку утро было раннее, а все нормальные люди либо спали, либо опохмелялись, на пляже было безлюдно. Девушка с наслаждением вдохнула свежий воздух, почувствовав на губах солоноватые брызги воды, и прикрыла глаза. Кровь лихорадочно стучала в висках, а события грядущей ночи раз за разом прокручивались в голове. Едва не поддалась… Опасно. Слишком опасно. – Нужно поскорее с этим разобраться, – пробормотала она, глядя на то, как маленький краб бочком ползет в сторону моря. Шин, секунду назад наблюдавший за ним, вздрогнул, подняв голову, глядя на девушку с немым вопросом. – Всё хорошо, маленький, – присев на корточки, она вымученно улыбнулась. В конце концов, если они с Ойкавой такие идиоты, что ввязались во всё это, то ребенок здесь точно ни при чем. Перед глазами всё поплыло, и Касуми, всхлипнув, уткнулась носом в колени. Плечи её мелко затряслись, а из груди вырвался приглушенный стон. Зачем?.. Ну вот зачем она вернулась? Кому и что она хотела доказать? Это перед другими она может корчить из себя сильную, заявляя, что изменилась. Хоть тысячу раз она может говорить, что ей всё равно, что ей не больно и что она не злится. На деле же, всё совсем не так, и даже ещё хуже. Её буквально разрывает изнутри на части от той боли и обиды, которые старательно пытается погасить в себе. Не на Ойкаву, нет, на саму себя. Порой ей начинало казаться, что это не Тоору, а она сумасшедшая, и что это у неё раздвоение личности. Её нещадно раздражал тот факт, что весь её мир по-прежнему крутится вокруг лишь одного человека. Но еще больше бесило, что она собственноручно хочет причинить ему боль. Чтобы понял, почувствовал и проникся. Но видя, каким человеком стал Ойкава, во что он превратился, она спрашивала себя: разве можно наказать его еще больше? Однако, чем больше она смотрела на него, тем больше понимала – он нуждается в ней, как и она нуждалась в нем. И сколько бы лет не прошло, интуитивно она все еще полагалась на его защиту. Но, быть может, настало время отпустить?.. Почувствовав, как её мягко обняли маленькие ручки, девушка подняла заплаканные глаза. Шин глядел на неё с нескрываемой тоской, и взгляд его был до боли знаком ей. – Как же ты похож на отца, – шепнула она, погладив его по волосам. В ответ малыш лишь тяжело вздохнул и ладошками вытер мокрые дорожки слез с её щек. – А знаешь, случись всё иначе, возможно, именно я бы стала твоей мамой. Хотя, это уже не имеет значения… Кряхтя, она поднялась, а затем взяла мальчика на руки, прижав к себе. Нужна ли ей его любовь? Да и что это вообще такое? Касуми думала что знает это чувство, но если оно приносит лишь боль и разочарование, то зачем оно нужно? Она была юна, глупа и наивна тогда, но разве что-то изменилось сейчас? Пожалуй, ничего, девушка лишь стала более жестокой к себе и к окружающим. Закусив до крови губу, Касуми изо всех сил прижала ребёнка к себе. Если для проявления любви нужна жестокость и боль – она даст её сполна. Потому как иного чувства "любви" она просто-напросто не знала. Касуми бы никогда и никому не призналась в том, что ей самой нужна помощь. О её состоянии знал лишь брат и, пожалуй, догадывались родители, но девушка хотела разобраться со своими тараканами самостоятельно. Что на самом деле она чувствует к человеку по имени Ойкава Тоору? Хотела бы она относиться к нему непредвзято, но с первых же секунд их встречи, Тоору ясно дал понять – он её не отпустит. Но было ли это любовью или же роль сыграла лишь старая привязанность – никто не знал. Про себя же Касуми понимала лишь одно: что новый Ойкава её определенно задел и, увы, не в лучшем смысле этого слова. Она чувствовала, что задыхается рядом с ним, а он, подобно удаву душил её своим