Лисыволки

      Легкий прыжок, взаимное приветствие.        Олег смотрел на Серёжу сверху вниз с самым довольным выражением лица.       — Чего так улыбаешься?       —Я ежевики набрал.       Широченная улыбка расплылась по лицу Серёжи, в глазах заметались огоньки. Вот чего чего, а этого он явно не ожидал. С полными подолом чёрных ягод, яблоками набитыми по карманам Волков выглядел так, словно принёс Серёже сокровище. Его доброе лицо сияло.       —Предлагаешь устроить пикник?       Ждать ответа не пришлось. Через пять минут они уже спешили на берег залива по той самой тропинке, только теперь Серёжа шёл впереди, очищая путь и защищая Олега, бережно несущего дары природы, от цепких лап деревьев.       Ветровка, пережившая много всего, покорно легла на песок, сверху на неё высыпались грозди чёрной смородины, антоновка и целая куча ежевики. Серый насторожился, смутно знакомыми казались ему зеленые яблоки...       — Откуда ты их достал? — многозначительно произнёс Серёжа и уселся по-турецки перед Волковым, готовясь слушать по-видимому увлекательный рассказ.       —Секрет фирмы...—загадочно проговорил Олег, прищурил глаза и откусил яблоко.       Серёжа сдвинул брови. Он был намерен получить ответ любой ценой.(А если Серёжа чего-то хочет, он это получает. Всегда) Олег продолжал хрустеть кислым яблоком, но вдруг чуть не подавился. Рыжая макушка внезапно наклонился к нему очень близко, так что их носы почти соприкасались.       —Севый ты чево?!— Олег не успел прожевать и отстранился. Сердце начало стучать быстрее.       —Откуда, Волче? — Серёжа смотрел прямо в глаза не моргая. Олегу даже стало не по себе.       —Напугал, блин. В соседский сад залез, вот откуда. — перевёл он дух и рукавом кофты утёр уголки губ от кислого сока.       Серёжа чертыхнулся, его догадки подтвердились, придётся извиниться перед дядей Гришей.       Небо было облачное, пора белых ночей миновала, но по ночам все равно было светло. Луна вышла из-за туч и осветила их миниатюрное укрытие. Олег повернулся на свет и взъерошил волосы. Руки у него были изодраны. Исцарапаны словно кошками.       Серёжа заметил. И некий, постепенно нарастающий страх, или скорее волнение, легкой пеленой начал накрывать его. Почему? Он и сам не мог логически обьяснить. Ему просто хотелось дотронуться до сильных, тёплых рук, нежно погладить их, зализать раны...       — Что случилось? — тихо вымолвил Серый и бережно дотронулся до запястья Олега, единственного живого места. Руки его чуть дрожали. Дыхание было еле слышно.       Так он сидел, держа красные, обветренные, изодранные, но все такие же горячие руки Олега в своих холодных. (Сколько трав касалось этих рук? Серёжа хотел бы стать травинкой, совсем незаметной тоненькой, лишь бы почувствовать подольше тепло Олега.) Сидел и слушал собеседника, почему-то стыдившегося своего глупого но такого замечательного поступка. И все ради этих сияющих глаз напротив.       — Я как обычно прогуливался после ужина, — начал нехотя Волков и потупил глаза, — до отбоя минут пять оставалось, и тут вижу – целая поляна ежевичных кустов, ну разве я могу пройти мимо? Вот в спешке насобирал, сколько успел. Хотел тебя порадовать...       Договорил и робко взглянул на Серёжу. Тот смотрел не отрываясь и от его взгляда было как-то непривычно тепло. Как было много лет назад, когда мама, ещё живая, с немым укором и любовь обрабатывала ему ранки на коленях. С тем же взглядом. Полным... любви?       —Сиди тут. — серьезно сказал Серёжа, стремительно поднялся на ноги и пошёл в сторону леса, ближе к полянке заросшей травой.       Олег вопросительно наблюдал за ним.        Через пару минут он вернулся с пучком листьев подорожника. «Да ладно... Он что серьезно?!» — только и успел подумать Волков.       Главные слова, которые Сережа запомнил на всю жизнь, были слова его бабушки : «Относись к другим так, как хочешь, чтоб относились к тебе, солнышко моё.» Это правило было простым и несло в себе элементарную истину, которую Серёжа всегда помнил, даже не думая о ней.Как дважды два – четыре. И сейчас, недавно прочитанные строчки из «Преступления и наказания» ярко всплывали в сознании : «Милостивый государь, ведь у любого даже самого пропащего человека должно быть место, где бы его пожалели...» А точнее сказать, человек, который пожалеет. «Милостивый государь, а знаете ли вы как это, когда некуда больше идти?»        В детдоме его никто никогда не защищал. Когда кровь хлестала фонтаном из разбитого носа, когда учебники и рисунки находились изорванными под пыльной кроватью, когда у единственного горячо любимого свитера отрывали рукава. Но, закрывая глаза на все это, глубже запирая обиду в глубине сердца, в надежде, что та сама исчезнет, Сережа всегда старался быть добрым. По крайней мере на конфликты не лез. Не провоцировал. А если силы были, то мог конечно сдачи дать, это бывало, но чрезвычайно редко. Только ради справедливости.       