***
Спустя пару дней я стояла у барной стойки и устало оглядывала таверну. Время близилось к закрытию, но засидевшиеся посетители не спешили домой. Вообще сегодня в «Зубе дракона» впервые за долгое время было так умиротворенно, что я прекрасно понимала поздних гостей: это было идеальное место, чтобы спрятаться от самой жизни. Сел ушла перекусить, а Бурдус привычно натирал стаканы, затерявшись в своих думах. Я уже давно заметила, что хозяин таверны не любил пустых разговоров, если, конечно, рядом стояла не Сел. Но сегодня видимо атмосфера творила чудеса и он произнес будто бы в пустоту: — Бездна любит шутить. Вот вроде все есть для счастья, но его самого никак не найти. Я оглядела зал, проверяя, нужна ли я кому из посетителей. И убедившись в обратном, повернула голову к Бурдусу. — А что для тебя значит счастье? Он вздохнул и горько улыбнулся, не отрывая взгляда от стакана, который полировал уже минут пять. — Молодым был да глупым, и думал, что деньги будут — будет и счастье. Сейчас я старик, могу таверну закрыть и жить без нужды до смерти. Да только на это ли я копил всю жизнь: чтобы помереть одиноко и стереться из памяти навсегда? В нашем мире даже простой человек сказал бы, что это кризис среднего возраста. Бурдусу было едва ли за сорок пять лет и выглядел он все еще достаточно привлекательно, а в жизни его была Сел, не позволившая бы ему покинуть мир в одиночестве. И все же его слишком тяготила неосуществленная мечта — иметь детей. Я не раз замечала, как отстраненно он слушал рассказы завсегдатаев о детях, не находя (или даже не пытаясь найти) способа поддержать беседу, и каждый раз мое сердце разрывалось на сотни маленьких кусочков. — Я буду помнить тебе вечно, Бурдус. Я не знала, что еще можно было бы ему сказать. Но и этого оказалось достаточно: он слабо улыбнулся и кивнул куда-то в сторону. — Пятый стол.***
Бурдус и Сел ушли, как только последние гости покинули таверну. Сел несомненно заметила настроение своего мужчины и решительно взялась за это дело. Но в ее присутствии он действительно становился бодрее, она будто бы делилась с ним той энергией жизни, которой ему так не хватало. И, наблюдая за ними, я чувствовала, что мой скептицизм по отношению к понятию любовь все больше ослабевает. Перед уходом Сел подошла ко мне и крепко обняла. — Знаю тебя без году неделю, а такое ощущение, будто мы всю жизнь вместе провели. — она замялась и продолжила: — Думаю, Бурдус чувствует то же. Он редко привязывается к подавальщицам, но ты стала первой с того дня, как… — Как уволилась Дэя. — закончила за нее фразу, которую она не смогла проговорить. — Да. — Сел кивнула. — Больнее всего не то, что она ушла. Сначала мы были очень рады за нее, ведь она казалась такой счастливой. Но посмотри на нее сейчас: держится как родовитая аристократка, а в глазах пустота и отчаяние. Нашему старику, с которым огонь и медные трубы прошла, оставляет серебро на чай за обслугу, хотя и знает, что у нас так не принято. Сел не выглядела злой или недовольной. Она говорила с толикой грусти, непонимания и, похоже, вины. Я не знала, за что конкретно она испытывает последнее чувство, но складывалось ощущение, что она винит себя в резком изменении Дэи, в том, что не уберегла. — Ты, главное, не несись за толпой и ее мнением. — она нежна погладила меня по щеке. — Не всегда то, что на первый взгляд блестит, сердцу дорого приходится. Лежа на своей импровизированной кровати, я прокручивала в голове эту последнюю фразу Сел: «Не всегда то, что на первый взгляд блестит, сердцу дорого приходится.» Она говорила о Дэе? Но почему тогда из ее слов выходит, что она жертва? Я повернулась набок и, чуть не свалившись на пол, чертыхнулась. В голову привычно полезла мысль: «Вот накоплю достаточно и…» — и оборвалась, так и не завершившись. Мои сбережения уже давно позволяли снять себе даже не комнату, а небольшую квартирку, спасибо Риану Тьеру и Дэе Риате. Но почему-то я не хотела уходить из этого места, где тихо-тихо скрипели полы, пахло пряностями и было всегда тепло: оно напоминало мне дом.