Алые адонисы

Выйти за пределы замка показалось невозможной роскошью. Скажи кто об этом моменте раньше — Эстер бы не поверила. Но сейчас она шагала за Леди Димитреску, оставляя замок позади. И какими же каждое дерево с совсем мелкими зелёными листьями, земля, где уже появилась трава, весенний чистый воздух, наполненный свежестью и заставляющий дышать полной грудью, улыбаясь, были невероятными. Природа лишь просыпалась ото сна, однако казалось, что восставала из мёртвых. Эстер успела похоронить жизнь, что царила вне замка, отбросив возможность выйти за его высокие стены, в сторону. Идти по земле — давно забытое ощущение. Сейчас ноги помнили лишь каменную плитку замка, ковры да деревянные ступеньки, но никак не нечто мягкое, оживающее под ногами. И так хотелось помочь каждому листику и растению поскорее вырасти, стать сильнее и расцвести, что это желание переполняло душу, готовясь вылиться через край. От прыткого взгляда не ускользала ни одна деталь: ветки и молодые листья, с которыми игрался ветер, собственная радость и идущая впереди Леди Димитреску, вышагивающая элегантно и красиво. На улице было ощутимо тепло, но Альсина заставила Эстер надеть свою накидку за неимением у той более тёплой одежды. И сейчас Эстер, забыв о том, что в этой красивой вещице было лишь жарко, совершенно не желала снимать её с плеч. Сейчас накидка пахла табаком и сладкими духами, но она всё так же принадлежала Альсине. И подобный жест заставил смутиться, робко принять предмет одежды под строгим взглядом, а теперь лишь сильнее держаться за него руками. Леди Димитреску остановилась, не отдалившись от замка и на пятьдесят метров, и Эстер, выглянув из-за её спины, заметила, что перед ней стоял знакомый очень тучный мужчина, за спиной которого находилась деревянная передвижная лавка, своим видом напоминавшая шкаф. Дверцы были закрыты, но внутри находилось много всего интересного. И так и хотелось открыть её тайны. Герцога она видела и раньше. Он был единственным, кто мог выезжать за пределы деревушки, а, возвращаясь, торговать с жителями, привозить журналы и газеты, рассказывающие о тайнах внешнего мира, которые, правда, всегда пропадали или в итоге сжигались — они были запрещены. Эстер общалась с ним, на заработанные от продаж деньги покупая новые товары и пополняя коллекцию. И рассказы его всегда были столь занимательными, что однажды, восхищённый её любознательностью, Герцог продал книгу с древнегреческими мифами за гроши, привезя томик специально для Эстер. — Леди Димитреску! — восхищённо проговорил мужчина с красными большими щеками, расплывшись в улыбке при одном виде Альсины. Его движения были неспешными, медленными, но радостью, что излучало его лицо, мог заразиться любой. Этот большой человек внушал доверие и, несмотря на свой неопрятный вид и одежду не по размеру, был интеллигентным. Альсина улыбнулась так же искренне и широко, протянув руку Герцогу. Тот припал к кружевной перчатке губами, а затем накрыл ладонь Леди Димитреску своей, чуть подержав. И в его маленьких глазах плескалось искреннее восхищение. Показалось, что он знает её слишком долго, а их отношения являлись чем-то особенным. Эстер напряглась, чуть сильнее сжав накидку, почувствовав мгновенный укол ревности, но тут же выдохнула, прекрасно понимая, что этот поцелуй был лишь жестом вежливости. — Вы как всегда неотразимы! — проговорил он, и Леди Димитреску чуть склонила голову, поправив идеально уложенные волосы. Эстер встала справа от неё, но поодаль, чтобы можно было наблюдать за всем без препятствий и неудобств. И Альсине пришёлся по душе его комплимент: она была расслаблена, улыбалась и светилась. Видимо, встречи с Герцогом не доставляли ей никакого неудобства. — А Вы всё так же наблюдательны, — Леди Димитреску наклонилась на мгновенье ближе к нему, сложив руки перед собой, вкладывая одну свою ладонь в другую. Герцог посмеялся, разворачиваясь. Заметив Эстер, помолчал совсем недолго, но он явно узнал её. — Что это за прелестная пташка с Вами? — спросил он, смотря с интересом и спокойно, без капли осуждения, словно искренне желая узнать, кем являлась Эстер. Но ведь они встречались раньше. Или же он видел так много новых лиц, что забывал старые и незначительные настолько быстро? Вопрос показался глупым. Однако, несмотря на безобидный вид Герцога, чувствовалось: раз у него были настолько хорошие отношения с Леди Димитреску, вряд ли он представлял собой совершенно простую фигуру. Эстер, с желанием в сердце узнать, что же ответит Альсина, взглянула на неё, стоявшую с довольной ухмылкой на губах и осмотревшую её с ног до головы. На несколько секунд воцарилось молчание, и было слышно лишь пение птиц. — О, эта чудесная пташка может