***
Эстер встретила его в коридоре и спряталась за угол. Незнакомец в потрепанной одежде, озиравшийся по сторонам, чужак, тихо передвигавшийся по замку, как тень. Слуг-мужчин Леди Димитреску не держала, вряд ли для кого-то было сделано исключение, да и Мэри всегда сказала бы. Указаний к действиям на такой случай не было, пришлось импровизировать. Эстер наблюдала. Бесшумно, стараясь не дышать и не выдать себя. Мужчина подошел к столику, схватив небольшую вазу и принявшись её рассматривать. Постояв некоторое время с предметом, он аккуратно положил его в какую-то грязную сумку. Что он делает? Человек не был похож на деревенского, ни один житель в здравом уме не прокрадется в замок, чтобы… красть. Это было безумием. Не местный. Эстер дождалась, когда он скрылся за углом, и направилась в покои Леди Димитреску. Уже тогда у неё было предчувствие, что ничего путного из этого не выйдет. Возможно, следовало сделать вид, что она ничего не видела, уйти в другую часть замка и забыть на завтра об этом, продолжая витать и тонуть в своих фантазиях, страхах. Стоя около покоев Леди Димитреску, которая настоятельно просила её не беспокоить, так как проводила время с дочерьми, девушка помедлила. Поднесла кулачок к двери и остановилась, не смея постучать. Одна часть Эстер совершенно не желала даже упоминать этот инцидент, но вторая взяла верх. Вторая, которая жаждала донести информацию, получить внимание и одобрение, увидеть взгляд янтарных глаз, полный похвалы. И Эстер постучала. Она вошла в комнату, ощутив, как Леди Димитреску и дочери напряглись, недовольные тем, что их уединение было нарушено. А затем девушка кинула наполненный беспокойством взор на разъяренную Альсину, которая тут же успокоилась, приказав говорить. — В замке мужчина. Вероятно, не из наших мест. — Чужак… — она растянула это слово, произнесла почти шепотом, смакуя. Леди Димитреску медленно встала с кресла, отложив книгу. Алые губы дрогнули в улыбке, а янтарные глаза выражали интерес, счастье и желание. Девочки довольно переглянулись, вскакивая со своих мест. Эстер думала, что не понимала, что она сделала и почему эта новость привела эту семью в такое ярое возбуждение. Но, кажется, внутренний голос все это время четко нашептывал будущее, только девушка не желала слушать. Бела, Кассандра и Даниэла захихикали, с мольбой и игривостью посматривая на мать. — Мама, можно? — наконец, заговорила Бела. Леди Димитреску помедлила, а затем сверху взглянула на дочь, улыбаясь шире и довольней. — Конечно, мои дорогие. День выдастся на славу, — и она засмеялась, сводя ладошки вместе близ лица. Девочки радостно посмеялись в ответ, а затем разлетелись стаей мух, покидая помещение. — Хорошо, Эстер… Хорошо. Леди Димитреску закурила. Очаровательное зрелище. Девушка получила то, что хотела. Янтарные глаза были полны похвалы и удовольствия. Только вот тревожное предчувствие не дало насладиться ими в полной мере, словно ругая Эстер за совершенное.***
Эстер открыла глаза. Она смотрела на Леди Димитреску, такую увлеченную, живую как никогда, самозабвенно играющую мелодию. Её навыки были идеальны, доведены до совершенства. Сегодня ей удалось угодить, превзойти саму себя. Альсина Димитреску смотрела на Эстер иначе. С принятием, гордостью и восторженностью. «Хорошо, Эстер». Отдалось на задворках сознания. Сладкий голос. Это того стоило. Определенно. Так и следовало поступить и в начале, и позже. Чужак сам выбрал этот путь, не их вина, чем он закончился. Короткий, мрачный, ужасный путь в один конец. Мелодия заставляла кожу покрыться мурашками, лилась по венам, достигая красного бьющегося органа. Она так и молила отпустить все мысли, погрузиться в момент, блаженный, драгоценный, пробирающийся в глубины сознания. Но нужно было продолжить вспоминать.***
