Алые адонисы

Возвращение к рутине показалось необычным. Было так странно открывать шторы в спальне Леди Димитреску, вновь делать то, что положено и заведено, и осознавать: смерти Мэри и Анны прошли бесследно. Ничего не поменялось, всё осталось, как прежде — на своих местах. Существование этих людей было сравнимо с незначимой пылинкой в этом огромном замке, а их исчезновение словно осталось незамеченным не только огромным каменным строением, но и самой Вселенной. — Доброе утро, Леди Димитреску, — проговорила Эстер, наблюдая, как занимался рассвет. Дни заметно становились длиннее и теплее, принося с собой светлые чувства и надежды, верно сея их в душе Эстер. Мир не изменился. Время продолжало неумолимо идти вперёд, но Эстер смотрела на пейзаж, открывающийся из окна спальни Альсины, будто другими глазами. Солнце словно стало ярче, а горы выше, — или небо стало ближе к земле. Создалось впечатление, что открылись не только детали, которые раньше прятались от глаз, но и вся картина в целом. Эстер показалось, что она проснулась от долгого сна, где всё было размыто, затуманенно, и лишь пробуждение принесло чёткость. Оторвавшись от вида, Эстер прошла к шкафу. Она внимательно рассмотрела платья, а затем спросила: — Второе слева? Леди Димитреску была стабильна и предсказуема в выборе одежды. Она предпочитала светлые тона, и пока Эстер ни разу не видела её в тёмном одеянии. За это время в голове отложилось, какие наряды у Альсины были любимыми, какие она практически не надевала, а какие хранились, вероятно, для особого случая. Эстер спросила за бежевое платье, что было с недлинными рукавами и неглубоким декольте, зато с достаточно открытой спиной. — Да. Шнуровать его было несложно — верёвочек оказалось немного. Да и пальцы слушались, как никогда — именно поэтому касались бледной гладкой кожи часто и намеренно, но невесомо. А взгляд голубых глаз уже более спокойно проходился по белой сильной спине, не упуская ни единого миллиметра оголённой кожи. Эстер успела выучить расположение родинок Леди Димитреску и молча этим гордилась, самодовольно улыбаясь. Ей нравилось находиться рядом даже в полной тишине, ощущать, как в груди растекается плавленное тепло, слышать лишь дыхание, шелест платья и шнурков, биение собственного сердца. Альсина же была задумчивой, погружённой полностью в свои мысли, и от Эстер этот факт не ускользнул, когда она занялась косметикой. Она заметила и уставший напряжённый взгляд, и нервные движения, и сведённые брови. — Вас что-то волнует? — спросила Эстер бесстрастно, дотрагиваясь до помады и осторожно кладя ту на стол. Не хотелось лезть не в своё дело, раздражать расспросами Леди Димитреску, однако всё же желание понять столь неприятные эмоции было ужасным. И, кажется, Альсина к вопросу отнеслась спокойно. Эстер недавно подметила, что тон, которым задан волнующий вопрос, может определять будущую реакцию Леди Димитреску. Чем заинтересованней произнесены слова, тем непредсказуемей реакция. Меньше эмоций во фразах — больше информации от Альсины. Казалось, что как только она замечает интерес, выраженный в интонации, её внимание переключается сразу же. Леди может посчитать это признаком дурного тона, неуважения или начать играть со своей жертвой, чтобы взять верх и обратить силу эмоций бедняжки против себя же. — Предстоит слишком много работы, — вздохнула Альсина, и Эстер поджала губы. В таком случае, Леди Димитреску будет слишком занята, чтобы уделять хоть немного времени занятиям музыки с Эстер или их мимолётным неважным разговорам, проникающим в самое сердце. И она надеялась, что это не затянется надолго. Работа всегда выматывала Альсину, особенно, если та касалась бумаг или информации в целом. И в голову всё никак не