присутствием. Каждый его жест, взгляд, вздох – всё было знакомо до подгибающихся коленей. Но между тем создавалось ощущение, что мужчина очень виртуозно манипулировал её отношением к нему. Девушка не хотела думать об этом, но… Остановившись, Иваидзуми удивленно моргнула. Могло ли это быть правдой? Ойкава еще с начальной школы отличался хитрым и слегка эгоистичным нравом, но мог ли он применить свои стратегические способности на ней? «Проклятье! Если бы брат был жив, то сразу бы понял, когда этот придурок играет на чувствах. А я до сих пор в его присутствии не могу мыслить здраво. Если бы можно было по собственной воле отключить сердце или разум, я бы непременно это сделала. Но как мне понять, что он замышляет? Быть может, даже никакого раздвоения личности нет, а это всё лишь умелая актерская игра?», – Касуми хотелось выть от отчаяния и непонимания ситуации. В данный момент хотелось лишь одного – снова сбежать и больше никогда не возвращаться. – Что ж, жизнь всё расставит по своим местам. Верно, Шин? – улыбнулась она, а мальчик согласно кивнул, крепче обхватив её шею руками. – Какой же ты все-таки лапочка! – умилилась она, потершись своей щекой об его, на что ребенок лишь фыркнул, но затем рассмеялся. Ну прям вылитый отец! Ступая босыми ногами по песку, чувствуя, как ласковые волны обволакивают стопы, девушка неспешно шла вперед, оставляя за собой цепочку следов. Впрочем, какими бы ласковыми не были волны, они смывали за собой следы, которые остались в далеком-далеком прошлом.***
Отдых подходил к концу, и всё были вынуждены вновь возвращаться в серость и сырость осеннего города. Блер изъявила желание задержаться подольше и, так сказать, присмотреть за Касуми. Впрочем, кому и за кем нужно было присматривать – это было большим вопросом. Даичи предстояло вернуться к работе в больнице, периодически захаживая, чтобы помочь Ойкаве, когда тот будет в инвалидной коляске. Не сказать, что Тоору приспособился к протезам, но передвигался в них значительно уверенней. Девушка невольно улыбалась, наблюдая за тем, как отец с сыном поладили. Мужчина держал малыша на коленях, а тот, в свою очередь, с любопытством ощупывал его протезы. И, казалось, даже не замечал косых взглядов, бросаемых в его сторону. – Вам повезло, что вы есть друг у друга, – раздалось за её спиной. – С чего ты это взял? – меланхолично осведомилась она, даже не поворачивая головы. Рэм усмехнулся, устроив свой подбородок на её макушке. – Его взгляд меняется, когда он смотрит на тебя, да и ты буквально сияешь рядом с ним. Аж завидно. На меня никто никогда так не смотрел. Честно говоря, я думал, что у меня может появиться шанс, но, глядя на вас, понял, что это абсолютно бесполезно. Остается уповать на дальнейшую дружбу, – парень притворно грустно вздохнул, а Иваидзуми почувствовала, как губы его растягиваются в улыбке. – Кстати, хотел сказать «спасибо». – За что? – удивленно дернулась Касуми, но, придерживая её за плечи, кореец не дал ей возможности вывернуться. – За то, что позволили почувствовать себя простым человеком. Давненько я не общался с людьми по-человечески, даже забыл, каково это – быть собой. Иваидзуми пожала плечами. – Для человека важно не потерять себя. Обертка может меняться, но содержимое остается неизменным. Я знаю, что притворяться тем, кем тебя хотят видеть, трудно, однако нужно всегда помнить, кем ты являешься на самом деле. – Возможно, ты этого не замечаешь, но, кажется, что Ойкава держится лишь благодаря тебе. Он сильный. Честно, не думаю, что смог бы принять всё то, что произошло с ним, – едва ощутимо поведя головой, парень кивнул в сторону мужчины. – Что ж, Иваидзуми Касуми, дай Бог, свидимся. – Будем