Обреченные полюбить.

– Не думала, что собрания так выматывают, – пробурчала Касуми, незаметно потягиваясь и хрустя шеей. – По факту, не сказали ничего такого, чего нельзя было написать в чате. Да, Шин? – улыбнувшись, девушка слегка потрясла руку малыша, мальчик кивнул, сжимая и ее пальцы, и руку отца. Ойкава был мрачен и задумчив, хоть и старался этого не показывать, поддерживая разговор. Но глубокая складочка на его переносице даже и не думала разглаживаться. Иваидзуми украдкой разглядывала его лицо, всё гадая, что же такого сказала ему Танака Кейко, из-за чего мысли не дают покоя. Да и его выражение во время разговора с директрисой… Остановившись, девушка отпустила руку ребенка и, присев перед ним на корточки, не боясь запачкать в пыли подол платья, заговорчески произнесла: – Шин, мальчик мой, видишь песочницу? Давай мы немного задержимся, а ты пока поиграешь. А потом, когда домой пойдем, зайдем в магазин, возьмем продукты, и вечером я сделаю торт. Идет? – Иваидзуми протянула его ведерко с лопаткой, которые они забрали из садика. – Угу, – порывисто обняв Касуми, мальчик тут же смутился и убежал копаться в песке. Поднявшись с помощью Тоору, девушка придирчиво оглядела платье, а затем, взяв мужчину под локоть, заглянула ему в лицо. – Давай поговорим, – и голос ее прозвучал так твердо и решительно, что Ойкава не рискнул возразить. Вздохнув, они неспешно пошли по дорожке сквера, не выпуская из вида детскую площадку. Хоть Касуми и первая предложила поговорить, начинать разговор она не спешила, наблюдая за мужчиной. Тоору чувствовал себя неуютно под этими пристальными черными глазами, но не столько от того, что она разглядывала его изуродованное лицо, сколько от того, что она пыталась «прочесть» его. Зря в их первую встречу после стольких лет разлуки он сорвался на ней, думая, что девушка испытывает лишь жалость к такому инвалиду, как он. Видимо, он тогда все-таки плохо знал её… Но сейчас, по прошествии времени, Тоору стал понимать одну простую истину: Касуми с самого начала было плевать на его внешность, ведь она видела не оболочку, а то, что скрывалось под ней. Это дорогого стоило, учитывая его непростой характер. Но… Ойкава искоса взглянул на девушку и слегка вздрогнул, когда их взгляды пересеклись. И хоть мужчина смутился, глаза не отвел, внимательно глядя на Касуми. Это было странно, но ему показалось, что её взгляд слегка смягчился, и было в нем что-то похожее на обожание. Нежность, скрытая под маской ехидства и сарказма. Огонек надежды, тлеющий со времен далекого прошлого, и разрастающийся пожаром с каждым днем. Любовь, которая была крепче асбестовой стены и глубже, чем воды Мирового океана. Это была любовь длиною во всю её жизнь. Тоору чувствовал, как бешено колотится его сердце, как его затапливает небывалая нежность. В него были влюблены многие, но никто не любил его так… Так… Тихо, мирно, ничего не требуя, не навязывая, не прося… Ведь она еще умудрялась над ним смеяться, издеваться, так, что от ее насмешек хотелось лезть на стену, перечить, учить и злиться. Но при всем при том, ее чувства были столь же естественными, как то, что они могут дышать. Каждая из девушек без запинки могла сказать, что именно им нравилось в Ойкаве Тоору: его голос, внешность, талант, ум, харизма и так далее, но ничто не вызывало в нем и толику тех эмоций, которые буквально раздирали его изнутри, как один взгляд темных глаз. Тоору остановился, и Касуми вынуждена была остановиться следом, удивленно глядя на мужчину. – Скажи… – мужчина сглотнул. Собственный голос показался ему каким-то чужим и