В темноте

Первые несколько дней свободы прошли… никак. Он не чувствовал практически ничего, ни облегчения, ни радости, ни печали. Сперва был страх, когда, выйдя из наконец открывшихся дверей, он увидел перел собой брата-повелителя. Он не хотел бояться Мурада, не хотел так унижаться перед своим мучителем, но ничего не мог с собой поделать, мог лишь дрожать и молчать, еле сдерживая слезы. Но вот Мурад скрылся с его глаз, и не осталось даже страха. Только пустота, темная, бездонная, бездушная. Его не тронули ни встреча с прослезившейся матерью, ни с радостными братом и сестрой… Он не хотел их видеть. Никого из них. Он стремился снова остаться в одиночестве, в тишине своих покоев… Но и она оказалась неприятной, давящей. Все вокруг кричало ему о том, что раньше это полутемное пустынное место было обителью его счастья. Их счастья. Он взглянул на себя в зеркало, и увидел лишь бледную тень прежнего беззаботного мальчишки – худую, угрюмую фигуру с потухшими глазами и впалыми щеками. Руки его сами собой сжались в кулаки – даже оставшись в одиночестве, шехзаде не желал, чтобы его лицо орошалось слезами. Одиночество нахлынуло на него страшной волной, от которой он не мог укрыться. Утром… стало немного легче, вроде бы. Он не знал. У него снова нашлись силы улыбаться, чтобы лишнего не волновать родных, и он даже пытался всерьёз снова чему-то радоваться – элементарным вещам, которых не было у него в заточении, но все это казалось совершенно бессмысленным и ненужным. До тех пор, пока с робкой улыбкой к нему не подошёл Баязид. Касым, только что отвечавший старшему брату дежурной вежливостью, через мгновение с удивлением наблюдал, как обожавший Баязида Ибрагим, чуть ли не шипя, прогоняет его прочь. Юноша не мог даже представить причины такого поведения младшенького. Но Ибрагим сказал. О, он все сказал. Баязид. Это Баязид отнял у него Элеонору и Михришах. На смуглом лице расцветала едкая, словно кислота, улыбка, а в душе воцарилась былая уверенность в жизни, в которой снова появились смысл и цель – отомстить. Заставить брата страдать также, как страдал он сам. А после того, как это привело его в себя, быстро обнаружилась ещё одна цель – власть. И ещё одна – Валиде. Касым уже привык к тому, что мать, хотя и любит его, явно предпочитает ему Мурада, старшего из живых её сыновей, а Мурад… этого совершенно не ценит, видно, искренне полагая, что так и должно быть, что, как бы они не ссорились, она все равно будет на его стороне. Вот только это… было несправедливо. И Касым решил, что больше этого не будет. Матушка заслуживала бесконечного уважения и любви, и, что немаловажно, их проявлений, чего Мурад делать совершенно не умел. А вот Касым умел, и очень неплохо. Все произошедшее многому научило его, он стал осторожнее, мудрее в своих словах и поступках. Аккуратно, исподволь, он подталкивал Баязида к пропасти, радуясь тому, что не приходилось особо стараться – братец и сам шагал к той пропасти семимильными шагами, благодаря стараниям своей дражайшей мамаши, которой тоже ещё предстояло ответить за смерть Элеоноры. Впрочем, это одно и то же – с неё и смерти любимого сыночка хватит. Одновременно с этим Касым осторожно подбирался к матери, пытаясь сперва говорить о Баязиде, но после переводя разговор в совсем иное русло, медленно сея сомнения в её сердце. Кёсем была твёрдой и крепкой, её невозможно было сломить – но Касым и не ломал, он гнул, медленно, аккуратно и планомерно. Попытка переворота стала для юноши огромным подарком – Гюльбахар сама подвела сына под монастырь, и, хотя Мурад не обвинил Баязида официально, Касым понимал, что между старшими братьями пробежала чёрная кошка. Теперь оставалось лишь подождать, когда Баязид, например, решит отомстить за погибшую в темнице Гюльбахар-султан, или вызнать его секрет, который он прячет в доме этой странной девчонки, как-её-там-звать… Вот это да. Додумать эту мысль