Лисья улыбка

Мирно наблюдая за колыхающимися на ветру цветущими лотосами, окруженными чистой водой, в которой кротким строем бойко плавали серебристые мальки, Цзян Чэн сидел возле окна в резиденции ордена Юньмэн Цзян. Здесь было всегда тихо и никто не мешал ему этим покоем наслаждаться. Однако сегодня, да, именно сегодня, несмотря на то, что его дом вновь был таким, каким он хотел его видеть, несмотря на почти приглушённый тёплый ветер, Цзян Чэн не чувствовал себя спокойным. Умиротворённым. Он ещё раз опёрся руками на раскрытое окно и с углубленными морщинами на напряжённом лице плавно отошёл вглубь комнаты, где простоял в явном и неприятном для себя замешательстве. Я постараюсь это принять. Я правда… постараюсь. Эти слова он сказал сам. Точнее он заставлял себя их сказать. Цзян Чэн горько усмехнулся. Принять, да? Это даже не смешно. Как он вообще мог такое сказать, да и зачем? Ещё когда Пристань Лотоса только-только начинала восстанавливаться, Цзян Чэн поклялся, что такие пустые вещи как жалость, сострадание и излишняя доброта будут презираемы им до конца дней. Наподобие своей матери Юй Цзыюань, Цзян Чэн почитал лишь строгость и чёткое соблюдение правил. Само собой, он ненавидел тёмное искусство, и ему было из-за чего. Те же слова прозвучали в его голове снова. — С каких пор я стал таким жалким? — с той же усмешкой спросил сам у себя Цзян Чэн, не понимая, насколько они прозвучали обречённо. Сейчас лучше всего было сосредоточиться на этой странной болезни, поражающей заклинателей. Пока клан Цзян, на всё благословение высших, это ещё кое-как обходит стороной, но вот остальные… Недовольство клана Не растёт с каждым днём, а клан Лань, знают они того или нет, всё больше подвергается тёмным слухам и дискриминации со стороны даже обычных людей. Цзян Чэна это не волновало. В конце концов каждый клан сам за себя. Вот только была одна проблема… — Я бы очень хотел, чтобы не было чувства вины, — со вздохом сказал Цзян Чэн, опускаясь на пол и глядя в никуда. Он не хотел видеть Вэй Ина и слышать также не желал. Когда к нему пришёл один из соклановцем и передал, что его хотят видеть в клане Лань, Цзян Чэн с неохотой, но пошёл, потому что думал, что это как-то касается нынешней проблемы, но когда он увидел там и его… Всё, что ему оставалось, дабы не взбеситься, — это делать вид, то он в той комнате был совсем один. Вэй Ин напоминал ему о тех хороших временах, которые он уже никогда не вернёт. Как не вернёт погибших родителей, сестру… Он понимал, что нужно отпустить мёртвых и двигаться дальше. К чему-то лучшему и новому. На тех, кто ушёл, его жизнь не закончится. Ты, сам того не желая, цепляешься за него! Услышав эти слова так ясно и чётко, до этого равнодушный Цзян Чэн резко раскрыл глаза, вскакивая с места. Поначалу растерянное привлекательное лицо стало обретать озлобленные черты: он гневно сощурил глаза, раздосадованно поджал губу и, весь пробиваемый дрожью, сжал до хруста кулаки. Посмотри правде в глаза! Если бы не ты, всё могло пойти по-другому. Но пока с ним был ты… Ты был для него и благословением, и проклятьем. Потому что… — Заткнись! — рявкнул Цзян Чэн так громко, что водные цветы пошатнулись. За окном раздался грохот: что-то разбилось. Одним рыком разозлённый Цзян Чэн перевернул стол, скидывая на пол чернильницу и фигурку пикси из нефрита, которую обволокло разлитой тушью. Тяжело и яростно дыша, глава ордена Цзян, сморщившись, с новой силой стал ногой давить на поваленный стол, ломая его в труху. — Я ещё и в этом виноват?! — кричал он, почти рыча. — Вы все такие правильные — один лишь я плохой?! Будьте все прокляты! Я