***
Ramon Djawadi — House Velaryon
— Великий Император, третий принц Бан Чан желает аудиенции, — объявил евнух. — Впустите, — послышалось за закрытыми дверьми. Перед Бан Чаном открылись тонкие двери в императорский зал. Броня стесняла движения и шумела при каждом шаге. Хотелось поскорее её сбросить. — Ваше Величество… отец, — поклонился в приветствии мужчина, зажав свой шлем между боком и рукой. Большое красное перо, что украшало его, моментами щекотало щетинистую щеку самым кончиком. — Рад видеть тебя в добром здравии, — голос отца был ровным и привычно холодным, но на тонких губах едва заметная улыбка. — Как успехи с непокорным югом? Долго же они держали оборону города, я думал, что всё плохо, но гонцы с твоими письмами об обстановке дел поднимали мне настрой каждый раз. — Они сложили свои полномочия, верхушку я казнил лично, оставил там половину своих людей. Местные могут поднять бунт в любой момент, думаю, нужно посадить там своего наместника, отец, — не поднимая головы, говорил Бан Чан, склонившись у трона старшего альфы. Он каждой клеточкой своего тела чувствовал взгляд и ауру мужчины, что возвышался над ним. Он сделал всё возможное, чтобы выполнить дело лучшим образом. Он ждал, руководил людьми. В его руках было столько жизней. Он убивал ради расположения своего отца. Он хотел похвалы императора, он хотел хотя бы малую долю его одобрения. — Хорошая мысль, сын, — услышал Бан Чан, и под тяжёлой бронёй, под грязной кожей и костями приятно потеплело в уставшем сердце, — я подумаю над тем, кого можно отправить туда, а ты прекрасно показал себя как главнокомандующий. На сегодняшнем совещании чиновников я объявлю тебя преемником главнокомандующего Ченя. Бан Чан на секунду задержал дыхание. Отец прекрасно знал о том, как сильно третий принц хотел быть главнокомандующим. Он с самого детства изучал военное дело, тренировался и занимался. — Благодарю за вашу щедрость, Ваше Величество, — ещё ниже опустился альфа, прежде чем подняться на ноги и выйти из тронного зала. Когда стражники закрыли за ним двери, Бан Чан глубоко вдохнул родной воздух, чувствуя усталость, но теперь эта усталость не казалась ему столь ужасной. Перо от шлема, что был зажат между рукой и боком, щекотало своим кончиком нижнюю губу, и альфа то и дело, словно какой-то мальчишка, прикусывал самый кончик. Мужчина обошёл тронный зал снаружи, спустившись с его широкой лестницы с другой стороны. Там, чуть вдали от выложенной камнем площади и дворцов, простирался сад с прудами и беседками. А ещё это был кратчайший путь к кухне, потому что у альфы было ощущение, что он готов съесть целого вепря. Хотя перед этим было бы неплохо помыться.***
梶浦由記 - voices from the past
У Енбока совсем чуть-чуть дрожали пальцы, но первой императрице-матери это было заметно. Омега аккуратно налил из расписанного синими драконами чайника жасминовый чай, немного ухаживая за женщиной, которая должна практически заменить ему собственную мать. За действиями Ли пристально следил придворный омега Бён. Енбок совсем не ожидал, что рано утром к нему постучится придворный омега. Он не ожидал, что великий император приставит к нему придворного Бëна. На первый взгляд, этот омега был очень похож на одного из тех высокомерных учителей в доме Ли, которые учили его чтению и правописанию. Бëн держался ровно: аккуратная идеальная причёска, верхнее платье без единой складки, сложенные тонкие руки, где бледные ладони были скрыты широкими рукавами расписной одежды, и его чёрные глаза… абсолютное спокойствие и контроль. Несмотря на все это, Йеджи успокоила Енбока тем, что придворный омега Бён только на вид серьезный, на деле же он очень милый и добродушный. Это успокаивало. — Ты такой изящный, Енбок, — улыбалась первая императрица-мать, принимая из рук омеги чашку с жасминовым чаем, — ваши с Минхо дети будут очень красивыми. Енбок соврал бы, если бы