Здесь так долго друг друга искали мы

По некошеным травам Не летай, соколёнок, Я сегодня упала На Ивана Купала, И уснула глазами, А душою белёной Всё ходила-бродила, Огня да искала. Моя милая дочь, Улетела ты птицей И поила всю ночь Душу чистой живицей. Поспешу, побегу За околицу к ветру, Прыгну через костёр, Не забыв помолиться. Уматурман

------ Этери отсматривает программы юниоров и отчетливо понимает, что ей не кажется: уже из четвертого проката торчат очень знакомые “уши”. - Медведева, Щербакова, Хромых и ты, Полечка - зовите хореографа,- наконец не выдерживает она. - Которого?- задает резонный вопрос Аня,- У нас же разные хореографы на программах. - Того, который переделывает за нашими штатными хореографами эти самые программы,- язвит Тутберидзе,- Девочки, я эту хореографию видела еще до того, как ее стали называть “гениальной”, “эталонной”, и какой там еще? Она оборачивается к молодым тренерам, поясняя всем своим видом, что девчонки явно зарвались и заврались одновременно. - Медведева, звони! Уж у тебя-то его номер точно в быстром наборе. Единственная, кто придумал, как запрячь Даниила Марковича законно? Женька довольно улыбается: - Я вообще умная! - Звони, умная! Тебе я тоже разрешила не кроить с Глейхенгаузом программы, а сделать для его дочери проги на квал. - Уникальная,- вдруг выдает Щербакова. - Это ты про Медведеву?- прищуривается старший тренер. - Нет, про хореографию. Гениальная, эталонная и недавно слышала - уникальная. - Прекрасно!- соглашается Тутберидзе,- Хочу видеть того, кому посвящен весь паноптикум эпитетов, которые мы сегодня вспомнили. - А Даниила Марковича нет в городе,- тихо замечает Полина,- Он в командировке. - Ясно!- на душу опускается легкая дымка печали по несбывшейся встрече,- Девочки, имейте совесть! Вы в курсе сколько стоит час работы хореографа уровня Глейхенгауза? Что он у вас мальчиком на побегушках-то оказался? - Он не возражает и не отказывается никогда, Этери Георгиевна,- вступает в разговор Майя. - А вы хотите его доконать до того, что он начнет отказываться?- удивляется начальница,- У нас три хореографа в штате. Можем нанять кого-то со стороны, не для юниоров, конечно, но можем, если нужно. Почему вы не работаете с теми, кто делал эти программы? - Мы работаем с лучшим из доступного,- нахально перевирает ее же собственные тезисы Женька. - Отлично! Как собираетесь записывать в презентационной карточке хореографа?- задает главный для себя вопрос Этери. Женька пожимает плечами: - Согласно оплаченной работе. - Медведева, а у них ничего не треснет подписаться под чужой хореографией?- возмущается бывшая наставница. - Неа!- совершенно буднично заявляет Медведева. - Все с вами ясно. Значит так, берете своих хореографов за шиворот. Выводите на лед и пусть отрабатывают съеденный хлеб! А то пойдут вон за профнепригодность! Сначала они, а следом - вы, потому что не умеете доносить мысль и контролировать исполнение. Понятно? Ответа она не ждет. Да и, если уж честно, как не понять девчонок? Разве самой ей не нравилось работать с Даней? Сердце в очередной раз закрутилось в сложном вращении, а память услужливо подкидывала фрагменты пятнадцатилетней давности. Вот они хором объясняют положение и синхронно принимают позу, раскинув руки так, что пальцы соприкасаются. Вот она включает музыку на весь каток и, разводя руками, говорит: - Дань, слушай, какая красота, но образа совсем не вижу! И он склоняет голову набок, смотрит ей в глаза своим особенным прищуром и напитывается звуками. Вот он бережно подкручивает ее на льду при постановке вальса из фильма “Мой ласковый и нежный зверь”, и она чувствует себя юной героиней, умирающей от счастья в объятиях невозможного любимого. Вот в номере нежно капает ее слезами освобождения от сезона “Лунная соната”, которой они отмечают победу на Мире Щербаковой. Так день и потек, то и дело сваливаясь в воспоминания и окрашивая их новыми мягкими оттенками нежной ностальгии Стук в дверь кабинета и следом силуэт Медведевой в дверном проеме: - Этери Георгиевна, у нас проблема,- обеспокоенно говорит Женька. - Какая?