ждать в гости, – вполне искренне пообещала она. Ей действительно не хотелось прерывать эту странную связь, которая образовалась столь внезапно. Руки соскользнули с её плеч и мягко развернули к себе. Девушка оказалась крепко прижата к груди молодого человека. Брыкаться и вырываться не стала, наоборот, улыбнувшись, ободряюще похлопала его по спине. – Всё будет хорошо, – тихо шепнул он, от чего розовые пряди шевельнулись у висков. – Конечно. Легкой дороги, Рэм. Молодой человек кивнул и, махнув на прощание рукой, подхватил рюкзак и, пританцовывая, направился на посадку. Касуми проследила за его удаляющейся фигурой задумчивым взглядом, отмечая про себя, что этот незапланированный отдых стал для многих решением своих душевных проблем. Они не были близки, они едва-едва знали друг друга, но этого вполне хватило, чтобы понять, что между ними гораздо больше общего, чем они себе могут представить. Девушка с детства была убеждена в том, что люди появляются в жизни друг друга не просто так. А если судьбе суждено, то они встретятся вновь. Человеку нужен человек…***
Япония встретила их дождями и грозами. За то время, пока они отдыхали, погода испортилась настолько, что солнечное настроение, полученное на море, улетучилось в одно мгновение. – Вот и дома, – криво усмехнулась Касуми, смахивая с лица мокрые, потемневшие пряди волос. Шин согласно чихнул, потерев нос ладошкой. Со всех троих текло так, что под ногами образовались небольшие лужицы. К тому же, протезы Ойкавы не подразумевали, что он будет шарахаться по лужам, так что пришлось пересаживать в инвалидную коляску, не слушая раздраженное шипение мужчины. Девушка уже начинала жалеть, что отказалась от помощи Савамуры, который предложил проводить сперва их, а затем довести Блер до отеля, где она заранее забронировала номер. Иваидзуми никогда не жаловалась на недостаток силы, но взрослый мужчина, тяжелые протезы, ребенок и сумки вытянули из нее все жизненные соки. Тем не менее, она ни на секунду не забывала о том, что является сиделкой. Поэтому, набрав ванну горячей воды, запихнули мокрых мальчишек вовнутрь. «Не хватало еще, чтобы заболели», – заявила, не слушая возражения Ойкавы-старшего, а сама с громким стоном разлеглась прямо на полу, раскинув руки в стороны. Сил не было даже на то, чтобы снять с себя мокрую одежду, которая противно облепила все тело, как вторая кожа, противно холодя. Нужно было возвращаться в привычное русло: работа, совмещенная с учебой, репетиторство… Хоть все это и было важно, Касуми надеялась узнать и общее состояние Ойкавы. Злить его не хотелось, учитывая его психическое состояние, которое иногда пугало, но стоило проверить свою теорию. Нужно было дать понять, что она не останется здесь, что мужчина должен уметь позаботиться о себе сам, научиться жить без нее. Девушка прикрыла глаза, слушая, как барабанит по стеклу дождь, и как плещется вода в ванной. Тоору должен научиться жить без нее. Впрочем, однажды он так и сделал, так что никаких радикальных изменений в его жизни не произойдет. Звонок из дома был довольно-таки внезапным, и потому оказался невообразимо громким даже через бушевавшую музыку. Касуми подавилась коктейлем и, отпихнув от себя Артура, который, смеясь, завалился на нее, прикрыла одно ухо ладонью, чтобы хоть что-то услышать. – Алло? – в ответ лишь неразборчивые звуки, всхлипы, какое-то шипение. – Алло, мам? – и вновь что-то непонятное. Касуми скривилась. – Блин, погоди, ничерта не слышу, – прокричала она в динамик и повернулась к друзьям. – Я выйду ненадолго. Скоро вернусь. – Окей, – махнули они рукой, продолжая смеяться и делиться байками с последней сессии. Девушка хмыкнула и, протиснувшись сквозь