В замке раздавался женский смех, выстрелы и крики, и Мэри, не понимая, что происходит, нашла в панике Эстер, расспросила. Позже Мэри стояла напротив, разочарованная, смотрящая с непониманием. Этот взгляд отпечатался в сознании Эстер. Картина была навечно прибережена в чертогах. Карие мокрые глаза, полные боли. Отшатывающаяся хрупкая фигура. Дрогнувший голос, произносящий жалостное: зачем? Мэри знала, что будет ждать мужчину. Она была сострадательна. Она не желала быть услужливой для Леди Димитреску, ей были важны чужие жизни так же, как и своя собственная. Она считала Эстер такой же, равной себе, похожей. Мэри не было важно, что незнакомец решился украсть что-либо из того, что ему не принадлежало. У каждого, по её мнению, могли быть причины. Чужак был человеком, живым, дышащим, думающим. Таким же, как она. — Ты знала, что делала, Эстер? — а затем, всмотревшись в голубые глаза, в которых тогда было раскаяние, Мэри поняла, что да, Эстер знала. И это пугало больше всего. — Я не понимаю… Почему же она поставила желания стать хоть чем-то в глазах Леди Димитреску выше человеческой жизни? Любой жизни. Неужели ей настолько было нужно её внимание и одобрение. Каким же образом Эстер так прониклась этими эмоциями, что они завладели её разумом и управляли действиями? Почему она выбирает женщину, которая может убить её в любой момент, и разочаровывает ту, которая проявляла заботу все то время, что Эстер находилась в замке? Мэри, кажется, сделав выводы, закрыла глаза, а затем медленно удалилась, даже не оглянувшись. Эстер не смогла последовать за ней и оправдаться. Ведь для этого поступка оправданий не было. Было больно.***
Имело ли это значение сейчас? Когда Эстер, кутаясь в плед, находилась в безопасности, упиваясь вниманием Леди Димитреску, которого она так желала. Пусть оно и продлится недолго, но оно было. Приглашение послушать её игру было высшей благодарностью. Равнодушие на секунду треснуло, когда воспоминание о карих глазах отдалось болью в груди. Но лишь на секунду. Бегающие пальцы по клавишам пианино забирали все отрицательное, все некогда волнующие. Они забрали даже душу Эстер. Виртуозно играли с ней, мучили, дергали за нити, подчиняя себе каждый день с новой силой. Сейчас Леди Димитреску была без шляпы. И Эстер могла рассмотреть её черные блестящие волосы, уложенные без изъяна, до которых так и хотелось дотронуться. Наверняка они шелковистые и пахнут сладким, свежим парфюмом, в котором девушка мечтала утонуть.***
Крики в замке продолжались долго. Почему же они просто его не убивали? Нет, им хотелось поиграть, доставляло удовольствие мучить, выбивать жизнь медленно, не оставлять и шанса на спасение. Каждый раз, когда чужак кричал, срывая свой голос от боли, Эстер дрожала. Она, пытаясь делать вид, что сегодня совершенно обычный день, не отличающийся от других, продолжала заниматься уборкой. В коридорах витал металлический запах, а на полу или стенах то и дело встречались кровавые пятна. Не везде, но этого хватило, чтобы Эстер удивилась, как много, видимо, в людях было алой жидкости. Они были ломкими сосудами. Эстер чуть позже увидела, как Кассандра, наслаждаясь и смеясь, витала роем мух вокруг мужчины, насекомые проникали уже в нанесенные открытые раны, причиняя еще большую боль, а затем покидали их. В следующий миг Кассандра впилась в его плечо. Эстер запомнила, как чужак дергался, старался оттолкнуть, стрелять, но не выходило, все было бестолку. Позже Кассандра давала жертве отдохнуть, отпуская в путь к одной из своих сестер. Чужак убегал, оставляя за собой кровавый след, держась уже покалеченной рукой за плечо. Он все еще надеялся, что выберется. Несмотря на нападки, на