Старое окно, плохо закреплённое в деревянной раме, задребезжало. Стук повторился.
Серёжа понял, что стучат рядом, совсем недалеко от кровати. В его окно. Он вылез из под шерстяного пледа, босые ноги коснулись ледяного деревянного пола, по коже тут же пробежала стайка мурашек. Было прохладно. Повернувшись на стук, он одернул штору и увидел там знакомую макушку. Удивление охватило его.
Олег стоял, пряча руки в ветровку, и перетаптывался на месте. Когда лицо Разумовского выглянуло в окно, Олег жестом поманил его на улицу, махнув к себе рукой. Серёжа выставил в перед ладонь, означающую негласное «пять минут и я готов» и скрылся за плотной занавеской.
Через некоторое время до Олега донёсся скрип открывающегося окна и шипение Серёжи, по видимому ударившегося локтем об раму.
—Тише! Не разбуди никого. — прошептал голос снаружи.
— Да подожди ты... — Серёжа перекинул обе ноги через раму и легко, как кошка, спрыгнул на землю.
Кроссовки сразу намокли от росы, а в нос ударил особенный запах ночи. Для каждого он был своим, многие чувствовали в нем страх, многие одиночество. Серёжа же ощущал волну свободы, накрывавшую с головой и уносившую в омут неизвестности. Мышцы, которые то и дело сокращались от холода, блаженно расслабились. Он вдохнул полной грудью.
— Ты чего это? — потирая ушибленный локоть, спросил Серый. В его живых игривых, но все ещё сонных глазах отражался небывалый интерес. Он прищурился.
— Ну... если ты хочешь спать, я тебя не держу. Но лично у меня есть идеи по лучше, как провести эту ночь. — загадочно блеснул взглядом из под чёрных ресниц Олег. Похлопав Серого по плечу, он развернулся и быстрым шагом пошёл в направлении противоположном корпусу.
У Серого вариантов, конечно, не было. Хмыкнув про себя, он последовал за Олегом и отметил, что интерес к этому парню в геометрической прогрессии растёт. Сначала внезапное спасение в столовой, теперь это. Олег представлял для него загадку, сложную, многоуровневую, с сюрпризами и неожиданными поворотами. Серёже нравилось разгадывать.
Шаг Олега был немного больше Сережи, поэтому Разумовскому пришлось ускориться, чтобы догнать своего спутника.
— Стой... подожди — Серёжа схватил Олега за рукав ветровки, — Скажи хоть, куда мы идём.
Серёжа хоть и казался тихоней снаружи, внутри у него умещалась гремучая смесь чувств, бурлящих, словно пузырьки газа в банке Колы. Он был чересчур любознательным и нетерпеливым. Данные качества вечно устраивали внутри него схватки. В этот раз нетерпеливость одержала победу.
—Скоро увидишь... — улыбнулся Олег, вновь повернулся к нему спиной, свернул на тропинку и руками стал отстранять ветки кустарника, пробивая путь.
Серёжа следовал за Волковым хвостиком. Он накинул капюшон, чтобы колючие ветви не цеплялись за торчащие во все стороны волосы. Разумовский гордился своей шевелюрой. Он был гордым, но не горделивым и не в коем случае не хвастливым. На скуле болезненным жёлтым цветом все ещё красовался синяк, пряди челки непослушно падали на лицо, то пряча, то, наоборот, открывая результат Сережиной неловкости. Спина Олега двигалась плавно и быстро, перекрывая обзор, поэтому Серёжа не мог определить, куда они шли.
—Эй, Сусанин, долго ещё?
— Пришли, — довольно произнёс Олег, отодвигая последнюю ветку отделявшую их с Серёжей от невероятной красоты места.
С первого дня в лагере Олег не стал лишать себя возможности гулять по ночам: сон все равно приходил к нему только под утро, а лежать и смотреть в потолок было тем ещё занятием. За неделю таких вылазок Волков успел изучить и пройти территорию лагеря вдоль и поперёк.