сказал, что не смутился, да и говорить не нужно было: все было написано на его лице ярким румянцем. — Благодарю, матушка, за приятные слова, вы очень добры, — немного заикаясь, выдал парнишка, смущенно кланяясь головой и одновременно наливая чай себе. У них был омежий завтрак. Первая императрица-мать изъявила свое желание пообщаться с Енбоком за ароматным утренним чаем со сладостями. Запивая теплым чаем сладости, Енбок поражался красотой императрицы. Высокая прическа со множеством украшений, красное верхнее платье, шитые золотыми нитками узоры, перстни на тонких длинных пальцах, а на нескольких из них даже были накладные металлические ноги. Острые, как у орлицы. Худое хищное лицо, словно бы женщина была одной из кицунэ, о которых писались легенды в толстых книжках и на городских улицах рассказывали истории пьянчуги. — Енбок-и, ты умеешь играть на музыкальных инструментах? — спросила женщина, делая глоток чая. — Да, моя мама научила играть меня на гуцине, — тут же ответил омега. Он почти не ел, от стресса в горло кусок не шел. — Надо же! Прекрасный инструмент! — Енбок предпочел проигнорировать неискренность в чужом голосе и продолжал улыбаться, — может, сыграешь нам с придворным омегой Бёном что-нибудь? Енбок на секунду растерялся, но всё-таки ответил: — Конечно. Женщина щелкнула пальцами, приказав слугам, и буквально через пять минут в руках у омеги был гуцинь. — Что же сыграть… — в слух размышлял Ли, легонько перебирая тонкие струны на старом инструменте, — сыграю эту, пожалуй. Просторную комнату императрицы-матери наполнили первые ноты мелодии. Изящная, она текла, словно патока, была спокойной и даже немного грустной. В ней чувствовалась тоска омеги по родному дому. Енбок краем глаз замечал, как императрица-мать медленно пьёт чай, прикрыв глаза. Она действительно наслаждалась мелодией. В тот момент, когда прозвучали финальные ноты, в покои императрицы вошёл кронпринц Минхо. Брови Енбока взметнули вверх в удивлении. Он совершенно не подумал о том, что альфа может сюда неожиданно прийти. Поэтому тут же глянул на свое отражение в чашке и поправил и без того идеальную прическу, проведя по убранным назад волосам ладонями. — Матушка, придворный омега Бён, Енбок, — поприветствовал всех мужчина. Пройдя глубже в покои, альфа склонился над матерью, целуя ту в румяную скулу, омеги же губы Минхо коснулись лишь худой ладони. Но и от этого Енбок уже был румяным, словно после горячей ванны. Сразу все мысли направились в сторону кронпринца, взгляд смущенно обрывками скользил по стройной фигуре альфы, уши внимали приятный голос. Енбок не знал, что сейчас чувствовал, но ему казалось, что именно так чувствуется влюбленность. Словно что-то щекочет живот, кончики пальцев покалывает, а в грудной клетке разливается приятное тепло. Ли очень надеялся на то, что такие же эмоции вызывает у кронпринца. — Ты как раз вовремя, Енбок-и умеет играть на гуцине. Это очень красиво, ты обязан послушать, — нахваливала императрица-мать Енбока, заставляя омегу чувствовать себя еще более странно. — Императрица-мать, — тактично привлек к себе внимание придворный омега Бён, низко поклонившись, — господину Ли нужно примерять свадебные одежды, великий император распорядился сделать это сегодня утром. Енбок заметил, как буквально за секунду, когда придворный омега Бён обратился к женщине, ее взгляд, да и вообще энергетика изменились. Потемнели, заострились. Она была по-прежнему статной величественной женщиной, но теперь ее облик был окутан тьмой. Густой злобой, которая сидела внутри и выражалась в остром взгляде, в мгновенно поджавшихся красных губах, даже в том, с какой силой была сжата в руке чашка с горячим чаем. От него шел влажный пар. Казалось, будто бы еще секунда и этот кипяток полетит прямо на придворного омегу. Правда… за что? Придворный омега Бён сидел, не поднимая глаз. Покорный, но в этой покорности был стержень, заставляющий его держать спину ровно. — Разумеется, — процедила сквозь зубы императрица, а когда перевела взгляд на Енбока, омега уже не увидел той слепой злобы во взгляде, но и искренней доброты там не было, к сожалению. — Ох, поскорее бы увидеть тебя в свадебных одеждах. Думаю, красный будет тебе к лицу, — улыбнулась она отпив того самого кипятка из чашки и не поморщившись, а Енбок отзеркалил ее улыбку, неловко откладывая гуцинь в сторону.***