приходили мысли, чем именно она занимается и зачем, особенно, когда скрывалась на несколько долгих часов в подвале. Ещё одна тайна, которую Эстер раскрывала слишком медленно, украдкой вылавливая крупицы информации из нескончаемого её потока. — Если я смогу чем-то помочь… — спокойно проговорила Эстер, закончив со всеми делами и собираясь уже уходить. Леди Димитреску развернулась, одаривая задумчивым взглядом, оглядывая её с ног до головы и оценивая, сведя брови к переносице. — Может… — она сделала паузу, заглянув Эстер в глаза и чуть прищурившись, — и сможешь. А сейчас ступай. Спальню пришлось покинуть и направиться к кухне, но с лёгкой улыбкой на губах. Вчера на террасе Эстер разговаривала с Альсиной долго, внимая каждому слову, отводя каждой фразе незыблемое место в своей памяти, словно консервируя. Ветер нещадно продолжал играть с волосами, холодный воздух заморозил нос и щёки, которые позже покраснели. Лишь тёплая накидка согревала тело, а бархатный голос — сердце. Леди Димитреску говорила уверенно и медленно, оставляя свои мысли в светлой голове Эстер, которая слушала, не смея дышать. И в груди к поздней ночи осталось смирение, принятие и воющая тоска. И всё же Альсина умела исцелять завораживающими, пронизанными вековым смыслом фразами. Она оказалась жестоким лекарем, дарующим колючую боль, которую стоило пережить ради собственного спасения. Интересно, знала ли она о подобном влиянии на Эстер? И действовала ли Леди Димитреску так исключительно на свою служанку или же этот навык распространялся на всех? Эстер склонялась к первому, вспоминая ночные слова. «— Опыт смерти неотделим от жизни. И экстазы этого опыта: мучительная боль, ужас и страх — вынужденны, необходимы для поддержания пугающего водоворота жизни. Мы не рождаемся в муках, но в них умираем. Это стоит понимать, принимать и поддерживать. Ты боишься смерти, Эстер? — Не своей. Больше нет. Страх смерти — страх перед тайнами жизни.» Раньше Эстер не уважала смерть. Она казалась отвратительно холодной, мерзкой, леденящей до костей, забирающей душу и уродующей тело. Но разве смерть не была спасением? Приходящей сладкой тайной, протягивающей свои руки к умирающему. Она вытаскивала — пусть и с необходимой болью, мучениями — из этого мира, а затем уводила в бесконечность. Страдания же — лишь прекрасная часть жизненного цикла. Кто-то должен был дарить их в этом мире. И Эстер уважала то, что эту роль исполняла Леди Димитреску. Люди, не познавшие эту мысль, будут бояться расстаться с жизнью. Кровь, крики и боль покажутся им неправильным, ужасным её аспектом, но разве было это так? Мучения — лишь круг, который стоит пройти каждому. А любой зацикленный путь в этом мире был красив. И лишь избранные, понимающие каждой клеткой суть Бытия, имеющие власть — такие, как Леди Димитреску — могли быть проводниками по этому кругу, могли наслаждаться собой, путниками и собственными возможностями. Эстер знала, что жизнь — это драгоценность. Великолепная, сияющая, и пусть в её случае невечная, однако единственная и неповторимая, абсолютно исключительная. Она продолжит держаться за неё всеми фибрами своей души, каждым нервом тела, но это не означало, что она страшится смерти. Нет, если та настигнет, Эстер примет её с теплом и верно, как старую подругу. Интересно, не будь тех чувств, что царили в груди по отношению к Альсине, хотела бы Эстер продолжать жить? Или, наоборот, стремилась бы умереть? Как только она вошла на кухню, там сразу же воцарилась тишина. На несколько секунд прекратился даже грохот посуды, и ненадолго все взгляды, что стало привычным, устремились в сторону Эстер. Тревога и осуждение из них не ушли, да и куда им пропадать? Пути назад не было, и теперь Эстер была совсем