Он открыл это место совершенно неожиданно: проходя по своему привычному маршруту, огибавшему лагерь с западной стороны, которая была ближе к заливу, он заметил узкую тропинку заваленную буреломом и решил пройтись по ней, не теряя из вида темно-оранжевых огней лагеря. В лесу мешались тополя и сосны, разнося по округе дурманящий немного горьковатый запах. Преодолев стену густых кустов шиповника и линию молодого недавно посаженного боярышника, он увидел маленькую бухту залива, совсем крошечную, длинной метров в десять. По всему периметру лежали огромные булыжники о которых плавно бились прибывающие барашки волн. Импровизированной лавочкой неподалёку разместился трухлявый ствол дерева, масть которого уже сложно было узнать. И тут же рядом росла, статно раскинув широкие пушистые ветви сосна. Ствол ее причудливо изгибался, а корни бороздили песок, то вылезая наружу, извиваясь словно змеи, то погружаясь внутрь. Богатая зелёная изгородь заботливо укрывала бухту и ее гостей от посторонних глаз.
Место было уютным.
—Ухты... — Серёжа опрокинул голову назад и повернулся вокруг своей оси, пытаясь запечатлеть глазами панораму. Он раскинул руки и ещё раз внимательно оглядел все четыре стороны.
С их первой встречи, что-то в Серёже зацепило Олега, зацепило сильно. Может быть эти большие синие глаза, в которых, казалось, могло поместиться целое море, зацепили его своей лучезарностью и неподдельным интересом ко всему живому; может пушистые рыжие волосы, которые хотелось взъерошить ещё больше, а может просто вид маленького, беззащитного лисёнка, местами хищного, но глубоко в душе нуждающегося в доброте и ласке.
Может все вместе...
Впрочем, когда Олег вот так, как сейчас, смотрел на Серёжу перепрыгивающего с одного камня на другой, его душа наполнялась теплом и светом. Думать уже не хотелось. Хотелось просто смотреть на этот непослушный, необузданный, энергичный рыжий вихрь.
—Ты смотри не упади, не хватало тебя ещё сушить! — крикнул Олег Серёже и сел на старое дерево.
Серёжа повернулся в его сторону, кивнул, спрыгнул с камня и подбежал к Волкову.
— Спасибо, Олег. — вся беззаботность разом покинула Серёжу, он успокоился и палочкой стал рисовать узоры на мокром песке. — Правда, спасибо. Если бы не ты, я бы одним синяком точно не отделался...
— Да, пустяки... это ты с ним пересекаешься только в столовой, а мне вот с этим нацистом в одной комнате жить ещё две недели...
— Да уж.. Повезло так повезло... — иронично добавил Серёжа, начертив профиль Олега на песке.
Завязался долгий душевный разговор обо всем на свете. Олег рассказал, что он учится в кадетском корпусе в пригороде Петербурга, что путевка ему досталось потому, что надо было кого-то отправить, и вот теперь он добровольно-принудительно отбывает три оздоровительные недели, рассказал, что играет на гитаре и любит русский рок, что дома у него только дядя и брат, а родители разбились в автокатастрофе... Серёжа в свою очередь поведал о трудностях приютской жизни, о бабушке, которая покинула этот мир полгода назад, за что он и получил путевку сюда, о его любви к искусству и в особенности к Эпохе Возрождения и Боттичелли, о том, что с детства его дедушка-моряк, которого он уже почти не помнит, научил его ориентироваться по звёздам.
—Знаешь ведь они указывают путь не только когда заблудился в пространстве, но и когда потерялся в себе. Я часто смотрю на них... Проще всего найти Венеру, она самая яркая из всех рассветных и закатных. Сейчас ее впрочем будет плохо видно, а вот на рассвете она появляется чуть левее и выше Солнца. — Серёжа двигал ладонью по звездному небу, словно по карте чертил незамысловатые линии.
Олег слушал внимательно, следил за рукой, изредка задавал вопросы. Серёжа сидел близко, чтобы Олег четко мог видеть, куда указывает его рука. Их плечи и колени соприкасались. С залива дул юго-западный, Серёжу периодически передергивало от его легких порывов. Он вечно замерзал...
Волкову нравилось узнавать Серёжу. Узнав его интересы, он ничуть не удивился, наоборот, портрет окончательно сложился в его голове: гонимый, непонятый, но не держащий зла парень, с горящими глазами и сердцем, немного дикий, но не одинокий. У него были знания, книги, мечты, амбиции. И пока Серёжа на небе соединял горящие холодными и тёплыми оттенками точки в созвездия, Олег так же мысленно соединял веснушки на угловатом бледном лице.