некрасивым, но откашлявшись, он тихо продолжил: – Почему?.. Он прикусил язык и густо покраснел, коря себя за трусость и не вовремя вспыхнувшую страсть. Да еще и шрамы, как назло, вновь дали о себе знать, болезненно стянув кожу лица. Ойкава поморщился, опустив голову и прикрыв глаза, стараясь унять собственные эмоции. Знал же, что когда краска приливает к лицу, становится больно. Но, опять же, чья это вина, что он чувствует себя, как дурак? Вырасти-то вырос, но по-прежнему ведет себя, как глупый, влюбленный подросток. Шершавой разгоряченной кожи, больше похожей на кору дерева, коснулась девичья ладонь. Касуми уже много раз касалась его лица, но сейчас в этом прикосновении было что-то особенное, можно даже сказать, интимное. Нежные пальцы невесомо очертили каждую неровность на его коже, и Тоору едва удержался от того, чтобы не отпрянуть. Ему не хотелось, чтобы это касалось ее, будто его шрамы были проказой, и девушка могла заразиться. Однако он не мог отрицать того факта, что прикосновения Иваидзуми были ему приятны. Будто на его лицо упали невесомые, нежные лепестки вишни, прикрывая его уродство и даря иллюзию покоя. Но это была не вишня, и даже не иллюзия, и Тоору осторожно обхватил её пальчики своей рукой, прижимая ближе к своей щеке. Ощущения мягкой кожи между изуродованным лицом и сухой, шрамированной ладонью были непередаваемы. Ойкава прикрыл глаза, чувствуя себя ненормально счастливым. Вся боль, злоба, все его кошмары отступили на задний план, оставляя лишь ощущение тепла и надежности. И каково же было его удивление, когда его потрескавшихся губ коснулось нечто мягкое и нежное с ароматом малины. Мужчина удивленно распахнул глаза, глядя на то, как дрожат длинные ресницы девушки из-под полуприкрытых глаз. Тело почти моментально отозвалось соответствующей реакцией, и Тоору решительно притянул Касуми к себе, позволяя вдоволь ощутить, к каким последствиям приводят её решения. Впрочем, пора было смириться с тем, что девушку оказалось не так-то просто смутить. Иваидзуми улыбнулась, прильнув к его телу настолько, насколько это было возможно, и незаметно потерлась коленкой об его пах. – Проклятье… – зашипел он, непроизвольно сжимая пальцами ее бедра. – Ты решила меня окончательно с ума свести? Касуми пожала плечами и, пока мужчина пытался справиться с собственной эрекцией, отстранилась. – И как ты мне домой прикажешь идти? – нервно осведомился Ойкава, недвусмысленно глядя на явно выпирающий из-под ткани джинсов бугор. – Подумайте про Такану Кейко, мигом все пройдет, – Касуми невинно хлопнула ресницами и, хихикнув, добавила: – В вашем случае, опадет. – Ах ты… – с трудом проглотив ругательство, которое так и рвалось наружу, Тоору скривился. Мысль о настырной девице, посмевшей лезть в его личную жизнь, действительно отрезвила. Не так, как хотелось бы, но, по крайней мере, звериные инстинкты «валить и трахать» немного поутихли. Тяжело вздохнув, мужчина запустил пятерню в непослушные волосы, взъерошивая их. Он не понимал её, не понимал, что она хочет от него. И, в первую очередь, он не понимал себя. Они с Касуми были лишь отголосками их совместного прошлого, аватары, живущие лишь за тем, чтобы быть рядом, несмотря ни на что. Ужасно бесил тот факт, что прошлое и настоящее перепутано таким образом, что нельзя было отличить, где правда, а где иллюзия. Вот если бы однажды они оба потеряли память, встретившись вновь, остановились бы или же прошли мимо друг друга? Ойкава мотнул головой, старательно отгоняя подобные мысли и, скривившись, схватился за виски. Острая колющая боль пронзила голову