Запертый в кошмаре

Это случилось позже. Мысли перестали звенеть в ушах, но оставались висеть навязчивой красной нитью где-то на розовых бороздах и извилинах мозга. Слова внутреннего голоса растворились, как дым на ветру. Кирилл остался ни с чем, внутренний собеседник его бросил, и теперь подросток был один на один с самим собой. Но точно ли он один? И точно ли с собой? Кирилл сидел на полу за комодом, с зажмуренными глазами и дополнительно закрыл их ладонями. Колени он прижал к груди. В дрожащей крови закипал страх, боязнь собственной ненормальности, психованности: высунуться и увидеть разбитое зеркало, разнесённую в щепки подставку. Однако боли в ладони и на скуле под правым глазам постоянно о себе напоминали и, насколько можно, отрезвляли рассудок. Кирилл ничем не заматывал раны, потому на голый пол под ним спадала частыми каплями кровь. Это просто безумие! Сидеть на полу в спальне за комодом, боясь подняться, и посмотреть на результат собственных ненормальных деяний. Словно в тот момент, когда Кирилл разбивал зеркало, им кто-то управлял; овладел, но только на время, а потом покинул тело, как бестелесный дух, и растворился. Настоящее безумие! Так люди и совершают большую часть преступлений: сначала сильно возбуждаются, злятся и, когда контроль над собой уже потерян, творят страшные вещи, а потом каются, молят о прощении и говорят, что кто-то в них вселился, одурманил. Одержимость, безумие, возбуждение одолевает многих людей, но чаще-всего донимает слабых духом. Сильные же борются с ними, но никогда не смиряются со своими болячками и не топят их в утешении. Но Кирилл не был сильным, хотя любил казаться себя таковым. Он был воодушевлённым, верил в вещи, которые посещали его голову, даже если это абсолютный бред. Но это не была сила, а просто признак сильной веры и таланта самоубеждения. Кирилл слышал звон. В ушах гудело от стоящей тишины в доме. Она проникала в мозг и жужжала, как тонкий писклявый комар. Кирилл не разбирался, но кажется, это раздавалось где-то в гипофизе. Но это не точно. Сумрак в комнате окончательно сошёл на нет. Сквозь жёлтую штору стал проникать солнечный свет и озолотил собой тёмную макушку парня. Синий тошнотворный фитилёк телевизора померк перед натуральным ослепительно-жёлтым факелом, пылающем на небе. Природа в который раз торжествовала над техникой! Тёплый свет даровал уверенность. Вспышки безумия и припадки страха улетучились, и Кирилл отнял руки от глаз. Как ни странно, комната выглядела по-прежнему. Всё те же вещи стояли вокруг, то же бельё валялось в шкафу, тот же стул у стола, та же кровать. Кирилл ждал подвоха. Он боялся, что его безумие продолжится и перенесёт в другое место, исказит реальность или вытворит с ним такое, отчего потом останется только проливать горькие слёзы. А вдруг сейчас зашатается пол, стены заходят ходуном, а крыша вовсе обвалится, и сознание померкнет? А может, у него начнутся галлюцинации, и в дверь войдёт странное высокое существо с туловищем и лапами собаки, и комариной головой с тонким хоботком, как со шлангом, а на его конце окажется лейка, как у поливальника. За спиной существа будут хлопать с громким, громогласным жужжанием две пары хитиновых стрекозьих крыла. Кирилл уже слышал, как что-то жужжит и находится где-то совсем рядом… Невообразимая тварь, выдуманная подсознанием, уже могла быть совсем рядом. Скажем, прямо за спиной. Кирилл с опаской кинул взгляд на дверь, оглянулся, посмотрел за спиной. Поёрзал, снова оглянулся. Молчаливый комод оказался невольным свидетелем паранойи парня. Поддаваясь первобытному инстинкту, Кирилл ощущал, что поступает очень глупо, пренебрегая законами реальности. Ну предположим, существует такая вот тварь. Чем бы она тогда открыла дверь в комнату? Крыльями что ли? - Руками. – Развил мысль Кирилл и сам не заметил того. - Разумеется, у этой твари будут крепкие человечьи руки, чтобы было удобней хватать людей и сдавливать их шеи. И он снова с заметной дрожью оглянулся. Всё это – полнейший бред. Ты сам-то не замечаешь? Голос появился неожиданно и напугал Кирилла. Он даже не ждал, что внутренний собеседник решит продолжить разговор, даже после того, что было. Паранойя продолжается. - Я боюсь… Неужели я стал психом. – Прошептал Кирилл