Madness.

После разоблачения Даби становится еще более нервным чем обычно: завинчивается, поджигаясь с любой мелочи, острит и бьет по больным точкам неуместными шутками. Он успел поцапаться даже с Тогой, которая после смерти Джина не находила себе места. Распаленные они уже готовы были вцепиться друг другу в глотки, когда их разнимал немного ошалевший, напуганный Спиннер и подвыпивший Томура. — Сходи остынь, Даби, от тебя гарью воняет, — хрипло предупреждает босс и щурит глаза. После всех этих месяцев он словно еще больше сохся, хоть и набрал мышечную массу. Ярко алые глаза смотрят изподлобья, голос шелестом бумаги повторяет «иди». Даби злющий вваливается к себе в комнату, перед уходом громко хлопнув дверью. Зубы скрипят друг об друга, тело перетряхивает. Удобно развалившись на кровати Гетен никак не реагирует ни на громкий хлопок двери ни на резко заполнивший комнату запах копоти. — Свали к себе, — агрессивно рявкает Даби и заваливается рядом, намеренно задев Гётена ногой. — Я не в настроении. Гетен смотрит из-под ресниц, собственнически в облипку ластится к чужому телу, закидывая на него ногу. — Ага, — пальцы у Гётена холодные, короткие словно ледяные сталактиты. Они проходятся по обоженной шее щекоча и лаская, губы коротко целуют в перекат плеча, но никуда больше не лезут. — Бесишь, — Даби разворачивается к нему лицом и тянется за поцелуем-укусом, жалит губы, лижет языком, водит по зубам. Гётен хмурится, но не отстраняется, лишь укладывается сверху и запускает ладони под чужую прожженную в нескольких местах футболку. Тело у Даби как всегла горячее, словно его лихорадит. Ледяные подушечки пальцев скользят по сухому прессу, натыкаются на вериницу скоб и шрамированную стянувшуюся словно морозные узоры на оконном стекле кожу. — Снова переусердствовал? — недовольно колит словами Гётен, но все же охлаждает измученную кожу посредством причуды. Маленькая кромка льда, соприкоснувшись с кожей, тает и течет маленькой струйной набок. — Съеби, — Даби под ним шипит и вскидывается сбрасывая с себя чужое тело. Тело же мягко перекатывается набок и руками цепляет уже со спины. — Дай осмотрю, — пальцы вновь лезут по одежду, пускают вихрь мелких снежинок, язык лезет в ушную раковину, обводит по кругу. Тойя невольно шипит, стискивает в пальцах одеяло. Тело простреливает болезненной щекоткой. — Снова взвинченный с пустяков, остынь, — в этот раз губы проходятся по шее, а зубы прикусывают загривок. Даби рычит и дергается в объятьях словно ободранный дворовый пес на цепи. В наказание лёд покрывает грудь плотнее, обжигая холодом соски и поднимаясь к шее. Это бьёт по нервам, инстинктам с размаху, прошибает яркой искрой из горла рвется невольный гортанный стон. В лёгких словно тревожно скребут кошки, сердце сковывает страхом. — Давай помогу, Да-би, — ледяное дыхание бьет по затылку, и Тойе чудится словно в макушку прилетает снежок, подморозив черепную коробку резкой тянущей болью. Часть снега словно сыплет заворот, прошибает тело новой дрожью, когда на ней остаётся мокрый след от языка. Пальцы тем временем расстегивают ремень на свободных джинсах, лезут под нижнее белье, обхватывают еще мягкий член. Ладонь движется мягко, насухую. Не то что бы приятно, но необходимо нужно. На этот раз стонет Даби практически добровольно, вместе со стоном выходит часть тревоги вперемешку со злобой и болью от новых снежинок, что подобно иглам впиваются в кожу, морозят ее. — Видишь как все складно получается? — выдыхает Гетён жмясь теснее и продолжая медленные уверенные движения по уже начинающему твердеть члену. Через минуту он все же отрывается от своего занятия, но только чтобы влажно облизать пальцы и мягко коснуться ими розовой головки. Слюна все так же стынет, дразня необычными малыми прикосновениями. У Даби шрамированные нижние веки наливаются болью, стягиваются, сдерживаемые скобами, и постепенно кровоточат. В груди все так же жмет, скребет, давит, и лёд вокруг ничуть не помогает освежить тяжелую голову. Вокруг веет холодом, а на изголовье кровати вьются узоры инея. На одеяле поволокой ложатся снежинки. Мерзлота предательски сильно напоминает причуду Рей, матерью у него не поворачивается язык ее назвать, морозит легкие. В попытке сбежать от этого чувства Даби пускает огонь, который тут же гаснет под чутким надзором Гётена. Пальцы на члене движутся резче, быстрее, из горла тянется последний громкий стон. Гетен обтирает заляпанную ладонь об одеяло и укладывает их двоих под него же, позволяя Тойе заснуть с этой предательски звенящей на подсознании тревожностью.