— Эстер! — она вскочила на кровати, сразу же очнувшись ото сна, лишь только услышав, как кто-то небрежно открыл дверь так, что та ударилась о каменную стену. Сердце колотилось, а блаженная ночная фантазия была нагло прервана.
В проёме стояла безумно улыбающаяся Кассандра с горящими глазами, и в груди резко поселилось колючее волнение — подобная увлечённость была не к добру. Оторвав взгляд от сияющего лица, Эстер заметила, что девушка была одета не в привычное тёмное платье, а в уличные штаны и тёмно-багровый камзол. За её спиной красовалось ружьё, в левой руке находилось второе, а в правой — вещи. Эстер протёрла глаза, стараясь оклематься. На часы даже можно было не смотреть — стрелки явно показывали слишком ранний час.
— Одевайся, — резво бросив одежду на кровать, Кассандра распрямилась, кажется, сгорая от нетерпения. — Мои вещи будут тебе как раз. Жду за дверью, — она покинула комнату, вновь хлопнув дверью и оставив Эстер в недоумении. Спросонья оказалось сложно мыслить и анализировать. Всё никак не удавалось из исчезнувшей картинки извлечь детали, что помогли бы понять, что происходит.
Эстер взяла в руки вещи, вздыхая от усталости и рассматривая их. С одной стороны, она вряд ли могла противостоять воле Кассандры, не имея подобных полномочий — не то положение. Быть служанкой матери совершенно не подразумевало наличие возможности командовать дочерьми. С другой же стороны, отчего-то душа желала поддаться неизвестной авантюре и горящим глазам Кассандры. Своенравной, дикой и непокорной, с некоторых пор так трепетно относящейся к Эстер. Рушить фарфоровые отношения не хотелось.
Такие же тёмные уличные штаны, какие носила Кассандра, тёмно-синий камзол и сапоги. Неужели она собиралась выйти за стены замка? Без дозволения Леди Димитреску? Впрочем, разве она могла осмелиться на подобное? Должно быть, Альсина была в курсе всех событий. Вспомнив ружья, что держала Кассандра, Эстер закрыла глаза, тяжело и обречённо вздыхая.
Охота. Через пару секунд показалось, что в комнате витает странный знакомый запах. Эстер поднесла несколько вещей к носу и поняла, что те пахнут содой.
Желание выйти вновь из замка в открытый мир будоражило. Осознание, что придётся держать в руках ружьё, находиться рядом с Кассандрой и контролировать слова — ударяло по голове. Всё же о ней Эстер знала меньше всех, несмотря на столь бурные встречи. Навлечь вновь на себя её неприязнь совершенно не хотелось. Это был риск. Возможность, которая может помочь сблизиться с той, что однажды нанесла серьёзные раны, чуть не убив. Эстер сняла ночную рубашку, переодеваясь в те вещи, что принесла Кассандра.
Одежда действительно подошла по размеру, что было неудивительно. Телосложение и рост у Кассандры и Эстер были слишком похожи. Взглянув в зеркало, она удивилась, отмечая, что столь дерзкие вещи смотрелись вполне неплохо, придавали уверенности, возраста и серьёзности. Незнакомая девушка в отражении была по душе, казалась тем человеком, который способен управлять собственной жизнью, возвыситься. Новый образ преображал, и Эстер удивилась тому, насколько же простая одежда может управлять людьми. Ах, и эти чёрные перчатки на руках так добавляли элегантности, того, чего в Эстер и не было.
Она действительно казалась себе повзрослевшей и более зрелой. Впервые за много лет Эстер понравилось, как она выглядела. Словно красота, скрывавшаяся за семью печатями, сбежала из плена и, наконец, показалась. Поправив волосы, заправив кровать, она вышла в коридор, сразу увидев Кассандру, что стояла возле стены. Та смотрела с нескрываемым удивлением, оценив Эстер с ног до головы, протягивая ей ружьё.
— Тебе идёт, — а после Кассандра оскалилась, кажется, усмехаясь собственным мыслям, — амазонка. Иди за мной.
Поправив оружие, та направилась вдоль коридора к воротам замка. Зная, что Эстер лишь человек, Кассандра не рассыпалась мухами: спокойно шагала, не оглядываясь. Костюм ей был к лицу, а походка была не менее элегантной и выдержанной — несмотря на исключительную любовь к хаосу — чем у Леди Димитреску. Только волнение, резко возросшее в груди, всё никак не улетучивалось. Было ли на улице достаточно тепло для девочек? За окном занимался рассвет, а облака на небе спокойно плыли вдаль.
— Леди Димитреску… — начала Эстер, переживая, но Кассандра сразу же её перебила, уловив ход мыслей.
— Мама уехала на собрание, твоя помощь не потребуется, — как ни в чём не бывало бросила девушка. Альсина уехала на собрание слишком рано, наверное, могло случиться что-то важное и безотлагательное. Но спрашивать об этом было бесполезно.
Довольная Кассандра открыла ворота, и Эстер почувствовала, как ветер быстро проник в замок, а свежий воздух — в лёгкие. Сердце затрепетало: зрелище было невероятным. Кассандра смеялась, пока ветер игрался с её тёмными волосами. Она стояла перед огромным миром, расцветающим и оживающим с каждым днём всё больше и больше, и раскрывала ему собственную душу. О, как же, вероятно, она скучала. Заряд энергии воздушно-капельным передался и Эстер: кровь забурлила, и улыбка появилась на губах. Необъяснимое чувство свободы накрыло с головой, и Эстер сделала шаг к Кассандре, которая закрыла глаза, подставляя лицо под ещё тусклые солнечные лучи, кое-как пробивавшиеся сквозь облака.
И было сложно перестать любоваться её блаженством, забывая, что эта девушка не являлась человеком. Чуть позже Кассандра сорвалась с места, и Эстер последовала за ней. Нести ружьё за спиной оказалось не так уж удобно. Оно бы натёрло спину — спасал лишь плотный камзол. Обход замка явил собою завораживающее занятие: Эстер разглядывала каменные высокие стены, которые были кое-где покрыты зелёным мхом, и высокие деревья, что окружали замок — чаще всего хвойные. Птицы щебетали, и дышать было так просто и легко. Неужели она действительно сейчас сворачивала в лес вместе с Кассандрой?
Пахло хвоёй, а свежесть в воздухе была ни с чем не сравнима. Чем дальше Эстер и Кассандра продвигались вперёд меж деревьев, тем больше появлялось вокруг маленьких папоротников, серого мха, что свисал с веток елей, и мягкого зелёного, подушкой расстелившегося под ногами. И хотелось лечь на него, как на мягкую постель, утонуть и слиться с манящей природой. Приходилось следовать за Кассандрой, постоянно борясь с ветками, что били в лицо, и перешагивать через поваленные деревья, изредка встречавшиеся. Та молчала, определённо зная, куда направлялась, и Эстер, наконец, решила заговорить.