с такой силой, что потемнело в глазах. Мир вокруг пошатнулся, стоило только мужчине сделать шаг. И как в отместку за этот поступок, ноги свело судорогой, за которой последовал жар. Захотелось взвыть, захотелось содрать со своего тела изуродованную, огрубевшую кожу, которая вновь и вновь плавилась в невидимом адском огне. Места ожогов, на которых остались рубцы, жгло, и Тоору, зарычав, дернулся, цепляясь пальцами за собственное лицо. Точно маска, превращающая его в другого человека, она была приклеена намертво. Чьи-то холодные пальцы коснулись шеи, слегка сдавливая. Ойкава закричал, точнее, ему показалось, что он закричал. На деле же из горла вырвался глухой то ли всхлип, то ли стон. «Кажется, ты позабыл, кто ты на самом деле, – тихий потусторонний шепот пронзил голову, словно игла. Медленно, ненавязчиво, но нестерпимо больно. – Забитый, больной, никому не нужный урод». Нет… «Думаешь, что освободился? – тень с улыбкой надавила на кадык, и в раз стало труднее дышать, Тоору захрипел, но никак не мог отцепить от себя чужие руки. Собственные пальцы просто-напросто проходили сквозь них. – Думаешь, что нужен ей? Ты смешон, если считаешь, что это так. Знаешь, почему она с тобой? Потому что она верит, что ты – это всё еще ты. Если бы только она знала, какие темные мысли крутятся в этой голове… – черные пальцы тени скользнули к вискам, накрыли лоб, проникая глубже в мысли, от которых теперь не осталось ничего, кроме священного ужаса. – Ты обречен на страдания, Ойкава Тоору, обречен быть наедине со своей тьмой. Ты погубишь ее свет, и тогда ничего не останется: ни радости, ни сожалений, ни даже воспоминаний… Время не лечит, оно разрушает даже самые стойкие и любящие сердца. А ты разрушаешь все, к чему прикасаешься». Нет! Нет! Закрой свой рот! Заткнись! Сгинь! Исчезни… Умри… – Ойкава, кхе-кхе… Бога ради, приди в себя! Тоору, пожалуйста!.. Чьи-то голоса, кто-то куда-то тянет его, короткий удар под дых. Из горла вырывается хриплый стон. Нос щекочет металлический, слегка солоноватый запах. От этого запаха тянет блевать… Мужчина с трудом поднял тяжелую голову, а на тело почти моментально накатила дикая усталость. Он повис в чьих-то крепких руках тряпичной куклой, не в силах вырваться. Когда образовавшаяся пелена стала рассеиваться, первое, что бросилось ему на глаза: безумно перепуганные черные глаза, наполненные слезами. А когда его уши внезапно наполнились детским плачем, Тоору, тяжело вздохнув, потерял сознание.

***

Касуми уже давно поняла, что счастье – состояния весьма недолговечное. Однако, она тоже хороша, предполагала ведь, что рано или поздно плотину под названием «психическое состояние Ойкавы Тоору» прорвет, и тогда всем несдобровать. Чего она ожидала? Уж явно не чудо-исцеление. Сидела, точно на пороховой бочке с горящим фитилем, ни на секунду не забывая об этих чертовых таблетках, которые хоть как-то стабилизировали состояние мужчины. И вот отвлеклась… На секундочку расслабилась, поверила в это самое чудо, за что и поплатилась. Ойкава был в не себе, это было понятно сразу. Как и было понятно то, что мужчина, во что бы то ни стало, хотел разорвать себе лицо в клочья. Сработал, скорее человеческий фактор и страх, что шатен раздерет себе лицо на глазах у собственного ребенка. Уже выступившая кровь поверх сухой, бугристой кожи, исполосованной шрамами, смотрелась, мягко говоря, жутко. Но больше пугал взгляд Тоору… Он не был напуган или зол, как в первые разы, он даже не был безумным. Скорее, он был бездушным, как у покойника. И это холодное спокойствие на посеревшем лице, взгляд, направленный