Лай.
Длинноволосый вздрогнул, обернувшись к холму. С него бежали собаки и ехали мотоциклы. Камукура быстро поднялся на колени, но из травы не выглянул, прокравшись в противоположную от них сторону и стараясь не высовываться наверх. Такими темпами ему удалось выйти в лес. Он поднялся на ноги, держась за ствол дерева и только обернулся, как на него напрыгнула овчарка, впиваясь клыками в плечо. Изуру зажмурился, упав на землю и вдруг ощутил сильную боль в ноге, что заставила его тихо пискнуть и ударить собаку второй ногой по челюсти, а первую собаку он взял обеими руками за пасть, резко раскрыв её. Пёс заскулил, отшатнувшись от парня, который немедленно встал на ноги, одна из которых была окровавлена, и рванул изо всех сил глубоко в лес.***
Наверное, сейчас где-то одиннадцать ночи, судя по тёмному небу. Но это не имеет никакого значения для бедняги, что хромал в сторону неизвестности, царапаясь о кусты и засохшие ветки деревьев, пока за ним бежали три овчарки, а вслед за ними и четыре человека с фонариками. Они что-то кричали, но Изуру их абсолютно не слушал. Ему не важно, что они говорят. Ему просто нужно выжить. Добраться до какого-нибудь посёлка или города... Где он вообще? Никому неизвестно, где он. Если его сейчас убьют, его не найдут ни за что. Вдали слышно шум поездов. Это единственное, что сейчас слышал Камукура. Он чувствовал, как его сознание медленно отключается из-за переутомления. Обезвожен, истощен, сломлен, утомлён. Но он не терял надежды, продолжая бежать со всех ног, по которым текла малиновая кровь. Через несколько минут лай собак и крики стихли. Брюнет тяжело дышал, стараясь держать равновесие, но затем под ноги попался корень какого-то дерева и Изуру снова летит вперёд, падая в куст и кувырком вылетая из леса прямо на пустую проезжую часть. Он проехался лицом по дороге, после чего перевернулся на спину и обмяк, рвано и сбито дыша. Устал. Подъехал чёрный внедорожник, а к нему подбежали те люди с фонариками и собаками, окружив пойманную жертву. Длинноволосый приоткрыл глаза, пусто глянув на человека перед ним. Незнакомец достал пистолет, направив его на Изуру, что продолжал обездвижено лежать на дороге. Он слегка раскрыл глаза, смотря на дуло пистолета, направленное прямо на красноглазого. Выстрел.***
Снова это место. Хаджиме спокойно стоял перед надгробьем, на котором каллиграфически было выведено "Камукура Изуру", имя его старшего, на пару минут, братца-двойника. На лице шатена не было ни одной эмоции. Ни сожаления, ни грусти, ни радости, ни боли, ничего. Одно безразличие. — Ты ужасен, Хаджиме. — раздался голос мужчины позади зеленоглазого. Хината обернулся, натыкаясь взглядом на родного отца. — И это говорит тот, кто ненавидит своего ребёнка. — он нагло усмехается, надменно смотря на родителя. — Я никогда не ненавидел своих детей, но ты выводишь меня из себя. — Хината старший уже давно выплакал слёзы над могилой сына, так что сейчас он выглядел зло и строго. — Да что ты говоришь? — Как ты смеешь так разговаривать со своим отцом? — мужчина прищурился, свысока смотря на младшего. — Как ты смеешь обвинять меня в смерти других? — Хаджиме поднял одну бровь, даже не вдрогнув от взгляда отца. Раньше он боялся дышать в его сторону, а сейчас ведёт себя как последняя сука. Страх потерял? — Я тебя ни в чём не обвинял. — Да? Мам, ты слышала это?! — выкрикнул Хината, глянув на небо. — Он говорит, что никогда не винил меня в твоей смерти! Забавно, да?! — Прекрати... Как же ты мерзок, мне стыдно за тебя, Хаджиме. — рыкнул старший шатен, сжав руку в кулак. — О не-ет... — Хината сымитировал слёзы. — Папуле стыдно за меня, что же мне де-елать... Шлепок. Хаджиме открыл глаза, смотря куда-то в сторону и чувствуя жгучую боль на своей покрасневшей от пощёчины щеке. — Приди в себя, ненормальный, у тебя брат умер! — вскрикнул мужчина, зло смотря на своего сына. Тот молчал, но затем... Слегка