— Куда мы идём? — спросила она, убирая очередную ветку с лица и слыша, как сухие листья с прошлого года хрустят под ногами. Местность оказалась непроходимой, но Кассандре сквозь заросли идти было намного легче — рассыпалась роем мух, как только натыкалась на препятствие. Эстер же чувствовала, что уже её лицо было исцарапано.
— Ближе к реке, там устроим засаду, — проговорила Кассандра, которая то и дело останавливалась, прислушиваясь, оглядывая местность и смотря на землю в поисках следов, и Эстер задумалась, сколько же ещё времени это займёт. — Ты стреляла раньше по дичи? — спросила Кассандра, остановившись и доставая ружьё из-за спины, и Эстер сделала то же самое.
— Нет, — ружьё оказалось невероятно красивым: деревянное цевье и ложа были резными, с рисунком и позолотой. Наверняка это ручная работа — не иначе. Держать в руках оружие было непривычно, да и за спиной оно казалось легче. Кассандра лишь понимающе кивнула, а затем встала в стойку.
— Левую руку на цевье, приклад упирается в плечо так, чтобы выступ касался щеки, — Кассандра продемонстрировала, говоря тихо и спокойно, гордясь своими знаниями. Эстер повторила менее уверенно, хмурясь. — Ноги чуть шире.
Кассандра, встав позади, поправила хват Эстер, подняв ружьё повыше. Через секунду она уже толкнула ноги Эстер коленкой, заставляя расставить их шире. Её методы преподавания были резки и прямы, как их хозяйка, отличались от строгих, но чутких методов Леди Димитреску и от холодных учений Белы. Кажется, требовалось слушать Кассандру очень внимательно, не упуская ни одну деталь и выполняя всë в точности — именно этого она и ждала.
— Не сжимай цевье так сильно, расслабься, — Кассандра навалилась сзади, стукнув по рукам и заодно заставив поддаться телом вперёд. — Наклонись, это уменьшит отдачу.
Эстер выполняла всё в точности, старалась. Пришлось повторить стойку с нуля несколько раз, чтобы запомнить. И как только Кассандра кивнула, можно было расслабиться и идти дальше. Девушка сказала, что будет необходимо соблюдать исключительную тишину. Заходили они к реке с подветренной стороны, и только тогда Эстер вспомнила о важности запаха. Кассандра пахла не по-человечески, и таким образом животное не почует именно Эстер. И поэтому её одежда была пропитана содой.
— И что же заставило тебя выбрать в спутницы меня? Как же Бела и Даниэла? — улыбнулась Эстер, поправляя ружьё за спиной и всматриваясь вдаль, стараясь понять, как скоро на пути появится река. Кассандра фыркнула, оборачиваясь.
— Бела — зануда. Даниэла неугомонна. А выходить из замка в одиночестве впервые после холодов — чревато, — Эстер отвечать не стала, размышляя о том, какие же проблемы могли за этим последовать. Холод? Тогда идти на охоту с одной из сестёр так же было бы опасно. В чём же в таком случае состояли преграды? Но Кассандра свою мысль продолжать не захотела. — Мы почти пришли.
Эстер подняла голову, видя, что они приближались к одному из концов леса. Подойдя к крайним соснам, можно было увидеть открытую местность: склон, покрытый мелкой травой, уходивший к реке, был освещён солнцем, а бегущая чистая вода переливалась в редких лучах. Поляна была небольшой, однако зрелище завораживало с огромной силой. Засмотревшись на журчащую реку, наверняка ещё холодную, на стоящие на берегу деревья, некоторые ветки которых касались воды, Эстер вздрогнула, когда чужая рука коснулась плеча.
— Мы затаимся здесь и будем ждать, — Кассандра огляделась, а затем забрала из рук Эстер ружьё, вложила в него четыре патрона. — Сюда часто приходят олени. Целься в молодого самца, — прошептала она, отдавая оружие, и Эстер кивнула, чувствуя, как тревога нарастает в груди. — Я тебя подстрахую, если не попадёшь.
— Ты уверена, что получится? — удивлённо спросила Эстер, и Кассандра ухмыльнулась. Теперь, с горящими глазами, она зарядила своё ружьё. О, как же ей нравилось! Только Эстер пока не могла понять, что же сама ощущала. Беспокойство птицей билось внутри, страх промахнуться и упасть в глазах Кассандры заставлял чувствовать себя ещё более неуверенно.
Кассандра была, на удивление, тихой, методичной и осторожной, чего нельзя было сказать о ней на протяжении всего времени пребывания в замке. Она была жуткой бардачницей, любившей беспорядок и хаос, тогда она ощущала себя в своей среде, правила балом. И лишь на охоте, сейчас, была собранной, аккуратной и сосредоточенной до ужаса.
— Я всегда попадаю, — она подняла брови, гордо скалясь. — Стреляй в голову или в шею, если понадобится — то на опережение. И с выстрелом не затягивай. Иначе ружьё дёрнется — и ты точно промажешь.
Пришлось собраться с силами, вдохнуть полной грудью — было волнительно. Эстер ранее не стреляла, тем более в дичь. Облажаться перед Кассандрой не хотелось, хотя, может быть, та и не ждала ничего особенного и исключительного. Яркие глаза смотрели выжидающе, чувствовалось, насколько сильно дочь Альсины жаждала продолжения банкета. Кассандра напомнила коршуна, который кружит и кружит над поляной, высматривая свою жертву.
Эстер устроилась меж деревьев, понимая, что ожидание может занять много времени. В руках она держала тяжёлое ружьё, к которому в какой-то момент даже привыкла. Оно стало удобным, хорошо лежало в ладонях, а резьба на нём уже показалась родной. Кассандра улеглась в нескольких метрах от Эстер, которая осталась стоять. На поляне всё ещё было пусто. И слышались лишь звонкое пение птиц, журчание воды и шёпот веток, колыхавшихся на ветру.
Ожидание постепенно сводило с ума, и хотелось, чтобы в поле зрения уже поскорее появился олень, чтобы быстрее прозвучали выстрелы, а тревожное состояние улетучилось. Вновь взяв оружие в руки, уперев приклад в правое плечо, а левой рукой взявшись за цевье, Эстер чуть-чуть наклонилась вперёд, предварительно расставив ноги. Проверила, всё ли она запомнила, и краем глаза заметила, как наблюдавшая Кассандра кивнула.