стал лучше, сильнее! Благодаря мне Пристань Лотоса восстановилась! Если бы не я!.. Если бы не ты, всё могло пойти по-другому. Вот опять! Скрипя зубами, Цзян Чэн шустро дёрнул правой рукой с серебристым кольцом, призывая Цзыдянь. Длинный хлыст, сверкавший пурпурными молниями, окружил своего владельца, в точности передавая его ярость и гнев. — Это всё из-за тебя! — процедил сквозь зубы Цзян Чэн, занося руку с хлыстом над головой. — Если бы тебя только не было! — Вспышки молний Цзыдяня стали мощнее, и тень Цзян Чэна, что всплывала на стенах, казалась уже нечеловеческой. — Лучше бы ты вообще не рождался, Вэй Ин! Несмотря ни на что, он очень сильно любит тебя. Услышав этот голос вновь, разъяренный Цзян Чэн быстро замер, уставившись себе под ноги. — Я не имею права осуждать тебя, — снова продолжил женский голос, который глава ордена Цзян не слышал уже давно. Голос был очень чистым и ровным, а та женщина, пусть и обращалась к нему так нравоучительно, но почему-то её красивое лицо было почти плачущим. — Ты всегда думаешь, что он лучше во всём, не понимая, чем он пожертвовал лишь ради тебя одного. Много я уже не смогу попросить… — Ну так и не проси! — прокричал тогда ещё юный Цзян Чэн с такой же яростью, пылко отмахиваясь. — Мои дела тебя никак не касаются! Проваливай! Девушка молча чуть приоткрыла губы в удивлении, потом, замолчав, опустила голову так, что Цзян Чэн видел лишь её длинные струящиеся на ветру волосы. Сам он был зол и не скрывал этого, потому что потерял абсолютно всё, что имел: своих родителей и почти весь клан. И ему не было дела до кого-то постороннего, осмелившегося читать ему нравоучения. Однако девушка в бело-красных одеяниях, что когда-то спасла ему жизнь, вновь подняла голову, только вот смотрела она на юного главу ордена Цзян уже строго прямо и… с жалостью. Опешив от этого, Цзян Чэн с испугом на бледном лице отошёл на шаг и только и смог, что закрывать и раскрывать рот. — Думаю, мне просто остаётся надеяться, что однажды ты поймёшь, — сказала она, не переставая смотреть на до смерти испуганного юношу. — Поймешь, что, несмотря на всё рядом с тобой, всегда был и будет тот, кто любит тебя. Тот, кто был готов без колебаний отдать свою жизнь ради твоей. — Пробитый потом и крупной дрожью, Цзян Чэн в отрицании покачивал головой и, не в силах это слушать, отвернулся, цыкнув. — Я лишь прошу Вас, глава ордена Цзян, — он услышал, как с этой мольбой девушка сама, дрожа, давила слезы. Цзян Чэн, потрясенный, поднял на неё растерянный взгляд, — прошу вас, — повторила она, пряча мокрое лицо в ладони. Говорила она уже надломлено, — если настанет день, когда и он останется совсем один. Прошу… Не отворачивайтесь от него! Не бросайте одного! Вы ведь единственная его семья! — Я вовсе не… — встревоженно начал Цзян Чэн, готовый оправдаться, но тут же замолчал. Потому что мимо него прошёл он сам. Нынешний он. Взрослый, вытянутый, широкоплечий, гордый и надежный. Однако… Когда молодой Цзян Чэн повернулся к самому себе, тот даже не оглянулся. Всё, что было видно в этом холодном и циничном мужчине, — это его уходящая спина. Зоркий и острый взгляд был полон безразличия, когда Цзян Чэн на секунду увидел своё лицо в профиль. Взрослый он продолжал идти, не останавливаясь. Уходя и уходя. — Шиди, — кротко прозвучал печальный голос рядом с Цзян Чэном, заставив того дернуться. Это был Вэй Усянь, одиноко стоявший и несмело протягивавший руку к тому, кто уходил, так и не обернувшись. В конце концов Вэй Ин, закусывая губы, опускает руку, угрюмо закрывая глаза на мрачном лице. Но, к удивлению самого Цзян Чэна, это выражение задержалось на нём