Красивый
Серёжу опять передернуло, он затянул капюшон фиолетовой поношенной толстовки и спрятал руки подальше в длинные рукава.
—Холодно? — поинтересовался на всякий случай Олег, сам он никогда не замерзал.
—Угу... немного, — ответил Серый и потёр красный шмыгающий нос.
Олег не раздумывая снял ветровку и накинул ее на подрагивающие плечи. Сам остался в одной футболке.
—Ты что, замёрзнешь же, Волче, — стал скидывать с плеч куртку Серёжа, чтобы вернуть ее хозяину.
Но одним уверенным движением куртка снова легла на худые плечи. От тихого «Волче», произнесённого мерзнущим голосом, в груди приятно кольнуло.
—Не придумывай, я никогда не мёрзну. А вот тебе тепло не помешает, не хватало, чтобы ты тут окоченел... Учти: тащить на себе до корпуса не буду. — заботливо смеясь, ответил Олег.
Кого он обманывает, потащит, если надо будет, как миленький...
— Знаю я один способ, чтобы согреться, — помедлив сказал он и полез в карман
ветровки.
Уже начатая пачка Беломора, гремя содержимым вылезла на лунный свет. Серёжа стал наблюдать, как привычными отточенными движениями Олег достал сигарету и ловко прикурил ее, несмотря на ветер, свистящий в их сторону.
Затянулся
Чёрные ресницы на прикрытых глазах дрогнули, изо рта вылетела струйка сизого дыма. Ветер игрался с короткими волосами Олега.
— Держи, — протянул тлеющий в лунном полумраке огонёк Олег.
— Я это... не пробовал никогда, — немного смутился Серёжа.
—Ничего сложного, смотри. Берёшь, обхватываешь губами, вдыхаешь поглубже и выдыхаешь, только не сразу.
Серёжа попробовал, на мгновение его легкие сдавил приступ кашля. Горький дым горячо обжег горло.
—Ну как? — Олег внимательно наблюдал за ним.
— Ещё не понял, но вроде ничего... — лицо Серёжи скривилось во что-то слабо напоминающее улыбку.
— Ладно, давай сюда, — засмеялся Волков и сделал две глубокие затяжки.
Дым чертовски живописно улетал в небо, которое уже начинало светлеть. Серёжа полулёжа сидел на песке, спиной опираясь на бревно. Его плечо соприкасалось с плечом Олега и даже сквозь два слоя одежды он чувствовал тепло, исходившее от него. Было так невозможно хорошо, что даже не хотелось думать, отчего: то ли от горячего Олега, лежавшего справа, то ли от дыма, согревавшего изнутри и покалывающего легкие.
—Да уж, встретили пионерскую зорьку... — улыбнулся Олег. Он лежал с закрытыми глазами и тихонько сопел, слушая шум прибоя и песню неугомонного соловья.
—Олег, смотри! —Серёжа аккуратно ткнул его в плечо. — Венера вышла!
Серёжа рукой стал указывать куда-то на светло-малиновый небосвод, начал быстро объяснять Олегу на какую звезду надо посмотреть, в какую сторону сколько сантиметров отсчитать, но как он ни пытался, Волков не могу увидеть.
—Ну как ты не видишь, блин?, — раздраженно пробормотал себе под нос Серёжа и взял руку Олега, чтобы легче было ориентироваться. Разумовский обхватил тонкой ладонью основание кисти, и попросил Волкова выставить вперёд указательный палец.
—Гляди! Вот выходит солнце, теперь смотри чуть левее и вверх. Видишь, слабо мигает, как будто самолёт. Таким светлым оранжевым светом горит...
— А... вот эта незаметная? — прищурился Олег.
— Да! Но ты не думай, это она сейчас такая незаметная, пройдёт минут двадцать и она засияет ярче всех остальных... — веселым голосом, будто бы он знакомит девушку с родителями, обещал Серёжа.
Знакомит Венеру с Олегом
Серёжа все ещё держал руку Олега. Тот повернул голову, чтобы сказать, что Венера и вправду очень красивая, что Серёжа не зря, так красочно ее описывал, но вместо этого замер, смотря в глаза напротив.