толпу, выбралась на небольшой балкон, прикрыв за собой стеклянную дверь, тем самым ограждая себя от громкой музыки. – Слушаю, мамуль, – вернулась она к динамику. На другом конце провода раздались горькие всхлипы. Касуми напряглась, чувствуя неладное. – Ма-а-ам, почему ты плачешь? Какой-то грохот, шум, возня. И вот телефон перехватил папа. – Касуми, солнышко, – обычно стальной голос отца подозрительно дрожал. – Если стоишь, присядь. Девушка принялась нервно оглядываться в поисках стула или хотя бы стола, но ничего такого в поле зрения не было. Потому она просто опустилась на пол, прижавшись спиной к балкону. – Так, и? Тяжелый вздох родителя её совершенно не нравился. – Твой брат… Хаджиме умер, – голос его все-таки сорвался, и послышалось приглушенное рыдание, похожее на вой раненого зверя. Касуми не поверила. Никто бы в здравом уме не поверил. Ведь она только утром разговаривала с ним по телефону, а он как раз собирался съездить в гости к Ойкаве… Девушка моргнула, чувствуя, как бешено забилось сердце. – Как умер? – только и смогла прошептать она, понимая, что перед глазами всё мутнеет и плывет. Все звуки отдалились, уйдя на задний план, а в голове стучала лишь жуткая, непонятная фраза: «Хаджиме умер». В каком смысле умер? Разве её брат вообще может умереть? Это ведь какой-то бред! Ему всего тридцать один. Но приглушенные рыдания матери не располагали к ответу. – Разбился, – сухо отозвался отец, справившись со своими эмоциями. – Дорога мокрая, не справился с управлением. Что он сказал? Не справился с управлением? Её брат? Её Хаджиме, который еще со средней школы гонял так, что встал вопрос между волейболом и мотогонками? Хаджиме, который всегда аккуратно и трепетно относился к ПДД, зная, что в дождливую погоду лучше заметить мотоцикл на автобус? Нет, здесь что-то не так… Касуми моргнула. Не было осознания, не было слез, не было эмоций… Девушка просто сидела, глядя в одну точку и пытаясь понять, что произошло. Должно быть, произошла ошибка, ведь такого точно не могло произойти. – Я не понимаю… – прошептала она, с трудом сглатывая вязкую слюну. – Я ведь… Только утром… Я… – глаза заволокло дымкой, и по щекам, одна за другой потекли слезы. – Ах, да… Произошло кое-что еще… Еще? Разве может произойти что-то еще? – Вы ведь помнишь Ойкаву Тоору? Касуми точно битой по голове ударили. – Он в больнице, в тяжелом состоянии. Взрыв на комбинате. Он тоже может не выжить… Девушка отключила звонок, даже не дослушав. Просто опустила руку, тупо глядя в одну точку. А затем, изо всех сил размахнувшись, она шарахнула рукой по хлипкому, стеклянному столику. Звон битого стекла. Боль в судорожно сжатом кулаке. Нечто горячее потекло по коже. Из груди её вырвался напряженный смешок, затем один и еще один, пока истерический смех не перешел в надрывный плач. Захлебываясь собственными рыданиями, она схватилась за футболку по уровне груди. Пыльцы изо всех сил сжали кусок несчастной ткани, будто это могло спасти от боли. Будто хотела вырвать сердце и выкинуть в море… Из груди вырвался громкий, отчаянный крик, заглушившись всё на свете. – А-А-А-а-а-а!!! Она не помнила, как её друзья выскочили на балкон. Не слышала их голоса, когда её, встряхивая за плечи, пытались привести в чувства. Не чувствовала, когда руки в отчаянии принялись рвать собственные волосы, размазывая кровь с разбитого кулака по лицу. Не видела никого и ничего, когда глаза застелила тьма. А крик все никак не прекращался, то превращаясь в ультразвук, то в хриплый стон, то в болезненный вой. Как есть, семья волков… – Касуми… Ка-су-ми! Девушка недовольно приоткрыла один глаз, глядя на нависшего над ней мужчину. Обеспокоенным Ойкава не выглядел, а вот