оказаться и заколдованным Неофроном*, — Леди Димитреску вновь взглянула на Герцога, по-доброму, низко смеясь, когда тот поднял брови, удивляясь. И Эстер нахмурилась, пытаясь вспомнить, почему же имя казалось ей столь знакомым. — Моя служанка. — Вы всегда заполучаете самые ценные экземпляры, — Герцог чуть прищурился, и Эстер хитро улыбнулась, принимая комплимент. — И я этому ни капли не удивлён. Простояв ещё немного в тишине и разглядывая Эстер, словно экспонат в галерее, наконец, мужчина и Альсина отвлеклись, возвращая внимание друг другу. Герцог подошёл к своей лавке-шкафу, переваливаясь с ноги на ногу, раскачиваясь из стороны в сторону, как большой шар. Сейчас он должен был открыть дверцы, показав вещи, привезённые словно совершенно из другого мира. И сердце даже заколотилось чуть быстрее, а ожидание заставило сделать шаг вперёд и вытянуть шею. — Лучшие ткани, как и просили, — начал Герцог, приоткрывая тайну своей передвижной лавки, — я даже достал для Вас особый вид табака, Леди Димитреску, знаете, в высшем обществе он сейчас особенно именит. — Действительно стоящий? — спросила Альсина, когда мужчина достал небольшую коробочку, а после протянул её вперёд. Пока Леди Димитреску закрыла глаза, слушая запах табака, Эстер тихонько подходила ближе, чтобы лучше рассмотреть новые товары Герцога. — Вы меня знаете, — заверил торговец, положа руку на сердце. Увидев крадущуюся Эстер, он слегка кивнул, неспешно отходя в сторону и позволяя той рассмотреть всё получше. Альсина, вернув коробочку на место, не глядя протянула руку своей служанке и подвигала пальцами, маня к себе. Эстер широко раскрыла глаза, а ноги быстрее понесли вперёд. От прикосновения к чужой ладони, облачённой в перчатку, в груди разлилось тепло, а бьющееся сердце готово было выскочить наружу. Леди Димитреску, чуть сжав маленькую руку Эстер, подвела её ближе к лавке и отпустила, разрешая рассмотреть любые интересные вещи. Перед глазами оказались книжки, свежие газеты, красивые дорогие ручки, великолепные драгоценные украшения, золотые канделябры и другая мелочь — всё хотелось рассмотреть в деталях, коснуться, повертеть в руках. Альсина тихонько разговаривала с Герцогом о табаке, иногда посматривая на Эстер, уже разглядывающую дверцы лавки, на которых висели различные ткани. Шёлк, атлас, бархат. Светлые, тёмные и яркие. На солнце они блестели, даже сияли. Взгляд привлекла красная ткань: насыщенная, очаровывающая, вспышкой напомнившая то, как струится по телу кровь. Эстер замерла в оцепенении, теряя себя и весь мир в пунцовых складках. Картинки в голове с обезображенными телами, с отвратительными ранами, возникли резко и неожиданно, а пение птиц вдруг превратилось в женские ужасные крики боли. Она растворилась в собственных воспоминаниях, чувствуя, как заныли шрамы. На секунду показалось, что даже руки были липкими и мокрыми, а свежий воздух наполнился запахом металла. — Нравятся? — женская рука легла на плечо, и Эстер словно вырвали из транса. Было так до одури приятно ощущать внимание Альсины, желанное и такое нечастое. Тон Леди Димитреску был мягким, и она с улыбкой взглянула сначала на ткани, а затем и на Эстер, убирая свою ладонь. — Они великолепны, — прошептала она, наконец, дотрагиваясь до красных складок, сведя брови и стараясь понять, не обладали ли они какими магическими свойствами, что заставили воспоминания ярко вспыхнуть в голове. Но насыщенный материал оказался лишь обычной гладкой тканью, в которой не скрывалось ничего волшебного и пугающего. — А она знает толк в прекрасном, — двусмысленно усмехнулся Герцог, кажется, довольный тем, что его товары были оценены по заслугам. — Ещё бы, — еле слышно прошептала Леди Димитреску, прищурившись. И Эстер, обомлев, с широко раскрытыми глазами вновь вернулась рассматривать товары, стараясь унять смущение. Диалог, что дальше происходил между Альсиной и Герцогом, остался на задворках сознания. Эстер была слишком поглощена просмотром редких книг, как научных, так и художественных. Интересно, каким образом этот тучный мужчина их доставал? Перекупал? Или, может, они являлись подарками? Но догадки, в каких же кругах мог вращаться Герцог, — одни других были краше и удивительнее. Красивые ручки манили к себе, и хотелось взять одну меж пальцев и попробовать написать что-либо. Были ли они удобными? Или это перекрывало их великолепие? — Кароль отказался от права на престол. Поговаривают, из-за своей любовницы, — шептал Герцог о новостях, пока Альсина внимательно его слушала и держала в руках флакончик с духами. — Любовь оказалась сильнее власти, представляете? Эстер замерла, представляя себе эту картину. Она так редко слышала новости из столицы, что отречение короля от престола