улыбнулся. — Наконец-то я тебя выбесил, отец. — младший перевёл пустой взгляд на родителя. — Ну? Где твоё фирменное "это твоя вина"? — его голос стал спокойным, а сам он продолжал улыбаться. — Ну же. Сколько раз я это слышал? Даже в детстве, если кто-то где-то накосячил, то виноват обязательно я. Когда мамочка заболела тоже я был виноват. И сейчас, когда брата убили... Кто виноват? Ну? Скажи это. Я не слышу. — Хината потёр свою щёку. Старший молчал, смотря на своего ребёнка, после чего также молча развернулся, скрывшись в своей машине и тут же уехав. Хаджиме смотрел ему вслед, после чего он перестал улыбаться, тяжко вздохнув и опустив взгляд в пол, прижимая ладонь к своей щеке, по которой ранее ударили. — Извини, мам. Но я не могу его терпеть. — тихо произнёс тот и обернулся к могиле брата, молча смотря на неё. Но услышав шаги, он обернулся к Чиаки и Макото. — Ты в норме? — девушка выглядела крайне спокойна, как и Наэги. — Да, всё в порядке. — настроение у них всех было лучше некуда, без сарказмов. Шатен улыбнулся, смотря на этих двоих, после чего направился на выход. — Папка у тебя так себе, ха-ха. — неловко усмехнулся Макото, отводя взгляд. — Да, знаю... Он всегда был таким. Не понимаю, как мама его терпела. Да и Изуру тоже. — Я думаю, что Изуру и так его не терпит, поэтому и ушёл от вас после расставания с Наэги-куном. — Нанами приложила пальчик к губам, задумавшись. — Может быть, это у него надо спрашивать. — Хината зевнул, прикрыв рот рукой. — Такое настроение хорошее стало, как я нагрубил ему... Хотя, вообще-то, это неправильно, наверное, мне стоит извиниться. — Дело твоё, Хината-кун. — блондин пожал плечами. — Но я восхищаюсь твоим благородством. — В смысле? — Хаджиме перевёл взгляд на старшего. — Даже несмотря на то, что твой отец нехороший человек, ты всё равно продолжаешь думать о его моральном самочувствии, это очень благородно! — Макото улыбнулся, сцепив руки в кулачки и прижав их к своей груди. — Наэги-кун прав. — Ну... Ладно, может быть. — Хината неловко усмехается. — К слову, об Изуру. Нашли его завещание. Половину своих богатств он отдаёт тебе. — Что?! — Макото вздрогнул, посмотрев на шатена. — Да. Половину того, что не успели отнять он отдаёт тебе. — Наэги-кун везунчик. — Чиаки улыбнулась. — Да уж, и впрямь. — блондин еле сдерживает улыбку, отводя взгляд. — А сам он как относится к этому? В смысле... Он же так ценил всё, что имел. — Он сказал, что улетит в Корею окончательно, мол, там его не найдут, а на все сбережения ему всё равно. Остальная половина-то у него. — Вот как. Ну, тогда ладно. И когда он улетает? — Вроде через неделю. — шатен вопросительно взглянул на старшую. — Через пять дней, Хаджиме. — Нанами подняла взор на парня. — Ну почти неделя. — усмехается младший. — Зачем он вообще подделал свою смерть? — Глупый вопрос, Нанами-тян. Его чуть не убили и надо же заставить всех думать, что он мёртв, чтобы его отпустили. Только мы трое об этом и знаем. — К слову... Хината-кун. — Макото повернулся к зеленоглазому. — Я хочу на днях сходить в бар, побаловать себя, так сказать. Пойдёшь со мной? А то один не хочу. — В бар? — Хаджиме вскидывает бровь, переводя озадаченный взгляд на везунчика. — Но я никогда не пил и даже не пробовал алкоголь. — Ну вот и попробуешь. — Наэги посмеялся, на что младший нахмурился. — А ничего, что нам обоим нет и двадцати одного? — Ох, точно... — Макото задумался. — Тогда бар отменяется? Алкоголь я тоже купить не смогу... — Мне двадцать один. — Чиаки улыбнулась. — Я могу купить вам. — Лучше бы ты молчала... — Хината закрыл лицо рукой. — Нанами-сан, ты же моё солнце! — Господи. — Не благодари, Макото-кун. — девушка хихикнула. — Правда, я не разбираюсь, так что скажешь потом, что именно купить нужно, хорошо? — Как скажешь! — Наэги улыбнулся ей, пока Хаджиме продолжал винить всех Богов в том, что встречается именно с ней и дружит именно с ним.