и обнял колени. – Получается, я слабоумный, псих и… что там дальше! Ты не можешь судить себя сам по степени собственной испорченности, не зная идеалов. Вот ты знаешь идеалы, нормы, стандарты? Нет? Конечно, нет! Их просто не существует, вот и всё. Меру своей испорченности избираешь только ты, вот и всё. Собственно, задумываясь об этом, автоматически подтверждаешь свою испорченность сам. - Ты говоришь… то есть я опять говорю бред, - Кириллу полегчало, и он позволил себе неуверенную улыбку, - зато это красноречиво. Надо записать мысль, а то забуду. Освободившись от страха, вдохновлённый Кирилл вскочил с пола и кинул мимолётный взгляд на зеркало. В глазах застыл немой ужас. Зеркало висело цело и невредимо, будто все те осколки метались только во сне или в яростной агонии бреда. Но не только зеркало внезапно восстановилось - и подставка тоже. Она стояла целая, без сколов и трещин на комоде, как обычно, пустая. Но Кирилл только сейчас заметил главное: кровь из раны со скулы и на ладони перестала капать. Даже пол был чист. Вот теперь Кириллу снова стало не по себе. От испуга внутренний голос снова замолк, а мысль, накинутая им, тут же растворилась без следа. Это не было странно, зато это было страшно. Голова заметно пошла кругом, глаза еле успели уловить, что предметы плывут куда-то в сторону. Причём не понятно – справа налево или наоборот. Что же тогда делал Кирилл с зеркалом? Выходит, что ничего. Абсолютно ничего, потому что оно невредимое, без трещин висит и отражает землистое от изумления лицо Кирилла. Страх сковал тело и выдавил из глаз слёзы. Он никуда не делся, а был рядом всегда. Надо лечь. Отдохнуть. Это сон? Конечно сон, потому что реальность не может быть ненормальной. Если только сам я ненормальный. Кирилл стал сомневаться в каждом своём слове, своих мыслях, в том, что он видит. Он спит. Происходящее здесь – просто сон, пусть и реалистичный, но сон. Или нет? Нет? Не сон? Смерть ближе, чем кажется… Голос внутри тихим шёпотом, словно щекотал уши Кирилла, напомнил фразу, услышанную когда-то в прошлом. Или он сам её придумал? Придумал фразу или услышал? - Я не помню! Кирилл взбесился из-за провала в памяти. Он действительно не помнит, откуда взялась эта фраза, но знает, что где-то точно её слышал. Или у себя в голове, и от кого-то. Конечно, ты её услышал ещё в младенчестве от двоюродной бабушки твоего папы. И ты можешь не сомневаться во мне. Я же та часть тебя, что никогда не предаст, знаешь ли… Я всегда на твоей стороне. А знаешь почему? Потому что иначе не могу. Мне дана только одна сторона без права на выбор. Кирилл недоверчиво посмотрел на себя в зеркало, ища глубоко на дне глаз того, кто произнёс эти слова. Невозможно представить себе, что человечество так долго ищет новую жизнь в галактиках, далёком космосе, новых солнечных системах, когда прямо в своём нутре вынашивают настоящих чужих сущностей! И кто догадался сказать, что пришельцев не бывает? Вот кто? В существование существ, обтянутой кожей, осуществляющих процесс обмена воздух на воздух, с густой растительностью на некоторых участках тела и способностью воссоздавать себе подобных без каких-либо дополнительных ресурсов – это ли не плод фантастики каких-нибудь пришельцев с планеты Нибиру? Значит ли это, что мы сами являемся пришельцами в этой части Вселенной и о нас думают также, как о несуществующих «зелёных человечках»? Наш мозг способен мыслить, распознавать импульсы и превращать их в звук, считывать информацию и передавать её уже своим голосовым аппаратом. Кто сказал, что мы не пришельцы? Кто на Земле способен делать также? Кириллу представилось, как внутри него сейчас вертится невероятно-омерзительное существо, похожее на склизкого богомола и, прячась в костюме человека, управляет поступками. Человек несовершенен, а поэтому им проще управлять, чем предоставить свободу. - И родителями управляют, и соседями… и мной тоже. Всеми управляют зелёные человечки, живущие внутри. Из-за них мы совершаем страшные поступки! Кирилл пошатнулся. Стоило ему только уловить движение в зеркале, как тут же глаза пристальней уставились на отражение. Мысли о пришельцах сникли также неожиданно, как и появились, не оставив и следа о переживании. Будто из памяти их просто