Касым не успел, схлопотав чем-то по затылку, а следом очнувшись в борделе. Дальнейшие события были совершенно невыносимыми – разумеется, он рассказал о том, что видел Гюльбахар-султан живой, и разумеется, Баязид начал все отрицать, и ему… никто не поверил, даже мама. А та мерзкая девчонка, у которой он попытался добиться подтверждения своих слов, сделала вид, что вообще не в курсе событий. Сообщница, конечно же, она его сообщница! Касым, словно загнанный зверь, нарезал круги по покоям. В сердцах он уже успел даже подраться с Баязидом, но так ничего и не добился. Тот лишь тихо насмехался над ним, на публике изображая оскорбленную невинность. Нужно, нужно было доказать, что Гюльбахар жива, он не мог просто так проиграть Баязиду после столь упорной подготовки… Но что он мог сделать? Что?! В отчаянии юноша ударил кулаком по стене. Ответом ему послужил печальный, слегка укоризненный вздох. – Касым, будь осторожней с собой, твой брат не стоит того, – мягко прошелестел над ухом знакомый голос, и шехзаде ахнул, оборачиваясь. – Элеонора! – вырвалось у него, и он впился глазами в её прекрасное лицо, что было совсем рядом с ним. С того дня, как его выпустили из покоев Мустафы, она не приходила, и Касым уже смирился с тем, что больше не увидит её… Он протянул к ней руки, и Элеонора с готовностью приняла их. Юноше даже показалось на секунду, будто она действительно коснулась его в реальности, а не только в его мыслях. Но она уже давно не была материальна… Девушка грустно покачала головой, глядя на возлюбленного. – Что мне делать? – прошептал он, отчаянно нуждаясь в совете и поддержке. Элеонора улыбнулась. – Шехзаде мой, ну ты ведь сам все знаешь. Вспомни, какой участи Баязиду ты желал? – Чтобы он познал ты же боль, что и я, – нахмурился Касым, – но совсем так это было невозможно, у него-то нет возлюбленной, чтобы я мог лишить его её… Наложница лукаво склонила головку, молча глядя на него. Почему?.. А затем картинка сложилась. – Калика-хатун! – торжествующе воскликнул Касым. Ну конечно, эта дрянная девчонка, помогавшая Баязиду, была не просто его сообщницей, она была… Впервые за несколько последних дней по лицу шехзаде расплылась искренняя улыбка. Вот теперь… теперь старший братец, лишивший его счастья, у него попляшет! Пусть, пусть он сумел спрятать свою змею-Валиде, это не спасёт ни его, ни её. – Ну вот видишь, – ласково прощебетала Элеонора, – я же говорила, что ты и сам все знаешь. Ты ведь самый умный из всех своих братьев. Глаза её сияли – она говорила правду. Или, по крайней мере, сама была уверена в том, что сказанное – правда. И снова, впервые за столь долгое время, Касым на секунду смог ощутить вкус её губ… прежде чем она вновь оставила его. Но теперь он, воодушевленный, не нашёл времени унывать. Пора было действовать. Мурад, принявший его, хмуро слушал рассказ младшего брата. Новость о том, что у того есть любовница, он воспринял… как-то слишком спокойно. Касым, подавив вспыхнувшую в груди обиду на то, что Баязиду почти готовы спустить на тормозах то, что не спустили ему – сейчас не время для обид – продолжил. Пусть Баязид и не надеется, что он ограничится сообщением о связи, тем более, что этим дело на самом деле не ограничивалось. И Касым, хитро улыбаясь, сообщил султану, что Калика являлась частью заговора брата и его матери. Эффект превзошёл все ожидания. Шехзаде, конечно, знал, что брат-повелитель жесток и скор на расправу, но даже он не ожидал, что тот прикажет Баязиду лично казнить возлюбленную. Слушая об этом, Касым улыбался – вечно Мурад сам растит себе врагов. Теперь Баязид, пытавшийся до этого играть в благородство и верность, забудет об этом, и сам пойдёт на предательство. А Касым будет рядом, чтобы при удобном случае подтолкнуть дело дальше. Он не видел, но знал, что отмщенная Элеонора улыбается, глядя на него сверху. Быть может, когда закончится все это, все и вправду наладится?