чужой — изгоем, выбравшим другую дорогу — ужасающую и кровавую. Эти люди не понимали того, что знала она сама. Не имели должных знаний и оказались лишь ничтожными существами, которых было слишком легко стереть. И мир не изменился бы и без них. Слуги суетились не так, как обычно. Иначе. Это раздражало, приносило дискомфорт и наталкивало на неприятные мысли. Эстер поняла быстро: что-то было не так. — Всё ли готово? — спросила Эстер, подходя к девушкам и глядя через их плечи на то, чем они занимались. Послышался лишь шёпот, но никак не ответ, что принесло ещё одну волну раздражения, уже накрывшую по пояс. Взяв себя в руки, Эстер спокойно произнесла: — Я спросила слишком тихо? — Да, почти всё готово, — ответила низенькая, совсем молодая, темноволосая девчушка, кажется, Дана. Одна из служанок сразу её одёрнула, прошипев: «не говори с ней». Но девушка смотрела смело, не дрожала в отличие от других, и в её больших серых глазах была непонятная для Эстер гордость. Впрочем, это и к лучшему: если Дана была так уверена в себе, а её разум не был заполнен ерундой, то с ней можно было поговорить. Эстер подошла ближе, схватив служанку, что оказалась на голову ниже, за локоть, и отводя в сторону. — Тогда в чём дело? — чуть тише спросила Эстер, ловя на себе подозрительные взгляды других девушек и одаривая их такими же, заставляя отвернуться. — Что за суета? — Возникли некоторые проблемы… Вчера приходила Леди Димитреску, — и даже сейчас, при упоминании заветного имени, у Эстер на секунду сжалось сердце, — и этот визит оказался чересчур неприятным. Никогда не видела её такой разъярённой… Она рассказала про то, что произошло, и предупредила, что никаких интриг в своём замке не потерпит… Как только узнает — сразу жизни лишимся. Эстер лишь кивнула, соглашаясь с мнением Альсины. Та ценила порядок, и в её словах не было чего-то абсолютно нового и невообразимого. В голове проскользнула мысль, что, как же, наверное, Леди Димитреску надоело разбираться с подобным и повторять одно и то же несколько раз нерадивым слугам, которые будто и не боялись потерять жизнь, пренебрегая правилами. — И? — Дана помедлила, но Эстер чуть сильнее сжала её локоть. — В общем, Леди Димитреску никого не назначала на место Анны или место Мэри, мы в неведении… — выдохнула Дана, не вырывая локтя и будто не чувствуя себя некомфортно. Эстер показалось на секунду, что она словно имеет какое-то преимущество перед остальными, что позволяет ей чувствовать себя более уверенно, но быстро отбросила эти мысли. Скорее всего, та понимала подноготную замка лучше, чем другие девушки, несмотря на свой возраст — Дана была младше Эстер на пару-тройку лет. Эстер, наконец, отпустила Дану, отстраняясь. Вряд ли она имела полномочия решать подобные вопросы, но разве являлось это важным, когда на кухне была разрушена иерархия и царил бардак? Да и, к тому же, что делать с вином, стоило решить сейчас. — Место Мэри пусть занимает девушка, что дольше остальных находится в замке, — устало процедила Эстер Дане, которая понимающе кивнула — вероятно, ей тоже приходила такая мысль. Место Мэри займёт другая девушка… Внутри волки завыли от осознания. Старая эпоха ощутимо канула в небытие, а новая была непредсказуема. — Что касается вина… — оглядев служанок, Эстер вернула свой взгляд к Дане. Та была спокойна и уравновешенна, да и находилась под рукой. — Этим займёшься ты. Дана кивнула вновь, кажется, улыбнувшись. Неужели была рада, что ей доверили подобную процедуру? Желала ответственности? Значимости? Глупышка. Шансы совершить ошибку возрастали в разы, а наказания вряд ли можно было избежать. И тогда Эстер почувствовала укол в груди, пожалев о содеянном резко и быстро. Дана была слишком юна, показалась