Точно так же, как и небо, они посветлели, а блеск в них стал сиять ярче чем Солнце,
ярче чем Венера. Олег никогда в жизни ни у одной девчонки не видел таких глаз.
Повисло молчание. Неловкость чёрной кошкой пробежала между
ними. Серёжа первый смутился, отпустил руку и опустил взгляд. Румянец появился на веснушчатых щеках. А сердце Олега, кажется пропустило стук.
—Наверное, пора возвращаться...— поднимаясь и отряхиваясь от песка, сказал Серёжа. Он пытался спрятать свой взгляд от проницательного чужих глаз.
—Да... — печально выдохнул Олег. Он тоже смутился.
Вернувшись по своим комнатам в обитель сопящих носов и скрипучих матрасов, каждый из них долго не мог уснуть. Впечатления от прошедшей ночи были слишком яркими....
Эта ночь все изменила.
Сами того не замечая они тянулись друг к другу. В те длинные часы общего досуга Серёжа старался незаметно следить за Олегом, следуя за ним тенью. Олег конечно замечал это, но вида не показывал, наоборот, принимал правила игры, ловко убегал, скрывался, заметал следы. И когда после обеда Волков во время тихого часа бессовестно нарушал тишину, играя на гитаре, Серёжа наблюдал за ним сквозь приоткрытую дверь чердака, куда он сбегал чтобы читать. Серёжа, умница, давно выследил куда сбегал Олег играть на гитаре и нашёл себе главное место в партере. Пусть этот партер и был пыльным чердаком, на котором собирались голуби, а бархатные кресла заменяла куча холщовых мешков, ради такого исполнителя Разумовский был готов терпеть любой уровень комфорта.
***
На север от «Зари» через сосновый бор бежала заросшая лишайником дорога. Эта дорога вела к просторному участку. Смотря невооружённым глазом, можно было подумать, что участок этот был нежилым: изгородь покосилась, одна створка ворот проседала, уходя в землю, приземистый деревянный сруб почернел и в некоторых местах у земли покрылся плесенью, а разросшийся до небывалых размеров яблоневый сад походил на дремучую чащу. Но жизнь все ещё теплилась в тусклых окнах старого дома. Из трубы бани незаметно шёл дым, мотоцикл, накрытый зелёным брезентом, блестел металической ручкой, выглядывающей наружу.
Серёжа постучал в коричневую дверь, из которой от старости местами вылезала обивка, и сделал шаг назад. Послышались тяжелые шаги.
—О! Серенький — хриплый голос встретил его радушием и гостеприимством. — Заходи, чего как не родной.
Вечерело. Мирное стрекотание кузнечиков и пение сверчков за окном смешивалось со свистом закипавшего чайника, создавая какофонию. От печки веял жар и доносился треск поленьев. В доме пахло пижмой и полынью.
—Ну что нового в лагере? Давненько ты не заглядывал случилось что? — сыпал вопросами Григорий Михалыч, а для прибегавших к нему пионеров, таких как Серёжа, просто дядя Гриша.
— Угу... — С набитым сухарями ртом пробурчал Серёжа, рука сама собой тянулась к яблокам в мёде. — Ваши угощения, дядь Гриш, не сравнятся с яствами, стоявшими на столах у Французских императоров семнадцатого века.
— Эхе-хе, ишь как загнул... Что-то в лагере совсем распустились, голодом вас что-ли морят там? — старик поставил на стол большую чашку с душистым травяным чаем.
— Да нетф, — Серёжа сделал жадный глоток, — Но иногда такую дрянь дают, в горло не лезет.
Серёжа в миг осушил половину кружки и вытер пот с верхней губы. В городе он жил одной газировкой и мармеладными конфетами, точнее это была его духовная пища. В детдоме он, конечно ел, но еду там давали тусклую, серую, безвкусную. А разноцветный мармелад и газировка всех цветов радуги приносили в его жизнь краски и одухотворение. Однако с приездом в лагерь он попробовал легендарные сладости дяди Гриши и теперь они стали его спасеньем. Никакая газировка не встанет рядом с чаем с мёдом, мелиссой и душицей, никакие синтетические конфеты никогда не заменят настоящий вкус домашних кислых яблок, а у дяди Гриши росли именно такие...