совсем недолго. Поборов его, Вэй Ин уж слишком заметно натягивает свою такую знакомую улыбочку и весь на радостях кричит: — Надеюсь, у тебя всё будет хорошо! Знай: я всегда рядом, если нужен! — П-прекрати, — бессильно потребовал уже нынешний Цзян Чэн, тряся головой в ужасе. — Когда случится что то нехорошее, знай, что я всегда помогу! — Я же сказал: прекрати это! — Потому что мы семья! — Замолчи! — не выдержав, закричал Цзян Чэн, хватаясь руками за волосы и падая на колени. — Ты всего лишь притворялся моим братом! Если бы ты действительно так мне доверял, то признался бы сразу во всём! Такое чудовище, как ты, мне не брат! — Разве так важно, кто я на самом деле? Цзян Чэн дёрнул плечами и в непонимании посмотрел наверх прямо на стоящего рядом Вэй Ина. Того Вэй Ина, каким он был сейчас. И тот также улыбался. Улыбался так, как будто ничего не слышит. Потом он, приподняв одежды, сел рядом с Цзян Чэном на колени, не думая перестать корчить такие дружелюбные рожи. — Помнишь, что я говорил тебе? — спросил он с добротой, приложив свою ладонь к его плечу. — Я всегда буду тебя поддерживать. Кем бы я не был, как бы далеко не оказался, и что бы ты не выбрал, Цзян Чэн. — Пальцы Вэй Усяня сжали его плечо, не причиняя боли, но давая сил встать. — Я всегда буду рядом с тобой. Продолжая стоять в изящных молниях Цзыдяня, Цзян Чэн стиснул пальцы на том месте, куда прикоснулся Вэй Ин, и сдерживая то, что колотило его изнутри, вызывая боль в груди и горле, протяжно простонав, опустил голову, скрывая редкие слёзы. — Глава ордена Цзян! — крик подчиненного ученика, что, громко топая, бежал по коридору, слышался глухо, но, когда парень резко вбежал в комнату главы, задыхаясь, опешил, застыв в немом ужасе. — Г-глава Цзян, ч-что здесь произошло? Юноша, запинаясь, несмело обратился к никому иному, как к Цзян Чэну, сидевшему посреди полностью разгромленной комнаты среди осколков, щепок и всего, что могло остаться целым. Сам Цзян Чэн сидел к пришедшему ученику спиной, также на коленях, полностью поникший. Ещё активированный Цзыдянь был теперь не более, чем обычный хлыст, уже не представлявший угрозы. Длинные волосы Цзян Чэна были распущены, скрывая плечи, и прямая их половина повисла над лицом. — Глава Цзян… — неловко позвал ученик, не зная, что ему делать. — Что нужно? — на удивление юноши глава ордена вопросил как всегда уверенно и требовательно. — Н-ну там… — мямлил ученик, не зная, куда ему смотреть. — Говори чётче! — яростно приказал Цзян Чэн, стиснув собственные одежды кулаком. — Д-да! К Пристали Лотоса прибыли неизвестные люди. Они говорят, что им нужно поговорить с Вами как с главой Ордена. — Немного помявшись, явно боясь сказать лишнее, ученик уже тише добавил: — Говорят, это касается каких-то… Хули-цзин. А ещё это как-то связано с некоторыми главами других орденов. — Цзян Чэн натужно выдохнул после услышанного, но ничего не сказал. Ученик клана Цзян боязно вздрогнул и поспешил поклониться, торопливо добавляя: — Простите, глава ордена! Я сейчас же скажу, чтобы этих ненормальных выгнали с пристани! — Нет. Я сам разберусь, — сказал Цзян Чэн. Чуть пошатываясь, он поднялся на ноги и приподнял руку, чтобы убрать Цзыдянь обратно, а потом повернулся к ученику с ещё растрёпанными волосами. По старой привычке коснувшись лица рукой, он вздохнул ещё раз. — Скажи, что я выйду через несколько минут, — распорядился Цзян Чэн, убирая руку с лица ко лбу, тем самым зачёсывая чёлку назад. — И ещё, — он требовательно посмотрел на юношу, отпуская руку, пока его волосы вновь падали на лицо, — сделай так, чтобы об их прибытии никто дальше этой пристани не знал.