Больше не важно, умру или нет, - я не в силах забыть,
Сколькими жизнями жил, не получится ангелом быть...
Только пожар там, внутри, разжигает мятеж
И вот-вот разорвется во тьме...
Где же твой Бог?
Где же твой Бог?
Где же твой Бог?
100 Атмосфер ft. Melizm ft. Nik Destrave - Hurricane
Куба. Карденас. Воздух на Кубе жаркий и влажный, обжигающий легкие. Но это с непривычки. Позже, когда организм привыкнет, можно будет с легкостью гулять под палящим солнцем, стоит только надеть соломенную шляпу, что лежит в машине на заднем сиденье. Шляпа некрасивая и слегка мятая, я купил ее на заправке за пару долларов. Такие обычно носят бедняки, продающие на улицах овощи и фрукты. Самое то для меня. Слегка надавив на газ, я почувствовал острую боль, пронзившую бок. Лоб тут же покрыла испарина, вызванная резким скачком адреналина. «Форд» проехал пару метров и вновь встал – пробка, одно из худших последствий цивилизации. Кондиционер выбивался из сил, пытаясь хоть немного охладить салон машины, а потому нещадно глотал бензин, которого было и так мало. – Он скоро проснется, – сзади раздался еле слышный шепот. – Нужна вода, у него совсем губы пересохли. – Возьми, – я протянул маленькую бутылку с теплой водой, которая стояла в боковом кармане двери. Местный напиток немного горчил, вызывая новый приступ жажды, но другого не предвиделось вплоть до мотеля на побережье. Несколько песо, лежащих в кармане моих широких шорт, оттягивали карман и были оставлены на всякий случай. – Нужно поставить укол. Я посмотрел в зеркало заднего вида и мысленно посчитал, сколько прошло часов с последней дозы миорелаксанта. – Через час, – ответил я. – Он проснется. – Это не страшно. Я свернул на перекрестке и с облегчением выдохнул, пробка осталась позади, и теперь можно прибавить газу, чтобы к вечеру приехать в мотель, находящийся далеко от центра, почти в горах. Его одинокое существование было нашей главной удачей, и при выборе мотеля не возникло сомнений. – Воды... – Дай ему воду. Я снова посмотрел в зеркало, но увидел лишь сухие губы с маленькими чешуйками кожи. Голубое горлышко бутылки коснулось их, орошая влагой. Струйки побежали по подбородку и спустились к кадыку. Они напомнили мне горные реки, что стремительно текут вниз, смывая все на своем пути. Пыльная шея обзавелась чистыми дорожками, проторенными водой. – Пьет? – спросил я. – Да, пытается. Больше мимо. Нужно купить еще воды. Остановимся на заправке? Я дотронулся до кармана, где звенели песо, и кивнул. – Сходишь сама за водой? – Сильно болит? – Тут сильнее, – я коснулся своей груди и улыбнулся. – Иди. Заправка была родом из восьмидесятых, со старинными бензоколонками и маленьким магазинчиком с множеством вывесок. «Сигареты». «Сок». «Вода». «Вы видели НЛО?» Я улыбнулся, увидев плакат с летающей тарелкой. Рядом остановилась ржавая «Шевроле», руками какого-то умельца превращенная из седана в кабриолет. Молодой человек с абсолютно гладкой головой вышел из машины и прищурился, глядя на солнце. Его белая майка была влажной от пота, а когда он сложил руки козырьком над глазами, я увидел под мышкой длинные кудри черных волос. – Oye, guapa! Nos vemos? Лысый ухмыльнулся, и я понял, что придется выйти из машины. – Дорогая? – Estás casada? Déjalo y salta hacia mí! – Оставьте! Лысый протянул руку и почти коснулся бутылки с водой, что девушка несла в руке. Я дернулся и перехватил потную ладонь. – Я же просил, оставьте. Я знаю, что мой голос звучит безэмоционально, но именно это часто приводит в чувство оппонента. Моя хватка сильна, и, если сдавить испанца сильнее, можно сломать суставы. Я могу. – Эй! Остынь! – на плохом английском воскликнул парень и попытался выдернуть руку. Я почувствовал, как женская ладонь легла на плечо, привлекая внимание. – Идем. Отпусти его. А я смотрел в карие глаза и не мог разжать кулак, играя суставами и сухожилиями. – А! Сука! Еле слышный треск, и испанец присел на одно колено, взвыв от боли. Он дернулся и случайно ударил меня в живот, касаясь раны. Белая льняная рубашка впитала каплю крови, которую пропустили бинты, и я, увидев алое пятно, как бык сорвался с цепи. Запястно-пястный сустав – сломан! Пястно-фаланговый сустав – сломан! Межфаланговые суставы – сломаны! – Идем! Идем! Я выпустил его руку и сел в машину, поправляя бинты. Сзади послышался шорох и усталый вздох. – Воды. – Дай ему воды, – сказал я и выехал с заправки. * * * Наверное, все видели красивые особняки, которые природа беспощадно захватывает в свои зеленые руки. Время неумолимо, и разрушить все то, что создал человек, – одна из его главных целей. Мотель напомнил мне мою душу – красивый, но сломленный стихией. Я закрыл глаза и тут же увидел черную гладь воды, приближающуюся с огромной скоростью. Столп брызг и ледяной холод, сковавший тело, – неприятные воспоминания, болезненные. Не знаю, как мы смогли выбраться на берег в ту ночь. – Это он? – Да, мы приехали, – ответил я. Трехэтажное здание в форме буквы П, бывшее когда-то великолепной виллой с огромным патио, было