Ты со мной каждое лето

— Послушай, Ханджи, — Эрвин лежал на полу в своей комнате, рассматривая потолок. Ханджи лежали рядом, умирая от жары. — Я тебя уже давно спросить хочу… А ты мальчик или девочка? – на лице Зоэ появилась легкая улыбка: — Твои предположения? — Смит пожал плечами. — Можешь считать, что я ни то, ни другое. Ты же начитанный мальчик, должен что-то знать, — Эрвин энергично закивал. — Да-да, я слышал о таком. А… как тогда к тебе обращаться? — Ханджи на мгновение задумались, все так же рассматривая потолок: - Мне все равно, называй, как хочешь. Господин Аккерман, к примеру, может назвать меня «мальчишкой» и употребить женские местоимения в одном предложении просто потому что ему лень разбираться… ну или он просто стесняется спросить, — улыбнулись они. — Чтобы Кенни да чего-то стеснялся? Шутишь что ли? — приподнялся на локтях Эрвин. — Он очень мягкий и ранимый на самом деле, — Ханджи задумчиво прикрыли глаза, вслушиваясь в шелест листвы за окном. — Просто не всегда это показывает. Но с твоим отцом совсем другой, можно сказать настоящий. Они с Жаном чем-то даже похожи… своей этой... напускной суровостью и серьезностью. — Жан тоже не такой, — настала очередь Эрвина усмехнуться. — он травмирован…насколько я знаю, он винит себя, что не смог «защитить» ни свою, ни мою мать. Он не мог им помочь, но отзывается об обеих с такой теплотой… — Можешь не отвечать, если вопрос неприятный, но что случилось с твоей и его мамой? — Я маму не знал, но она была серьезной женщиной, организовывала светские мероприятия и посвятила всю себя борьбе за права человека. Ничего конкретнее о ней я не смог выяснить, но слуги говорят о ней, как об очень уважительной особе. У отца спрашивать бессмысленно, ничего толкового не выдаст, только в кабинете закроется до вечера. Жан очень любил ее, до сих пор переживает потерю, — Смит с интересом скользил взглядом по стеллажам с книгами. — Родную мать он не помнит, скоропостижно скончалась, когда ему было три или четыре. Грустная история, в общем. — Понятно. Не чувствуешь себя одиноко, ну, в смысле без мамы? — Ханджи приоткрыли левый глаз, внимательно уставившись на Эрвина. — Нет, — Эрвин тепло улыбнулся, переворачивая голову на бок так, чтобы ему лучше было видно Ханджи. — у меня есть папа, Жан, ты… К слову, никогда бы не подумал, что найду такого же повернутого на книгах ботаника. А так же со мной Кенни и Леви… Я счастлив, понимаешь? — Тогда ты будешь также счастлив услышать, — Ханджи заговорщически пододвинулись к мальчику, переходя на шепот. — Что когда Леви с тобой, он намного счастливее, чем был когда-либо, — Эрвин залился краской, Ханджи, заметив это, громко расхохотались. — Ч-что ты имеешь ввиду? — Я же с ними не первый год живу. И после твоего появления в жизни Леви все изменилось. Ты бы знал, как он трясется, ожидая каждое лето, о-о. Только и разговоров: "Эрвин то, Эрвин это" – насупились Ханджи, пародируя Леви, Смит покраснел еще сильнее. — Эрвин, вот скажи, тебе же нравится Леви, так? — Я.. ну… — замялся он, садясь и отводя взгляд. Ханджи по-турецки сели напротив, насквозь прожигая горящими глазами. — Это сложно объяснить. Мне нравится проводить с ним время, да и… он мой первый друг, понимаешь? Я вычитал, что да, любовь между мальчиками имеет место быть, но… нам по тринадцать лет, какая, черт возьми, любовь? Я много читал… в прошлом году даже одолжил у Микасы несколько любовных романов, и, это странно, но я замечаю и частично узнаю свои чувства в поведении героев, и да, врать не стану, рядом с ним я… — Эрвин смущенно почесал затылок. — Действительно чувствую себя по-другому… Но я не хочу загадывать вперед, не хочу вешать ярлык на то, что чувствую. Ведь… если окажется, что я влюблен в Леви… нашей дружбе конец. — Если только эти твои чувства, — Ханджи обрисовали сердце в воздухе, а