Солнце уже встало окрашивало лучами стволы деревьев и зелень в золото на несколько секунд, а затем скрывалось за сероватым облаком, забирая с собой тёплый свет. Утренний воздух всё ещё казался волшебным, а запах хвои успокаивал, и единение с природой чувствовалось как никогда. Эстер словно была частью тех мошек, что летали над полянкой, зелёной тонкой иглой на ветке ели и сосны, несущейся водой и ребристой корой. Звуки, ароматы и вид — всё сливалось в одно, закрадывалось в грудь и медленно обосновывалось там. Вряд ли Кассандра испытывала подобное наслаждение, в её глазах был лишь азарт и нетерпение, но она, тем не менее, лежала неподвижно. Её выдержка и сосредоточенность во время охоты поражали.
Заглядевшись, Эстер заметила, как Кассандра резко напряглась, и перевела взгляд вновь на поляну, неосознанно крепче сжимая ружьё. Около воды появился молодой олень с совсем небольшими рогами. Это означало, что можно было стрелять. Животное было столь красиво и грациозно, двигалось медленно и совершенно не чувствовало опасность. Оно находилось так близко и так далеко. Эстер поджала губы, вставая в стойку. Она должна была выстрелить первой — сердце сжималось от волнения. Было страшно, что олень услышит даже дыхание, почует запах. Но больше всего давило присутствие Кассандры, которая ждала решения Эстер.
Эстер опустила ружьё на мгновенье, поняв, что размышляла и копошилась слишком долго. С выстрелом не нужно было медлить. Процедуру пришлось повторить. И прицелиться, закрыв левый глаз. Выждать немного, перестать трястись. Олень был на мушке. Эстер хотела попасть в голову. Оставалось пальцем лишь аккуратно спустить курок…
Руки задрожали, и Эстер вновь поправила ружьё, задержав дыхание и наклонившись чуть вперёд. И выстрелила, почувствовав, как качнулось тело — пришлось сделать шаг назад, как громкий шум звоном отдался в ушах, как сердце резко забилось быстро и сильно, как прозвучало ещё два выстрела справа, где была Кассандра. Постояв несколько минут на месте, стараясь унять стук сердца, резкую вспышку удовольствия и счастья, Эстер двинулась к ней, переживая отчего-то, боясь посмотреть на итог стрельбы, но трепещущая в приятном волнении. Однако, увидев довольную ухмылку Кассандры, Эстер заметно расслабилась.
— Я же говорила, что всегда попадаю! — посмеялась девушка, взмахнув тёмными волосами, и Эстер улыбнулась в ответ. — Пошли!
Кассандра схватила Эстер за руку, застав врасплох, что даже дыхание перехватило, потянув вниз по склону. Она неожиданно отпустила ладонь, растворилась в рое мух, слетая слишком быстро к месту, где несколько минут назад находился олень. Животное успело скрыться в лесу, оставив после себя кровавую дорожку. Эстер поторопилась, стараясь держать в руках ружьё аккуратно и не спустить курок ненароком — вдруг прострелила бы себе что-то. Мухи быстро обрели очертания Кассандры, которая присела, разглядывая алую траву. И как же здорово было бежать по склону по грязи, зелёной траве, чувствовать, как ветер дует в лицо, а молодая листва на деревьях шепчет незнакомые заклинания.
— Кровь розовая и пузырящаяся, — заключила она, пальцем проводя по зелени, а затем облизывая его. — Скорее всего я пробила лёгкое. Он умрёт быстро, — она довольно улыбнулась, снизу вверх взглянув на Эстер, которая лишь заряжалась наслаждением Кассандры. — Через двадцать минут пойдём по его следам. И посмотрим, куда же попала ты.
Кассандра встала и подошла к воде, вдыхая полной грудью. Река бежала на север, по равнинам, стекала с гор. Она не была слишком широкой, но всë равно впечатляла. Прозрачная вода завораживала, да и каменистое дно было видно превосходно. Эстер встала рядом с Кассандрой, присаживаясь на корточки, зачерпнув холодную горную воду и поднося к губам.
Она показалась невероятно сладкой, вкусной и свежей. И Эстер простонала от удовольствия, понимая, что сейчас в голове не было и мысли. Они потерялись среди деревьев или их унесла река, или забрал ветер и спрятал среди горных далеких вершин, или их распугали выстрелы. Было и неважно. Имели значения лишь влажные губы и руки, запах весны, царивший в воздухе, свобода и теплый ветер.
— Вода потрясающая, — усмехнулась Эстер, рассматривая каменистое дно сквозь прозрачную текучую жидкость. Воспоминания нахлынули резко, словно их отражение появилось на поверхности реки, и сдерживать слова не хотелось. — Я не умею плавать. Отец мной не занимался, а самой учиться было страшно, — Эстер говорила как заворожённая, а Кассандра слушала внимательно, присаживаясь на корточки рядом. — Помню, как меня толкнули соседские мальчишки в реку. Было глубоко, холодно, вода затекала в уши, в нос, я захлёбывалась, барахталась… Не знаю, как я оказалась на берегу. Моя одежда была насквозь мокрой, волосы липли на лицо, горло болело, а лёгкие словно сводило, но, знаешь, всё это на мгновенье показалось неважным. Надо мной было голубое небо, деревья, вокруг — тишина. И я была так рада, что осталась жива, что каждый вздох казался даром.
Тогда Эстер впервые оказалась на грани смерти, слишком близко к ней. Охваченная страхом, она пыталась спастись, как могла. И в то мгновение жизнь приобрела особую ценность. Было странно осознавать, что то, чем ты восхищаешься, уважаешь: будь то вода или огонь — может так легко убить. Совсем как Леди Димитреску. Эстер усмехнулась собственным мыслям. И что оказалось более удивительно и печально: только рядом со смертью ощущаешь себя самым живым. Кассандра сидела тихо, сведя брови и рассматривая реку. Она не двигалась, лишь околдовано ловила каждое слово, пропуская через себя. И, немного помолчав, наконец, выдала:
— Я никогда не боялась за собственную жизнь, — Кассандра пожала плечами, и Эстер осознала, что той не дано понять её эмоции. Но, тем не менее, девушке было интересно. — Каково это? — она уставилась на Эстер непонимающими глазами, широко открытыми, будто стеклянными. Именно так дочери Альсины смотрели на мать, когда та читала им книги. Эстер задумалась. Как можно было объяснить Кассандре то, что ей испытывать не дано? Какими словами? Вопрос оказался слишком сложным, мучительным.