ради женщины, показалось ей то ли глупым, то ли самоотверженным поступком. Любовь сильнее власти бывает ведь лишь в книгах, в жизни же всё оказалось иначе. Взор голубых глаз упал на различные семена и нецветущие растения в небольших ёмкостях, что привёз Герцог. — Бедная девушка, — Альсина фыркнула, слушая запах, кривясь, а после отставив дорогую баночку в сторону. — Не верьте сказкам, дорогой Герцог, попробуй терпкий вкус власти — и ты в западне. Не буду удивлена, если рано или поздно Кароль вернется к правлению. Эстер поджала губы, про себя соглашаясь с Леди Димитреску. Пусть она не знала подробностей, не была в курсе абсолютно ни единого события, но она понимала лишь одно: власть поит тебя сладким вином до тех пор, пока не опьянеешь и не потеряешь связь с реальностью. Она дарит счастье, раскрашивает мир в другие цвета. Отними её — и только тогда вспомнишь и поймёшь, как сильно же она меняла жизнь. — Леди Димитреску, — робко произнесла Эстер, и Альсина сразу же среагировала, — простите мою дерзость, но могу ли я попросить приобрести Вас… эти цветы? — она завороженно, как заколдованная, взяла маленький стаканчик с названием и протянула своей Госпоже. — Хотелось бы посадить их во дворе замка. — Адонисы? — усмехнулась Леди Димитреску, беря в руки растение и читая название, кажется, думая, что Эстер несерьёзно. Но та смотрела уверенно, ожидая ответа и думая, как бы хорошо цветы, маленькие и свободные, смотрелись бы в неживом дворике. И можно было бы лежать на траве, вдыхая приятный аромат и представлять, что вокруг лишь бескрайнее поле. И слышать, как жужжат пчёлы, опыляющие их. И вспоминать нежный стих Сапфо. — Алые, Леди Димитреску, — добавил Герцог, нежно посмотрев на Эстер, словно принимая её сторону. — Редкий вид. Если их посадить сейчас, то расцветут достаточно быстро, — он улыбался, и Альсина, вздохнув, обратила взор на свою служанку, которая держалась так уверенно сейчас, глядела с обожанием и ждала положительного ответа. И когда взгляды встретились, молчание повисло в воздухе. Каждый пытался разгадать ту загадку, что таилась в другом. И Альсина слегка улыбнулась, первая отводя янтарные глаза. — Хорошо, Эстер, — и та расцвела, уже представляя, каким же прекрасным местом дворик станет летом. — Ах, да, — Герцог неожиданно засуетился. И тогда его былая радость мигом улетучилась, его лицо выражало лишь серьёзность и недовольство. Торговец открыл нижний ящик своей лавки, еле наклонившись. Теперь в его руках находилась небольшая коробка, которую он продемонстрировал Альсине. — Матерь Миранда просила передать Вам. — Вот как, — удивлённо проговорила Леди Димитреску, поджимая губы. И Эстер осознала, что она была единственной, кто совершенно не понимал, о чём же шла речь и что находилось внутри запечатанной коробки. — Я думала, Вы больше не сотрудничаете, — добавила Альсина, подзывая Эстер. — У нас перемирие, — произнес Герцог, и впервые Эстер услышала нотки опасности в его голосе. Она взяла из его рук коробку, разворачиваясь к Альсине, которая надула губы. — Отнеси это в подвал, а затем возвращайся за остальными вещами, — спокойно сказала Леди Димитреску, повернув голову к Эстер. А затем, не двигаясь несколько секунд, словно сомневаясь, она, наконец, наклонилась ближе, шепча на ухо, обжигая дыханием кожу и заставляя задрожать, от чего сосредоточиться на словах стало испытанием. — Коробку распакуй, а всё содержимое будет необходимо спрятать. Левый нижний кирпич от шкафа, ясно? — Эстер лишь кивнула и направилась к замку, слыша за своей спиной лишь шепот. Эстер старалась идти как можно быстрее, не желая заставлять Альсину ждать. Вряд ли выбор того, что ей понравилось, и плата за товары затянется надолго. Коробка не была слишком тяжёлой, поэтому неудобств путь от ворот до подвала не принёс. Только интерес, что находилось внутри, сжигал с неимоверной силой. Вероятно, там лежало что-то важное и ценное, раз Альсина проговорила всю информацию на ушко — вспомнив горячее дыхание, Эстер вздрогнула. И оказанное доверие сводило с ума. Подвал оказался пуст. Эхом средь каменных мокрых стен раздавались лишь шаги и звук капающей воды или крови. В лабораторной оказалось темно, так что Эстер пришлось аккуратно пройти к столу, поставить коробку, а лишь затем зажечь несколько свечей. Небольшая комната наполнилась тусклым светом, и было удивительно находиться в этом необычном помещении без Леди Димитреску. Эстер достала скальпель, — благо, он не находился высоко, — и сразу же подошла к коробке с горящими глазами. Она казалась такой соблазнительной, но медлить, зная, что сейчас всё станет ясно, оказалось чем-то приятным. Как только скальпель вошёл в плотную бумагу, разрезая её, Эстер поймала