их лицо вытянулось и стало более подозрительным. — не окажутся взаимными, и ваша дружба перерастет в брак, семеро детей и пони, — они хитро потерли ладоши. — Леви еще ребенок, ты мыслишь куда взрослее его. И я вижу, как он меняется, как только ты маячишь на горизонте. Мой тебе совет: дай и ему, и себе время. Разберись, что ты чувствуешь к нему, а он поймет, привлекают ли его симпатичные блондинчики. Адьос, Ромео! – отсалютовали Ханджи и встали, направляясь к выходу. — Ты главное подумай, договорились? — заговорщически подмигнула голова в дверном проеме прежде, чем исчезнуть.

***

— Да пей ты, пей! — Кенни утащил Жана в одну из гостиных под предлогом важных «мужских» диалогов. Там он быстро снарядил Пиксиса принести им спиртное, после чего активно пытался споить Жана, не принимая его отказов. Несмотря на всю напускную суровость, ровно так же, как говорили Ханджи, Аккермана волновало множество вещей. К примеру, Микаса. Ему нужно было снова и снова убеждаться в том, что никто не навредит ей. С другой же стороны, он уже довольно хорошо знал Жана и понимал, что этот человек Микасу в обиду не даст (разумеется, игнорируя тот факт, что Микаса сама может за себя постоять) — Коньяк на восьмерочку из десяти, но тоже неплохо. — Вы хотели поговорить о чем-то конкретном? — Жан неуверенно разглядывал пойло, плещущее на дне бокала. — У меня просто были еще дела сегодня… — Дела, дела, хуй с ними, с делами, послушай лучше. Ты знаешь, как работает техника обольщения от Кенни? – Жан с подозрением приподнял бровь и отодвинул алкоголь. Кенни, не замечая этого, обновил свой напиток. — Не уверен, что слышал о такой… — Сразу видно, молокосос. О технике обольщения Кенни ходят легенды на всех континентах! — он покачал в пальцах бокал, с видом настоящего ценителя рассматривая переливы жидкости через стекло. — Безотказный метод, как влюбить в себя девушку… ну, или не девушку, тут уже от твоего хуя зависит, на кого вставать, ну и показать себя крутым мужиком, понял меня? — И что за техника такая? — Жану очень хотелось уйти куда подальше, но он понимал, что сопротивление бесполезно, поэтому решил подыграть. Аккерман довольно развалился на кресле, для большего удобства даже скидывая с себя обувь. - Короче, запомни, а лучше запиши. Чтобы персона стала твоей, тебе лишь нужно подойти, причем очень уверенно подойти, взять за руку и уверенно сказать, а стоп, но если персона с кем-то, ну, то есть не одна, то нужно отойти, дождаться, когда останется одна, потом снова подойти, но не пугать ни в коем случае, слышишь? Не веди себя, как маньяк! Если напугал – отойди. Потом подойди… — Так вот как это называется, — в дверях показался Ури с усмешкой на губах. — «техника обольщения»! А я то думал, что ты просто лох, который целый год боялся на меня подышать, — краем глаза Ури заметил около Жана стакан с коньяком и посуровел. — А теперь ты строишь из себя альфа-самца, да еще и сына моего спаиваешь, кукурузный ты ошметок! — Да не кипишуй ты, в конечном итоге техника то сработала! — Тут сработала моя техника под названием «дай в нос странному парню, который пялится на тебя из-за угла». — Это было очень забавно, кстати, — Кенни снова обратился к Жану. — Потому что разница в росте у нас была примерно такая же, как сейчас. И до моего носа он просто не допрыгнул… — Зато допрыгнул до другого места, и, насколько я помню, тебе это мало понравилось! — Ты не понимаешь, это результат работы моей техники… — Жан все же решил выпить, раз уж такой спектакль перед глазами разыгрывают. — Если ты хочешь, чтобы тебе Микаса дала в нос — вперед и с песней! — Ури развернулся к Жану, пододвигая к нему оставшийся коньяк (мальчик то уже совершеннолетний как-никак). — просто поговори с ней обо всем, ухаживай красиво… А не пизди для нее цветы из ее же сада! — последняя фраза