Тиша

— Я хочу тебя, — шепчет ему Серёжа, наклонившись так близко, что почти касается губами уха. — Потерпи, — отвечает Тихон, будто сам себе. От такого откровенного заявления внизу моментально всё наливается горячей тяжестью, мысли сбиваются. Они на грёбаной пресс-конференции, под прицелом десятков камер, ослеплённые вспышками и пристальным вниманием поклонников, и сидеть им тут ещё как минимум минут тридцать. Тихон изо всех сил сохраняет непроницаемое выражение лица и повторяет: — Потерпи, Серый, немного осталось. Говорит таким тоном, будто Горошко — капризный ребёнок, который выпрашивает только что купленное лакомство: потерпи до дома, на улице нельзя — руки грязные, Серёженька. Серёжа хоть и не ребёнок, но тоже капризный и терпеть не хочет. Под столом, незаметно для остальных, горячо прижимается острым коленом к ноге Тихона, чуть скребёт короткими ногтями по плотной ткани его брюк. Всячески на себя внимание обращает. Тихон уже привык к этому. Серёже всегда нужно его внимание, и много. Сейчас ему скучно, от того, что его Тиша вынужден отвечать на дурацкие вопросы, поэтому почти не смотрит на него, хотя и сидит рядом. Горошко вертится, качается на стуле, роняет на пол бутылку с водой, перебирает бусины на браслете. Тихон всё видит, скучает не меньше, хотя со стороны никак не скажешь — он в отличие от Серёжи умеет сидеть спокойно, когда того требует обстановка. Хватит с них и одного с неуёмной энергией и постоянным желанием заняться любовью в самых неподходящих местах. Серёжа хочет постоянно. Он никогда не упустит момента быстро сунуть прохладные руки под Тихоновскую толстовку или красноречиво зацепить пальцами ремень его брюк. А фразу «Давай прямо здесь!» за то время, что они встречались, Тихон слышал чаще, чем собственное имя. Конечно, его рассудительность и контроль обычно брали верх, и он умудрялся дотащить их обоих до более-менее приемлемого места, где нет опасности быть застуканными. Но иногда Серёжа добивался своего, лез слишком настойчиво, прижимался теснее и шептал такое, что у Тихона вело голову, и терпение резко сходило на нет. На прошлой неделе, к слову, Горошко затащил его в примерочную. Тихон сопротивлялся как мог, но в какой-то момент решил, что это привлечёт ещё больше ненужного внимания, и позволил втянуть себя в кабину. Убедившись, что плотная штора закрывает их полностью, успокоился. Серёжа смотрел на него с самой наглой из своих улыбок, чуть склонив голову к плечу, преувеличенно медленно расстегивал пуговицы рубашки. Дышать стало жарко и тяжело, Тихон сухо сглотнул и сложил на груди руки. — Бесплатный стриптиз? — Я просто примеряю одежду, — улыбка стала ещё шире. — А я думал, мебель собираешь, прикинь, — пытаться сбить градус накала нелепыми шутками было изначально плохой идеей. Тихон ляпнул это скорее по инерции — сам ведь поддался на Серёжины провокации, теперь шути, не шути — съезжать в сторону бесполезно. Горошко полностью расстегнул рубашку, распахнул её, показав бледную, будто светящуюся изнутри кожу, смешные татуировки внизу плоского живота. Стянул рубашку с плеч, повернулся, чтобы повесить, явно красуясь. Тихон смотрел снисходительно. Хотя пульс уже заметно участился, и в джинсах становилось всё теснее. Он всегда разрешал Серёже вдоволь наиграться в соблазнителя, прежде чем взять инициативу в свои руки. Терпел, не набрасывался. Да и обстановка всё-таки была не слишком располагающей: вряд ли кто-то из сотрудников магазина оценит их долгое уединение. Оставалось надеяться на Серёжино благоразумие. Хотя, это словосочетание само по себе звучало так спорно, что надежды таяли быстрее, чем пломбир, забытый на солнцепёке. Он тогда всё-таки сумел удержаться, добродушно усмехаясь на всё более активные попытки Серёжи к нему притереться. Горошко дулся всю дорогу до дома, но зато потом, прямо с порога оказался прижатым к стенке сильными руками, шептал в жадные поцелуи «Тиша, Тиша». А Тихон забил на свой обычный принцип «торопиться некуда» — не ласкал, а почти лапал, под треск пуговиц на несчастной рубашке и довольное урчание Серёжи. Горошко же во всём так. Быстро заводится и быстро остывает, получив желаемое удовольствие. «Люблю позу наездника: если