боль, неизбежность, надеялся. А Эстер нет. Кассандра взглянула на нее мимолетно. Её лицо было в крови, стекающей по подбородку, по шее, и девушка довольно улыбалась. Только это был больше оскал, который внушал ужас. — За воровство нужно платить, — в какой-то момент Эстер услышала голос, эхом раздавшийся по замку. Затем снова отчаянные крики, незнакомец будто надрывал свои связки, и девушка закрыла уши. Они мстили. Жестоко. Считали, что таким образом защищают себя и свои владения. Верно? Единственное, что Эстер не помнила, откуда у нее в кармане платья оказался нож. То ли она взяла его позже в столовой, то ли случайно положила в карман утром перед разливом вина. Да было ли это важно? Воспоминания и так были туманны, а она пыталась сложить их по частям, что давалось с переменным успехом. Помнить хотелось. Чтобы разобраться в нотах души, оценить себя, решить, куда двигаться дальше. А главное — как? Далее белое пятно. Как Эстер ни старалась, сквозь туман в голове не могла рассмотреть, каким образом она оказалась в столовой. Могла лишь предположить, что пришла в неё с кухни, наверняка, этот день близился к вечеру, и она решила поесть в одиночестве, в суматохе все равно никому не было до этого дела. Она же не собиралась задерживаться в столовой, когда чужак вбежал внутрь. И с испуганными глазами направил на Эстер пистолет. Она замерла, но не могла отвести от человека взгляд. На плече красовалась рваная глубокая рана, девушка поклясться могла, что из-за этого вряд ли его свободная от пистолета рука функционировала, — хотя в подобной ситуации она могла понадобиться, и мужчине было бы в своих интересах терпеть адскую боль. Одежда была пропитана собственной кровью, разорвана, открывая взгляду другие алые отвратительные следы от укусов. Этого бы не случилось, если бы девушка держала рот на замке. Он бы ушел так же незаметно, как пробрался. — Кто ты? — взгляд все еще был стойким, несмотря на то, что в нем плескался страх, а глаза были мокрыми от слез. — Говори же! — Я служу здесь, — мужчина не убирал пистолет. Он подозрительно и быстро рассматривал Эстер. Обратив внимание на непривлекательное платье, собранные волосы и такое же испуганное лицо, он поверил. Чужак опустил оружие, и, когда слезы вновь полились из его глаз, он вскрикнул от боли, пронзающей все его тело, запустил канделябр куда-то в сторону Эстер, от чего та вскрикнула. Эстер услышала звук бьющегося стекла и поняла, что мужчина попал в окно. Он старался контролировать себя, но вряд ли был сейчас в здравом уме. Холодный воздух моментально пробрался в комнату, за окном была метель, так что снег проник внутрь вместе с ним. — Вот где ты, — Эстер вновь увидела рой мух, неожиданно оказавшийся в комнате. Это была Бела. В её руке был серп, и она приближалась к мужчине, пистолет которого, направленный на неё, дрожал. Еще немного, и он выстрелит. Эстер не отдавала себе отчет, когда осознала, что Бела так увлечена игрушкой, что не замечает всего остального. Она не знала, что двигало ей, когда вновь посмотрев на частично разбитое стекло, а затем на Белу, прокричала: — Бела, окно! — та в страхе повернулась к Эстер, наконец, прозрев. В следующую секунду фигура скрылась в рое мух, злостно улетевшем из комнаты. Мужчина тяжело дышал, не понимая, что произошло. Почему следующий удар не был нанесен, почему он вообще все еще был жив. Сердце и так уже замедляло свой ход, а день близился к своему завершению, вряд ли у него было много времени. Он взглянул на Эстер, которая облегченно выдохнула. — Ты им помогаешь… Какого черта ты помогаешь этим монстрам?! — пистолет снова был направлен на Эстер. Мужчина был зол, он не понимал, почему такой же человек, как и он сам, предает его, почему не