— Это… — начала Эстер, и Кассандра заметно оживилась, ожидая дальнейших слов, — странно. Жизнь кажется само собой разумеющейся вещью, пока ты не понимаешь, насколько она хрупка. Представь, что у тебя неожиданно забирают самое дорогое, — и Кассандра вопросительно прищурилась, — например, все книги пропадают из замка, и Леди Димитреску больше не может читать вам. Ты теряешь это навсегда. Только в голове остаются воспоминания о былом, надежда, что это повторится однажды, теплится в груди. Ведь новые книги можно купить у Герцога. А после смерти наступает лишь темнота. И назад уже не отмотаешь, ничего не вернёшь, не купишь новую жизнь — никогда больше не услышишь сказок, не поохотишься, не увидишь, что будет дальше. Тебя… — Эстер засмотрелась на воду, чувствуя, как она словно сама привязывала к шее камень, — просто больше нет. А всё остальное есть — оно будет жить, мечтать, действовать. И смерть несёт лишь пустоту и неизвестность.
— Меланхолия! — неожиданно воскликнула Кассандра, меняясь в настроении, заставляя Эстер вздрогнуть и отвлечься от собственных мыслей. Разговор вдруг резко стал девушке скучен и неинтересен. — Глупо размышлять о смерти, если узнать ты можешь её только при встрече, — Кассандра фыркнула, вставая. — Ты же знаешь, что страдания выбирают? В отличие от боли.
— Ты хочешь сказать, что я сама выбираю страдания? — нагло посмеялась Эстер, вглядываясь в надменное лицо Кассандры. Та улыбалась самодовольно и раздражающе.
Что она могла знать о страданиях и боли? Кассандра и её сёстры жили в замке в любви, не испытывая и капли страха, чувствовали себя на высоте, занимались исключительно тем, что им было по душе. Не ограничивали себя ни в чём. И, кажется, страдать они могли лишь в том случае, когда Альсина заставляла их заниматься каллиграфией или в очередной раз делала им выговор за баловство. Разве Кассандра имела право говорить о страданиях? Внутри поселились злость и обида, прожигающие сердце.
— Ты выбираешь причинять боль, а после страдать, — Кассандра наклонилась, шепча простую истину в лицо. — Бежишь сломя голову к тому, что тебе так нравится, а после мучаешь себя, сидя ночами во дворе, стараясь удержаться за невозвратное и разобраться в очевидном. Зачем?
И на секунду время остановилось. А перед глазами пронеслись картинки, яркие, насыщенные и ядовитыми лучами проникающие в зрачки — в зеркала души. Кассандра ведь всегда наблюдала, Эстер помнила это, знала. Но осознавать, что ночами во дворе она находилась не одна, не была предоставлена сама себе, оказалось сравни очередному резкому порезу. В глазах Кассандры зажёгся огонь, и вновь неожиданно стало страшно, что та не сможет контролировать себя. Коршун всегда находился над головой, уже давно найдя свою жертву и лишь поджидал момента, когда можно было напасть.
Эстер сама выбрала причинять боль. Она бежала навстречу к ужасному, несоизмеримо мрачному, сбивая в кровь ноги, задыхаясь, падая и вставая, вновь ударяясь о землю и ползя. Вперёд. И издевалась над собой, коря себя за каждое движение, шаг, выпад, но продолжала двигаться. Неужели всё было так ясно видно со стороны? Вмиг все сопротивления показались глупыми, ненужными, ведь Кассандра была права. Эстер сама выбирала страдать из-за своих деяний, чувств и мыслей. А ведь можно было лишь перестать бороться, свернуть с дороги, чтобы прыгнуть в реку, нестись по течению.
— А вода действительно потрясающая, — Кассандра усмехнулась, и Эстер словно вырвалась из лап гипноза. В голове что-то щёлкнуло, переключая всё внимание. Азарт так резко возник в груди, навёл свои порядки. Спокойно протянув руки к воде, ощутив, как она течёт сквозь пальцы, Эстер загадочно улыбнулась, а после брызнула в Кассандру, которая тут же задержала дыхание от неожиданности и вздрогнула.
— А месть бывает приятной, — засмеялась Эстер, наконец, видя, как Кассандра хищно улыбается в ответ. Она забылась в момент, расслабилась, наслаждаясь неожиданными приятными эмоциями — миг затуманил разум. Но как только Кассандра изменилась в лице, Эстер сразу же встала с корточек, выставляя руки вперёд, понимая, что она раззадорила зверя, который сделал шаг навстречу. — Не надо.
Кассандра лишь подняла бровь, делая ещё один шаг, заставляя Эстер отступать. Сердце забилось быстрее, а на лице появилась нервная улыбка. Это была игра, которая захватила за короткое мгновение, заставила кровь бурлить, а необъяснимую радость забиться в жилах. Это лишь дурачество, которого никогда не было в её жизни.
— Ты слышишь? — Эстер засмеялась, отдаляясь, и Кассандра быстро рассыпалась на множество жужжащих мух, заставая врасплох, оказываясь по левую сторону. Резкие движения выбивали из колеи и вынуждали растеряться, дарили ощущение невинной опасности, только подогревающей интерес. Эстер лишь успела развернуться к девушке, как только та рукой самодовольно и легонько толкнула трепещущее тело прямиком в реку.
Эстер вскрикнула, упав на мель, почувствовав, как холодная вода брызнула во все стороны, а одежда быстро промокла. Кассандра развела руками и звонко засмеялась, наслаждаясь победой. Эстер лишь вновь обрызгала девушку водой, не торопясь вставать, несмотря на то, что тело и ноги успели замёрзнуть — пальцы даже начинали неметь и покалывать. И лишь тогда, когда Кассандра протянула руку, а Эстер, у которой замерло сердце на мгновение, схватилась за неё как за спасательный круг, она встала, выходя из реки.
— Бесполезно бросать мне вызов. Я всегда побеждаю, — это было сказано уверенно, самонадеянно. Кассандра любила себя и своё превосходство — ненавидела проигрывать.
Скорее всего поэтому она тщательно скрывала свою любовь к старшей сестре, которая в глазах Леди Димитреску была более ответственной, организованной. Беле Кассандра уступала, и это её раздражало. Да и, кажется, от матери ей доставалось больше всего. Слишком дерзкой, непокорной была её натура, хоть та и редко перечила Альсине. Лишь старалась заполучить её внимание, завладеть всей любовью своими методами.
— Стоило рискнуть, — проговорила Эстер, всё ещё держа Кассандру за руку. Прикосновение казалось особенным, близким, оно словно сближало не только тела, но и души. — Чтобы потешить твоё самолюбие.
— Научись проигрывать, — фыркнула она, наконец, разрывая тактильную связь. — Говоришь совсем как Бела, — пусть тон и был недовольным, но в глазах всё ещё плескались игривые искры. И Эстер почувствовала уверенность, которая заставила распрямиться и вздохнуть полной грудью, опереться на неё и ощутить себя сильнее. И было уже всё равно, что мокрая одежда неприятно липла к телу, что ветер лишь больше морозил, что тело болело от падения на жёсткое каменистое дно. — Пошли искать тело.