удивленным – да. Опершись руками по обе стороны от его головы, шатен склонил голову к плечу, разглядывая темные глаза Иваидзуми. – Где Шин? – тихо спросила она, сфокусировав свой взгляд на его переносице. – Спать уложил, – как-то рассеянно отозвался Тоору, а затем, непонятно зачем, добавил: – Он тебя обожает. – Забавно, правда? – коротко хохотнула она, борясь с желанием подтянуться и обхватить мужчину за шею, дабы притянуть к себе. – Все детство ты нянчился со мной, а теперь я нянчусь с твоим сыном… Ойкава нахмурился, отмечая про себя, что сказанные девушкой слова прозвучали как-то странно. С трудом отодвинувшись, мужчина помог девушке подняться. Зябко дернувшись, Касуми обхватила плечи руками, растирая их. – Завтра в больницу. – Угу. – По ощущениям после лекарств как? – Нормально. Девушка закатила глаза. – Скажи мне честно, ты придумал всю эту ерунду с раздвоением личности, так? Ойкава поперхнулся, зайдясь в приступе неконтролируемого кашле. Касуми с силой похлопала его по спине. – Спас… Спасибо, – прохрипел, потирая горло. – Какого черта, Иваидзуми? С чего ты вообще это взяла? – Просто пытаюсь понять твои мотивы. Ты сам отказался от меня, и я смирилась. Но когда мы встретились вновь, то ты стал делать вид, будто роднее и дороже человека в жизни и нет. Будто ничего не произошло, – каждое слово было произнесено холодным, безразличным тоном, но они были точно удары раскаленной плетью. – Ты воспринимаешь мое присутствие, как должное. Знаешь ли, это весьма раздражает. Особенно если учитывать, что мне постоянно приходиться подстраиваться под смену твоего настроения. Так скажи мне, Ойкава, кто тут жестокий? Касуми подняла безразличный взгляд на мужчину и едва удержалась от того, чтобы не отшатнуться с тихим «ой». Лицо Тоору побледнело настолько, что даже поблекли шрамы, карие глаза потемнели от бешенства, а судорожно сжатые кулаки явно мечтали о том, чтобы придушить её. Девушка сглотнула и принялась тихонько пятиться назад, в качестве защиты решив использовать раскладной стол, который, как назло, сейчас был в сложенном виде. – Жестокий?.. – яростно прошипел он, делая шаг навстречу. – Жестокий! Я пять лет жил в неведение о том, где ты и с кем. Пять гребанных лет! За пять лет ни единого слова, ни весточки, ни звонка. Зная правду, ни разу не поинтересовалась, как жил я всё это время. Девушка едва не задохнулась от возмущения. Даже позабыла о том, что собиралась благополучно смыться в спальню, обогнув столик. Все равно с протезами Ойкава был не так расторопен и быстр, как она. Так… Стоп. А почему после ванны он снова в них влез?.. А самое главное: зачем? Она ведь убрала их, от греха подальше, чтобы мышцы ног успели отдохнуть. Эта мысль отвлекла всего лишь на секунду, но и её хватило для того, чтобы мужчина настиг её, крепко обхватив руки. Иваидзуми зашипела разъяренной фурией, дернулась, борясь с желанием не только вырваться, но и хорошенько треснуть этого урода (в моральном плане, разумеется). – Какую правду? – взвизгнула она, извиваясь в его руках, как змея. Будь иная ситуация, она бы просто-напросто ударила его по ноге, но совесть не позволяла сделать этого, помня о том, что перед ней не совсем здоровый человек. – Ни разу не поинтересовалась, как жил всё это время? Ах ты, чертов эгоист! Решил побыть собакой на сене? Ни себе, ни людям? – Эгоист! – рявкнул он, сжимая её запястья так, что девушка болезненно вскрикнула. – А ты не знала? – Не ори! Ребенка разбудишь! – А мог бы быть твой ребенок, если не строила из себя гордячку! – немного сбавив тон, продолжал шипеть мужчина. В этот момент он, как никогда был похож на огромную змею. – Не приплетай меня сюда, – зарычала Касуми, оскалившись. Его