помогает. — У меня нет выбора! — закричала девушка. Был ли у неё выбор? Конечно. Не предупреждать Белу, которая сейчас была бы уже мертва. Это казалось немыслимым. Какую бы боль это принесло Леди Димитреску и Кассандре с Даниэлой. В голове все еще была милая картина, связанная с семейным чтением. И Эстер выбрала иной путь. Ей вовремя удалось вспомнить о запрете открытых окон в замке, конечно, это могло нанести девочкам ущерб. Вряд ли мужчина выжил бы после убийства Белы. Смерть её была бы напрасной. Да? — Ты врешь! Пудришь мне мозги! — он не желал верить, но продолжил, догадываясь, что вряд ли он встретит кого-то еще, а эта девушка была его шансом. — Ты выведешь меня отсюда! Поняла? Эстер отчаянно закивала. Нельзя было этого делать. Нельзя. Ей придет конец.***
Сейчас, когда Эстер находилась в оперном зале, она перевела взгляд на Белу. Девушка, околдованная, слушала игру своей матери, облокотившись на рояль. Она была жива благодаря Эстер. Было странно думать об ином исходе событий. Её лицо снова было по-детски красиво и наивно, а светлые волосы придавали ей чистоты. Словно не она не так давно жестоко наносила удары своей жертве. Эстер не жалела, что помогла. Ведь тогда она бы не имела права наблюдать за этой картиной. Любоваться такой счастливой Леди Димитреску, один взгляд которой заставлял кожу покрыться мурашки и вызывал желание сидеть, как Даниэла сейчас, у её ног вечность. Эстер взглянула на свои руки. Они были чистыми, уже хорошо отмытыми. В её памяти они всплыли, загрязненные кровью. И даже непонятно чьей, её или чужака.***
Эстер вела мужчину через главный зал, и, — что волновало больше всего, — девочки больше не появлялись. Была ли вероятность, что они просто не знали, где сейчас чужак? Ведь двигались они тихо, да и Эстер находилась под прицелом. Она могла вывести его к выходу, Эстер могла. Но тогда бы это привело к печальным последствиям для неё самой. Эстер выловила момент, пока мужчина в очередной раз оглядывался по сторонам. Она чувствовала полный контроль над ситуацией, понимала, что мужчина находился в ловушке, в драгоценной клетке, ему было не жить. У Эстер хватило смелости и ловкости быстро коснуться вазы, которая громко разлетелась на осколки, достигнув пола. Чужак сразу вздрогнул, рукоять пистолета прилетела Эстер прямиком в лицо. Она уже не слышала, что он кричал, была оглушена, но казалось, что мужчина выстрелит. И это уже будет его месть. Заслуженная? Очевидно, удар пришелся в районе лба, где-то сбоку, ведь по щеке, как почувствовала Эстер, стекало что-то горячее. Она сидела на полу, голова кружилась, а сердце забилось быстрее. Все-таки три знакомых образа прилетели на звук. Но не одни. Вероятно, Бела подсуетилась и позвала Леди Димитреску, той на холод было наплевать. А как же пули? — Я убью её! — кричал мужчина, суетясь. Он сквозь боль, поднял Эстер, встал за её спиной, направляя в неё пистолет. Девушка никак не могла оклематься, не помнила, смесь каких эмоций находилась внутри. — Ты думаешь, что кому-то здесь есть дело до жизни одной служанки? — Леди Димитреску рассмеялась, а к Эстер пришло осознание этих слов чуть позже. Она была никем. Такая же моль, которую можно раздавить двумя пальцами. Что её жизнь? — Глупый человек. Когда взгляд более-менее стал ясным, Эстер заметила, что кисть Альсины преобразилась. Сейчас это были не обычные пальцы, заключенные в кожаную перчатку, это были настоящие острые длинные лезвия, способные перерезать любому горло. Ноги подкашивались, Эстер была словно тряпичная кукла. Затем чужак направил пистолет на Леди Димитреску, кажется, поняв, что Эстер бесполезна. Почему девочки не двигались? Они стояли и скалились, хихикая. В тот момент разум прояснился ненадолго. И все