***
Кассандра разделала тушу оленя на месте, параллельно рассказывая Эстер о всех тонкостях, а после забрала с собой все необходимые органы, предварительно испив крови. Зрелище показалось странным, но завораживающим. Было удивительно отмечать, насколько Кассандре была к лицу подобная деятельность. В замок они вернулись к обеду, бросив ружья и ёмкость с органами в вестибюле. Эстер валилась с ног и поскорее желала попасть в свою комнату. Кассандра же была на подъёме, улыбалась, то и дело донимая спутницу. Лишь в главном зале обе девушки резко остановились, заметив на себе взгляд Леди Димитреску.
— Как прошла охота, Кассандра? — Эстер замерла от столь угрожающего и холодного тона.
Леди Димитреску стояла на лестнице, взявшись за перила, облачённая в чёрное бархатное платье, открывающее грудь и плечи. В её глазах плескалась злость — они горели обжигающим пламенем, готовым превратить в пепел, уничтожить каждого перед собой. Альсина была напряжена: её голова вздёрнута чуть вверх, губы сомкнуты плотно, а перила она сжимала со страшной силой. Эстер показалось, что та словно сдерживается изо всех сил, чтобы не выйти из себя и не потерять контроль. Но почему?
Эстер взглянула на Кассандру, которая обомлела. Она была удивлена и, кажется, взволнована, крепко сжимала оружейный ремень и смотрела с непередаваемой тревогой. И сейчас её яркие глаза были столь чисты, испуганы, что это заставило поёжиться. Чувство беспокойства передалось мгновенно. Молчание затянулось, но дало время подумать, понять. Неужели Кассандра пошла на охоту без разрешения? И в таком случае она взяла Эстер для перестраховки? В груди вспыхнули обида и страх. Альсина всё ещё ни разу не взглянула на Эстер, буравя взглядом Кассандру.
— Я жду объяснений! — вновь строгий голос эхом пронёсся по главному залу. Мурашки пробежались по коже, и Эстер совершенно не понимала, что следует делать, поэтому лишь осталась стоять на месте и дрожать, боясь, что из-за вылазки Леди Димитреску изменит своё отношение. А Кассандра продолжала молчать, будто и вовсе не способна была ответить. Она казалась потерянной, отстранённой, беззащитной перед зверем — и всё же даже коршуны умели бояться.
— Леди Димитреску… — неожиданно для самой себя начала Эстер, выходя вперёд и ловя на себе испепеляющий взгляд, который ножом разрезал сердце. Она не понимала, откуда возник порыв вступиться, защитить, несмотря на очевидный всепоглощающий гнев Леди Димитреску. Но договорить она не успела.
— Замолчи, Эстер! — и тут же сделала шаг назад, вздрогнув. Альсина никогда не говорила с ней в подобном тоне. — Приступай к работе! — она чётко выделила каждое слово, и Эстер опустила голову, чувствуя, как душу захватило в плен разочарование, обвило её тонкими ветками с шипами. Мысли метались в разные стороны, успокоиться не выходило. Леди Димитреску остынет чуть позже. Всё было в порядке. Верно?
Эстер медленно развернулась, покидая главный зал и направляясь в комнату, не оборачиваясь. Не хотелось больше видеть разъярённую Альсину, не было и желания думать о том, что будет дальше с Кассандрой. Что случится с Эстер. Сердце билось так бешено, а удары отдавались в висках. Страх струился по венам, а за спиной было слышно, как Леди Димитреску продолжала отчитывать свою дочь. Разобрать слова она не нашла сил, слишком далеко улетели мысли, и часть диалога ускользнула от внимания. Но как только Альсина вновь повышала голос, хотелось закрыть уши, чтобы не доносился настолько холодный, злой тон её бархатного голоса.
— Почему нужно постоянно испытывать моё терпение? — долетело сзади, и дрожь вновь пробила тело. — Я прекрасно знаю, что она тебе нравится, но впутывать её в подобные игры… — она замерла, закрывая глаза, понимая, что речь пошла о ней. Леди Димитреску перешла на агрессивный шёпот, и распознать фразы оказалось сложно. Эстер тихонько сделала пару шагов назад, прячась за углом, прислушиваясь и страшась уловить нечто удручающее. — Подставлять ту, что потакает твоим прихотям… — было не ясно, что ответила Кассандра, но Альсина вновь стала говорить громче. — Потому что её существование имеет значение, и она уже перестала быть живым трупом! Тебе всего лишь необходимо спрашивать и ставить меня в известность! — кажется, Кассандра говорила тихо, борясь с чувством вины и пытаясь отстоять свою позицию, и было жаль, что никак не удавалось понять, какие же слова слетали с её губ. — Так как нужно нести ответственность за то, что мы делаем своими руками, Кассандра.
Последняя фраза отпечаталась в голове. Её словно вырезали по камню, оставив надпись на века. Леди Димитреску произнесла её обречённо и отчаянно, подразумевая необратимость роковых действий. И Эстер старалась не думать о том, что именно она была тем, за что было необходимо нести ответственность, кто был сотворён чужими руками, несущими непроглядные мрак и тьму. Дыхание перехватило. Показалось, что собственное существование превратилось не во что иное, как в тяжёлую ношу для обитателей замка.
Эстер сорвалась с места, быстро направляясь в комнату, стараясь избавиться от навязчивой мысли, так и желавшей пробраться по венам в сердце и разбить его. Нет, не могло её присутствие быть камнем на шее у Леди Димитреску, правда? Разве её это обременяло? Слёзы неожиданно подступили к глазам, и Эстер глубоко вздохнула, продолжая идти и трястись, избавляясь от желания проявить собственную слабость. Ворвавшись в спальню, она сразу же сняла с себя мокрую одежду и почувствовала, как же тело продрогло.
Чистые, свежие вещи подарили тепло и уют, только слишком ранний подъём и долгое времяпрепровождение на свежем воздухе сыграли свою роль — захотелось лечь на мягкую кровать и забыться. Эстер развернулась, а после замерла, уставившись на предмет, завёрнутый в бумагу, и маленькую записку — всё лежало на кровати. Отчего-то в душе всё замерло, и сделать шаг вперёд оказалось неимоверным усилием. Бабочки залетали в животе, как только в глаза бросился почерк Леди Димитреску. Эстер дрожащими руками взяла записку.
«Нет необходимости проливать кровь на этот подарок, чтобы сделать его алым.