себя на мысли, что человеческая кожа была намного тоньше. Пришлось приложить усилия, чтобы распечатать коробку, когда же острый серп наносил красные полосы на тело быстрее, проще, легче, выпуская кровь. Картинки неумолимо пронеслись перед глазами: изуродованное тело Анны и безымянной служанки, собственные открытые раны, кровавые руки и бинты, вода, омывающая тело, становившаяся из прозрачной насыщенно-алой. И везде, в каждом этом мгновении рядом витал образ Леди Димитреску со сверкающими в темноте янтарными глазами. Эстер вздрогнула, услышав, как скальпель упал на пол. Видимо, выронила его из рук. Заглянув внутрь коробки, она увидела три странных баночки, заполненных прозрачный жидкостью. Расставив их в линию, Эстер положила скрещенные руки на стол, наклоняясь и кладя на них свой подбородок. В баночках плавало что-то совершенно незнакомое, неизвестное, и было сложно провести аналогии. Небольшой серый объект был похож на бесформенную плоть без кожи, и Эстер, скривившись, лишь губами прочла надпись на банке: «Каду». Это было то, о чём упоминал Карл Гейзенберг? Эстер повертела сосуд, рассматривая отвратительное содержимое. А в голову даже мысль не приходила, для чего эта дрянь может быть нужна. И целых три. Для очередных экспериментов? Каких? Эстер еле-еле отвлеклась от ужасного, но отчего-то притягательного из-за своего необычного вида Каду, отходя в угол. Левый нижний кирпич от шкафа. Эстер присела на корточки, кажется, поняв, что имела в виду Альсина. Дотронувшись до тёмного кирпича на стене, пришлось приложить немалое количество усилий и успеть почувствовать себя глупо, пока камень не сдвинулся с места, поддался и чуть провалился в стену. За спиной послышался характерный звук, и Эстер обернулась, заметив, как меж кирпичей образовалась дыра. Ровное квадратное отверстие с оранжево-красной подсветкой внутри. Вставая с пола, отряхивая платье, Эстер подошла ближе, замечая, что в этой выемке находились совершенно иные маленькие баночки: на них были надеты бумажные этикетки, исписанные красивым почерком Леди Димитреску. Осознание пришло сразу: эти растворы или препараты были созданы именно ей. Эстер, поглядев ещё немного в удивительную дыру, наконец, поставила внутрь сосуды с Каду, расположив их подальше, ближе к стенке. Но к собственному удивлению, она наткнулась на другую деталь. Тетрадь. Чёрная тонкая книжечка, кажется, принадлежавшая Альсине. В груди сразу же поселились сомнения. Стоило ли читать? Ведь если Леди Димитреску доверилась Эстер, то, вероятно, надеялась на её благоразумие и уважение. Но… что если та не могла говорить об определённых вещах, которые сейчас выдавалась возможность узнать? Может, доверие равнялось позволению? Эстер потёрла тетрадь пальцами, оглядываясь на дверной проём, прислушиваясь и понимая, что в подвале царила всё та же звенящая тишина. Альсина ведь знала о неумолимом любопытстве, которое всегда сжирало её верную служанку. Или же это являлось проверкой на прочность? Чёрт. Следовало торопиться. Эстер, собравшись с силами, открыла тетрадь. В ней оказались, кажется, наблюдения Альсины, её зарисовки, отметки на полях, обведённые в кружки слова — глаза разбегались. Эстер листала страницы, пока не замерла, заметив рисунок мухи.

«Каду были подселены в организмы, но мгновенной реакции не последовало. После усыпления прошло уже больше семи часов, а после вживления больше пяти. Девушки не просыпаются и не двигаются, кажется, будто они мертвы. Нет симбиоза?

Трое подопытных остаются неподвижны, но изо рта старшей девушки вылетела муха и села на тело. Через несколько часов их количество нещадно увеличилось. Насекомое имеет структуру тела, как у мясной мухи, но с отличной головой. Питаются плотью. Своим рождением обязаны особому взаимодействию Каду с организмом.

Тела полностью покрыты мухами. Насекомые не переносят холод.

Плоть полностью съедена. Мухи начали менять цвет в соответствии с расположением на теле. Бесформенные массы постепенно принимают формы людей.

Три девушки очнулись и смотрят как младенцы. Я чувствую связь, как мать с дочерьми. Я уже выбрала для них имена: Бела, Даниэла и Кассандра.»

Эстер замерла, стараясь обдумать полученную информацию. Дочери Альсины являлись лишь её удачным экспериментом. И созданы они были благодаря вживлению в организм той серой массы, что плавала в банке. И на начало процедуры девушки ещё дышали, были людьми, живыми, чувствующими, с совершенно другими именами, своей историей. Это было добровольно? Нет, невозможно согласиться на подобное. На неизвестность, на смерть души и тела. Голова закружилась, но Эстер закрыла глаза, делая глубокий вдох и переворачивая страницы, вновь стараясь зацепиться за что-то взглядом.