началось, закончилось слишком быстро. Борясь с приступом тошноты, дрожью в теле и слабостью, Эстер вспомнила про нож. Конечно, мужчина этого не заметил, он боялся, его внимание было рассредоточено на четверых «монстров», стоящих впереди и угрожающих его жизни. Он не мог ожидать ничего от Эстер, которая, все еще спиной ощущая тело мужчины, замахнулась рукой, в которой был острый предмет, назад. Она ощутила, как нож без труда вошел во что-то мягкое, а человек сзади невольно вскрикнул, а затем начал издавать нечленораздельные звуки. Куда она попала? В горло? Вероятно, ведь после на тело она так и не взглянула. Тело мужчины ослабло, и девушка отпустила рукоять, наконец, не выдерживая дрожи и слабости. Она оказалась сидящей на полу на коленях, неподалеку от ног Леди Димитреску. По её шее стекала кровь, и Эстер дотронулась сначала до своей раны, затем до места, где ранена не была. Рука перед ней оказалась испачканной красным. — Эс-тер… — завороженно и тихо выдохнула Леди Димитреску, смотря на умирающего мужчину. Эстер подняла глаза, видя в горящих янтарных восхищение. Это было так странно. Она почувствовала во рту привкус металла, но эти глаза... Казалось, что все остальное и неважно. А затем Эстер накрыла буря эмоций. Осознание, что она сделала своими руками. Понимание, что ей было все равно, и от этого стало еще более жутко и тошно. От самой себя, от вкуса крови, от приятных эмоций, даримых ей женщиной, стоящей спереди. Дыхание сбилось, сердце заколотилось, а на глазах навернулись слезы. Ей не хотелось плакать, но соленая вода полилась. Бела прошептала что-то матери на ушко, та, дослушав, уставилась на неё с удивлением, а затем перевела взгляд на Эстер. Бела, подождав, продолжила, и Леди Димитреску кивнула. Девушка и не заметила, как девочки куда-то утащили тело, а она осталась с Альсиной наедине. Леди Димитреску смотрела с интересом и словно с непониманием. Вероятно, она и не знала, что сейчас делать. Скорее всего, именно поэтому, её движения были осторожными и несмелыми. Эстер помнила, как женщина села на колени рядом с ней, как её рука медленно, робко приближалась к девушке. Эстер дернулась от прикосновения. Леди Димитреску гладила девушку по растрепанной голове, изредка убирая выбившиеся, окрасившиеся в красный пряди волос с лица. Она смотрела с сочувствием, уважением и все тем же вопросом. — Я думала, он убьет вас, — все, что смогла выдавить из себя Эстер, льнувшая теперь к каждому прикосновению. — Пули мне не страшны, — тихий, успокаивающий шепот. Но ведь Эстер не знала этого. Она была сейчас потерянной, сломавшейся девочкой, жаждущей ласки, ценящий каждое касание. Леди Димитреску аккуратно вытерла слезы с щек Эстер. И та прекратила плакать. Было удивительно, что эта женщина способна на сочувствие. Эстер отчаянно желала двинуться ближе, попасть в теплые объятия, но не могла решиться. Как интересно. Эстер решилась убить человека, но не была способна прильнуть ближе. Об упущенной возможности она будет жалеть. Это будет съедать изнутри. Только это. — Простите... — Не стоит. Она не знала, сколько Леди Димитреску просидела рядом, нежно гладя по белокурым волосам, распуская их, иногда легонько зарываясь. Эстер ощутила, что она перестала быть тенью для этой семьи в тот момент, для Альсины.***
Эстер слушала музыку. Ей не удалось вспомнить, как она отмылась от крови, как сняла платье и нашла в себе смелость распустить волосы, а не завязать их в пучок, как было положено. В голове витал голос Леди Димитреску, пригласивший её присоединиться в оперный зал. Но это было всё, остальное потерялось в глубинах памяти. Сейчас большего было и не нужно. Эстер осознала, что привязана она крепко и вряд ли сможет от этого избавиться. Вряд ли хочет.