В благодарность,
А. Димитреску»
Голова пошла кругом, и Эстер не заметила, как уже трепетно раскрывала завёрнутый предмет. Бумага приятно шуршала, лаская слух, хотелось остановить время, а мгновенье растянуть, чтобы остаться в нём подольше, наслаждаясь и утопая. Невыносимая нежность пронзила тело, растекаясь плавленным железом внутри, грея и обжигая. Перед Эстер лежало красное платье из той самой ткани, что так привлекла её внимание у Герцога. Оно было гладким, волшебным, завораживало и приковывало к себе. Столь изысканный, дорогой подарок взволновал душу и заставил почувствовать множество противоречивых эмоций.
Эстер никогда не носила элегантные вещи, сделанные из ткани, что стоила целое состояние. Разве она была достойна подобного? Неужели это восхитительное платье могло ей подойти? И почему же Альсина решилась на столь драгоценный подарок? За что она благодарила Эстер? Улыбка блаженства появилась на лице, и Эстер захотелось закричать от облегчения и великолепного ощущения наслаждения. Она, прислонив платье к телу, подбежала к зеркалу, вглядываясь в новую одёжку.
Глубокое декольте, широкие прозрачные рукава ниспадали так, что плечи были открыты, длинная юбка, складками уходящая в пол, а само платье нужно было шнуровать на спине. Эстер засмотрелась, чувствуя, как трепещет сердце. Вещь была лёгкой, женственной и немного вызывающей, заставляющей лишь при одном взгляде разгореться желанием. И теперь она принадлежала Эстер. Подарок от Леди Димитреску. Никак не удавалось поверить в реальность происходящего. Вернувшись к кровати, она аккуратно положила платье, заметив, что среди разорванной бумаги находилось что-то ещё.
Прищурившись, Эстер осторожно вновь расправила обёртку и увидела маленький серебряный футляр. Глаза расширились, а кровь в жилах вскипела.
Губная помада. Насыщенно-красная, пахнущая ягодами. И только тогда Эстер задумалась, в какой момент в её комнате могли оказаться новые вещи. Она пришла к неутешительной мысли, что, скорее всего, подарок был принесён до того, как Альсина узнала, что девочки ушли на охоту. Платье не стоило надевать. Эстер отложила дорогие вещи, спрятав их в шкафу, и взглянула на часы. До четырёх часов оставалось ещё много времени, и следовало приступить к работе, как и приказала Леди Димитреску.
Эмоции хлестали через край, норовя утопить свою хозяйку и выключить разум. Время шло медленно, тянулось невыносимо, и даже уборка в комнатах совершенно не отвлекала. Мысли о великодушии Альсины никак не хотели покидать голову, как и о её недовольстве. Было страшно гадать, в каком же настроении будет находиться Леди, когда придёт час принести ей вино. Она остынет? Или же всё ещё будет пребывать в плохом расположении духа? Всё же Кассандра разозлила мать не на шутку, да и, казалось, Альсина была так строга не только поэтому. Она всегда возвращалась с собраний вымотанной. Не будет удивительно, если в этот раз на неё навалилось всё сразу, что и дало свои плоды.
Со спальней Леди Димитреску Эстер закончила быстро, а после пошла проверить винотеку. Теперь она протирала там пыль и мыла полы, держала помещение в чистоте. Как же она была благодарна самой себе, что потратила несколько дней на полную уборку в этой комнате. Теперь выбирать вина было удобнее и быстрее в несколько раз, а сама винотека представала в более приятном виде — наконец, выглядела подстать другим комнатам замка. Оставшееся время Эстер провела там, пока часы не показали без десяти четыре.
С бокалом вина она шла в покои и волновалась. Пройдя через двор мимо адонисов, Эстер засмотрелась на недавно посаженные цветы, которые прижились и продолжали расти. Она теперь поливала их и каждый день выходила посмотреть на саженцы, гадая, когда же они зацветут. На улице теперь бушевал холодный ветер, а небо затянуло тучами. Перед заветной дверью Эстер остановилась, а затем, собравшись с силами и глубоко вздохнув, постучала. Ответа не последовало, и она осторожно вошла в комнату, заметив, что внутри оказалось пусто. Мёртвая и звенящая тишина поразила слух, а одиночество разочаровало. Где сейчас находилась Леди Димитреску, было неясно.
Создалось впечатление, что сегодня здесь никого и не было. На столе не были разложены листы и ручка, всё оставалось нетронутым. Тем не менее, Эстер поставила на поверхность бокал, поджав губы. Кажется, предстояло дождаться вечера, чтобы вновь увидеть Леди. Радовало лишь то, что, скорее всего, у той не будет и сил злиться. Проведя пальцем по столу, а затем по спинке стула, Эстер замерла, отодвигая предмет. Она села в кресло, откинув голову назад, закрывая глаза и слыша, как за окном пошёл дождь. Погода испортилась.
Капли били по стеклу и каменной террасе. Они отвлекали от одиночества и наступившего разочарования, а приятное мягкое кресло словно дарило свою защиту. И всё же покои Альсины располагали к себе, погружая в особую атмосферу. В них было комфортно, тепло и совершенно не создавалось впечатления, что у стен здесь были уши или глаза. За окном прогремел гром, и Эстер вспоминала, как стояла с Леди Димитреску на террасе поздно вечером и смотрела вдаль, как они обсуждали Фортуну и произведение Данте, как слова откровения сорвались с собственных губ, как чужие женские пальцы касались подбородка, а накидка грела.
Не хотелось, чтобы дождь заканчивался. Комната изредка освещалась светом молний, был слышен жуткий завывающий ветер, так и норовящий проникнуть в комнату, но Эстер ощущала себя в безопасности. Сейчас в покоях пахло духами Альсины, но стоит открыть дверь на террасу после дождя, как аромат испарится, словно его и не было, а помещение заполнится свежестью, холодным воздухом и запахом мокрой листвы. Она не осознала, как провалилась в сон.
***
Эстер проснулась внезапно и резко, будто во время дневной фантазии поняла, что опаздывает. Протерев глаза и уняв тревогу, она заметила, что полный бокал всё ещё стоял на столе, а на часах уже было восемь. Четыре часа сна пронеслись как несколько коротких минут. Состояние было вымотанным, словно всю силу и бодрость забрало кресло, нагло присвоило себе. А по стеклу всё ещё стучали настырные капли. Забрав бокал, Эстер выскочила из спальни, понимая, что придётся пройти через двор и промокнуть. Вновь. Водных процедур за сегодняшний день, видимо, показалось недостаточно.