— Ну, Серёжа, рассказывай новости, или ты решил осушить и смести со стола все мои запасы? — глаза дяди Гриши превращались в узкие щелочки, когда он улыбался.
Это был пожилой, но ещё не совсем обветшалый мужчина, с проседью в волосах, фактурными скулами и красными от постоянной работы на непокорном Питерском солнце щеками. Ходил он обычно в свитерах, которые туго обтягивали его широкие коренастые плечи. Серёжа всегда гадал, сам вязал их Григорий Михалыч или нет.
В прошлом он был охотником, а сейчас к пенсии заделался лесником и жил в своё удовольствие рядом с лагерем, приглядывал за ребятами и выводил потерявшихся из леса. «Дядюшка Ау», так за глаза называл его весь лагерь. Немногие водили с ним дружбу и в числе этих немногих был Серёжа.
— Да что рассказывать... —начал Серёжа, — в третьем отряде позавчера молнией в крышу жахнуло, такой визг стоял... у нас потом электричество на всю ночь отключили, пришлось спать, а я только интересную книгу нашёл, «Легенда о Луне и Белом волке» называется, так и не начал...
Дядя Гриша подлил себе и Серёже чаю.
—Ты бери, бери, не стесняйся. Вот смородиновое варенье попробуй, вчера из погреба достал. — подвинул к Серёже чёрную банку.
— О волках и я много легенд и историй знаю. Вот слушай, случай со мной один был... — продолжал дядя Гриша.
Он был отличным рассказчиком.
— Давно это было... В те времена мы с товарищами ещё охотниками были и на волков ходили. Лето выдалось холодное, вся дичь по норам сидела, ну а эти звери злющие и голодные рыскали, страсть одним словом. И вот директор лагеря к нам с просьбой пришёл, мол подсобить, очистить территорию, а то за детишек боязно. Мы без раздумий согласились. Силы было хоть отбавляй, лес знали хорошо, да и местность тут удобная: с одной стороны залив, для волка западня, с другой стороны мы в цепь встанем, не убежит. Ну вот так неделя за неделей и отлавливали мы их потихоньку.
Серёжа вздрогнул от внезапного боя старых часов. Пробило девять вечера.
— Тогда нам надо было счёт вести и в райцентр отправлять, с каждой туши нам деньги капали. Стая в тот год вывелась большая – двадцать тварей, не меньше. Ну мы взрослых отлавливали, а маленьких оставляли, потому как любой охотник должен чтить закон и самок с волчатами не трогать, иначе это уже браконьерство.
Помню был это конец июля, сосчитали мы пойманных, смотрим, одного не хватает. Я тогда товарищей послал отвозить улов, а сам в засаду пошёл на три дня. Выслеживал, выслеживал, селки ставил, капканы, ну не идёт и все тебе! Проползал я по лесу два дня безрезультатно, бдительность потерял (а это, Серёжа, запомни, никогда нельзя охотнику допускать) и решил домой вернуться. Но как на зло заплутал. Тут на обратной дороге он меня и встретил, хитрец. Сплоховал я, устал наверное, впрочем отговорок и оправданий не ищу, но напал он на меня тогда серьезно, чуть ногу не растерзал, аж клык остался вонзённый. Этот клык до сих пор у меня лежит...
Серёжа слушал внимательно, горячий чай его разморил, тело обмякло на широком диване, а в глазах играли шальные огоньки.
— А дальше, дальше что было?