явно была обращена к Кенни, тот невинно поднял глаза к потолку. — А еще не женись на другой, несмотря на ваши отношения. — Я думал, мы проехали эту тему. — А я думал, что ты уже забыл про те цветы. Романтика — это сложно, но если ты уверен, что она — та самая, то хуярь. Это… — Кенни приосанился, поправляя лацканы потертого пиджака. — Вторая часть моей секретной техники. — Мм… романтика! — Ури присел на ручку кресла Кенни, разглаживая подол юбки в цветочный узор. — Вот бы и мне кто-то что-то романтичное сделал… А то сижу один, как хуй на блюде и ничего… Жан, намеки тоже нужно понимать, запомни. — Да-да, точно! Намеки — очень важно. Я спец в понимании намеков, так что если сомневаешься — спрашивай у Кенни, бога обольщения! – Ури, смеясь, толкнул его локтем в бок. — Пожалуй… я вас оставлю, — Жан подхватил уже полупустую бутылку коньяка с собой, а последнее, что он слышал было «и дверь закрой». — Господин Жан? Э-э... Алло? — Жан пришел в себя от того, что Марко трепал его за рукав. Так то сын Ури стоял в паре метров от входа в гостиную, смотря в пустоту перед собой. Жан никогда не пил, тем более крепкие напитки, так что алкоголь немного ударил ему в голову. Марко казался взволнованным, но от его кудахтанья закружилась голова. — Да-да, все хорошо. Мне нужно… прогуляться, — пошатнувшись, выдал Жан. Все так же взволнованный Марко подхватил его под локоть: — Да Вы пьяны! Я пойду с Вами, вдруг что. — Я не ребенок, чтобы за мной так ухаживали, — пробубнил Жан, но в глубине души ему это даже нравилось. Марко не отпускал его ни на секунду, от чего по коже пятнами расползалось тепло, что вызвало довольно смешанные чувства..или же это все алкоголь? Ботт довел Жана до одной из скамеек и аккуратно на нее усадил. Жан обвел мутными глазами пространство вокруг себя, икнул и смутно сфокусировался на стоящем у скамейки Марко. В голове прозвучали слова Кенни: «Подошел, уверенно взял за руку, сказал…» Не долго думая, Жан бросил почти пустую бутылку на землю, одним резким движением схватил Марко за запястье, притягивая к себе нос к носу. Марко задыхался от перегара, но от удивления не смел даже перечить. «Вот же Кенни, старый черт, а что говорить то?..» - только и пронеслось в голове у Жана, как Ботт, от смущения и страха зажмурившись, поцеловал его в губы. Настала очередь Жана удивленно охуеть. Марко покраснел и на мгновение отстранился. Он плохо понимал, почему поцеловал парня, но тот не дал ему одуматься, повторяя поцелуй.       Жан был в двое крупнее Марко, так что ему ничего не стоило притянуть его к себе и усадить на колени, придерживая за голову. "Работает техника," - удовлетворенно пронеслось в голосе у Смита. Его разум был все еще замутнен алкоголем, тепло чужого тела непривычно обжигало. Жану хотелось одновременно касаться каждой клетки тела Ботта, целовать все места, даже самые неприличные, в это мгновение импульсивной страсти ему снесло крышу. Поцелуи с губ перешли на шею, Ботт от удивления и наслаждения сладостно застонал, Жан воспринял это за согласие, углубляя поцелуй. Руки сами собой блуждали вдоль по телу, неловко пытаясь стянуть одежду. — Ж-Жан, — попытался отстраниться Марко, но в силу своих габаритов это было непросто. Жан не успокаивался, покрывая страстными поцелуями ключицы и грудь. — Жан! — крик Марко привел Смита в чувства. Он встрепенулся и скинул парня с себя. — Я-я...