Енбоку так хотелось расспросить обо всем придворного омегу Бёна. Мысли в его голове сменяли одна другую, и сложно было устоять. Хотя омега догадывался, что это не лучшее решение. В момент, когда бета-швея аккуратно снимал мерки для будущих свадебных одежд, Енбок неловко заговорил: — Придворный омега Бён, могу я задать вам вопрос? Мужчина кивнул, ответив: — Конечно, молодой господин. Омега скосил взгляд на отрешенного швею, тому словно было абсолютно все равно: кажется, он прибывал глубоко в рабочем процессе. — Императрица-мать... — начал было Енбок, но тут же поймал острый взгляд придворного омеги, который словно бы в момент зашил излишне болтливый рот. — Молодой господин, — голос Бёна был ровным и абсолютно спокойным, что не скажешь про взгляд, — вы обучались для жизни в императорском дворце с рождения и должны знать, о чем можно говорить, а о чем лучше молчать. Или делать вид, словно вы ничего странного не замечали. Если вы этому не обучились, то самое время начать. Иначе… вам будет сложно. Енбок опустил взгляд, прикусив губу. Он чувствовал себя сейчас точно так же, как дома, когда его отчитывали няньки. Только теперь он был не дома, и за безобидные действия его могли не то что отчитать няньки, а… подумать омеге было страшно. Права была мама, когда говорила, что в императорском дворце нужно быть предельно аккуратным.***
После примерки свадебных нарядов и не очень приятного разговора с придворным омегой Бёном Енбок гулял по императорским владениям наедине со своими мыслями. Ему казалось, что он и за всю свою жизнь не сможет обойти эти огромные масштабы. Просторные площади рядом с дворцами сменялись тихим прудами и плакучими ивами, где, спрятавшись в ветвях, пели свои песни птицы, высокая сочная трава сменяла выложенные камнями широкие тропинки. Енбоку нравились многочисленные пруды с перекинутыми через них мостиками, одинокие беседки и крытые искусными навесами тропинки, что вели от дворца ко дворцу. Омега петлял между ними, пребывая глубоко в своих мыслях. Стоя на мосту у пруда и рассматривая разноцветных карпов в чистой воде, омега не сразу заметил, что был не один. Когда доски старого мостика заскрипели под чужими шагами, Енбок вздрогнул, резко обернувшись, неосознанно вжавшись в перила. Неожиданным гостем оказался четвертый принц Хенджин. Омега тут же поклонился. — Приветствую вас, четвертый принц. Сердце забилось сильней. Альфа был сегодня без широкополой шляпы, а от знойного солнца прятался под легким расписанным зонтом. Енбок впился глазами в мужчину, представшего перед ним. Все такая же бледная кожа, светлые глаза и волосы, ярче звезд в ночи. Это был не сон. Хенджин действительно имел необычную внешность. Красоту, которая притягивала взгляды. — Не думал вас здесь увидеть, Енбок. Заблудились? — спросил он, встав по правое плечо от омеги и достав из широкого рукава ломоть хлеба. Тот был чуть подсохшим, видно, альфа оставил его с завтрака. Аккуратно разламывая хлеб, Хенджин кормил рыб, что тут же приплыли на угощение, волнуя до этого тихий пруд. — Я?.. А… я просто гулял, — растерялся Енбок, повернувшись обратно к пруду лицом, а потом продолжил чуть тише, — тут так много места, хотелось посмотреть. Хенджин тихо слушал, а потом, даже не смотря на омегу, протянул ему небольшой кусок хлеба. Мол, хочешь покормить их со мной? Енбок улыбнулся, приняв кусочек и тут же разламывая его на мелкие части, кидал в