«Каду был вживлён в тело, удачного симбиоза не последовало. Организм не был способен бороться с паразитом, а после и вступить во взаимодействие. Каду поразил его слишком быстро. Может, стоит вызывать противостояние искусственно, чтобы увеличить число удачных симбиозов?»

Эстер закрыла тетрадь. Время было на исходе. Она положила её на месте, коря себя, что полезла не в своё дело. И пусть любопытство было удовлетворено, пусть одна из тайн была раскрыта, но информация привела в шок и заставила выпасть из колеи. Эстер вновь подошла к углу, но наклоняться не стала, она лишь ногой стукнула по кирпичу, и тот быстро встал на место, а дыра в стене исчезла. Замечательно. Коробку Эстер решила взять с собой на случай, если туда можно будет сложить новые купленные Альсиной вещи. Так будет проще их донести. Но голову всё никак не покидало осознание, какими экспериментами действительно занимается Леди Димитреску. Её рост и особенности её дочерей стали привычными, об их странности и мыслей не проскальзывало, но сейчас, когда Эстер узнала столько нового, ощущение нереальности происходящего не покидало. Это было пугающе, но слишком интересно. Леди Димитреску играла в Божество, очевидно. Она убивала и создавала. И её знания, сила были настолько велики, что вызывали дрожь и трепет. Подобные эксперименты, видимо, как никогда могут помочь познать и жизнь, и смерть, обрести новые умения, разгадать загадки мироздания. Только… Каду поставляла Матерь Миранда. Неужели заказчицей подобных экспериментов была она? Зачем? Может, об этом где-то и упоминалось в тетради. Жаль, времени оказалось слишком мало, чтобы прочесть её вдумчиво. Как только Эстер вышла из замка, она постаралась искренне улыбнуться, скрыть, чем занималась в подвале, чувствуя, как солнечные лучи ласкают лицо. Она подошла к Альсине, что смотрела настороженно. Но, сделав вид, что не заметила столь напряжённого взгляда янтарных глаз, Эстер поставила коробку на землю. — Всё, что стоит перед тобой, следует отнести в мою спальню, кроме твоих цветов, конечно. Жди меня там, я приду чуть позже, — Леди Димитреску вглядывалась строго, стараясь словно проникнуть в сознание, но Эстер лишь кивнула, начиная аккуратно складывать вещи в коробку. Альсина приобрела два изысканных флакончика нового парфюма, запах которого не терпелось почувствовать, табак, что посоветовал Герцог, различные ткани, цвета которых Эстер не видела, так как они были завернуты в бумагу, несколько научных книг, — странно, что она не приобрела газеты, — красивые ручки, необычный бокал, который не удалось детально рассмотреть, саженцы адонисов, при виде которых Эстер смущённо улыбнулась, и ещё несколько вещей. Путь от лавки до спальни пришлось проделать дважды. И ещё потратить время, чтобы перенести все саженцы в замок. И, как только Эстер собиралась вернуться в каменные стены окончательно, она лишь с уважением кивнула Герцогу, увидев в ответ его задумчивую улыбку. — Удачи, пташка, — произнёс он, провожая маленькую фигуру взглядом, которая казалась совершенно незначительной на фоне огромных позолоченных дверей. В очередной раз пройдя сквозь ворота, Эстер показалось, что это место словно пожрало её, скрыв от глаз Альсины и торговца. Но, несмотря на мимолётное ощущение, это совершенно не задело. Замок показался как никогда родным, привычным. Он стал домом. Эстер приняла и полюбила богато украшенные стены, каждый золотой рисунок, комнаты и углы, красоту и мрачность, тайны и загадки, а так же хозяев. И сейчас, находясь в спальне, она ждала Леди Димитреску и рассматривала вещи, что та приобрела. Интересно, сколько она за это заплатила? И первым делом Эстер сразу же взяла флакончик новых духов Альсины. Она аккуратно сняла крышечку, вдыхая аромат. Кажется, пахло розами. Эстер закрыла глаза, стараясь нырнуть в запах с головой, утонуть в нём и раствориться. Нотки груши, крепкого рома и ванили дополняли цветочный аромат, придавали многогранности. И не хотелось отодвигать от себя изящный флакончик. Эстер не разбиралась в парфюме, чего, вероятно, нельзя было сказать об Альсине. С её отменным вкусом вряд ли было возможно находиться от подобной темы в стороне. — Наслаждаешься? — послышался самодовольный голос за спиной. И Эстер испуганно развернулась. Она не ждала, что Альсина вернётся так быстро. Видимо, она сразу же попрощалась с Герцогом и направилась следом. — Приятный запах… — робко проговорила Эстер, закрывая крышку и относя флакончик на стол. Не терпелось услышать столь изящный аромат на Леди Димитреску. Стало любопытно, каким же образом создавался парфюм. Можно ли было найти книги об этом в библиотеке? Наверняка для этого требовались знания химии, в чём Эстер не разбиралась совершенно. — Вам прекрасно подойдёт. — Герцог сказал то же самое, — улыбнулась Альсина. Эстер потянулась к тканям, что были завернуты в бумажную обёртку. Хотелось поскорее узнать, каких же цветов они были и какие же платья будут созданы чуть позже, как будут смотреться на Леди Димитреску. — Я сама отнесу ткани в ателье, — резво остановила она Эстер, заставляя замереть. Пришлось убрать руки, нахмурившись. Пока