выложено красным кирпичом. Внутри двора высились пальмы, качаемые ветром с побережья. Маленькие оконца занавешены желтыми шторами, и казалось, что в мотеле везде горит свет. Стены здания беспорядочно увиты вьюнком и укрыты давно не стриженными кустами и деревьями. Боль сковала тело, как только я поставил коробку-автомат на «паркинг». Ручка двигалась туго, и то и дело приходилось напрягать пресс и правую руку. Если бы не рана, мы бы уехали дальше. – Воды... – Ты дала ему воды? – Он не может пить на ходу. Нужна трубочка. – Достань коляску и приготовь аптечку. Я открыл дверь, и прохладный воздух салона моментально был уничтожен влажным и горячим дыханием Карденаса. Словно сам дьявол дохнул на меня. Ноги утонули в песке, как только я ступил на подъездную дорожку и выпрямился во весь рост. Тело ныло и молило об отдыхе, который я наконец смогу ему дать. – Помоги мне. Обернувшись, я увидел, что она не может расправить инвалидную коляску, мучаясь со складным механизмом. – Достань паспорта, – я отодвинул ее, ласково коснувшись плеча, – и чемодан. Тут я сам. С заднего сиденья раздался вздох, и я улыбнулся: – Мы проведем здесь отпуск. Ты любишь купаться? Или загорать? Я приготовлю лимонад с мятой, и мы пойдем на пляж. Когда коляска была готова, я облокотился на дверь и зажал рану рукой. Слишком больно. Вполне возможно, что разошлось несколько швов. – Помоги мне пересадить его, – позвал я. – Нужно скорее заселиться, мне нехорошо. Подходя к главному входу, я заметил гуляющую пару. Они держались за руки и смотрели в небо, словно обсуждая, на что похожи облака. Их лица были тронуты безмятежностью и покоем, а глаза выражали счастье и свободу – то, чего не было у меня. Они смеялись и показывали друг другу языки, словно дети, а потом увидели нас. Люди разительно меняются, стоит им заметить, что за ними наблюдают, – умолкают, опускают глаза. Парень осторожно кивнул, и я кивнул в ответ, проявляя вежливость, коей не был обделен. На рецепции нас встретила пожилая мексиканка в аляпистом платье и с большим пучком на голове, похожим на заброшенное птичье гнездо. Она стрельнула по нам ярко накрашенными глазами и сложила губы трубочкой, словно присвистывая. – Здравствуйте, – я положил паспорта на стол. – Мы бронировали номер. Меня зовут Эдвард Нортон, это моя жена Мия, а это мой брат Марк. – Нет пандус наверх! – каркнула мексиканка и указала сморщенным пальцем на потолок. – Мы справимся, – заверил я. – Знаю бронь. Плати вперед англичанин! На стойку регистрации лег мой кожаный кошелек, и пластиковые карты смогли вдохнуть воздух. Мексиканка довольно кивнула, и ее пучок качнулся, потеряв пару волос. Мне пришлось прикрыть глаза, чтобы скрыть брезгливость, охватившую меня при виде тонкого черного волоса, упавшего на пол. – Подними коляску, Мия. Девушка кивнула, но посмотрела с сомнением, умалчивая свои опасения насчет моей раны. Нет выбора. Никогда не было. Все давно решено кем-то другим, и, если нужно, я буду рвать себя. Взяв мужчину, сидящего в кресле, на руки, я стал отсчитывать ступени, ведущие на второй этаж. Я снова чувствовал жгучую боль и горячую влагу, скопившуюся на боку. Швы все же разошлись, и можно только гадать, сколько из них осталось целыми. Только бы донести! Номер оказался под стать самому мотелю – ветхий, затхлый, умирающий. Светло-зеленые обои потеряли свой рисунок и выгорели на солнце, нагло смотрящем в открытые окна. У входа какой-то ребенок нарисовал кошку и собаку, держащихся за руки и спешащих за криво нарисованной косточкой. Две кровати, одна двуспальная и одна односпальная, застелены пахнущими хлоркой серыми покрывалами. Это уже хорошо. Я бережно опустил свою ношу на двуспальную и встал перед ней на колени, зажимая кровоточащую рану. – Мия... – Уже несу! Аптечка – с некоторых пор мой самый надежный спутник и друг. Мне пришлось зашивать себя по новой, и к концу операции я не чувствовал пальцев рук – так сильно они занемели. – Я устал, – прошептал я и ухватился за спинку кровати. – Поспи. Я буду здесь. – Ничего ему больше не коли. – Он убьет нас. – Нет. С ним что-то не так, и я хочу узнать что. Лекарства нужны были только для перевозки его сюда. Кроме нас, у него никого здесь нет. – Ты... – девушка замолчала, увидев, что я ложусь рядом с ним. Что я должен ей объяснять? Ничего. Солнце начинало садиться, и комната окрасилась в красный, словно кто-то зажег в ней костер. Я вытянулся рядом с ним и положил руку себе на живот, касаясь кончиками пальцев белоснежных бинтов. Скоро руки покроет загар и волоски выгорят, приобретут золотистый цвет. Как пшеница, что растет в Балтиморе. Глаза устали от долгой дороги, и веки налились пудовой тяжестью, что пригвождала голову к подушке. Сон придет и избавит меня от ненужных мыслей. – Спи, – вдруг прошептал он, глядя на меня мутными глазами. Сломленный разум. Он разлетелся как пазл, ударившись о воду, но у меня громадное терпение, и я соберу головоломку, чтобы оставить себе. – Спи, – сухие губы чуть дрогнули, приоткрылись, показывая зубы. – Спи...