прости. — Все в порядке, — Марко устало присел рядом. От стыда Жан вновь прилип к бутылке. — Мы можем перейти к чему-то большему, но лишь при условии, что ты будешь трезв. Да и вставать между тобой... то есть Вами и Микасой я не хочу. — Микасой... — прохрипел Жан, уныло рассматривая содержимое бутылки через мутное стекло. — Между нами ничего нет. Ничего... — в голове пронеслась мысль о том, что если техника Кенни смогла сработать на Марко, то и на Микасе сработает. Внутренний голос пытался достучаться через призму алкоголя и авантюризма, но у него никак не получалось. Жан, пошатываясь, встал и направился обратно в дом. Чтобы попасть в комнату к Микасе, нужно было подняться на второй этаж. Жан с презрением осмотрел высокую лестницу и буквально пополз наверх, цепляясь обеими руками за перила, как за спасательный круг. К его счастью, на полпути к вершине, из комнаты показалась Микаса. Испугавшись, она подбежала к нему, подхватывая под локоть ровно так же, как Марко час назад. — О Господи, Жан, ты плохо себя чувствуешь? Мне позвать врача? Отца? — Жан криво развернулся, упираясь спиной о перила и одаряя Микасу мутным пьяным взглядом. "Подойти, взять за руку, уверенно сказать..." Смит понял, что подходить ближе ему уже некуда, так что схватил ее за руку. — Мне больно, ты очень крепко сжал, Жан, отпусти! Жан? — Микаса попыталась вырваться, она была напугана. Она по-своему любила и доверяла Жану, но он был невменяем. Сам виновник торжества понимал, что натворил дел, но слова извинения никак не находились. Жан попытался повторить ситуацию с Марко, притягивая Аккерман к себе и пытаясь поцеловать. Девушка наградила его звонкой пощечиной, вырвалась и убежала вверх по лестнице в кабинет мистера Аккермана, запираясь там на все возможные замки. От удара Жан пошатнулся и, сделав пару неуверенных шагов, колбаской скатился вниз по лестнице. На звук и крики выбежали взволнованные Эрвин и Леви. Не сговариваясь, каждый побежал к члену своей семьи. — Жан? Ты живой? — Жан что-то невнятно бормотал, видимо, сильно ударился головой. Эрвин пытался его растормошить, но никак не получилось. На лестнице показался разъяренный Леви и в одно мгновение оказался внизу. Не успел Эрвин спросить, что случилось, Аккерман со всей дури пнул Жана по животу. Тот согнулся и захрипел. — Какого черта ты творишь? — встал на защиту брата Эрвин, загораживая его спиной. Леви тяжело дышал: — Этот уебок домогался до Микасы, — Эрвин недоверчиво поднял бровь. Ему не хотелось в это верить, но полные гнева глаза Леви не оставляли ему выбора. — Он пьян! — Не оправдывай его! Я выпотрошу его и повешу на его же кишках! — Леви хотел снова ринуться в бой, но Эрвин деликатно перехватил его и не дал совершить смертоубийство. Леви все же был куда ниже Эрвина, и вырваться никак не получалось. Тем временем Жан пришел в себя. Казалось, что он вот-вот заплачет. — Я... должен... пойти извиниться... — он попытался встать. — Иди отсюда, самоубийца — успокоился Леви, злобно стряхивая Эрвина с себя. — покажешься ей на глаза — она тебя убьет. А теперь, — повторился он, злостно разворачиваясь и уходя прочь. — Не показывайся и мне на глаза. Придушу! — Не уговаривай меня, — Кенни ходил по комнате, агрессивно жестикулируя. Его переполняла ярость. Микаса зашуганно сидела на кресле с ногами, обняв колени. Ури было очень неловко, но он не оставлял попыток вывести Кенни на нормальный разговор, — Да дай я договорю, мать твою, чтобы там ни было, если моей семье угрожает опасность, я или бью первым или увожу семью. Я не намерен тут оставаться с ним. Этот уебок... — Ты говоришь о моем сыне! — повысил голос Ури, перегораживая Аккерману дорогу. Тот нагнулся, яростно глядя в глаза Смита. — Твой уебищный сын своими уебищными ручонками пытался лезть к Микасе! — после этих слов Микаса съежилась еще сильнее. Она была больше напугана, чем зла, а так же очень и очень разочарована. — Мы не знаем, что он бы сделал, будь он трезв. Или не успей она вырваться. Ты хоть понимаешь, блять, всю серьезность ситуации? — Я поговорю с ним, — обещал Ури, но Кенни отказывался его слушать. — Если он хоть пальцем коснется ее или, не дай Бог, Леви, я выпотрошу его и повешу на его же кишках! Как мне ему доверять после этого? Я же к нему как к сыну... Я предлагал