Эстер продолжила расставлять вещи по комнате, отложив те, что нужно будет унести в другую комнату, Альсина села в кресло и закурила, буравя взглядом свою служанку. Комната наполнилась дымом и запахом горького табака. — Не знала, что ты знакома с Герцогом, — задумчиво произнесла она, держа в одной руке мундштук, а другой подпирая лицо. И Эстер задалась вопросом, поняла ли это Леди Димитреску сама или же мужчина рассказал об этом ей наедине? — И ты явно ему по душе, пташка, — Альсина усмехнулась, пренебрежительно передразнив интонации торговца. — Я покупала у него недорогие товары для лавки, — пожала плечами Эстер, улыбнувшись, отгоняя воспоминания о былых днях в деревне, о стареньком пианино, о тихих вечерах в маленьком помещении и яблоневом саде, что в скором времени должен был зацвести. Но буквально через несколько секунд она осознала, что картинки в голове начали терять свои краски. — Он производит впечатление. — Ох, Эстер, — Альсина многозначительно улыбнулась, поднимая брови, — этого человека заботит лишь выгода да его коллекция. Если весь мир пойдёт ко дну, он будет наблюдать за этим с вершины горы и даже не бросит верёвку, если, конечно, у тебя не окажется чего-то ценного в кармане, — Эстер поёжилась. Подобное заявление оставило неприятный осадок, словно повесив на шею камень. — У всего есть цена? — спросила Эстер, думая о том, по какой же причине всё-таки сошлись Леди Димитреску и Герцог. Была ли их вежливость напускной, если этого человека интересовали только выгода да товары? Испытывал ли он искреннюю симпатию? Связывали ли их исключительно торговые отношения? И разве сама Леди Димитреску была способна помочь, когда «весь мир пойдёт ко дну», за бесценок? Хотелось задать эти вопросы Альсине, но это было бы за гранью вежливости, к тому же они казались глупыми. — К сожалению, — ответила Альсина, выдыхая клубы дыма, — и тебе это отлично известно, — она прищурилась, и Эстер застыла, чувствуя себя неуютно под выпытывающим взглядом янтарных глаз. Да, Эстер знала, чем она заплатила за то, что сейчас стояла в спальне Альсины и раскладывала новые вещи. За гроши отдала своё прошлое, наивные принципы и невинность, за чуть дороже продала душу, получив несколько дьявольских отметин на теле. Её однажды будто клеймили, и теперь по шрамам можно было легко понять, кому она принадлежит. — Дорога отнимает много сил, верно? А цель всё та же… — в голосе было то ли удивление, то ли презрение. И в голове вмиг всплыл неприятный диалог, который приключился, когда Эстер впервые расшнуровывала платье Альсины. И только сейчас Эстер поняла всю неизбежность, что в тот миг царила в словах Леди Димитреску. Ведь действительно та дорога, по которой она двигалась вперёд, была вымощена кровью, болью и вела только в один конец. Алая жидкость уже давно окрасила руки, а лежащие на земле камни расцарапали ноги, заставляя оставлять красные следы. И в глазах Эстер теперь была лишь смерть: ведь былые искры наивности и невинности давно потухли, исчезли. И уже тогда Альсина видела это, может, и чувствовала. И путь этот вёл никак не к умертвлению тела, как показалось ранее, а к убийству человеческого, былого. Эстер умирала. И Альсина наслаждалась этим. И тело покрылось мурашками, как в груди поселилась тяжесть. Но лишь один вопрос не давал покоя. — А чем же платите Вы? — собрав всю свою уверенность, спросила Эстер, вздёрнув голову. И глаза Леди Димитреску на мгновение загорелись опасными искрами. Замерев на секунду, она вновь поднесла мундштук к губам, выдерживая паузу. И было совершенно неясно, собирается ли она ответить или же проигнорирует вопрос, словно его и не было. Эстер заплатила сполна и продолжает это делать, но как же Альсина? Она всматривалась в лицо Эстер, то ли размышляя, то ли стараясь отыскать там подсказку. И молчание, казалось, длилось вечность, пока Леди Димитреску не усмехнулась и не откинулась на спинку кресла, расслабляясь. — Красотой своего двора… Разрешив посадить тебе рядом с моими розами эти дурацкие… — Леди Димитреску взмахнула рукой, пытаясь вспомнить слово. — Адонисы, — уточнила Эстер, улыбнувшись, прекрасно понимая, что название та не могла забыть за столь короткий срок. И не было важно, что сейчас Альсина играла, делая вид, что ей совершенно плевать на цветы. Она ведь их купила по просьбе Эстер, пожертвовав «красотой своего двора». Но это был очередной уход от ответа, очередной бег от правды. Леди Димитреску не позволяла ни одному человеку приближаться к ней близко настолько, чтобы стало возможным заглянуть в её душу, узнать сокровенное и настоящее. Почему же? Разве случилось бы нечто страшное? Но ведь она пыталась доверять, верно? Вряд ли бы тогда она рассказала Эстер о тайнике в подвале, где лежала тетрадь с наблюдениями. Очевидно, Альсина была готова к любому исходу событий — всё бы её устроило. Не было это никакой проверкой на прочность, глупости. Лишь обычное доверие, дающееся той непросто. С вещами Эстер закончила быстро, так и не притронувшись к тканям. Леди Димитреску продолжила лишь сидеть в кресле, в конце на недолгое прощание кивнув головой.

