Здесь так долго друг друга искали мы

Завтра всё будет добрым Лица и солнца свет И наш кораблик ходом полным Вверх по течению лет Обними меня покрепче И усни спокойно на моей груди И пусть никто не знает, что там впереди Если можно, я с тобой навечно Уматурман

- Какого хрена ты тут вытворяешь! Если вы считаете танцоров хлюпиками, попробуйте хоть раз нечаянно попасть им под горячую руку. Глейхенгауз сейчас притиснут к стене именно такой рукой. Главный хореограф “Хрустального” прижимает его локтем и одновременно заглядывает в собственный класс, командуя: - Повторять связку, пока я не вернусь,- после чего закрывает аккуратно дверь и наваливается изо всех сил на Даниила. - Железо, я не готов к столь страстным объятиям,- пробует пошутить Глейхенгауз, но шутка не находит поддержки. У Железнякова совершенно не беззаботное настроение. Он очевидно зол. И зол именно на Даниила Марковича: - Глейх, начерта ты тут крутишься? Что ты ей душу бередишь?!- шипит хореограф. - Слушай, тебе-то какое дело?- морщится Даня, которого перестала забавлять вся эта ситуация,- Как тебя касается, чем занимаются двое взрослых людей? Ты ей вроде не муж, не отец и не брат, если ничего не поменялось. Обойдемся без тебя! - В прошлый раз не обошлись, однако,- буквально выплевывает Железняков,- ни без меня, ни без Сереги, ни без девчонок! Может, ты тут был, когда она не спала, не ела, болела?! Тут были мы! Мы следили, чтобы она прожила без тебя, выздоровела от тебя! Но ты как хренов грипп! Вернулся, мутировав?! Даня пытается выбраться из-под прижавшего его тела Железнякова. Безуспешно. - Лех, я, конечно, не против пафоса и преувеличений, но ты не завирайся. Она сияла весь сезон и с экранов не сходила. Когда она успевала при этом так жутко страдать? Глейхенгауз до сих пор помнил, как ревниво и горько смотрел каждый старт, надеясь, что заметит хоть малейшую боль или грусть по его отсутствию. Но Этери была королевой. Казалось, с его уходом она еще больше расцвела. Добавилось какой-то плавности, еще больше царственности. И меньше всего прогнавшая его женщина выглядела болеющей или хотя бы потерянной. - Естественно, женщина, которая теряет ребенка, а потом расстается с мужчиной, не выдержавшим первой же трудности, всегда сияет и не страдает,- горько ехидничает Железняков. Лицо Глейхенгауза меняется. Непереводимая гамма эмоций пробегает по нему и застывает маской непонимания, недоверия и жестокой грусти. Но стоящий напротив него мужчина трактует это выражение на свой лад и, качая головой, говорит: - Все я знаю, Данечка! Кто ее по врачам возил, думаешь, пока ты в Новогорске развлекался и шариками размахивал?! Еще тогда надо было тебе все высказать,- кривится Алексей. - Что ж ты не высказал-то?- тихо и совершенно потухше отвечает Глейхенгауз. А про себя думает: “То у тебя, Леша, бомбит от всякой фигни, а то молчишь по поводу действительно важного!” Он больше не пытается оторваться от стены, к которой его прижали. Воспоминание наплывает ярким светом катка в Новогорске. - Даниил Маркович, мне неудобно выходить в эту точку,- медовые глаза Щербаковой смотрят вопросительно,- может, можно как-то поменять переход? - Сейчас подумаем, Ань,- он разворачивается к Этери и видит ее задумчивый и какой-то потерянный взгляд. Аня отъезжает от тренерского места и Даня тихонько склоняется к уху женщины: - Все хорошо? Этери вздрагивает, переводит глаза на него, как-то непонятно улыбается и отвечает: - Да, конечно. Наверное, просто устала. Он кладет свою руку на ее ладонь, которую она почти сразу вытаскивает и берется за пометки. И значит это для Дани только одно: когда он вернется к отбою в их комнату, расшугав, наконец, детей по кроватям, Этери будет спать. Или притворяться спящей. У них, как нарочно, совершенно не получается поговорить. А ему важно услышать то, о чем она упорно молчит. Не услышал. И его время вышло. - Леш, спасибо тебе за то, что так ею дорожишь,- тихо говорит Даня,- Но, поверь мне, я никогда не хотел ей сделать больно и ранить: ни тогда, ни сейчас. Даже если я дурак, нет у меня никого важнее и дороже нее из женщин. Железняков отступает на шаг, скрещивает руки на груди и произносит: - Если она опять будет страдать, я лично вот этими руками удушу тебя! И это не фигура речи, Глейх! Открывает двери и заходит в свой класс со словами: - А теперь на камеру! Будем разбирать! Даня так и остается стоять у стены. Внутри кружится вьюга чувств, ни одно из которых нельзя назвать приятным. Первым порывом было рвануть вверх и затеять разговор по поводу узнанного. Он даже сделал несколько шагов, в итоге остановился и снова прижался к стене. Срок годности любых разговоров на эту тему истек так давно, что сам разговор стал не просто бессмысленным, но даже вредным. Она как-то заживила рану своей потери и бередить ее лишь потому, что его рана свежа, было бы просто жестоким. В итоге, простояв минут пять, Глейхенгауз озаряется улыбкой, кажется, до носков ботинок и кончиков волос и через три ступеньки забегает на этаж административных помещений. Распахивает дверь в кабинет Этери и с порога заявляет: - Девушка, как вы относитесь к свиданиям в необычных местах? - Когда-то давно, когда еще ходила на свидания, относилась с любопытством,- отбрасывая лезущую в глаза челку, улыбается женщина. - Тогда собирайся!- и он подает ей пальто. Совсем рядом с его домом гора и прокат ватрушек, на одной из которых они несутся вниз, подметая полами дорогих пальто снег, что тут же намерзает ледяной коркой, портя ткань. Но кто об этом сейчас думает! Когда она крепко держится за его шею и зажмуривает глаза: - Не зажмуривайся, так еще страшнее!- смеется он ей в щеку. Лучше кричи. На очередном ухабчике она и правда вскрикивает. А потом он зовет ее в гости. Она отказывается, потому что - это дом его семьи, а не их квартира. А он снова зовет и обещает, что просто напоит ее, замерзшую на горке, чаем. Только чай и светская беседа. В итоге получается чай, разговоры и долгие поцелуи. Настоящее свидание из юности, которое, вроде, ничем серьезным не заканчивается, но помнится дольше любой постели - за нежные взгляды, долгие беседы, теплую ласку. В конце концов от адреналинового шторма покатушек, горячего чая, тихой музыки и покоя, Этери совершенно расслабляется, положив голову на мужское плечо, а Даня, поглаживая ее волосы размышляет: “С любовью у нас все легко и просто, Этери Георгиевна! Как бы нам еще и доверия чуть-чуть накапать в отношения? Чтоб не хотелось думать и решать за двоих в одиночку?” Музыка плачет чем-то совсем нежным, полным чистоты и обещания бесконечности: - С весной тебя, любимая!- улыбается Даня. И, обняв его крепче, женщина соглашается: - С весной нас! Первая неделя марта к вечеру наползает снежными тучами, но так ли это важно, если у вас еще целых двадцать минут до продолжения бега по дню?