ему выпить моего алкоголя! — Может, потому что ты спаиваешь моего ребенка, это и произошло? — Ури начал терять самообладание. — Ты заебал везде носиться со своим алкоголем! Мне то все равно, но хотя бы прекрати поить моих детей. Что дальше, Эрвину предложишь? — Кенни возмущенно вспыхнул. — Жан — совершеннолетний, и то, что он не может держать свой ебаный член в штанах — только его проблема. А теперь ты защищаешь потенциального насильника, да еще и мне что-то предъявляешь? — Видит Бог, я не хотел с тобой ссориться, — Ури хотелось вытянуться и смотреть на Кенни сверху вниз. Кенни слишком хорошо знал Ури и, несмотря на ярость, присел, делая вид, что завязывает несуществующие шнурки, давая Ури пару минут превосходства, - это мой дом! И это мой сын. И я разберусь с ним сам. — Знаю я, как ты разбираешься, — огрызнулся Кенни, поднимаясь. — я должен сам с ним поговорить. — Вас слышно на другом конце дома, — в комнату без стука вошел поникший Эрвин. Он, игнорируя пылающих яростью взрослых, прошел к Микасе и сел возле нее, приобнимая за плечи. — Как ты себя чувствуешь? — девушка благодарно улыбнулась. — Все в порядке, спасибо. Просто переволновалась немного. — Господин Аккерман, - лицо Эрвина было предельно серьезным, - я понимаю, что Вы сейчас не в том состоянии, чтобы мыслить здраво. Но послушайте, пожалуйста. — Да что блять?! — прокричал Кенни, поворачиваясь и перенося весь свой гнев на вошедшего. — Я очень хорошо знаю Жана, он бы и мухи не обидел, — невозмутимо продолжил Эрвин. — Я уверен, ему сейчас тоже не сладко. Мы можем все обсудить все вместе, без ссор и криков. Ну и... прятать алкоголь куда подальше от него, — Кенни устало выдохнул и сел по другую сторону Микасы, неуклюже обнимая ее. — Ничего, милая, все будет хорошо, — он стал на удивление мягким, даже его колючая щетина, казалось, стала мягче. — Скажи, если захочешь уехать, я пойму. Мы с Леви не дадим тебя в обиду. Я сегодня же закажу тебе что-нибудь для самообороны, не переживай.       Три коротких стука в дверь. Напряженный Марко с кувшином ледяной воды вошел в комнату Жана. Хозяин же комнаты развалился на кровати лицом вниз в форме морской звезды. При звуке открывающейся двери он перевернулся и приоткрыл глаза. Увидя парня, он снова откинулся на подушки. Ботт на негнущихся ногах прошел вглубь комнаты, поставив стакан воды на стол, стоящий слева от кровати. Над столом было широкое окно, выходящее на фасад дома. Марко помедлил. Он не знал, стоит ли ему что-то сказать или же просто уйти. Он слышал про инцидент и чувство вины гложило его, более того, Марко чувствовал себя обиженным и обманутым. Несмотря на то, что сильных чувств к Жану у него пока что не было, ему было омерзительно осознавать, что им воспользовались. Увидя, что Марко не уходит, Жан вздохнул и открыл глаза. — Ты можешь сесть. Чего стоять, раз уж пришел, — Марко неуверенно сел на стоящий у стола стул, как хороший мальчик положив ладони на колени. Жан потер глаза и сел. Он казался полностью посеревшим, зато трезвым. — Как себя чувствует Микаса? — при звуке ее имени в Ботте что-то неприятно ёкнуло. Значит, им действительно воспользовались. Жан же был предельно сосредоточен, внимательно рассматривал свои сцепленные в замок руки. — В порядке, — сохраняя спокойствие ответил Марко, от неудобства отводя глаза к окну. — господин Аккерман много ругался, хотел увезти ее отсюда, но Ваш брат сумел его образумить. Микаса у себя, ей уже лучше. — Хорошо, — было видно, что Жан почувствовал облегчение. Он немного выпрямился и уже в открытую посмотрел на Марко. Теперь он окончательно запутался. Он снова почувствовал то странное чувство, которое узнал прошлым летом. Это горячее сердцебиение, неловкость, будто бы земля уходит из под ног, оставляя его один на один с Марко - причиной этого жара. Жан бы не назвал это