Сейчас же его сознание с ним играло: вся эта забота к Олегу была на самом деле вопиющим криком, мольбой о сожалении и сочувствие к Серёже, к нему – одинокому, забитому и непонятому. Серёжа это не осознавал. А лишь крепче прижимал листья к исцарапанным рукам Олега, нелепо дул на них. Он держал в своих руках его руки, и ему казалось, что в эту минуту это было самое важное дело в его жизни.       Олег молча обнял его.       Олег мало кому доверял. Не привык полагаться на других, люди как правило эгоисты. Он стал самостоятельным в одночасье, когда на опознании худощавый патологоанатом одним невозмутимым движение накрыл тела его родителей зеленой клеенкой, как будто навсегда отрезав и стерев все тёплые воспоминания из его сердца. Такая вот подлая жизнь. Вроде бы вскрытие проводили родителям, но вот Олегу казалось, что ему раскалённым скальпелем вырезали крест на груди, поставив печать, строгий запрет на надежду и сострадание.        Доверить кому-то свою жизнь, мысли, чувства в его понимании было сродни добровольному походу на гильотину, прямо в лапы к палачу, держащему веревку с острым лезвием. Только ты один, только ты. Никто другой не сможет тебя защитить и понять.       Но Серёжа все менял. Рядом с ним хотелось быть тёплым и мягким. Быть причиной его улыбки, ямочек выступающих на щеках, усыпанных веснушками. Хотелось, чтобы он своими руками с тонкими пальцами приложил подорожник к его огрубевшему сердцу. Хотелось шагнуть в пропасть доверия , в самую коварную бездну. Чёрную дыру.       Один раз попадёшь больше не выберешься. Доверие штука смертельно опасная.       Каждое объятие, каждый взгляд шаг за шагом приближали Олега к краю этой пропасти. Оставался один. Последний        Серёжа запрещал Олегу шевелить руками и кормил его сам. Чёрные ягоды исчезали одна за одной, губы обоих окрасились в темно фиолетовый цвет. Серёжа улыбался. Он чувствовал себя настоящим спасителем, так умело оказал жизненно необходимую первую помощь.       А потом они просто молча лежали и смотрели на небо, очистившееся от туч.       —Знаешь, — Олег первый решил прервать матовую тишину. Край обрыва, нога поднялась, готовясь сделать шаг. Вот она черта, такая манящая, зазывающая переступить через. И вот тяжелая, как свинец, нога пересекает ее. Олег шагает в бездну. Безвозвратно. «Да к черту все...»        — Знаешь, я совсем не люблю жару. Мне больше холод по душе, он никогда не позволяет расслабиться, наоборот, заставляет все мысли в голове держать собрано. А ещё... холод, как пощечина от судьбы, никогда меня не покидает. Ни внутри в сердце, не снаружи. И очень часто, когда ветра совсем не бывает а воздух стоит в оцепенении, по коже бегут мурашки. Этот холод напоминает мне о моих родителях, о нашей последней встрече там... в морге. Многие сказали бы что это невыносимо больно. Да. Но это самое громкое, вопиющее воспоминание, другие мозг вспоминать не хочет. Вот такая злая шутка. Я долго мучился, потом привык. И теперь стараюсь изо всех сил превратить эти последние моменты в хорошие воспоминания, хоть это, как кажется на первый взгляд, совсем невозможно. Но я работаю над этим. Вот и сейчас воздух встал, холод окутывает нас, и ты рядом, единственный человек, которому мне не страшно все это рассказать. Я ведь за все эти годы даже с дядей об этом не поговорил. И вот мы с тобой лежим, все хорошо, но этот холод, предательски минута за минутой подкрадывается. Закрываю глаза, и вижу бледное мамино лицо. Страшно. И волосы у неё были рыжие ...       Серёжа слушал, слезы собирались в его глазах. Нет, он не был поражён душераздирающей историей, его тяжелое прошлое могло запросто потягаться с Олегом, он был поражён откровенностью Волкова. Сбит с ног. Он чувствовал, как больно и тяжело было говорить Олегу, но он понимал, что тот должен был выплеснуть это наружу.       — Я так горжусь тобой, Волче.       Олег повернул голову и встретился с блестящими мокрыми глазами.       —Ты такой сильный. Не каждый сможет поделиться таким. Спасибо тебе за храбрость.       И Серёжа крепче стиснул его руку.       —А тебе спасибо, что позаботился. — Олег улыбнулся.       Казалось, такое маленькое проявление заботы, подумаешь подорожник к ранке приложил, пустяк. Но именно этот пустяк подтолкнуло Олега к пропасти. Эта ночь и этот глупый подорожник, и эти не на шутку испуганные и заботливые глаза образовали из себя новое дорогое и такое светлое воспоминание, позволившее победить холод.       До рассвета они лежали и держались за руки. Олег упал в бездну доверия. А Серёжа даже не догадывался, что он был причиной этого падения.       Легкая дрёма окутала их своими сладкими чарами.       — Смотри звезда упала... —прошептал Серёжа тихо на ухо, — Видел?       — Нет не успел.       — Тогда я загадаю на двоих.