куда-то вовнутрь себя – не сулили ничего хорошего. Сперва она по честному старалась сохранять спокойствие. Мягкими, плавными движениями она приблизилась к нему, с абсолютно непробиваемым выражением лица неся что-то успокаивающее. И ей даже удалось без вреда убрать его окровавленные пальцы с лица. А затем… Когда Ойкава набросился на нее. Касуми едва успела выставить ногу, не давая мужчине приблизиться к себе. И уж точно не с намерениями заключить ее в страстные объятия. – Тоору… – прохрипела она, вцепляясь в его руки, сомкнувшиеся на его шее. – Черт, успокойся! – длинные ногти до крови впились в кожу мужчину, в надежде, что боль хоть немного, но отрезвит. А Ойкава просто смотрел, продолжая душить. Посиневшие губы шептали какой-то бессвязный бред, смысл которого девушка не понимала. С трудом скосив глаза, Касуми увидела Шина. Такого маленького, перепуганного… – Отвернись! – зарычала она на ребенка, пытаясь второй ногой отпихнуть от себя мужчину. – И уши закрыл! – Шин, все еще пребывая в состоянии шока, вздрогнул, подняв на нее глаза, полные слез. – Живо! – получилось не так грозно, как хотелось, да и кричать со сдавленным горлом не получалось, но мальчик послушался. Отбежав в сторону, он съежился, изо всех сил зажимая руками уши, и до Иваидзуми донесся тихий, приглушенный плач. Тоору всегда был силен, но сейчас разница в физических способностях и разных весовых категориях была слишком ощутима. У Касуми уже начало темнеть в глазах, когда пальцы ощутили, как ногти до мяса впиваются в руки мужчины. Подушечки пальцев обагрились чужой кровью, а в нос ударил солоноватый запах, с примесью железа. – Кхэ-кхе… Ойка… ва… Прекрати, – извернувшись, девушка все-таки пнула шатена по колену. Ужас охватил все сознание от мысли, что вот сейчас… прямо сейчас этот человек действительно может убить ее голыми руками. А быть задушенной заживо ей уж точно не хотелось. Здравый смысл упорно боролся с принципами, которыми она поклялась следовать. Но паника из-за отсутствия кислорода, ощущения крови на своих руках и вид пустых, бездушных глаз Ойкавы Тоору, заставили действовать наверняка. Воспользовавшись тем, что после удара каблуком мужчина слегка ослабил хватку, девушка сделала то, что никогда и ни за что не планировала делать в присутствии этого человека. – На помощь! Кто-нибудь, помо… кхм… – Сгинь. Исчезни… Умри… – услышала она злобный шепотом над своим ухом. – Ойкава, кхе-кхе… Бога ради, приди в себя! Тоору, пожалуйста!.. Мужчину сгребли в охапку, буквально отшвыривая его в сторону. Касуми откатилась в сторону, кашляя, и приводя дыхание в порядок. «Я жива… Спасибо Боже, жива, – смаргивая слезы и потирая болезненно пульсирующее горло, девушка огляделась. – Шин, мальчик мой!». – Девушка, о Господи, вы в порядке? – перед ней возникло обеспокоенное лицо женщины средних лет. Опухшего от слез лица Касуми коснулись дрожащие руки, ощупывая и проверяя на увечья. Иваидзуми не ответила, обернувшись как раз в тот момент, когда незнакомый парень зарядил под дых Ойкаве. Шатен тихо застонал, повиснув в руках мужчины постарше. Видимо это были отец, мать и сын, прогуливающиеся неподалеку и услышавшие ее возгласы. – П… – девушка откашлялась, потирая горло. Гортань жгло и говорить было невыносимо больно. – Пожалуйста, не надо. Он… Этот человек болен. Прошу, я в норме. – В норме? – с уст молодого человека сорвался нервный смешок. – Он чуть не убил вас! – Знаю, – Касуми вздохнула, с трудом и не без помощи женщины поднимаясь. – Но, пожалуйста, не надо полиции, – в ее голосе было столько нескрываемой мольбы, что