Кровь с молоком

Джени спит совсем плохо в эту ночь, несмотря на то, что Эмма тут и крепко обнимает ее, рядом с ней девушка не чувствует покоя. Ей чудится властный голос Этери, что бросает свое «Иди, я решу, как с тобой поступить!» или вовсе снятся омерзительные кошмары, от которых нет спасения. Ванная до самых краев наполнена кровью, густой и темной. Она ощущается на коже тяжестью и напряжением во всем теле. Джени опасливо поворачивает голову и старается не шевелиться, чтобы не расплескать эту мерзость еще и вокруг себя на каменный пол. Она вообще слабо представляет, как могла оказаться в хозяйских покоях, так еще и в ванной, которая предназначена только для госпожи. Ухоженные ладони Этери легко скользят над поверхностью, касаясь содержимого лишь кончиками пальцев. Кровь с молоком вперемешку с безумием происходящего. Она так низко склоняется, что светлые распущенные кудри намокают на кончиках и окрашиваются слабоватым красным. – Чувствуешь, как кровь проникает в каждую клеточку твоего тела, опутывает тебя, словно вторая кожа… – Но я не хочу это чувствовать, – Джени кривится и отрицательно мотает головой. Она напряжена до предела, словно каждый нерв внутри отчаянно сопротивляется происходящему. Графиня гладит девушку по голове, распускает темную косу и кончиками пальцев утопает в волосах, задевая кожу головы. Это расслабляет против воли. После Этери несколько раз ополаскивает ее волосы из ковша содержимым ванны с такой заботой, словно купаться в крови под руководством хозяйки это обычное дело для прислуги. Джени чувствует себя невероятно грязной, а тело совсем перестает слушаться. – Знаешь, для чего нужны такие ванны из крови? – Нет, госпожа. – Чтобы сохранить свою молодость женщины способны на многое. – Это же ужасно. – Не сопротивляйся, Джен-ни, позволь крови обласкать тебя и наполнить своей силой. Позволь мне научить тебя, получать от этого удовольствие… Девушка порывается встать, несмотря на сдерживающие прикосновения женских рук, но ноги с непривычки скользят по дну ванной и она плюхается обратно, а кровь накрывает с головой. Попадает в нос, в уши, в рот. «Это конец!» обреченно думает Джени…и открывает глаза. Она снова и снова прокручивает в голове свой план побега, в который не посвятила пока Эмму, и ищет, что еще можно в нем улучшить. В течение дня в замке ожидается много повозок, одна из которых и станет проводником на волю из этого замка. – Собери все, что может тебе понадобиться. Сегодня мы уходим. – После завтрака Джени шепчет подруге в самое ухо, чтобы никто посторонний не услышал. – Как тебе удалось получить разрешение госпожи? – так же шепотом отвечает Эмма. – Никак, ей даже не пришлось меня выслушать, но и оставаться здесь нам больше нельзя. – Так вот, что ты задумала, сбежать? Джени, это безрассудно! – нотки осуждения вперемешку с возмущением слышатся в тихом голосе девушки. – Мала ты еще, чтобы читать мне нотации. – Одумайся, нас схватят. И я боюсь представить, что нас тогда ждет. – Здесь тоже ничего хорошего не ждет, меня так уж точно. А тебе надо увидеть брата. – Что вчера произошло? – Эмма останавливается, схватив Джени за локоть и развернув к себе лицом. – Я не могу тебе сказать. И пожалуйста, никому не рассказывай про идею побега. – Даже не собиралась, – Эмма недовольно поджимает губы. – Но я не готова пойти наперекор всему. – Решать тебе, я даю время подумать. С тобой или без тебя, но я уйду сегодня после ужина. Ты меня поняла? – Джени крепко сжимает подругу за плечи и встряхивает, словно не верит, что до той доходит истинный смысл ее слов. – Я тебя поняла. Ты решила бесславно погибнуть в этих дремучих лесах. – Мне нельзя оставаться здесь, потому что я видела то, чего не должна видеть. Эмма держится стойко, но ее хватает буквально до обеда, где она получает очередную записку из дома, и, побросав все свои заботы, бежит на конюшню к Джени. – Я согласна. Я пойду с тобой, когда скажешь! – В чем причина такой резкой перемены? Элиоту хуже? – Эмма кивает, кусая губы, чтобы сдержать слезы. – Я должна с ним хотя бы попрощаться. – Согласна, к тому же ты ориентируешься в этой местности куда лучше меня. – Что мы будем делать, если нас поймают? – опасливо интересуется Эмма. – Нас не поймают. Лучше подумай о том, что ты скажешь графине, когда будешь проситься назад. – Самоуверенно отзывается Джени. – Вернусь и буду умолять принять меня. Графиня сама потеряла мужа, я думаю, она сможет меня понять, пусть даже и накажет. А что ты станешь делать там, на свободе? Куда ты пойдешь? – То же, что и раньше – путешествовать по свету