— А дальше было вот что. Буря пришла с Балтийского моря, я такой бури отродясь не видывал. Гроза, шторм, ураган! Товарищам моим пришлось на неделю в городе задержаться, а я пока сидел и с больной ногой возился. Повезло мне, я в отца крепким пошёл, заживало все как на собаке. Мало-помалу нога моя восстанавливалась, только прихрамывать я стал, что мне очень мешало в работе, но это теперь пустяки. Самое интересно дальше было. Четыре дня бушевала Погода, не знаю за какие грехи бог на нас так прогневался. Домушка моя не сдюжила, протекать стала, а я поминутно бегал выливать полные ведра с набравшейся водой. Вот вышел я, дело под вечер шло, но из-за свинцовых туч, было темно как ночью, вышел вылить во двор воду. Смотрю, а из кустов на меня два горящих глаза смотрят. Я ведро бросил, в дом за двустволкой кинулся. Вышел, зарядил, а в это время тот волк уже на моем пороге лежал и скулил жалобно. Из-под него вместе с каплями дождя кровь лилась. Понял я, что попал он в капкан мой. И выражения тех жалобных глаз по сей день забыть не могу.Не выдержало суровое охотничье сердце, жалко стало зверя. В лесу, Серёжа, как и в джунглях, есть свой негласный закон. Волк меня тогда насмерть загрызть мог, но что-то его остановило, может потому, что я сам был похож на загнанного в западню зверя. Он меня не загрыз, и я с благодарностью его в живых оставил, что называет «око за око». Как он пришёл ко мне, для меня до сих пор загадка, ведь я следы свои всегда путаю, с зайцев пример беру, но хитрый, видно, выследил как-то. Затащил я его в дом, ибо в такую погоду даже самый последний хозяин свою собаку в доме держит. Выходил, вылечил. Как буря закончилась отпустил, а он, хитрец, на следующий день опять ко мне пришёл. Выбрал меня наверное. Товарищам я позвонил и сказал, что нашёл волка недостающего и утопил, чтоб они не поехали за тушей. И так и стали мы с ним жить тихо. Я по тропам ходил, а он за мной тенью везде сновал. Как олень, аль косуля встречалась, рычал безбожно,
защищал меня.
— Дядь Гриш, как же это получается, ты дикого волка приручил? — удивленно спросил Серый.
—Э нет, тут сложнее намного. Это не я его приручил, это он меня выбрал.
—Как так? — у Серёжи в голове не укладывалось, как хищный, дикий зверь, мог в одночасье стать домашним.
—Вот что я скажу тебе, Серёжа: волки благороднее людей. Они всю жизнь будут помнить, кто им дал тепла, и благодарны будут всю жизнь. Таков волчий закон. Я ему дал тепла, и он мне отплатил сполна своей верностью. Семнадцать лет со мной прожил, я его Серым звал, прям как тебя — грустно улыбнулся Григорий Михалыч
—Жаль у людей так не бывает... — задумчиво сказал Серёжа, глядя на чайную гущу, плавающую на дне фарфоровой чашки ( и откуда у Дядя Гриши фарфор?)
—Ну нос то не вешай,пионер, почему не бывает? — подбодрил Серёжу старик и , помедлив, добавил, — все на свете белом случается.
— Ой, так клык же у меня остался, ну-как где он там? — резко вспомнил Дядя Гриша, прокряхтел, вылезая из-за стола, и ушёл в комнату.
—Вот!— в ладони Серёжи упал гладкий желтоватый клык, большой, почти с его мизинец.
—Ничего себе...— прошептал Серёжа, рассматривая чудной предмет.
Эта история запала ему в душу. Что-то в ней было звериное, а значит неподдельное, настоящее. Ведь звери никогда не обманывают, в отличие от людей. И эта волчья верность показалась Серёже самым сильным чувством на свете. Когда ты жизнь готов отдать за своего. От этого сердце восторженно трепетало.
—А знаешь, забирай его! Вижу, что понравился, — хитро улыбнулся дядя Гриша.
Серёжа поднял на него свои большие глаза и не скрывая радости, но стараясь соблюдать приличие сказал
— Да вы что, дядь Гриш, это же память!
—Забирай, забирай, у меня эта память вот уже тридцать лет шрамом на ноге красуется, — весело проурчал тот и похлопал себя по правой ноге, — а эту безделушку не жалко...
—Спасибо, дядь Гриш! — радостно воскликнул Серёжа, вылез из-за стола и крепко обнял старика. — И за чай спасибо! А мне уже надо бежать, отбой скоро.
Дверь шумно захлопнулась, Серёжи и след простыл, а часы монотонно пробили одиннадцатый час.
***
Олег ждал Серёжу на ужине и очень испугался, когда он так и не пришёл, но потом поймав девчонку из отряда Серёжи, узнал, что тот ходил к леснику. Про лесника Олег слышал впервые и отметил себе, что надо будет узнать про него подробней.
Серёжа перед сном возился с длинной рыболовной леской.
В полночь он услышал уже привычный мягкий стук в дребезжащее окно.
—Серый, выходи! — шепотом прокричал Волков.