разумной, и теперь ей, незрелой и простой, оступиться станет проще. Не приблизила ли её Эстер к смерти? Впрочем, стоило ли об этом переживать, если в конце концов однажды её настигнет неминуемое? Но всё же внутри заскреблись кошки. — Почему не сторонишься меня, как остальные? — спросила Эстер, на что Дана простодушно пожала плечами. — Ты бы не посмела лишить кого-то жизни по собственному желанию, — спокойно проговорила та, чуть улыбнувшись, — у тебя нет подобной власти. Эстер не двигалась с места, наблюдая, как Дана уходит к другим девушкам. Слова произвели неизгладимое впечатление, вызвав противоречивые эмоции. С одной стороны, они задели гордость и собственное ощущение значимости, оставили горькое послевкусие и вызвали желание выкрикнуть какое-нибудь оправдание вслед. Почему? Неужели Эстер нравилось, что её боялись? Но, тем не менее, слова были правдой. Самой настоящей. Не будь рядом Кассандры в тот вечер, не позволь она совершить возмездие — Эстер бы не посмела лишить Анну жизни. А даже если бы это произошло, то конец собственного существования был бы таким же. Всё же Эстер была на голову выше других служанок, занимала более влиятельную позицию, обеспечивающую сохранность хрупкой жизни. Но более приятным и смущающим оказалось осознание того, что сейчас Эстер стремилась не столько к безопасности и обретению ценности, как хотелось изначально, сколько к самой Леди Димитреску. Желание разговаривать с ней, погружаться в её мысли, быть рядом и быть полезной, получать неравнодушные взгляды и прикосновения, оказалось слишком сильным. Жаль, что было безответным. Альсина была словно Гамельнским крысоловом с волшебной флейтой, на звук которой Эстер завороженно шла, не зная, что же ждёт её в конце пути. Тяжесть, тоска по взаимности поселились в груди. Расчитывать на ответные чувства не стоило — разве было это возможно? Ощущения Эстер выходят за рамки дозволенного, а благосклонность Леди Димитреску, её доверие и уверенность в личной служанке совсем не должны означать нечто большее. Но это было уже лучше, чем ничего. И стоило довольствоваться тем, что имелось, благодарить. Дождавшись, наконец, когда завтрак был подан, а вино уже разлито по бокалам членов семьи Димитреску, Эстер смогла выйти в обеденную комнату. Альсина, искренне улыбаясь, разговаривала с сидящей рядом Белой, и на мгновенье Эстер перехватила взгляд янтарных смеющихся глаз, оцепенев от столь настоящих эмоций. Наваждение прошло так же быстро, как и появилось, но оставило отпечаток на коже в виде мурашек. Даниэла и Кассандра шептались, но при виде Эстер первая — подмигнула, а вторая — чуть выше подняла бокал, наполненный вином. Эстер улыбнулась, склонив голову в знак приветствия. Подобное внимание оказалось слишком приятным. — Будут ли поручения? — осторожно спросила она, когда Альсина прервала разговор с Белой. — Да, — улыбка с лица Леди Димитреску тут же исчезла, а тон её голоса стал серьёзным. — Возьми это, — она передала в руки Эстер бумажку, — здесь названия книг, что ты должна мне принести в покои к двум часам. А после останешься там настолько, насколько потребуется, — послышался усталый вздох, а взгляд янтарных глаз показался тяжёлым и железным, — мне понадобится твоя помощь. Это ясно? — Вполне, — Эстер кивнула. — Замечательно, — Леди Димитреску натянуто улыбнулась, вновь переключая своё внимание на дочерей. Эстер, расценив это как знак, что она может быть свободна, покинула кухню, стараясь сдержать радость, что забила ключом. Альсине нужна её помощь. Возможно, несколько волшебных часов, что будут проведены за заданием, подарят возможность украдкой поглядывать на Леди Димитреску, сосредоточенную и утончённую, сидящую в очках за своим столиком и разбирающую документы.

