Здесь так долго друг друга искали мы

Похоже немного осталось уже Становится всё холодней И мы со временем осторожней на вираже И ждать перемен всё трудней Но свежий ветер всё ещё бьётся в окно И солнце с небес светится А вдруг они как в каком-то старом кино Когда-то ещё встретятся Уматурман

Горячие губы прижаты к ее ладони, пока она второй рукой судорожно ищет в сумке пластырь. Когда язык оставляет влажный след, собирая выступающую кровь, хочется закрыть глаза и потеряться в первобытной дрожи, которую вызывает это прикосновение. Угораздило же так обрезаться бумагой, да еще и в тот момент, когда он заглянул после двухмесячного отсутствия. Собственно, не появись он, вряд ли бы и порезаться случилось. - Пластырь,- произносит Этери охрипшим голосом. Мужчина протягивает руку, вынимает из подрагивающих пальцев коробочку и неспешно еще раз проводит языком по ее ладони прежде чем оторвать губы. Голова склоняется, пока он открывает упаковку, вынимает защищающую ранку полоску и аккуратно прилепляет ей на руку. От каждого прикосновения пальцев под ложечкой ёкает. И не спасает даже воспоминание о том, что этот мужчина женат и счастлив. Жена его молода и очень привлекательна. У них отличная дочь, веселая и открытая миру. Разве это не первый признак того, что в семье все хорошо? Первый раз Машину маму Этери увидела три недели назад, заглянув на тренировку к Женьке. Новенькая родительница, на которую еще не пристрелялся глаз сразу привлекла внимание. Уточнять кто это особенно и не требовалось, девочка была очень похожа на свою мать. Всем, кроме глаз. И все же, когда Женька подкатила к бортику, Этери задала вопрос: - Кто-то новенький из родителей?- чуть кивнув головой по направлению мадам Глейхенгауз. - Ну да, Машина мама, жена Даниила Марковича,- подтвердила Женька,- она уж больше месяца тут. Я так поняла смена родительского караула, пока папа в командировке. Этери кивает головой. В один день она узнала, как выглядит личная жизнь Дани, а заодно и то, что самого Дани уже давненько нет в городе. После того кофе в первый учебный день, когда он сидел, уткнувшись в нее лбом, казалось, целую вечность. И вдруг резко расцепил руки стоило ей зашевелиться, неловко распрощался и почти выбежал за двери. После этого он ни разу не заглянул к ней. А она ждала. Так ждала, что однажды жутко рассердилась на себя за это упорное сидение в кабинете во время тренировки младших, вместо того, чтобы спокойно делать свои дела, которые требовали внимания, что завела правило именно на время этих тренировок планировать выездные встречи и обходы классов. Ну, вот и понятно: интермедии с ностальгией по прошлому интермедиями, а жизнь жизнью. А в жизни все отлично: семья, работа. Не до старых знакомых. А она-то нафантазировала!.. Еще раз бросила взгляд на женщину, потом перевела его на ее маленькое отражение на льду, и поманила девочку к себе: - Привет, Маша! Как тебе Московская зима?- было интересно, уютно ли девочке здесь после теплого климата далекой страны. - Привет!.. Ой!- тут же одернулась девочка,- Здравствуйте, Этери Георгиевна. Все хорошо. Мне нравится, что так много снега. Я никогда раньше не видела столько. Американский акцент почти сгладился из ее речи. Дети быстро привыкают к новому и умеют адаптироваться идеально. Ей, похоже, и правда нравилось все: и снег, и лед, и то, как идет ее жизнь. Невольно улыбнулась, слушая ответ ребенка. Они поговорили о снеге, зиме, фигурном катании и скоро надвигающихся весенних каникулах. На прощание Этери погладила, едва касаясь пушистой макушки, чтобы не растрепать и без того рвущиеся из прически волосы, голову девочки и пошла по своим делам. Ребенок-солнышко, иначе и не скажешь, нежно подумала Тутберидзе. После этой встречи и заочного знакомства с последним членом семейства Глейхенгаузов ей стало не то спокойнее, не то безразличнее, не то понятнее, где она во времени и пространстве. И проще во многом. Приняв, что предыдущее сокасание с прошлым было лишь случайностью или слабостью, вызванной радостью встречи, она выключила тумблер “ожидание” и продолжила жить, откатив эмоции к моменту “до встречи”. Так прошли эти три недели. В работе. Заботах. Рутине. Без лишних мыслей. И стук в дверь ничуть не насторожил ее. Только когда следом в открывшуюся дверь появился Даня, в груди встрепенулся все пришибленные реальностью бабочки и закружили безумный танец, щекоча сердце и диафрагму. И именно из-за этих сумасшедше крутящихся бабочек она и провела так неудачно ладонью по обрезу листа бумаги для принтера, который держала в руке. Говорят, что душевные раны - самые болезненные. Определенно эти люди никогда не резались бумагой. Этери, отреагировав на боль, резко втянула через сжатые зубы воздух, а Даня, в два шага пересек крошечный кабинет, подхватил ее ладонь и, собрав губами первую каплю крови, сбегавшую на запястье, прижался к ранке. Одуревшие от такого бабочки, резвились уже где-то в районе ключиц, щекоча плечи изнутри и горло, от чего хотелось то ли закашляться, то ли заплакать. Вместо этого она нетвердой рукой искала пластырь в сумке, глядя, как отросшая челка падает на мужской лоб. Перед глазами поплыл легкий туман, размывающий реальность. А через руку, лежащую в его ладони, тысячи коротких импульсов электричества били в сердце, разгоняя его до скорости света. Пластырь на ладони создает неудобство и словно ограничивает в движении. Она сжимает руку в кулак, надеясь привыкнуть. Поднимает голову, чтоб поблагодарить и без предисловий натыкается губами на его губы. По крайней мере, именно так она и будет себе объяснять, откуда взялся этот поцелуй. Странный поцелуй, соединивший только лишь губы. Его руки упираются в стол и подлокотник ее рабочего кресла. Ее лежат локтями на тех же подлокотниках, не касаясь его. Прекратить соединение так просто, нужно лишь откинуться головой на спинку, но она вместо этого тянется выше, прижимается плотнее. Дает ему возможность полностью ощутить всю близость и глубину встречи, не избегая и не отвергая. И он, как художник кисточкой, обегает это розовое совершенство, узнавая каждую складочку, запоминая каждую трещинку, Но стоит ему лишь опустить ладони ей на плечи, как женщина вздрагивает и отстраняется. - Не нужно, Дань! Это лишнее! Она никак не ожидала, что тело может быть настолько предающим и жадным до наслаждения. Теперь будет бояться сама себя. - Извини!- он выпрямляется и разделяет их столом, выходя на противоположную сторону,- Я совершил ошибку. Не сердись, пожалуйста. И поспешно выходит из кабинета. Бабочки уже давно покинули душу и мечутся по комнате у нее перед глазами, делая мир безумным и разноцветным.