влюбленностью, нет, ведь он уже не один год любил Микасу и был на все сто процентов уверен в этом. Здесь что-то моментальное, оно появляется в те моменты, когда Марко слишком близко, в те моменты, когда в нем проявлялась скрытая, смущенная сексуальность или же когда как-то по-особенному падает свет, как сейчас, например, свет из открытого окна отражался от веснушек Ботта и путался в его волосах. Марко заметил, что покрасневший Жан не может отвести от него глаз, и немного разозлился. — Я пойду, — он встал, борясь с желанием сделать хоть что-то, прояснить ситуацию. Ему почему-то не хотелось покидать эту комнату, но чувствовать себя униженным он тоже не хотел. — Надеюсь, Вам скоро станет лучше, и Вы сможете примириться с госпожой Микасой. Зовите, если понадоблюсь, — Марко уже было собрался идти к выходу, как Жан окликнул его. Смит приподнялся на кровати, протягивая к Ботту одну руку, а второй, не глядя, хаотично разбирал хлам на столе. — Подожди, пожалуйста. У тебя есть полчаса? Сядь обратно и, черт возьми, можешь на "ты", не чужие же люди! - Жан нервно рассмеялся, чувствуя разрывающую неловкость. Он плохо понимал, почему ведет себя так или иначе, ведь сегодня он и так наворотил дел. Но его поражало, как вдохновение может появиться лишь при одном взгляде на кого-то, он не мог это упустить. Марко послушно сел обратно, не понимая, почему не отказался. Смит наконец нашел небольшой альбом, весь исписанный рисунками и обгрызенный карандаш. — На тебя здесь очень хорошо падает свет, — объяснился он, очерчивая в воздухе круг. — Ты не против, если я тебя нарисую? — Ботт пожал плечами, но в глубине души ему это льстило, так что он распрямил спину и еще раз взглянул в окно. Ворвавшийся в комнату ветер растрепал его кудрявые волосы, придав образу небрежности и, как бы выразился Жан, смущенной сексуальности. Жан вспыхнул, начиная эскиз. — Ты можешь сесть более... естественно? Я знаю, каким грациозным ты можешь быть, — полушепот Жана перекрыл трепет белоснежных занавесок. Вечерний мягкий ветер подхватил их и заставил трепетать всего лишь в паре сантиметров от лица Марко. Смит неловко поймал себя на мысли, что силуэт Ботта на фоне белых простыней, к примеру, уже долго сидит в его голове. Сколько же раз он, сам того не понимая, засматривался на юношу, развешивающего простыни. На их фоне он казался таким же чистым и воздушным, вдвойне, когда его вместе со шторами подхватывал ветер. Дождавшись, когда ветер пройдет, Марко усмехнулся. Жан не мог понять, смущен ли юноша или розоватый тон его лицу предают последние лучи уходящего солнца. — Это звучало пугающе, — Марко откинулся на спинку стула, широко расставляя ноги. Он часто видел, как уверенный в себе Кенни сидел в такой же позе, так что Ботт надеялся, что и ему эта поза уверенности придаст. Он ошибался. Его безумно смущала эта поза, было бы намного органичнее, если бы Жан сидел, широко расставив ноги, но никак не он. Марко лишь надеялся, что закат скроет его смущение и предательски покрасневшие кончики ушей. Краем глаза он наблюдал, как рисует Смит. Вдохновленный Жан казался ему особенно притягательным, таким по-детски наивным. Марко готов был поклясться, что видит маленькие электрические звездочки вокруг Жана каждый раз, когда он, повинуясь новой волне энтузиазма, нажимал на карандаш. Марко еле сдержал улыбку. Ему все еще было не по себе от случившегося, но каждый раз, когда Жан восторженно смотрел на него, в груди все таяло и злиться становилось невозможно. — Я не хотел показаться странным, — Жан повертел карандаш в руках. Ему нужно было наметить торс, который терялся в объемной льняной рубашке. Но даже она не мешала мягким изгибам его тела быть хорошо видными. — Просто иногда видел, как ты работаешь, вот и запомнил, — солнце продолжало неумолимо садиться, лицо Марко становилось