Здесь так долго друг друга искали мы

Ветер по волнам хлопает. Лодки жмутся в берег, скрипя. Не напишет так ни один поэт, Чтобы передать как я жду тебя Может спустим на воду корабли, Срежем якоря и прочь от земли. Старая пластинка вальс - Раз, два, три. Раз, два, три. Уматурман

Он вспоминает ее губы, как вкус любимого, но давно забытого напитка. Вкус его молодости, счастья, близких заоблачных вершин. Так бывает лишь в начале большой жизни, когда каждое прикосновение - откровение. Запомнить до конца своих дней каждый уголок, каждую складку, каждый лёгкий выдох. Нежить эти мягкие губы так долго, как только она позволит. Он ещё чувствует вкус металла ее крови. Стальная женщина с нежными губами. "Ну, обними же! Обними!"- стучит в висках, пока поцелуй соблазняет ее. И не выдерживает. Прикасается к плечам, желая спуститься по руке, обхватить запястья и положить себе на шею. - Не нужно, Дань! Это лишнее! - тут же ускользает она. И все, что он видит во взгляде, страх. Она не рада, не возбуждена. Она его боится. "Дурак!"- в сердцах выговаривает самому себе. Кто же полгода черте где бродит, а потом врывается и лезет с поцелуями ни с того, ни с сего?! Кем она его посчитает после такого?! Проблемой и только. Да он и есть проблема: влюбленный отец ее ученицы. Она волосы состригла, чтобы окончательно о нем забыть, а он лезет целоваться. - Извини!- он отстраняется и закрывается столом, выходя на противоположную сторону,- Я совершил ошибку. Не сердись, пожалуйста. Так и сбежал, не отдав приготовленного подарка, не показав новые идеи для композиций, которые использовал в своих постановках. Не пригласив на премьеру балета в Большом, которую ждёт вся Москва и куда не достать билетов. Сидел и смотрел, как Машка напрыгивает двойной аксель, а Женя читает следы от ее коньков. Раньше это делал Дудаков. Интересно, чем он занят в команде сейчас? Нет, не интересно, особенно в этот момент, когда вдоль бортика идёт женщина с такими нежными губами, не желающая его обнимать. В какой-то момент она поднимает глаза на трибуны их маленького катка и, Даня почти уверен, что только ради встречи с ним глазами. Фантазер! Она вообще ни на кого толком не смотрит. Пробегает невнимательно и опять погружается в разговор с Медведевой. Становится тоскливо. С этим настроением он привозит Машу домой. Ужинает. Благодарит привычным поцелуем в губы жену. И тут же уходит в кабинет под предлогом работы. Дверь, плотно закрытая, чтобы домочадцы не беспокоили случайными звуками и не мешали вникать в музыку, открывается минут через двадцать. Увы, он так и не научил эту женщину не заходить, когда идёт подбор музыки. Она не понимала, чем можно помешать, если не лезть с разговорами до паузы. И уже этим мешала. Ожиданием паузы. Пятнадцать лет назад он подбирал музыку "на коленке", без всяких кабинетов и нередко при этом на его плече лежала светлая голова с озорными кудряшками. И никогда ничему наличие этих кудряшек не мешало, даже наоборот. Смешно вспомнить, но так часто они хором говорили "стоп", размечая места обреза музыки. У них было одно звучание на двоих. Редкость. С женой так не получилось. Ведущий музыкант одного из крепких оркестров США, человек с высшим консерваторским образованием, она имела совершенно другой внутренний слух на мелодию. Не повезло. - Дань, у меня предложение от парижского оркестра. Хорошее. Я планирую принять. Почему-то нервничает, хотя Глейхенгауз только - за! Карьера - это хорошо. Домостроевцем он не был. - Ну, здорово! Принимай, конечно,- соглашается Даня. - Я вряд ли с этим контрактом смогу наезжать свободно в Москву. Репетиции, гастроли. Как быть с Машей? Может, поищем тренера во Франции? Внутри закипает. Какие тренеры во Франции? Те же наши, наездами! Всё-таки он женился на не самой умной из женщин. Зато красивой и в музыке разбирающийся. И, по завету стальной дамы, молодой и веселой. Оказалось, счастья это не приносит. Если не сводить счастье к Манюне. - Это несерьезно,- пытается остаться спокойным,- хороших тренеров дальше "Хрустального" единицы. И все они работают в России. И любой из них, - номер два после хрустальников. Жена вздыхает: - Мы совсем перестанем видеться! И сейчас-то только по большим праздникам, да сменяя друг друга при Марии. Даня прищуриваться в своей очаровательно-детской улыбке: - Ну, Париж не Майами. От Москвы не так далеко. Так что ты - неправа, милая. Жена улыбается в ответ и шутит: - Ох, очарует тут тебя какая-нибудь юная тренерша, пока я играю по миру! - Вот тут тебе повезло: всех тренерш "Хрустального" я помню ещё малявками. До сих пор чувствую себя рядом с ними их пожилым многодетным папашей. У них те же ассоциации, уж поверь!- хохочет Даня. - Ну, тогда я спокойна за твою верность,- совершенно развеселилась супруга. Глейхенгауз снова надевает наушники и включает трек. Услужливая тварь-память окунает его в этот день. Ладонь, прижатую к губам, слегка вздрагивающую в его руке, словно маленькая сильная птица, пойманная и ищущая пути на свободу. Его очаровательная супруга может быть совершенно спокойна: единственная тренерша, с которой в своем сердце он изменяет законной половине с самой осени, если не всю жизнь, ясно дала понять, что то, что Даниил Маркович желал бы предложить, в ее жизни - лишнее. Не стоит сопротивляться воле самой сильной из женщин, какие бы слабости она себе порой не позволяла. Любите супругу, Даниил Маркович. Ночью, когда все земные радости окончены, жена тихо посапывает, обняв подушку, он выбирается из постели и упирается лбом в холодное зимнее окно. Полная луна между крупными белыми и золотыми звёздочками. Вот и весна по их души. Может, к лету полегчает.