Дождь продолжал лить как из ведра, и Эстер, пробегая по размытому двору, успела испугаться за цветы — как бы их не смыло! Холодные капли били больно, а всё вино разлилось, за две минуты волосы успели промокнуть, как и платье — хорошо, что не насквозь. Оказавшись в зале Четырёх, Эстер выдохнула, ощущая, как дрожит от холода. Пусть днём уже царило тепло, но вечера всё ещё оставались холодными, как и вода, проливавшаяся небесами. Сил бежать в винотеку не оказалось, так что Эстер направилась в комнату вместе с бокалом.
В спальне она снова сняла с себя мокрую одежду и, оставшись обнажённой, не спешила надеть сухую, обычную. Руки сами потянулись к новому алому платью, в груди защемило от предвкушения. Какой же приятной была ткань для кожи, столь нежной и гладкой, обволакивающей. И как только платье оставалось лишь зашнуровать, Эстер подошла к зеркалу. Второй раз за день она не узнала саму себя. Острые ключицы и плечи теперь были открыты взору, как и небольшая грудь. Из простой, невзрачной девчонки, Эстер превратилась в элегантную, прекрасную девушку. Проведя рукой по тонкой шее вверх, а затем по лицу, она потянулась к помаде.
Завораживающе было наблюдать за тем, как бледно-розовые губы окрашиваются в ярко-красный. Этот цвет действительно выразительно смотрелся вместе с бледной кожей, раскрывал тот огонь, что таился внутри. Ужасная уверенность и восхищение поселились в груди. Эстер чувствовала себя красивой, иной, изменившейся. И ей это нравилось — не хотелось даже взгляда отводить от отражения. Сколько же метаморфоз увидело это зеркало, сколько запечатлело в своей памяти! Коснувшись легонько поверхности, Эстер вздрогнула, на секунду подумав, что дотронется до другого живого человека, находившегося по ту сторону. И всё же там стоял кто-то совсем чужой, но с родными чертами лица.
— Приятно познакомиться, Эстер… — еле слышно прошептала она, смотря в собственные глаза и не находя в них той невинности и яркости, что когда-то плескались в океанах.
Улыбнувшись, она вышла из комнаты, предварительно проверив, не было ли лишних глаз в коридоре. Отчего-то не хотелось, чтобы другие служанки заметили её в новом дорогом платье настоящей леди. Дорога до спальни Леди Димитреску заняла не много времени. Только сердце отчего-то стучало слишком быстро и сильно, а ноги дрожали. Как отреагирует Альсина, как только увидит Эстер в своём подарке? Желание завыть от нетерпения и волнения накрывало с головой, и хотелось вырвать сердце — посмотреть, как же сильно оно билось.
В спальне Леди Димитреску ещё было темно. Эстер разожгла камин, поделилась огнём с фитилями свеч, закрыла шторы. Шум грозы теперь смешивался с потрескиванием дров, ни капли не успокаивая. Звуки лишь придавали атмосфере большей интимности, кружили голову, а воздуха в комнате становилось словно всё меньше и меньше. И как только Эстер подошла к огню, желая погреться, околдовано любуясь пламенем, дверь открылась, а в проёме появилась Леди Димитреску.
Она остановилась резко, будто совсем не ожидала встретить здесь свою служанку, осмотрела Эстер с ног до головы медленно, оценивающе, остановив свой взгляд на красных губах и ключицах. Янтарные глаза заискрились в удивлении, и Альсина всё никак не отворачивалась. Лишь стояла, не двигаясь и разглядывая. Кожа покрылась мурашками, а туманы в голове стали плотными настолько, что полностью заслонили собой разум. Эстер улыбнулась немного нервно и смущённо, борясь с дрожью.
— Поможете зашнуровать Ваше платье? — Леди Димитреску вскинула брови, будто очнувшись от транса. Она медленно прошла к креслу, устраиваясь в нём и подзывая к себе Эстер.
Встав спиной к Альсине, Эстер никак не могла взять себя в руки, чувствуя, как та рассматривала оголённую кожу. Как только чужие пальцы случайно дотронулись до тела, схватившись за шнурки, Эстер едва ли сдержала стон, задержав дыхание. Лёгкое касание теплом растеклось по телу, вынудив закрыть глаза от бессилия и эмоций, захлестнувших с головой.
— Тебе идёт, — хмыкнула Леди, потянув шнурки на себя с такой силой, что талию сдавило, а с губ всё же сорвался интимный неожиданный вздох. — Ты очень красива, — усталый шёпот проникал под кожу, и Эстер мечтала раствориться в нём. Пальцы продолжали иногда касаться спины, поднимаясь всё выше и выше. Альсина действовала медленно, словно изводя. — Твои волосы пахнут дождём.
— Я долго ждала Вас в покоях, — еле проговорила Эстер, стараясь унять разбушевавшееся сердце, волнение и желание, поправляя влажные волосы. — Не успела уйти до начала грозы. Думала, Вы придёте, — и вновь Альсина туго затянула шнурки, так, что дыхание перехватило.
А затем в воздухе повисло молчание. Как только Альсина закончила с платьем, она положила свои ладони на плечи Эстер, легко проведя по ним в одобрении. И от этого жеста закружилась голова, а узел в животе затянулся сильнее. О, как же хотелось, чтобы эти руки вновь прижали к себе ближе. Развернувшись к Леди Димитреску, Эстер слегка улыбнулась, чувствуя, как краснеют щёки под изучающим взглядом. Тишина вдруг стала навязчивой и раздирающей, она словно мешала.
— Я… не хотела, чтобы утром всё так получилось, — робко произнесла Эстер, и Леди Димитреску тяжело вздохнула, поджимая губы. Кажется, она не желала возвращаться к этой теме, но закрыть гештальт хотелось Эстер. Альсина взмахнула рукой, безмолвно издавая указ покрутиться вокруг собственной оси.
И Эстер покружилась, ощутив, как развивались платье и волосы. Леди Димитреску довольно улыбнулась, практически незаметно, но слишком явно для своей служанки. Её присутствие пьянило, а власть сводила с ума. И так хотелось подойти ближе, вновь ощутить лёгкие прикосновения на коже, утонуть в чужом сладком запахе, потерять себя в женщине, столь изящно сидящей в кресле и закинувшей ногу на ногу.
— Ты не обязана потакать всем прихотям моих дочерей. Ты не их собственность, понимаешь? — когда Эстер остановилась, проговорила Альсина.
Сразу вспомнилась охота. Как Кассандра внимательно слушала о прошлом, как играла с водой, как учила правильно стрелять. Её присутствие не было ужасающим, не причиняло дискомфорта. Казалось, что та наслаждалась обществом простой служанки, старалась понять, проникнуться не менее, чем Эстер. И волнение, эйфория, запах хвои и ощущение свободы принесли столько удовольствия, заставив полностью погрузиться в момент, слиться с окружающим миром.