все менее и менее освещенным. — Тебя не затруднит... это... подвинься поближе, пожалуйста. Хочу хотя бы тени набросать до того, как совсем темно станет. — Жан потупился. Он почувствовал, что жар в груди разгорается с новой силой. Марко, не поднимая глаз, придвинулся ближе, теперь между молодыми людьми было меньше полуметра. У Марко возникла проблема, а точнее - он не мог понять, куда ему деть левую руку. Он приблизился так же слишком близко к столу, а класть руки на хозяйский стол как-то невежливо. Не думая о последствиях, Ботт согнул руку в локте, положив ладонь себе на пах. Без задней мысли, исключительно ради удобства, но заметивший это Жан сначала несколько секунд не дышал, потом, встрепенувшись и еще сильнее покраснев, продолжив работу. — И давно ты рисуешь? — Жан был безумно рад сменить тему, так что радостно кивнул. Ему предстояло сложное: рисовать стройные ноги и руку, лежащую в промежности. Кровь ударила в голову и, видимо, в член. — Пару лет как. Портреты — это всегда непросто, но я обещаю, что твой будет прекрасен. Я передам каждую твою веснушку в лучшем виде! — конечно, передаст, ведь эти веснушки сводили его с ума. — А тебе нравятся мои веснушки? — уже более уверенный в себе Марко улыбнулся уголком рта. Он понял, какой эффект в состоянии оказывать на Жана, и, черт возьми, ему это очень нравилось. Ему хотелось заполучить Жана здесь и сейчас, дать этой интрижке интересный конец или вывести ее на другой уровень. Жан согласно кивнул: — Очень! — Представляешь, они есть не только на лице, — легким движением Марко расстегнул верхнюю пуговицу, слегка оголяя плечо и ключицы. И правда, они тоже были покрыты веснушками. — Ну как? — Жан не мог оторвать взгляда от тонких очертаний юноши, он лишь нервно сглотнул. Возбуждение вертикальными волнами окатило его, стало стыдно. — Ого, — Марко сел на самый край стула, оказываясь пойти в плотную к Жану, расстегивая еще одну пуговицу, но не больше. Марко слегка наклонился вперед, и широкая льняная рубашка провисла. Жан краем глаза видел грудную клетку и солнечное сплетение. Поддаваясь моменту, Жан нежно провел рукой по предплечью юноши, не смея оторвать взгляда от черных глаз. — А я то думал, ты заметил это еще в саду, когда пытался сорвать с меня эту же рубашку. Или забыл? — Марко слегка выгнулся в спине, приближая свое лицо к лицу Жана. Теперь, каждый короткий возбужденный выдох Жана через рот, он ощущал на своих губах. Марко прикрыл глаза. Он так же почувствовал, как возбуждение окатывает его с головой. Ботт левой рукой провел по шее Жана, сладостно ощущая ее жар. — Прости за сегодня. Мне жаль, что я заставил тебя чувствовать себя некомфортно, — Жан шептал, но и его шепот был плохо слышен. Он осознавал, к чему все идет, но ему было страшно целовать первым. Образ Микасы лишь на мгновение пронесся у него в голове, но тут же был изгнан сладостным поцелуем.       Марко перебрался к Жану на колени, повторяя поцелуй. Это были неловкие, отрывистые, теплые поцелуи. Языки лишь на мгновение соприкасались, давая губам вдоволь насладиться. Кончиками пальцев Марко поглаживал колючую щетину партнера, тот же, в свою очередь легко придерживал его за плечи. Ботт отстранился. Он был возбужден, искал более удобную позу для поцелуя. Наклонив голову в другую сторону, он поцеловал снова, в этот раз более напористо. Жан переложил свои руки с плеч на талию, а позже на бедра парня. Марко снова отстранился, кладя руки на грудную клетку Жана. Он провел руками вверх и вниз, наконец медленно расстегивая его рубашку. Смит напористо подался вперед, вновь обхватывая Ботта, как сегодня в саду, впиваясь страстным поцелуем его в шею. Марко не смог сдержать стон, прогибаясь и прекращая раздевать партнера. Жан покрывал шею и ключицы парня горячими поцелуями, попутно отмечая мягкость его кожи. Марко