слова больно резанули по сердцу, вновь обнажив едва затянувшуюся рану. Ведь она сама (сама!) недавно думала о том же, жалея, что это не так. Из глаз брызнули злые слезы, которые быстро возымели должный эффект. Тоору дернулся, ослабив хватку, чем воспользовалась девушка, быстро вывернувшись. Замах. Удар. Голова мужчины дернулась в сторону, а на щеке стал отчетливо проступать алый след от ладони. Ойкава лишь слегка поморщился, переводя взгляд на взбешенную Касуми. Та тяжело дышала, пытаясь успокоить собственное сердце, губы слегка подрагивали, а сама она стала белой, как мел. И лишь в черных глазах полыхал яростный огонь, способный сжечь всё на своем пути. Тоору спокойно вынес этот взгляд, следя за одиночными слезинками, скатывающимися по впалым щекам. – Что ты за человек такой?.. – прохрипела она, не слишком обращая внимания на то, как дрожит её голос. – Зачем ты так со мной поступаешь? Испытываешь на прочность? Прошлого раза было мало? – Жестокость – это считать, что я могу воспользоваться твоим доверием и притвориться кем-то другим, – в отличие от девушки, Ойкава уже успокоился. Губы растянулись в горькой усмешке, а глаза застелила водная пелена. – Я солгал тебе лишь раз, Касуми, и, кажется, заплатил за эту ошибку сполна. Девушка раздраженно закусила нижнюю губу, глядя на мужчину исподлобья и напряженно сопя. – Это был твой выбор. Не мой, – в голосе ее прозвучала усталость. – И глупо делать вид, что всё так и должно быть. Да нихрена подобного! Ты изменился, я тоже стала другой. А построить новое на болезненном старом? Уж прости, но это настоящая пытка. И если ты не собираешься выбираться из этого Ада, то, будь добр, не утягивай меня за собой. А по поводу жестокости… Это лишь результат слабости, страха и мягкосердечности. Так что думаю, что мы с тобой квиты, ведь именно ты научил меня этому. Разве не так? Иваидзуми замолчала, ожидая ответа. А Тоору тоже молчал, внимательно глядя на нее и не зная, что сказать. Взгляд его постепенно становился пустым, бездушным, наконец, он прикрыл глаза. Тяжело вздохнув, прошептал: – Хорошо. Пусть будет по-твоему… Девушка не успела ничего понять, когда шатен, вновь схватив её за руку, потащил в сторону ванной. Ни на шутку перепугавшись, Касуми взвизгнула: – Пусти! Пусти, придурок! Зачем ты меня туда тащишь? – изо всех сил упираясь пятками в пол, она пыталась замедлить движение, но лишь потянула руку. Сообразив, что ещё немного, и может остаться без плечевого сустава, цыкнула, покорно шагнув следом. Её слабых попыток сопротивления мужчина даже не заметил. – Охладиться! – фыркнул он, не оборачиваясь, а Касуми заметила, как вздулись вены на его крепкой шее. Оказавшись в ванной комнате, Тоору отпустил её и принялся рьяно распахивать один шкафчик за другим, с грохотом выдвигая все полки, вытряхивая корзины со всем содержимым. Немного отойдя от первого шока, девушка с потрясением воскликнула: – Ойкава? Что за детский сад? В руках мужчина держал металлическую коробочку, в которой Касуми держала все его медикаменты. Руки его подрагивали, когда он принялся вскрывать флакончики. Каждый. Один за другим. К сожалению, девушка поняла его замысел слишком поздно, чтобы успеть что-либо предпринять. Всё содержимое безвозвратно полетело в унитаз. – Что ты делаешь?! – ахнула она, повиснув на его руке, которая уже нажала на слив. – Подтверждаю твою теорию, – сухо ответил он, окидывая Иваидзуми безразличным взглядом. – Раз я притворяюсь, то, начиная с сегодняшнего дня, и лекарства мне не нужны, – девушка собиралась что-то сказать, но Тоору быстро перебил её: – Даже не думай. Эти медикаменты были выписаны на три месяца, и в ближайшее время ты их не сможешь получить. А