стёрли. Дальнейшее размышление прервала тихая поступь за дверью. Как раз в этот момент внутренний голос произнёс: ну, мне пора, бывай. Не забывай размышлять перед сном и советоваться со мной, прежде чем делать очередную глупость, а иначе ты получишь смертельную дозу укоров. Кирилл ничего не успел сказать, как его кроличье сердце в груди громко и часто заколотилось. Грудная клетка того и опасалась, что вот-вот хрустнет. - Не тот ли богомол припёрся за мной? Или это та тварь с крыльями стрекозы и человечьими руками? Не дыша, Кирилл частыми маленькими шагами приблизился к кровати и аккуратно свалился на неё. Он укутался в одеяло и только тогда смог утихомирить разбушевавшееся сердечко. Кирилл решил притвориться, что спит, чтобы если кто зайдёт в комнату, сразу отстал и не трогал его. Но лёжа в кровати, его донимала странная мысль по поводу шагов. Кирилл понимал, что шаги за дверью – это нормальное явление в доме, где он живёт. Дело в другом: он никак не мог понять, чьи эти шаги. Члены семьи выделяются особо потрясающей манерой поведения, отличающих их от одиноких людей, – запоминать шаги родственников, которые живут под одной крышей. Но шаги замерли, как только Кирилл стал внимательней к ним прислушиваться. И продлилось это не меньше пяти секунд. Кирилл даже успел возненавидеть своё колотящиеся сердце и грохот крови по всем сосудам, как стонущий водопад. Зачем человек остановился? Он стоит под дверью? Для чего? После кучки навязчивых вопросов и мыслей, толкающихся в голове, звук шагов вновь появился, как гром над облаками. Это точно шагал отчим, только он так топает. Однако и эти шаги смутили Кирилла. По всему было слышно, что отчим шагал из зала в кухню, а вот человек, что замер под дверью, уже находился здесь. Вопрос: встретились ли они уже? И если да, то почему отчим молча протопал в кухню? Обычно, Фёдор Сергеевич громко, на всю комнату здоровается, а сейчас проследовала тишина. И всё же то, что Кирилл определил шаги позволило ему успокоиться. Сердце перестало колотиться, как нездоровое. Но вот топот исчез, и навязчивый вопрос возник в его голове: если это был отчим, то почему топот изначально был лёгкими шагами? Это смутило подростка ещё больше. Что за бред начался? Кирилл с радостью встал бы с кровати, если бы не начал снова трястись от страха. Тем более если это отчим, то зачем попадаться на его глаза после вчерашних событий. В сердце Кирилл лишь яростно ненавидел этого ненормального человека и желал избавиться от него. Кирилл глубже укутался в одеяло и отвернулся к стенке! Лёжа таким образом, он осознал, что на самом деле не против вздремнуть, а то эти все шоковые состояния, психоз, внутренний голос, странные непонятные крики из разных комнат, бред чистой воды – всё это довело до глубокой усталости. И Кирилл засыпал. Он проваливался в сон вместе с драгоценной кроватью, мягкость и ощущение которой превращались в нежное забвение. Вдруг Кирилл шёл среди темноты по чём-то твёрдом, как по асфальту. Но споткнулся и стал падать, падать, падать спиной вперёд… Он открыл глаза из-за страха разбиться. И как оказалось вовремя. В доме стоял странный запах гари и дыма, доносящиеся через дверь. Отчим что-то поджёг? И забыл? Запах усиливался, и это наводило Кирилла на суетливые размышления. Состояние блаженства под одеялом напрочь пропало, трезвость ума наступила сию же минуту, и появился старый добрый страх. Кирилл перевернулся на бок и стал ожидать, что отчим, по крайней, мере заругается и потопает на кухню, если он уже ушёл оттуда. Однако тишина стояла могильная. Даже устрашающая. Вот так несчастные случаи и случаются: кто-то ничего не знает и спит, а кто-то знает, но ничего не делает. А потом – бах! И взрыв. Бах! – и пожар в доме. Беспокойные мысли стали ворочаться в Кирилле с места на место, как безустанные черви в земле. Кирилл почти уговорил себя встать и проверить, что случилось и уже сомневался, что отчим пойдёт разбираться сам. В конце концов из-за двери о белое облачко дыма. Когда Кирилл его увидел, то сразу спрыгнул с кровати и без всяких мыслей подскочил к двери. Чувствовался удушливый жар. В расщелине, где со стороны петель, начал проникать серый дым. Кирилл выскочил из комнаты и не поверил глазам. Маленькая, обычно