чистую воду, наблюдая за тем, как карпы наперегонки спешат за лакомством. Они какое-то время стояли в тишине, прерываемой лишь пением птиц. Омега изредка кидал косые взгляды в сторону мужчины, поражаясь его необычной красоте, а тот словно бы и ничего не замечал. До того момента, пока не заговорил: — Это врожденная болезнь. Я таким родился. Я кажусь тебе уродливым? — спросил он, продолжая смотреть в пруд. У Енбока пропал дар речи. Как этот красивый альфа может такое говорить? Немыслимо. Ли был готов кричать, что это не так. — Ваша красота необычная, но от того и удивительно прекрасная. Честно, мне сложно перестать вас разглядывать, — признался Енбок, чувствуя, как от собственных слов волосы на голове шевелятся от смущения. Он хотел в эту же минуту сигануть в пруд к карпам. Альфа громко рассмеялся в ту же секунду, прикрывая рот аристократически бледной ладонью. — А ты льстец, Ли Енбок, — улыбался мужчина, но в его глазах не было ни грамма смеха, только тяжелая, всепоглощающая грусть. И несмотря на то, что глаза были светлые, словно слабо заваренный жасминовый чай, на их глубине бурлила холодящая душу чернота, которая каким-то образом еще не вырвалась наружу, — болезнь не может быть красивой. Это уродство. Енбок поджал губы. В своей голове он уже тысячу раз опровергнул эти слова, но на деле, когда уже хотел было открыть рот, к их неожиданному дуэту присоединился третий. — Братец! — Хенджин повернул голову в сторону суши, Енбок проследил за его взглядом. К ним медленно шел с широкой улыбкой на лице альфа среднего роста в одеждах приятного зеленого цвета. Длинные волосы были убраны в высокий пучок на голове, а высокий лоб скрывала широкая лобная лента. Енбок мог уже многое сказать про обитателей этого места, хотя пребывал здесь всего несколько дней: как ни прискорбно, но от здешних людей не веяло светом и добротой, как в родном доме Ли, здесь каждый скрывал что-то темное. Но этот молодой человек, что шел к ним, на первый взгляд, отличался от всех. Добрые глаза были похожи на полумесяцы от широкой улыбки, а аура вокруг него была светлой, располагающей к себе. Как только незнакомый Енбоку альфа поравнялся с ними, то тут же крепко обнял четвертого принца, похлопывая грубыми на вид ладонями по чужой широкой спине. — Ты словно бы стал еще выше за те два месяца, что я был в походе! Просто удивительно, как быстро растут младшие, — говорил он, взяв Хенджина за плечи, а когда отвел взгляд в сторону и заметил замершего Енбока, то тут же его брови в удивлении дернулись вверх, — я впервые тебя вижу в компании омеги, братец. Хенджин тоже повернулся к Енбоку: — Спешу тебя огорчить, Бан Чан, это Ли Енбок, нареченный омега кронпринца. Омега тут же поклонился. — Бан Чан, мне очень приятно наконец-то видеть тебя у нас, Енбок, — альфа всё продолжал улыбаться. Дома Ли учил имя каждого члена императорской семьи, должности, имена чиновников. Бан Чан был третьим сыном Великого Императора Юна, рожденным от второй жены. Познакомиться с этим альфой в жизни было так интересно, потому что на страницах книги — это совсем не то. Там были описаны многочисленные походы, звания, но ничего о личных качествах. А узнать, что третий принц Бан Чан, который на страницах книги был суровым рядовым командиром императорской армии, в жизни оказался настолько светлым и улыбчивым человеком, было очень неожиданно и приятно. — Енбок-и, ты, случайно, не голоден? Я спешу на кухню, давай прокрадемся туда вместе и прихватим несколько рисовых булочек с красными бобами? — заговорчески говорил Бан Чан, понизив голос, словно они замышляли какую-то детскую пакость. А на его лице не переставала светиться широкая улыбка с ямочками на щеках. Омега отзеркалил эту улыбку, слушая чужое предложение, но перед тем, как ответить, почему-то посмотрел на всё это время молчавшего четвертого принца. Словно бы хотел немо посоветоваться с ним