отец с сыном переглянулись. – Мама! – в подол платья уткнулся и разрыдался Шин, машинально обняв него, девушка дрожащей ладонью провела по его темным волосам. – Если бы не ваш сын… Касуми не слушала. Кровь стучала в висках, заглушая громогласный гул испуганного сердца. Продолжая механически поглаживать ребенка по мягким волосам, она осоловело глядела на Тоору. Слезы уже высохли, оставив влажные дорожки на нее щеках, но сами глаза жгло. Если бы можно было стереть все, что она увидела… Да даже если бы Иваидзуми выколола себе глаза, ни за что не смогла бы забыть тот ужас, что отпечатался в ее памяти. – У вас есть, к кому обратиться за помощью? – Что? – дернулась она, поднимая голову. – Ах, да… Да-да, сейчас… Достать и разблокировать телефон получилось не с первого раза, даже не со второго и не с третьего. Тремор был такой, будто она пила непросыхая несколько дней подряд. Экран расплывался перед глазами, но повезло, что последним входящим звонком был номер Савамуры. Гудки, казалось, длились бесконечно долго. Касуми закусила ноготь, но, почувствовав привкус крови, поморщилась, спрятав руку в подол грязного платья. – М?.. – раздался по ту сторону трубки сонный голос. Где-то на границе сознания всплыло воспоминание, что у мужчины в это время отсыпной после суток. Надо будет извиниться, но позже. – Касуми, что такое? – Даичи, приезжай, – голос прозвучал глухо, благо, что не дрожал. – Где вы? – от сонного голоса не осталось ни следа, он стал серьезным, настороженным. Хвала Господу, что у Савамуры была прекрасно развита чуйка, и он понимал, что просто так девушка во время его отдыха не позвонит. Девушка огляделась, конкретного местоположения она не знала, благо, что на помощь пришла женщина, сообщив точный адрес. Даичи, как ей показалось, кивнул и со словами «скоро буду», отключился. Касуми опустила руку с телефоном и посмотрела на Ойкаву, который был без сознания. Как человек, после приступа эпилепсии не помнит самого приступа, так и он после припадка не сразу вспомнит о том, что произошло. Но… Девушка, сама того не осознавая, сделала робкий шажочек назад, утягивая за собой Шина. Тоору слабо шевельнулся в руках мужчины, приоткрыв глаза. Сердце Иваидзуми пропустило удар, когда их взгляды пересеклись. Если десять минут тому назад он не видел ее, то сейчас его глаза глядели на нее в упор, не замечая мира вокруг. С трудом сглотнув вязкую слюну, Касуми приложила все усилия, чтобы не отшатнуться. Страшно… Черт подери, как же страшно. Ноги ее подкосились и она осела на землю, тяжело дыша. Этот взгляд давил на нее, подавлял, обволакивал, словно паутина бабочку, пока паук наблюдает за ее метаниями. Сердце колотилось с такой силой, что гул крови заглушал все вокруг. Ее замутило, и пришлось спешно зажимать ладонью рот, чтобы не вырвало. Казалось, что каждая частичка ее тела бьется в агонии, и она вот-вот откинется от ужаса. Савамура всё понял правильно, приехал с бригадой скорой помощи, даже позвонил маме Ойкавы. Вокруг почти моментально началась какая-то движуха, шум и гам. Ее о чем-то спрашивали, она отвечала почти машинально, чувствуя, что еще чуть-чуть и сорвется сама. Тоору вкололи успокоительные, хоть он и не собирался сопротивляться. Саму Касуми вздернули, встряхнули. Дышать, как и видеть, было тяжело, будто бы она смотрела через толщу воды. Не тонула, но и выплыть не хватало сил… – Заберете Шина к себе? – она повернулась к маме Ойкавы, и женщина заторможено кивнула. На ней сейчас не было лица, и, казалось, даже как-то постарела. Будто годы наверстали свое… – Блер, можно я переночую