и искать себя. Может, найду работу. – Джени, ты ведь понимаешь, что это опасно? – приглушенно задает вопрос подруга. – Да, малявка. И это будет самое отчаянное приключение в твоей жизни. Джени отказывается от туфель, а Эмма берет немного хлеба и фруктов с кухни, чтобы прихватить в дорогу. Девушка то и дело краснеет, осознавая, сколько всего нарушает за один только день, но отступать некуда. Дома она куда нужнее сейчас, чем здесь. Замок навещает священник, и Эмма беспокойно наблюдает за тем, как быстро он покидает мрачные стены и уезжает прочь. Мужчина рассержен, а церковных лучше не гневить. Девушке тревожно и она поднимается на третий этаж если уж не попрощаться, как подобает, то хоть увидеть госпожу перед тем, как отправиться в путь. Женщина в своем кабинете пишет в книге. Эмма впервые застает ее за таким занятием, но тихонько стучится, потому что знает, ее не прогонят. Да и другой возможности сегодня уже не будет. – Что ты хотела, Эмма? – Батори выглядит устало, она расстроена. Взгляд потухший, а под глазами залегли тени. Ее улыбка отдает горечью, как отвар полыни, настоянный в ночь. Стол женщины полон открытых книг, но не похоже, что хоть в одной из них она нашла для себя ответы. – Здесь был священник, госпожа, – конечно, Эмма хочет спросить, что такого произошло вчера между ней и Джени, но это означает выдать подругу и самой вызвать подозрение, а это так себе затея перед побегом. – Был, да. – Этери кивает, внимательно оглядывая девушку. В последнее время у нее все время глаза на мокром месте, она похудела и выглядит довольно безразличной ко всему вокруг, только не сегодня. Наверное, снова хочет обратиться с просьбой. – Что случилось? – Я снова осталась ни с чем в своих желаниях помочь. – В последнее время я сама не своя, простите меня госпожа. – Мне не за что тебя прощать. – Если бы я помогала вам, возможно, мы смогли бы… – Не смей винить себя в том, где тебя даже не было. – Этери обрывает горестное признание Эммы. Только рыдающей девчонки с просьбами ей сейчас и не хватало. – Просто время было упущено и уж твоей вины тут точно нет. И если ты явилась поплакать и пожаловаться мне на свою тяжелую долю, умоляю, давай не сегодня? – Я хотела просто спросить, что произошло. – Я тебе ответила. Можешь быть свободна, у меня есть дела. – Эмма плетется к выходу и уже на пороге кабинета оборачивается, глядя на женщину. – Заварить вам траву, госпожа? Похоже, что вы плохо спите в последние дни. – Это, пожалуй, можно. – Я все сделаю и принесу в вашу комнату. Ближе к вечеру, когда последние приготовления завершены, Джени добавляет соломы в повозку, которую выбрала для побега. Под слоем спрятан паек в дорогу и маленький нож, который удалось стащить с кухни. Под плотной тканью поверх соломы достаточно места и воздуха для двух девушек небольшого телосложения. Еда и вода у них есть, а до ближайшей деревни, по словам Эммы, примерно три часа пути. А там уже и ночь наступит, можно с легкостью затеряться. Джени без сожаления оставляет туфли под своей койкой в сарае, потому что в уличной жизни они ей точно не понадобятся. К тому же, девушке не хочется, чтобы вообще хоть что-нибудь напоминало о принадлежности к этому замку и его хозяйке. Но покуда другой одежды ни у кого из них нет, приходится довольствоваться этим платьем. – Я готова, – Эмма выглядит даже приободрившейся, потому что уверена, что графиня уснет долгим сном до самого утра. А когда завтра их хватятся, уже будет поздно. Этери, конечно, знает, где искать саму Эмму, но Джени уже будет далеко. В деревнях затеряться проще, а если успеть добраться до ближайшего городишки, то и подавно. – Я тоже. Пожалуйста, когда будешь пробираться в конюшню, сними свои туфли, чтобы себя не выдать. – Я не могу поехать босой. – В руки возьми. Обуешь, когда мы выберемся отсюда. – Хорошо, договорились. Но все начинает идти не по плану уже в тот момент, когда в потемках Эмма натыкается босой ногой на острие железа, и зажимает рукой рот, чтобы не закричать от боли и не привлечь внимание посторонних. Она не замечает кровь, которая успевает накапать на опилки, разбросанные по всей конюшне. Девушка вытаскивает кусочек тряпки, которые всегда про запас в кармане платья, и перематывает ступню как можно крепче, чтобы доковылять до повозки. Когда замок графини Батори остается позади и повозку привычно трясет на ухабах, Джени облегченно выдыхает. Они справились, предвкушение скорой свободы греет душу. Лошади фыркают, цокая копытами. Эмма тихонько всхлипывает рядом, ворочаясь. Тряпка на ее ноге насквозь пропиталась кровью, хоть