- настораживается руководитель. Проблема тут же высовывается из-за спины своего тренера. Девятилетняя проблема по фамилии Глейхенгауз. Тутберидзе вопросительно смотрит на Женю. - За Машей никто не пришел,- объясняет Медведева. Этери смотрит на девочку. Та не выглядит ни опечаленной, ни испуганной. И даже кажется, что в ее взгляде сверкает огонек жажды приключений. Вовремя ее Женя отловила, а то эта авантюристка могла бы напридумывать дел. - Маш, а ты маме звонила? Спрашивала, почему она задерживается?- выясняет Тутберидзе. - А у мамы гастроли. А папа в командировке. Я думала - няня заберет. Папа с проживанием нанял. - Понято. А няня, значит, не забрала?- уточняет женщина. - Неа!- вполне жизнерадостно подтверждает девочка. Женька мнется в дверях, явно желая бежать дальше, сплавив Машу на начальницу. Этери усмехается понимающе одними глазами и решает не мучать молодого тренера: - Евгения Армановна, идите заниматься своими делами. Мы с Марьей порешаем задачку. Да?- обращается к девочке. - Да!- ничуть не тушуясь, отвечает та. Попытки дозвониться няне, а потом отцу и матери, хотя двоим последним-то - зачем, какая от них помощь,- ни к чему не приводят. Люди на работе. Няня пропала неизвестно куда. “Будем надеяться, что ее машиной сбило, а не квартиру сейчас выносит у Глейха”- думает про себя Этери. - Маш, а у тебя ключ есть от квартиры?- спрашивает Тутберидзе. Девочка кивает растрепанной головкой. - Ну, тогда план такой. Сейчас забираем твою зубную щетку, пижаму и что там тебе еще понадобится, и поживешь у меня, пока папа не вернется из командировки. - А он завтра вернется. Утром,- доносит девочка. - Тем проще,- улыбается Этери. И тут у ребенка в сумке начинает верещать телефон какими-то дикими звуками: - Папа!- подскакивает Машка и лезет за трубкой. Выражения лица Дани женщина не видит, но подозревает, что слово “безумное” хорошо бы его описало, потому что свое общение с дочерью он начинает даже не с приветствия, а с вопроса “где ты?”. Чуть успокаивается, когда понимает, что ребенок никуда не ушел из “Хрустального” и сидит в кабинете старшего тренера. Марья совершенно спокойно объясняет непутевому в своих страхах папашке, что все под контролем. Она уже договорилась и проведет ночь со взрослым человеком. - Этири, пригласила меня в гости с ночевкой,- только в этой беседе женщина слышит, что без отчества Маша ее зовет на американский манер с мягким, почти переходящим в свистящий - “т”, и “е” превращающийся в “и”. - А ну-ка, передай трубку Этери Георгиевне?- требует отец. Впервые за несколько месяцев женщина видит так близко его лицо. Вид взъерошенный, да и есть от чего. Даня запинается в словах и уточнениях, действительно для нее не будет слишком обременительно взять ребенка на ночь? Утром он сразу же, с самолета, приедет за дочерью. Она опровергает его беспокойство, на все соглашается, особенно не вслушиваясь. И на душе шелестят крыльями бабочки, напиваясь через зрачки его образом на экране телефона. **** Под нарезку салата к ужину снова слушает щебетание Маши общающейся с отцом. Ребенок освоился в ее жилье со скоростью света. На столе в Дишиной комнате уже валялись наушники, на кровати скинутая кофта, а звонкий голосок звучал то из одного угла квартиры, то из другого. И впервые за долгие годы этот, когда-то полный голосов дом, снова стал живым. - Маша, передай папе, чтобы завтра забрал тебя отсюда, а не из “Хрустального”. У нас выходной, будем спать. Маша начинает повторять слова Этери, но Даня, замечает, что и сам отлично слышал. - Лучше спроси у Этери Георгиевны, по какому адресу ехать? - Ты знаешь!- доносится приглушенный голос женщины, которая где-то вне поля его зрения собирает ужин. - Я не знаю,- возмущается девочка. Этери смеется, продолжая перемешивать салат: - Я говорила твоему папе. Он знает. Так они продолжают вести эту беседу на троих, в которой двое остаются друг для друга невидимками. А непосредственный ребенок, объединяющий эти две далекие планеты, придает общению особенную атмосферу. “Вечер со вкусом “семья”. Заменитель идентичный натуральному”,- бабочкам внутри плевать на суррогат. Им для щекотания души крыльями вполне хватает того, что есть.