или пригласить пойти с ними. Хенджин почувствовал этот вопросительный взгляд. — Идите, я не голоден. — Хорошо, — Енбок смущенно улыбнулся третьему принцу, и те быстро зашагали по скрипучему мосту, оставив Хенджина за своими спинами. Альфа еще какое-то время смотрел им вслед, а потом перевел взгляд на свое отражение в чистом пруду. Из-за тени отражение искажалось и было ощущение, что в воду глядит черноволосый мужчина. Хенджин кинул последний кусок хлеба, заставив карпов снова метнуться к нему, подняв тем самым брызги. Ненавистное отражение исчезло. Мужчина собрался уже уходить, когда неожиданно заметил у своих ног блестящую шпильку с красными бусинками, похожими на ягоды. Она была небольшой и, скорее всего, слетела с волос Енбока, а тот даже не заметил этого. Четвертый принц поднял аккуратное украшение, рассматривая то на своей неестественно бледной ладони. Красные бусины казались ему густыми каплями крови на белом полотне. Мужчина поджал полные губы и осмотрелся по сторонам, но след омеги давно простыл. Первая мысль в голове альфы была оставить шпильку на старом мосту, но, подержав ту в своих руках еще немного, принц все же опустил вещицу в свой широкий рукав, забрав с собой.***
Альфа с легкой улыбкой на лице наблюдал, как Енбок с аппетитом жует рисовые булочки. — Вкусно? — мужчина кивнул на тарелку, полную пышных лакомств. — Очень! — омега сказал это, не дожевав до конца, и тут же прикрыл рот ладонью, — ой, прошу прощения. Но Бан Чана ничего не смутило и он просто продолжал наблюдать за мальчишкой. Сколько ему? Не старше восемнадцати. Совсем крошка. Младший брат, пятый принц Джисон, очень был похож на Енбока. Наверно, поэтому третий принц по умолчанию стал относиться к Ли, как к младшему брату. — Хочешь, покажу кое-кого? — спросил неожиданно Бан Чан, отложив свою так и не начатую булочку обратно в блюдо. — Кого? — доев третье по счету пышное лакомство, тут же спросил Енбок. Альфа поднялся на ноги. — Кое-кого, — подмигнул он омеге, — пошли, Енбок-и, тут недалеко. Это и правда было недалеко. Через пару минут они оказались рядом с конюшнями. — Сможешь отгадать загадку? — спросил Бан Чан у Енбока, что шел позади него, — подкованы ноги, бежит по дороге: грива дугою, а хвост метлою. — Лошадь? — тут же догадался омега, но, скорее, ему подсказал громкий лошадиный гогот из конюшен. — Именно. В конюшне пахло специфически, но на то она и конюшня. Альфа и омега шли мимо многочисленных коней, пока не остановились напротив одного из денников. Черный, как смоль, конь спокойно жевал овёс из полной кормушки и дергал длинным причесанным хвостом. Животное было очень большим и мощным. Енбок не рискнул подходить близко. Он немного побаивался лошадей, потому что в детстве стал свидетелем того, как конь встал «в свечку» и человеку рядом с ним не поздоровилось, а так же многочисленные истории о том, как эти на первый взгляд миролюбивые звери больно кусаются, не оставляют Енбока равнодушным. — Кайто, — ласково позвал коня по имени альфа, — я же говорил, что приду, м? Я с гостями, знакомься, это Енбок-и, — говорил Бан Чан, положив ладонь на створку загона. Конь на секунду оторвался от еды, чтобы посмотреть на хозяина, а потом продолжил есть, словно бы здесь и никого не было, — не обращай на него внимания, он просто слишком гордый. Ну-ка, дай ему это, только аккуратно, на открытой ладони, — и альфа сунул Енбоку морковь. Омега боязно подошел к решетке стойла. — Ну же, смелей, — поддерживал его третий принц. — Кайто, — также ласково позвал по имени коня Ли, наблюдая за реакцией зверя, — смотри, ты любишь морковь? — конь словно бы знал уже это слово наизусть, поэтому тут же оторвался от овса, повернув острые уши вперед. Омега аккуратно сначала приблизил свою тонкую ладонь к морде коня, дав себя обнюхать. Он не был уверен, что именно так знакомятся с лошадьми, но он часто знакомился с