купить в свободном доступе ты их не сможешь, вряд ли ты настолько богата, чтобы обеспечить меня хотя бы месячным запасом. – Да ты… Ты!.. – тонкие девичьи пальчики потянулись к его шее, правда для этого ей пришлось встать на носочки. Задушить себя бывший волейболист не дал. Перехватив её руки, утянул в душевую кабинку. Тихий скрип крана, и на них двоих хлынула холодная вода. Девушка охнула, поежилась, когда футболка и джинсы, едва начавшие высыхать после ливня, вновь прилипли к телу. Скривившись от холода, Касуми подняла голову, возмущенно глядя на мужчину. Вьющиеся каштановые волосы Тоору потемнели, с носа капало, а губы посинели, однако, он даже не поморщился, продолжая глядеть на неё всё тем же странным, пустым взглядом. Лишь вздувшиеся на лице желваки выдавали его истинное состояние. Мягко притянув холодную и мокрую девушку к себе, Ойкава осторожно, одно за другим, поцеловал её, покрасневшие от его пальцев, запястья. Медленно, с чувством провел языком по тонким шрамам, слизывая воду с кожи. И, несмотря на холод, пробирающий до костей, Касуми вздрогнула, чувствуя, как щеки заливает предательский румянец. Тяжело вздохнув, Тоору прижал сопротивляющуюся девушку к своей груди. Он был горячий. И не в плане сексуальности или интимности ситуации, а реально горячим, будто его лихорадило, и никакой ледяной душ не мог этого скрыть. Дернувшись для приличия еще несколько раз, Иваидзуми изо всех сил вцепилась в ткань на спине, уткнувшись носом в мокрую рубашку мужчины. Ойкава, прикрыв глаза, вскинул голову, позволяя холодным струям с жесткостью бить по лицу. Внутренняя тьма билась в безмолвной ярости, но не спешила выходить наружу, мягко обволакивая девушку, содрогавшуюся в тихих рыданиях у него на груди. Два разбитых, потерянных и запутавшихся человека, нашедших друг друга, которые всегда ранили друг друга словами. И между тем, так же исцеляющих друг друга безмолвной поддержкой. Однако, оба по-своему были правы: они действительно жестоки в отношении друг друга. Столько раз причиняли боль друг другу, столько же раз и спасали… Преданные ли души, разделенные годами, или же злейшие враги, познавшие вкус предубеждения? Не знали. Но догадывались, что друг за друга готовы были пойти на любые безумства, и провести друг с другом всю свою жизнь. А Ойкаве хотелось связать её и пытать до тех пор, пока она не полюбит его вновь… Мужчина поморщился, приоткрыл глаза, глядя поверх головы Касуми куда-то вдаль. Темная мрачная тень висела неподалеку, скрестив на груди руки и яростно сверкая глазами. Шатен окинул её безразличным взглядом, понимая, что вновь сдался. Вновь будет в её власти. Вновь ночные кошмары. И вновь боль и чувство сожаления, сдавливающие израненное сердце. Черный сгусток тьмы превратился в туман, опутав их обоих, и Тоору плотнее прижал девушку к себе, желая защитить. Пока его тьма не коснулась её – всё в порядке. А там… Там она сама решит: остаться или же уйти. И в этот раз он не будет её останавливать. Он даст ей этот выбор, как бы тяжело это не было. «Я заберу у тебя всё, что тебе дорого, – знакомо шепнула тень возле самого уха, скаля губы в клыкастой улыбке. Голова знакомо закружилась, в ушах зазвенело. – Ты сам потеряешь всё…» – Исчезни, – тихо, чтобы Иваидзуми не могла услышать, шепнул он. А рука вновь машинально принялась гладить девушку по мокрым волосам. – Это гораздо больнее, чем я думал… Если хотите бить, бейте, пока не сломаетесь… В ответ тень лишь расхохоталась, а Тоору зажмурился так, будто надеялся, что выступившие слезы сами закатятся обратно в глаза. Но всё, что им оставалось делать, это смешаться с холодной водой, дабы скрыть свое присутствие, и слабость самого мужчины.