тёмная, прихожая полыхала кроваво-красным огнём. Пламя здесь было такой силы, что Кирилл удивился, как это он сразу не почувствовал жар. Что произошло? - Эй! – Крикнул Кирилл, подбегая беспрепятственно в спальню родителей. Зал пылал только наполовину охваченный алым огнём. Дальний угол заполнился дымом. Жар здесь стоял невозможный. – Пожар! Мам, горим! Просыпайся, ну же! Кирилл вбежал в комнату, когда кровать родителей только-только начала гореть. Затем огонь распространился по ней за считанные секунды. Багровое покрывало огня накрыло кровать полностью. Кирилл успел подумать, что никогда не простит себе, если с мамой что-то случится. - Вставай! – Взвизгнул Кирилл, смешивая в голосе испуг и отчаяние. Но окрик не сработал. Из-под одела, которым укрывалась мама послышались крики, и Кирилл закусил язык, до боли и крови сжав его. Он ничего не успел сделать, чтобы спасти её. Хотя мог и растормошить рукой, потянуть на себя, стащить с кровати, чтобы мама проснулась. Но оказалось поздно: она не проснулась от его криков. Постель шелестела. Наверно, мама пыталась вылезти, снять одеяло, встать. Но ей не удавалось. Кирилл неуверенно стоял, скованный страхом и ужасом случившегося. Он не знал, как поступить, чем помочь родному человеку и это раздражало, приводило в ярость. - Мама! – Завизжал Кирилл, но не услышал собственного голоса. В этот момент он забыл про свои обиды, своё высокомерие по отношении к ней и знал лишь одно: он подлец, который не любил свою маму, не любил! – Мама! Но её безумный крик уже стих. Теперь в смертельной тишине трещал лишь огонь. А Кирилл и сам не понял, как уловил новый вопль. Брат. Кирилл выбежал в зал и хотел пройти в комнату к Диме, но огонь уже преграждал путь. Крик повторился и не смолкал, нарастая с каждой секундой. Так кричит человек от сводящей с ума боли. - Дима! – Крикнул Кирилл, стоя на пороге пламени. Ещё одна жертва бесконтрольного стихийного огня. Путь оставался только к окну. В какой-то миг крики стали нестерпимо громкими, а потом резко замолкли и вновь настала тишина пожара. Кириллу пришло в голову, что нужно взять документы, спасти хоть что-то. Но сил на то у него уже не было. Он только что потерял родных людей, с которыми вёл себя по-хамски и теперь до конца жизни будет себя в этом винить. Если сам выберется. К чёрту документы! За своё промедление Кирилл жестоко поплатился. Последний ход отступления - окно преградило пламя. Отравляющий дым всё чаще проникал в лёгкие и откашливаться становилось тяжелее. Кирилл не сомневался, что виновником пожара был Фёдор Сергеевич. То ли случайно, то ли намерено тот решил спалить дом и всю неугодную семейку: мать и двоих её сыновей. Ну а что ещё можно было ожидать от этого человека? Кирилл в мыслях всячески проклинал отчима. Себя, кстати, он проклинал не меньше, потому что не догадался взять телефон, чтобы позвонить в пожарную службу. А сейчас уже поздно что-либо изменить. И бессмысленно. Оставалось задержать дыхание и дышать воздухом только у пола, потому что дым всегда поднимается вверх. При всём желании, Кирилл не успел сделать и этого. Огонь становился ближе. Кирилл грубо закашливался, а глаза слезились от жара и остроты. Последние секунды сознания он проводил в бреду, невольно прокручивая в голове последние события. И всё же смерть оказалась ближе, чем думал Кирилл. В какой-то момент он понял, что стоять – выше его сил. Колени подкосились, ноги обмякли и превратились в тонкие непрочные верёвочки. Это конец. Беспокойство, страх, отчаяние, ужас, безысходность – томились в сердце Кирилла и наглухо защемили все нервы. Это долгая и мучительная смерть, и она стояла совершенно рядом. В шаге от Кирилла. Когда на кухне что-то лопнуло, и волна огня разлетелась по всему дому, сотрясая его стены и крышу, то сознание полностью покинуло Кирилла, и обвисшее тело рухнуло прямо на горящий пол. Стягивающая, щипающая боль, сводящая с ума, наступила по всему телу, и моментально возникло чувство, что кто-то горячий, раскалённый до бела бегает по рукам, ногам, добрался до головы и опалил серые волосы. В плотной темноте закрытых глаз Кирилл увидел, как яркая вспышка бело-синего света, подобно молнии, разрубила мрак и тут же погасла. Боль пропала и уступила дорогу вечной темноте.