***

До двух часов Эстер успела подготовить покои и убрать в спальне Альсины. Перекусив чуть раньше, чем обычно, во время ланча она направилась в библиотеку. Названия книг, написанные на листочке бумаги неизвестным почерком, не имели никакого отношения к излюбленной художественной литературе. Они относились к научной, в чём Эстер разбиралась весьма посредственно. В школе давали поверхностные знания, и это место никогда не позволяло ощутить себя настоящей ученицей — ведь не имело настоящих учителей. Достать более примечательные и серьёзные книги было невозможно, да и отец не желал давать деньги на подобные вещи, говоря, что «это не женское дело». Научной литературы не было и в лавке, так как она не пользовалась спросом. Вряд ли бы Эстер пригодились эти знания в деревенской жизни, не вычурной, понятной и вполне предсказуемой. Четыре толстые книги оказались тяжёлыми и объемными, удержать их возможно было только двумя руками, так что в покои Леди Димитреску пришлось зайти, не стучась, поборов сомнения. Причину вольности, вероятно, Альсина поняла, так что замечания не последовало. Эстер оставила тома на диване, послушно став рядом, ожидая указаний. Леди Димитреску надула губы, рассматривая книги и поднеся ладонь к подбородку. Подняв брови, она перевела янтарный взгляд на Эстер, усмехнувшись так, будто её личная служанка могла знать, что на уме у её Госпожи, словно они были знакомы настолько давно, что понимали друг друга с полуслова, полувзгляда. И Эстер могла поклясться, что она уловила настроение Альсины безошибочно. Та ухмылялась огромному ужасающему количеству информации, которую, видимо, стоило просмотреть или изучить, она саркастично улыбалась невозможности откреститься от этой затеи. — Отлично, — наконец, начала Леди Димитреску, стерев с лица улыбку и потушив искры в собственных глазах. — Твоя задача — узнать тонкости применения вот этих трав, — она протянула очередной лист бумаги с названиями растений, написанных всё тем же неизвестным Эстер почерком. — У меня нет времени на пролистывание огромного количества информации. Рядом лежит бумага, карандаш — сделаешь закладки, выделишь необходимое. Справишься? Она смотрела выжидающе, строго. Это задание показалось прощупыванием способностей Эстер, её стремлений, определением потолка старательности, усидчивости и понимания чужих мыслей. — Да, — спокойно проговорила Эстер, усаживаясь на диван. В списке названия растений оказались знакомыми, может, за исключением нескольких, что не росли в деревне и около неё. Что именно желала узнать о применении трав, Леди Димитреску не уточнила, и Эстер поджала губы. — Травы будут высушенные или свежесорванные? — услышав голос Эстер, Альсина развернулась, сведя брови и усмехнувшись. Серьёзно она к вопросу не отнеслась, посчитав его глупым. — Это имеет значение? — вероятно, ранее Леди Димитреску с растениями не работала — не её специфика, очевидно. Скорее всего записи на бумаге принадлежали Донне Беневиенто, от которой она недавно вернулась. Было ли возможно, что та занималась чем-то схожим? Только область её изучения была немного иной? Впрочем, отличие свежесорванных и сухих трав было очевидно, и даже на уровне интуиции можно было понять, что этот факт будет иметь своё влияние на неизвестные эксперименты, которыми занималась Альсина в том же подвале, не считая изготовки вина. — Имеет, свежесорванные будут содержать воду, и… — она не успела договорить, как Альсина закончила предложение за Эстер, только более точно, кратко и совершенно непонятно. — Да, вода увеличит время экстракции, ты права, — Леди Димитреску поджала губы, задумавшись, — образцы будут сухими. Стоило ли спрашивать, что означало слово «экстракция»? Эстер вновь замолчала, не желая задавать вопросы, показывая свою глупость. Она записала это слово карандашом на краешке бумажки, тихонько оторвала и сунула в карман. Посмотрит позже. Вряд ли Эстер однажды будет обладать теми же знаниями, что имелись в голове