— Но я была не против, — похмурилась Эстер, погружаясь в собственные чувства. — Кассандра не относилась ко мне, как к бездушной игрушке, — Леди Димитреску продолжить не дала, вновь тяжело вздыхая. Словно она не слышала слов Эстер, не понимала.
— Если бы ты была против, отказалась бы? — Альсина смотрела пронзительно и выпытывающе, ставя в неудобное положение, заставляя ощущать себя загнанной в угол жертвой. В янтарных глазах было лишь высокомерие, самовлюблённость и полная уверенность.
— Я… — Эстер замялась, понимая, что действительно не смогла бы отказать Кассандре. Но произнести это вслух оказалось невозможной роскошью. Если бы она не согласилась, то вряд ли дочь Альсины продолжила относиться к ней столь же снисходительно, не была бы заинтересована, но всё равно бы вышла за пределы замка, уже в одиночестве. И в таком случае, последствия могли бы быть ещё хуже. Нет, Эстер поступила правильно. Только… она, правда, не была способна отказать. Разве было подобное право?
— В этом и дело, Эстер, — грубо прошептала Леди Димитреску, чуть наклонившись вперёд, от чего сердце забилось в тревоге. — Ты меняешься, но становишься тенью. Без собственной воли, без желаний. Ты растворяешься во мраке, теряешься в нём, потому что он сильнее. Всё должно быть иначе, — фразы наносили удары, пытались сломить, разжигали злость. — Его следует подчинять.
— Тенью? — спросила Эстер, чуть ли не рассмеявшись от боли, которая пронзила грудь. — Без собственной воли? А разве у меня было на неё право? Я думала, её следовало оставить за порогом этого замка, — никогда ранее она не высказывала подобных вещей Леди Димитреску, смотрящей самодовольно, наслаждающейся причиняемыми страданиями. Хотелось закричать от обиды, но Эстер говорила тихо, вкладывая в собственные слова всё недовольство.
Она ведь действительно менялась, пропуская в себя тьму, пытаясь совладать с ней, принять. Перешла черту, и дороги обратно больше не было. Шла вперёд, стараясь приблизиться к Альсине, к её семье, выбить себе место под Чёрным Солнцем. О, но, по мнению Леди Димитреску, этого оказалось недостаточно. В момент Эстер перестала понимать, что было нужно женщине, сидящей в кресле, как на троне, уверенной в собственных словах и собственной власти над столь юной девушкой. Она провела невесомо пальцем по краю своего чёрного платья, а секундой позже по ключицам.
— Но ты положила её к моим ногам, — алые губы дрогнули в улыбке. Эстер лишь усмехнулась в ответ, опуская голову от отчаяния, а после делая шаг навстречу.
— Кажется, Вам это доставляет удовольствие, раз Вы подарили мне платье, — прошептала она, неожиданно успокаиваясь, обретая стабильность и равновесие, чувствуя, как контроль переходил в её маленькие руки. И даже стучащий по окну дождь, гром прибавили решительности. — Вы жаждете от меня покорности, но желаете, чтобы я проявляла характер, — Альсина подняла брови и выпрямилась, когда как Эстер подходила ближе. — Не терпите, когда Вам перечат, но хотите, чтобы у меня было собственное мнение.
— Эстер, не забывайся, — она оскалилась, недовольная произносимыми словами. Правдой, которую Эстер нагло вытаскивала наружу, озвучивала и вскрывала фразами самое потайное. Но почему-то это лишь раззадоривало. Было удивительно приятно чувствовать власть, ощущать, что Леди Димитреску сама сейчас находилась в западне.
— Требуете подчинения, но вожделеете огня, — вновь шепнула Эстер, оказываясь слишком близко. Леди Димитреску старалась оставаться хладнокровной, но, тем не менее, сжала руки в кулаки, а её ресницы подрагивали. Эстер видела её лицо, находившееся в паре сантиметров от собственного, заглядывала в янтарные глаза, полыхающие замешательством и злостью. — Моя воля творится Вашими руками, а чьими же создаётся Ваша? — последний вопрос, кажется, задел сильнее остальных.
— Ты закончила? — сквозь зубы произнесла Альсина, разжимая кулаки и хватаясь ладонями за подлокотники. Но Эстер усмехалась, рассматривая черты её лица: каждую трещинку, длинные пушистые ресницы, скулы, манящие губы и эти чёртовы янтарные глаза, в которых можно было застыть на очередное тысячелетие.
Улыбка вмиг исчезла, а сердце заколотилось так быстро, словно увеличилось в размерах, заслоняя собой абсолютно весь мир. В висках застучало, а лёгкие и желудок сдавило, будто тело сбросили с высоты. И подавшись вперёд, Эстер прильнула к пленительным губам, чувствуя вкус вишни и ягод, закрывая глаза и теряясь в нахлынувших волной эмоциях. От разума не осталось и следа, всё испарилось, растворилось в блаженном мгновении, возносившем слишком высоко. Пахло дождём и сладкими свежими духами, губы Альсины не двигались, но были мягкими. О, как же хотелось остаться в этом мгновении на целую вечность, на вершине горы, совсем рядом с небесами.
Первый поцелуй. Желанный, восхитительный, но
безответный.
И падать всегда было больно. Эстер вскрикнула, чувствуя, как щека загорелась огнём, а поцелуй был резко прерван. Страх быстро обосновался в груди, прогоняя всё наслаждение. Она сидела на полу, держась за щёку, тяжело дыша и стараясь осознать, что произошло. Дотронувшись пальцами до пылающей кожи, а после подняв голову, Эстер отползла в страхе дальше к стене, ощущая, как слёзы подступили к глазам.
Её ударили. Леди Димитреску нависала сверху, смотря то ли грозно, то ли испуганно — было совершенно не разобрать. Взгляд зацепился лишь за металлические длинные когти, которые были резко выпущены из пальцев одной руки.
Находясь в углу, Эстер больше не знала, куда бежать. Она тряслась, закрыв глаза, стараясь слушать лишь треск дров в камине, раскаты грома и звуки дождя, пытаясь унестись душой в другое место, далёкое и спокойное, где не хотелось плакать, где не было жутко и больно. Как только послышался стук каблуков, Эстер тут же открыла глаза, заметив, что Альсина отстранилась. Не теряя ни минуты, она с трудом встала, путаясь в складках юбки нового платья, стремительно выбегая из комнаты и даже не закрывая за собой дверь. Слёзы полились ручьём по щекам, будто старались исцелить место удара, но делали лишь хуже. Ноги несли через тёмные коридоры прямиком к комнате, где хотелось закрыться, спрятаться и больше никогда не выходить.
Душа теряла равновесие, готовясь скатиться по лестнице вниз, прихватив с собой сердце, вырванное из груди.