отстранил лицо Жана от своего тела, приподнимая парня за подбородок на уровень своего лица. Кончики их носа уже практически соприкоснулись, как на этот раз Жан сам поцеловал Марко в губы. Он был напорист, но в то же время нежен. Былая неловкость переросла в жажду изучения чужого тела, но не выходила за какие-то рамки. Оторвавшись от губ, Жан вновь перешел к его шее. Объемная рубашка в одно мгновение оказалась на полу. — А у тебя не только на плечах веснушки, - Жан вдохновленно провел рукой на грудной клетке Марко, которую так же покрывали веснушки. Тот слегка покраснел, надавливая на грудь Жана, чтобы он лег спиной на кровать. — Жан, — Марко, выгнувшись в спине, провел носом по щеке парня, выдыхая ртом. — Мы можем это сделать. Прямо здесь и сейчас, — их взгляды встретились. Марко медлил. Он хотел, чтобы Жан принял окончательное решение, так что его не сильно расстроило, когда Жан мягко отстранил его за плечи. — Я не хочу совершить еще больше ошибок, прости. Мне стоит поговорить с Микасой, я... — Ты ведь любишь ее, — Марко встал, подбирая с пола рубашку. Он действительно не был расстроен, даже чувствовал некоторое облегчение. — Иди, я все понимаю. Постарайся не наломать дров и в этот раз, — Жан кивнул, вылетая из комнаты.       Три коротких стука в дверь. Микаса приоткрыла дверь, выглядывая в коридор одним глазком. Но даже так было заметно, что она много плакала. Увидя Жана, она захлопнула дверь: — Уходи, — парень не стал настаивать на том, чтобы она открыла дверь. Он лишь крепко зажмурился и сжал кулаки, приготавливаясь к очень сложному для себя разговору. — Пожалуйста, послушай. Я не прошу, чтобы ты выходила ко мне, оставайся там, где тебе комфортно, я лишь прошу выслушать, — ему ответом послужила тишина, которую Жан принял за согласие. Он не знал, что к двери с обратной стороны крепко прижалась Микаса, ее потряхивало. Ей было уже не так противно находиться рядом с ним, она лишь понимала, что он сейчас скажет что-то важное. Смит для пущей смелости приложил ладонь к двери. — Я виноват. То, что я сделал сегодня — худший поступок из всех, который я когда-либо совершал, и мне жаль, очень жаль. Я понимаю, что ты больше не можешь мне доверять, да я и сам себе не могу довериться после этого. Я ненавижу себя за то, что посмел притронуться к тебе без твоего разрешения и я сделаю все, что попросишь, чтобы ты меня простила. Это был секундный позыв под влиянием алкоголя, в здравом уме я бы и пальцем к тебе не притронулся. Я... — парень мялся. — Я хочу сказать... Я всегда... Любил тебя, Микаса. Я не буду претендовать на твое сердце, так как знаю, что оно занято другим. Врать не буду, каждый раз, когда я думаю о тебе и о нем, мое сердце разрывается. Ты помогла мне осознать, что я не обязательно должен быть лучшим во всем, ты действительно прекрасна, и я бы хотел помочь тебе понять, что есть кто-то, кто сможет любить тебя по-настоящему, любить так, как могу любить я. Знала бы ты, как стыдно мне говорить это после всего, что я сделал, но я так же сделал выбор, единственно правильный выбор. Я люблю тебя, Микаса, и скорее умру, чем еще раз сделаю тебе больно.       Дверь медленно приоткрылась. Микаса снова выглянула из дверного проема, на этот раз открыв дверь практически полностью. В ее глазах стояли слезы. Она не могла поверить, что ей наконец-то сказали то, что все предыдущие разы говорила исключительно она. Жан только неловко открыл зажмуренные глаза, как Микаса одним резким движением подалась вперед, целуя его в губы. Это был импульсивный и быстрый поцелуй, их губы соприкоснулись лишь на мгновение, но и этого хватило, чтобы вогнать Жана в еще пущую краску, Микаса закрыла дверь с обратной стороны и заперлась на щеколду. — Охуеть, — стоящий внизу лестницы Леви моментально получил подзатыльник от также подслушивающего Кенни.