у Леди Димитреску, но всё же понимать её хотелось слишком сильно, стать ближе, весомее в её глазах. Альсина не ждала от своих служанок умений и ума, которые были бы исключительными. Девушки являлись для неё расходным материалом, ингредиентами, бездушными созданиями. Эстер никак не ожидала, что годы, проведённые за книгами, за наблюдениями, размышлениями, за взращением навыков на любительский уровень сыграют в пьесе её жизни большую роль, подарив то самое отличие, посредственную исключительность, что хоть немного сможет заинтересовать Леди Димитреску. — Для… чего же они нужны? — Эстер, не задавай вопросов о том, чего знать не хочешь. Ты… — она помедлила, а черты её лица словно стали менее острыми на мгновение, — умница, но не стоит брать на себя больше, чем ты можешь вынести. Эстер сдержалась, чтобы не закусить губу от обиды. Никто не имел права решать, что она способна была выдержать, а что — нет. К тому же заданный вопрос не означал, что Эстер совала свой нос, куда не следовало. — Нет, я не об этом, — уверенно и спокойно продолжила она. — Хотелось бы сузить цель поисков. Применения каждого образца может быть слишком широким, в конце концов дело затянется, и Вам придётся читать больше, чем следует, — а цена времени Альсины была высокой, обременять её лишней информацией, после изучения которой могли последовать раздражение, усталость и осознание бесполезности работы Эстер, не хотелось. — Вряд ли Вам нужны целебные свойства, верно? — прищурилась она, прошептав и заметив усмешку на алых губах, вызванную очередным моментом проницательности. — Надеюсь, я не пожалею об этом? — наконец, после недолгого молчания Леди Димитреску сдалась, но взгляд её остался строгим и тяжёлым, предупреждающим. — Вы же знаете, я не смогу подвести Вас, — Альсина вскинула брови, но кивнула, и тогда Эстер почувствовала, как сердце пропустило удар. Доверие Леди Димитреску являлось чересчур ценным, желанным и сладким. Мечта завладеть им полностью кружила голову и заставляла постепенно сходить с ума. — Удели внимание не только их исключительным свойствам, но и их совместимости друг с другом и с химическими веществами, описанными в книгах. Что делать после вымачивания с остатками, а что с жидкостью, сколько необходимо времени для мацерации. И посмотри, насколько действенным растворителем будет являться виноградный спирт. Если же об этом не будет написано, обязательно пометь… Донна выдвинула предположение о возможных эффектах раствора, что мне нужен, и о некоторых проблемах, с которыми придётся скорее всего столкнуться, — Леди Димитреску сделала паузу. Она говорила это словно больше для самой себя, нежели для Эстер, — и это в том случае, если мне удастся добиться того, чего хочу… Чего хочет Матерь Миранда. И тогда тогда Альсина перевела свой взгляд на Эстер, которая сейчас сидела неподвижно, хлопая ресницами, записав то, что успела, стараясь вникнуть в каждое слово, что выходило отвратительно плохо. Вероятно, проблема была в том, что Леди Димитреску прекрасно понимала, о чём говорит, в то время как Эстер совершенно не была знакома с подобного рода знаниями. — Я… Постараюсь, — она свела брови, уткнувшись в бумажку, где было написано более точное задание. Альсина, наклонившись вперед, заглянула в листочек издалека так, что Эстер почувствовала себя неуютно, будто она смотрела не на кривые буквы, а в душу. — Твой почерк оставляет желать лучшего, — пренебрежительно хмыкнула Леди Димитреску, от чего внутри всё сжалось. Захотелось спрятать бумажку и больше никогда не показывать свои косившиеся в разные стороны слова. — Когда-то я учила Белу, Кассандру и Даниэлу каллиграфии, — на её лице появилась тёплая улыбка, — и нравились эти уроки только Беле. Альсина посмеялась, наконец, отворачиваясь к столу. И теперь Эстер словно осталась наедине с четырьмя объемными книгами, в которых была тонна информации, совершенно непонятной и неизвестной, сложной, с которой предстояло разобраться. Эстер