***

Когда уже стемнело, а на небе появилась родная луна, освещавшая все окрестности, когда птицы смолкли, а обитатели замка наслаждались покоем в своих комнатах, Эстер вышла во двор, принеся туда саженцы, лопату и лейку. За ночь без солнца адонисы должны будут прижиться. Рыхля землю, Эстер поняла, что всё-таки за двориком надлежащего ухода не было. Может, Альсина сама не желала уделять ему внимание, поэтому не назначала подобных обязанностей служанкам. Выкопав грядки, убрав множество ненужных камней, разворошив землю, а затем полив её, Эстер приступила к высадке цветов. Как же давно она этим не занималась! В деревне это являлось неотъемлемой частью жизни, сейчас же всё поменялось. Нет, вряд ли она будет скучать по той физической работе, что преследовала её на протяжении всей жизни. Но высаживать цветы около дома всегда доставляло удовольствие. И сейчас, пачкая грязью руки, дотрагиваясь до зелёных листьев, что отливали чёрным при свете луны, Эстер дарила растениям новый дом. И так хотелось узнать, какие же в будущем будут цветки — никогда раньше она не видела алых адонисов. И так хотелось, чтобы Леди Димитреску любовалась ими так же, как и своими розами. Не пожалела о своём решении. Время летело быстро, и Эстер не знала, сколько минут или часов было потрачено, чтобы посадить зелёные саженцы в землю. Но, как только она встала, смотря на проделанную работу, поняла, что всё было проделано не зря. Чуть позже они зацветут, подарят дворику лёгкий запах, смешиваясь с благоуханием роз. Частичка из большого мира будет расти в этом небольшом дворе, свободные маленькие адонисы, отзывающиеся в душе Эстер. Оторвать свой взгляд от растений было сложно, несмотря на то, что сейчас они не были так красивы. Но усталость брала верх, и двор пришлось покинуть. Отнеся на место лопату, лейку и выбросив ненужные стаканчики, Эстер направилась к ванным комнатам. Было необходимо снять грязное платье, отмыть чёрные руки, лицо и волосы. И с чистым телом и разумом лечь в постель, закрыть глаза и провалиться в блаженный сон. В ванной комнате горели свечи, и Эстер напряглась, доставая из кармана часы. Глубокая ночь, разве мог кто-либо из служанок не спать? Аккуратно войдя внутрь, Эстер замерла. Маленькая Дана, сидевшая на полу в окрашенной красным одежде перед деревянным тазом с водой, прислоняла смоченную тряпку к лицу дрожащими руками. Тело словно не желало двигаться вперёд, навстречу. Ноги приросли к каменному полу, а внутри бушевали противоречивые эмоции. — Дана? — спокойно прошептала Эстер, когда та, вздрогнув, отвернулась ещё больше, пряча лицо. В голове была лишь одна мысль: что-то произошло. Эстер не испытывала страха, сочувствия и жалости. Если с Даной что-то и случилось, то вряд ли это может напугать, выбить из колеи или же удивить. Кажется, Эстер уже увидела и сделала слишком многое. Но помнила, что Дана помогла ей не так давно, а долг следовало отдавать. Поджав губы и собравшись с силами, Эстер прошла к умывальнику и быстро, но тщательно отмыла свои руки и лицо. И только затем она приблизилась к трясущейся девушке, садясь перед ней. Тряпка была в крови — в её собственной, не чужой, — как и руки Даны. Эстер, тяжело вздохнув, дотронулась до дрожащих и ходивших ходуном рук, осторожно выхватывая тряпку и отодвигая её от лица. Дана плакала, а на щеке и груди красовались раны, оставленные серпом. Девочки. Кровь не переставала течь, а служанка испуганно трястись. Она не кричала от боли, ей словно было плевать на эти ощущения. Это был шок. Комната Мэри пустовала — ведь новых служанок в замке не появлялось. Значит, там всё оставалось на своих местах. Вероятно, можно было найти средства и бинты, то ли данные Леди Димитреску, то ли найденные Мэри где-либо, которыми были залечены открытые раны Эстер. — Держи и пойдём со мной, — уверенно произнесла она, вновь прикладывая мокрую тряпку к лицу Даны, отдавая, а после поднимая девушку на ноги. Та лишь кивнула, стараясь встать прямо. Она была податливой, шла беспрекословно и молчала. До комнаты Мэри не составило труда добраться. Посадив Дану на кровать, Эстер, почувствовав родной запах, витавшей в этой спальне, еле совладала с эмоциями, понимая, что сейчас это было лишним. В шкафчике действительно оказался знакомый ящик с бинтами, тряпками, остатками мазей и средства для обеззараживания. Эстер поставила его рядом