у тебя? – да, подруга тоже приехала, хотя на этот счет у Касуми были кое-какие предположения. – Конечно, – девушка приобняла Иваидзуми за плечи, растирая их. – Боже, да ты холодная, как лед… – Касуми, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – Савамура аккуратно пальцами приподнял ее лицо за подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. – Но все может стать куда хуже… С губ девушки сорвался истеричный смешок, а пальцы подруги на плечах сжались до побледневших костяшек. – А какое мне дело? – шепнула она, фокусируя на нем свои заплаканные глаза. – Почему я?.. – она мотнула головой, вновь опуская голову. – Просто дайте мне сейчас уехать. – Иваидзуми… – Я сказала СЕЙЧАС! – взвизгнула она, заставив присутствующих отшатнуться. Спорить и перечить никто не посмел. Уже садясь вместе с Блер в такси, Касуми обернулась. На Ойкаву, которого переложили на носилки и теперь затаскивали в карету скорой помощи, старалась не смотреть. Подозвав к себе Даичи, тихо шепнула: – Он не пил таблетки уже несколько недель. Выкинул. Нужно было видеть глаза брюнета, расширившиеся от ужаса. Мужчина, словно рыба, хватал воздух ртом, пока не выдал возмущенное: – И ты молчала? Как ты вообще могла не сказать мне об этом? Девушка вяло передернула плечами. – Ты просто не видел его в тот момент. Как и в этот… – с этими словами Касуми забралась в такси, хлопнув напоследок дверью.

***

Голова кружилась, но благо до отеля, в котором поселилась Блер, было недалеко ехать. Иваидзуми же почти бегом пробежала через портье, не обращая внимания на окрики сотрудников и оставив подругу разбираться с последствиями. Слезы уже сами собой текли по щекам, заставляя натыкаться на все подряд и едва не сбивая с ног других посетителей. Кто-то возмущался, кто-то шарахался в сторону, а кто-то вертел пальцем у виска. Касуми чувствовала, что задыхается, еще немного и горящие от боли легкие просто-напросто разорвет. Блер нагнала ее возле самой двери. Быстро отворив номер, подруга просто-напросто впихнула ее в прихожую, где Касуми разрыдалась в голос. Даже не плач, а крик, полный боли… Забившись в угол и поджав к груди колени, девушка обхватила голову руками, пытаясь хоть немного привести в порядок разбросанные мысли. Страх, смешанный с яростью и непониманием… Их нельзя было подавить, сколько бы она не пыталась, оставалось лишь плыть по течению и отдаться им, пока мир вокруг не станет прежним. Пока ее не перестанут преследовать кошмары… «Что мне делать, Хаджиме? Что, черт подери, мне делать?». Она не знала, были ли это ее мысли, или же слова действительно сорвались с языка. Да и было все равно, ведь ответа ей никто не мог дать. Блер же молча увалилась на диван с открытой бутылкой текилы. Посидев немного с закрытыми глазами и слушая безумные рыдания подруги, слушая, как она задыхается то ли от страха, то ли от боли, обреченно вздохнула. Дрожащей рукой плеснула алкоголь в стакан, а затем, подумав, сделала большой глоток прямо из бутылки. Касуми же налила минералки с лимоном, зная, что после панической атаки подруга не прочь промочить горло. Будучи дочерью профессора, Блер не могла не признать, что самой Касуми нужна помощь… Двое психов явно нашли друг друга, и сами же являлись тригером друг для друга. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Девушка вновь тяжело выдохнула и, отставив бутылку в сторону, взялась за стакан. – Как же бесит… – буркнула она, а в напиток упало несколько крупных капель. Блер, раздраженно вытерев мокрые щеки ладонью, сделала решительный глоток, морщась от привкуса собственных слез.