собаками, поэтому надеялся, что хоть какие-то знания ему помогут. Конь несмело приблизился в ответ, словно бы сам боялся нового знакомого, шумно вдыхал и выдыхал большими ноздрями, а потом ближе ткнулся в чужую руку. Енбок вздрогнул, но не рискнул быстро дернуть рукой. Он протянул второй рукой морковь на раскрытой ладони и, когда конь забрал лакомство, поспешно убрал свою ладонь от греха подальше, чтобы конь не успел схватить мощными зубами омежьи тонкие пальцы. — Боишься лошадей? — спросил Бан Чан, обратив на себя внимание. — Немного, — ответил Ли, наблюдая за тем, с каким удовольствием Кайто хрустит морковью. — Дай мне свою руку, — протянул свою ладонь мужчина, ожидая, когда омега вложит в неё свою маленькую. Енбок прикусил губу, но все же вложил свою ладонь в чужую, большую и грубую на ощупь. Всё же третий принц Бан Чан не был похож на плохого человека. Альфа удобно взял руку омеги так, что тыльная сторона ладони Ли была прижата к ладони Бан Чана, и мужчина медленно поднес две руки ближе к вороному коню. Все ближе и ближе, пока окончательно не уперся енбоковой ладонью в ворсистый лоб абсолютно спокойного Кайто, — ну вот. Вдвоем уже не так страшно, правда?***
MIKE DEAN — From Death
В небольшой комнатке городского борделя горела лишь одна свеча. Широкоплечий альфа сидел за низким столом, смотря в пустую стену перед собой и ожидая, когда в дверь постучат. Его голову скрывала широкополая шляпа, а лицо тонкая вуаль. Он не хотел, чтобы его узнали, хотя по борделю уже давно пронесся шепоток о том, что пришел богатый молодой господин из высокостатусной семьи. Об этом говорила одежда из дорогой хорошей ткани. Пришел, заказал комнату, но ни одного омегу не позвал. Сидит в темноте и полной тишине. У богатых свои причуды, — разводила руками хозяйка заведения. Когда в дверь неожиданно раздалось три громких стука, звучащих, словно какой-то специальный пароль, альфа произнес «войди». В комнату, освещённую одной свечой, проник бета полностью в черном. За его спиной виднелись две длинные ручки катан, лицо тоже было скрыто, видно только миндалевидные темные глаза, в которых отражался огонек свечи. Бета сел за стол напротив и тут же вытащил свернутый старый свиток из внутреннего кармана, протянув его альфе. На свитке, который, видимо, был написан достаточно давно, была сломанная императорская печать. — Зачем ты его открывал? — рыкнул мужчина, тут же разворачивая сверток. Он поднес свечу ближе к тексту, чтобы прочитать. — Молодой господин, а как бы я по-другому нашел то, что вам было нужно? — спросил бета, но его вопрос остался висеть в воздухе неотвеченным. Глаза альфы быстро бегали по тексту, а густые брови все ближе съезжали к переносице, хмурясь, образуя глубокую морщину. Мужчина бы не сказал, что, посылая своего человека в императорские покои, он надеялся, что для него найдут что-то подобное. — Черт, — выругался альфа, громко положив сверток на стол. Мужчина какое-то время молчал, думая о чем-то своем, а потом достал из высоких ботинок мешочек с бренчащими золотыми монетами и кинул его бете, который тут же среагировал, поймав, — об этом никто не должен знать. Понял? Бета жадно развязал мешочек, удостоверившись сумме в нем, и убрал тот во внутренний карман: — Разумеется, господин, когда я вас подводил. — Иди, — кивнув в сторону двери, альфа задумчиво сжал переносицу. Через секунду он был в комнате снова один. Стянув скрывающую лицо тонкую вуаль, альфа поджал до побеления губы, на напряженных щеках появились ямочки. Глаза снова прошлись по тексту на свитке. — Ты что же, старик, совсем под старость лет из ума выжил… Альфа сжал подбородок рукой, снова и снова читая одну и ту же строчку, в которой говорилось о том, что Великий Император Юно признает своего четвертого сына Хенджина и по старому обещанию, которое он дал своей покойной первой любви, завещает трон четвертому принцу Хенджину.