с кроватью, а чуть позже принесла в комнату небольшой таз с чистой водой. — Руки по швам, а голову выше, — произнесла она, вновь забирая тряпку, а пальцем заставляя Дану поднять голову. В серых глазах было недоверие. Но Эстер это не трогало — сейчас она знала свою задачу. Промыв ещё раз раны, а после обработав их специальным средством, вспоминая, как же сильно оно жгло, Эстер удивилась, что Дана даже и не дёрнулась. С трудом верилось, что эта хрупкая девчонка была столь сильной и терпеливой. И так не вовремя попалась на глаза трём прекрасным бестиям, обитающим в замке. Стала предметом жестокой игры. — Кто из них? — неожиданно спросила Эстер, наконец, заканчивая обрабатывать раны и видя, что кровь остановилась. — Даниэла, — произнесла Дана, и Эстер удивилась, что та зашла так далеко за долгое время. Видимо, ей было совсем скучно и уже не терпелось выйти за пределы замка в поисках новых жертв. — Она появилась резко и… смеялась постоянно, — голос был тихим и даже не дрожал, только слёзы иногда лились по щекам. Эстер вздрогнула, вспоминая, как когда-то говорила похожие слова Мэри в один из первых дней работы. При одном воспоминании о своей подруге сжималось сердце, будто его прокалывали десятками тонких иголок. Видимо, Дане раньше не доставалось от дочерей Леди Димитреску, либо же всё было более невинно. Эстер задумалась, насколько долго эта девчонка находилась в замке. — Как только Леди Димитреску даст им своё разрешение покидать замок, они успокоятся, — холодно произнесла Эстер, и Дана понимающе закрыла глаза. Эстер мало разбиралась в тех остатках средств, что имелись в ящике Мэри. Лишь помнила, какие баночки та использовала и для чего. — Что ты делала в ванной комнате так поздно? — с искренним интересом в голосе спросила Дана, и Эстер замешкалась, не подавая виду. Будто вечность прошла с тех пор, как ей интересовался кто-то не из семьи Димитреску. Но откровенничать с Даной было неловко и чересчур странно. Она казалась сильной и закрытой, не подпускающей к себе близко. Но стоит лишь проявить внимание, неравнодушие, как её душа тут же отреагирует на зов. Вероятно, Дана искала поддержки где-то внутри, но, как ни странно, понимала, что долгой она не будет — ведь никто не вечен. От неё можно было ожидать чего угодно, и Эстер не стремилась сближаться хоть с кем-то из служанок. — Это тебя не касается, — равнодушный ответ не произвёл ровно никакого впечатления. Дана продолжила сидеть спокойно, а Эстер уже — накладывать повязку. Только почему-то пустые серые глаза зацепили что-то внутри, заставив почувствовать себя глупо и неуютно, они взвыли к совести или же к её остаткам. Дана выглядела потерянной, а её отрешенность неприятно пугала. И, закатив глаза и цокнув языком, Эстер заговорила вновь. — Я сажала цветы. Двор выглядит неуютно. — Думаешь, ты доживёшь до их цветения? — всё с таким же пустым взглядом задала вопрос Дана, и от подобных слов по телу пробежались мурашки. Эстер поняла, что она давно не задумывалась о собственной смерти. Словно эта опасность исчезла, испарилась и больше не угрожала её существованию. В отличие от Даны, которую, вероятно, этот момент волновал — чего было не сказать по каменному лицу. — Дана, — строго произнесла Эстер, возмущённо сведя брови, заставляя девчонку посмотреть на себя. — О моей жизни переживать не стоит, — и Дана лишь на секунду приоткрыла губы, может, желая что-то сказать, но так и не решилась. Эстер её уже не понимала: слишком изменилась, отдалилась от девушек и приблизилась к Леди Димитреску. Все былые переживания казались незначительными. Если смерти было не избежать — так тому и быть. Сейчас этот страх улетучился, может, потому что Эстер видела, как смерть забирает души, как она сама отдаёт их в её лапы. Только Дана желала понимания, поддержки, которую Эстер давать не хотела, не решалась. Её не должна была волновать простая девчонка с меланхоличными мыслями, неизвестными целями и слишком запутанным внутренним миром. Только эти чёртовы потерянные и одинокие глаза… — Да, я доживу до их цветения, — наконец, выдала Эстер, заканчивая с повязкой. — Но лучше заботься о том, как бы увидеть это самой, — пренебрежительно фыркнула она, недовольная тем, что не смогла сдержаться. — Не люблю цветы, — Дана пожала плечами. — О, им всё равно, — ответила Эстер машинально, увидев лёгкую улыбку на чужих губах.