листала страницы то долго, вчитываясь в каждое слово, стараясь понять хоть немного, выделяя строки карандашом и оставляя закладки, то быстро, сразу понимая, что нужных сведений на изучаемом листе не было. Самые простые, банальные вещи откладывались в памяти, да и сложные поначалу тоже. Через два часа непрерывного просмотра, разум затуманился, слова стали сливаться воедино, а глаза постепенно заболели. Приходилось подчёркивать по интуиции, так как материал стал слишком непонятен, специфичен. Леди Димитреску никакого внимания на Эстер, сидящую и хмурящуюся, практически не обращала — нет, она её не отвлекала. Альсина читала, прерывалась и брала ручку, водила по бумаге быстро, выводя красивые буквы, поправляла очки и изредка надувала губы — всё это Эстер видела через зеркало. Отвлекаясь от плывущих перед глазами страниц, она разглядывала оголённую женскую спину, что так щедро открывало платье, сосредоточенное лицо и, как только она задерживала свой взгляд дольше, чем следовало, Альсина тут же на него отвечала. Поднимала свои янтарные глаза, пронзительно смотрела сквозь тонкие стёкла в изящной оправе, ухмылялась, заставляя Эстер тут же вернуться к работе. Лишь в четыре часа вышло сделать перерыв. Эстер шла за вином для Альсины медленно, стараясь прочувствовать каждый шаг, распрямить спину и отдохнуть, потому что, видимо, никто не собирался отпускать её из покоев. А подводить было нельзя. Следовало оставаться такой же внимательной, несмотря на то, что глаза практически перестали разбирать слова, а мозг — их определять. Эстер пересиливала себя, борясь с усталостью, ноющим телом и затуманенным разумом. Небольшая прогулка за вином оказалась спасением. И, вернувшись в покои с бокалом, Эстер чувствовала себя чуть лучше, чем пятнадцать минут назад. — Тебе необязательно заканчивать с заданием сегодня, — взяв красивый сосуд, произнесла Альсина, откидываясь на спинку кресла и закидывая ногу на ногу. Сделав глоток, она довольно вздохнула, запрокинув голову, от чего у Эстер по коже пробежались мурашки. — Лучше качественно, чем быстро, понимаешь? — Да, Леди Димитреску, — голос сорвался, а внизу живота завязался узел от столь интимного тона. — Я смогу забрать книги в свою комнату? Альсина повела рукой, давая разрешение. И Эстер, чуть улыбнувшись, прошептала «спасибо». Пройдя к дивану, забрав книги, она вышла из покоев, стараясь избавиться от картинки в голове, что недавно была перед глазами, что на пару секунд свела с ума: Леди Димитреску, расслабленно сидевшая в кресле с бокалом вина, с поднимавшейся от глубокого и громкого дыхания грудью. Оставив тома в своей комнате, не желая там задерживаться ни на минуту, Эстер понеслась в библиотеку, где должна была находиться Бела — она всегда проводила там свободное время, а учитывая, что до ужина осталось не так много, её присутствие было бесспорным. Пролетев быстро по лестнице, по коридорам, забежав, наконец, в желанное помещение и увидев сидящую в кресле девушку, посмотревшую с удивлением и настороженностью, Эстер спросила: — Бела, — та немного распрямилась, — не могла бы ты… научить меня красиво писать? Бела захлопнула книгу и хищно улыбнулась, вставая с кресла. Её глаза загорелись интересом ярко и словно обжигающе. Эстер стояла прямо и улыбнулась в ответ, расправив плечи. Бела ведь когда-то любила уроки каллиграфии от Леди Димитреску, верно? И скорее всего потому, что делала успехи быстрее, чем сёстры, получая похвалу. — А что мне за это будет? — промурлыкала она, приближаясь к Эстер, проводя пальцем по её плечу. Эстер, вспомнив слова Кассандры о внимании их матери, брошенные в порыве во время убийства Анны, почувствовала себя увереннее. Да, ей было что предложить. — Я попрошу Леди Димитреску почитать вам завтра вечером, — прошептала опьяняюще Эстер. — Идёт, — Бела среагировала моментально, её тон стал серьёзным и, кажется, после озвучивания подобного предложения, она перестала относиться к просьбе Эстер, как к шутке.