выжимай, и та иногда капает на землю, словно дорожка из хлебных крошек. Но об этом никто из них не знает. Эмма терпит ноющую боль ради возможности оказаться дома, и боится сказать Джени, что она неуклюжий компаньон для побега. Этери рассматривает глубокую миску с отваром успокоительной травы, которую заботливо приготовила Эмма. И уже собирается выпить, чтобы забыться сном, но неожиданно решает поблагодарить девушку. Возможно, стоит позволить ей навестить родной дом, а там будь, что будет. В самом деле, она ведь женщина, а не зверь какой то. Илона отправляется в сарай за Эммой, но вскоре возвращается напуганной и запыхавшейся. – Что произошло? – Эммы нигде нет. И двух других тоже. – Кто еще? – напряженно спрашивает женщина. – Джени и Сэм – мальчишка с конюшни. – Этого следовало ожидать от тех, но от Эммы. Невероятно, – Этери хмурится, понимая, куда отправилась девушка. – Мне распорядиться о поисках? – Разумеется, делай все, что считаешь нужным. Как обычно. Когда их найдут, первым делом поставь меня в известность. – Да, госпожа. – Илона кивает и мигом отправляется обратно на двор. За окном почти стемнело, а этих троих понесло на поиски приключений. Этери обнимает себя, вглядываясь в темноту леса за окном. Спать сегодня снова не придется. – Что случилось между тобой и графиней? Мы за пределами замка, теперь ты можешь мне все рассказать. – Она убивает людей. Я сама видела вчера. – Она пытается им помочь. – С добротой отвечает Эмма. – Ты ударилась головой, пока мы пробирались через ухабистую дорогу? – с сомнением интересуется Джени. Потому что чем еще можно объяснить подобные слова. Она не видит лица девушки, но крепко держит ее за руку. – Я в здравом уме. И я говорю серьезно, госпожа помогает. – Вскрывая людей и выкачивая из них жизнь? У нее руки были по локоть в крови. Я думала, умру на месте от страха. – Зачем ты вообще туда полезла, небось, опять без разрешения? – О тебе хотела поговорить. – Возмущенно отзывается Джени. – Воззвать к ее совести, но там ни то, что совести, там и человечности никакой нет. То ли обряды, то ли жертвоприношение, то ли извращенное удовольствие. – Это не жертвоприношение. Я поняла, о чем ты говоришь. – Я знаю, что ты ей восхищаешься, но открой глаза, эта женщина опасна. – Я помогаю ей именно в таких делах, но мне запрещено говорить об этом. – Поправь меня, если я не права. Ты, миленькая малявка, помогаешь ей убивать людей? И все это время я жила рядом с убийцей. – Мягко говоря, Джени оказалась не готова к такому повороту. – Мы пытаемся им помочь. Ты просто не так поняла… – Так просвети меня, я хочу послушать, чем на этот раз ты ее оправдаешь. – Но разговор обрывается, потому что Эмма что есть мочи хватает Джени, больно сдавив запястье подруги. Вдали слышится лай собак. – Нас нашли. – С чего ты взяла? – Никто не станет рыскать с собаками по лесу в сумерках, только если не ищут беглецов. Это наши собаки, те голодные псы, которых всегда отправляют в погоню. Я поранила ногу, когда пробиралась через конюшню, наверняка на пути осталась кровь. – Где же ты раньше была с этой информацией, – шипит сквозь зубы Джени. Черт возьми, а ведь так хорошо все начиналось! Конечно, у нее есть нож, но если одного человека можно попробовать одолеть, то против стайки собак это все равно, что махать иголкой у них перед носом. Джени держит Эмму за руку до тех пор, пока повозку в приказном тоне не останавливают и не просят открыть, а потом все превращается в какой-то кошмар наяву в свете факелов. Лошади шарахаются от собак. Эмма истошно кричит, когда один из псов вцепляется в ее ногу, испачканную кровью. Джени бросается ей на помощь, мало понимая, чем помочь, но чужие мужские руки оттаскивают ее в другую сторону. От беспомощности у девушки начинается истерика, и она молотит маленькими кулачками того, кто держит ее, не давая сдвинуться с места. Когда собаку, наконец, оттаскивают от Эммы, ее нога представляет собой зрелище еще хуже, чем то, что было до. Девушка от боли затихла, и не двигается. Ее бесчувственное тело укладывают на другую повозку, рядом садится Джени, и тот, мужчина, что все еще держит ее, словно боится, что девушка сбежит. Вместо этого она придвигается поближе к телу Эммы и укладывает ее голову к себе на колени, напевая бессвязную песенку, словно в утешение. – Трогай, пора возвращаться домой! – от переживаний Джени засыпает почти мгновенно, не желая воспринимать суровую реальность того, что побег провалился, а подруга пострадала из-за нее. Джени не видит ужасных снов, потому что самый большой кошмар ждет ее наяву.