скучно станет — можно слезть и уйти» — это про него. Конечно, из постели Тихона Серёжа никогда не сбегал, но тот всё равно ситуацию контролировал, не позволял Горошко раньше времени из процесса выпасть. И им обоим это нравилось. Тем более, что Серёжа со своими почти подростковыми гормонами был готов повторить сразу после быстрого перекура. Если за это время ему не попадалось что-то, способное полностью перетянуть на себя внимание. А Тихон предпочитал подольше поваляться, просто наслаждаясь приятной усталостью и близостью Серёжи. Правда, того приходилось неплохо так укатать, чтобы он потом полежал спокойно хотя бы минут десять. — Хватит уже вертеться, ну! — Тихон его в охапку ловит, руки ноги прижимает, тянет к себе, пытается на груди устроить. Серёжа вроде подчиняется, замирает ненадолго, шумно дышит рядом. Но стоит Тихону чуть ослабить хватку, начинается: — Тиш, а у тебя пиво есть? Я принесу? А, может, посмотрим что-нибудь? Ты в душ не хочешь? Блин, надо телефон проверить, не видел, куда я его дел? А есть расчёска? У меня волосы слиплись, фу, Тиш, там твоя спе… — Ни минуты покоя, — ворчит на это Тихон, руки разжимает, выпускает из объятий неугомонного Серёжу. Тот тут же на пол спрыгивает, как большой кот, которого насильно на коленки усадили. Шлёпает босыми ногами по полу, хлопает на кухне дверцей холодильника, шумит душем, шарится по карманам — телефон и зажигалку ищет. И все свои действия сопровождает рандомными комментариями. Тихону после любви хочется курить и спать, он слушает Серёжу вполуха, но тот же не отвяжется — снова к нему на кровать залезает, садится рядом, нависает над лицом, щекоча растрёпанными рыжими прядями. «Тиша, Тиша». Тихон его в поцелуй утягивает, чтобы заткнуть хоть ненадолго. Серёжа брыкается, со смехом, уворачивается, а потом сам же льнёт, быстро языком по чужим губам проводит, прикусывает нижнюю, смотрит хитро. Искуситель доморощенный. Конференция, наконец, подходит к концу. Искуситель доморощенный ни на секунду от Тихона не отлипает, палится просто невозможно, испытывает остатки Тихоновского терпения. Но тот шагает по коридору с независимым видом, демонстрируя олимпийскую выдержку. Специальный трюк. Знает, что такое поведение раззадорит Горошко ещё больше. И ни разу не ошибается. Главное не переиграть. Иначе Серёжа по-настоящему обидится, свалит в неизвестном направлении, а потом будет пьяными сообщениями закидывать. И придётся среди ночи ехать, искать его, вытаскивать из какой-то развесёлой компании, слушать алкогольные бредни, волосы придерживать, отпаивать минералкой. Бессонная ночь, только вместо секса операция по избавлению Горошко от выпитого, и куча потраченных нервов. Такая перспектива привлекает Тихона не особо, поэтому, как только дверь импровизированной гримёрки за ними закрывается, он Серёжу в эту самую дверь впечатывает, ловит его губы, лезет ладонью в мягкие волосы, чуть не сбивая с головы любимые Серёжины очки. Тот отвечает охотно, раскрывается навстречу, оплетает собой всем и опять «Тиша», срывающимся хриплым голосом. Тихон за это «Тиша» убивать готов. Когда слышит, что Серёжа его так называет, сердце в груди увеличивается в объёме, вот-вот рёбра проломит. Колотится слишком быстро, сбиваясь с ритма. — Серый, — с усилием отрывается, чтобы заглянуть в затуманенные желанием глаза, — ты, блядь, в могилу меня сведёшь когда-нибудь своими провокациями. Понимаешь это? — Не-а, — Серёжа ластится, за новым поцелуем тянется, — я же не специально, Тиш. Тиша. Тихон до подгибающихся Серёжиных коленей его целует, молясь, чтобы такси побыстрее приехало. Успел вызвать, пока шли до гримёрки, всё приходится самому планировать. От Горошко же никакого толку. Он бы прямо тут на столе устроился. И плевать ему на хлипкую задвижку и картонные стены. Но Тихону так не нравится. Он уже видит, как разложит Серёжу на кровати и раздевать будет, никуда не торопясь, дурацких татуировок губами касаться, спускаясь ниже, пока полузадушенное Серёжино «Тиша» не сменится несдержанными стонами. — Потерпи, Серый, машина уже приехала, — отстраняет от себя зарвавшегося Горошко, по лисьему носу шутливо щёлкает. — У меня стоит, — разочарованно бурчит Серёжа, — куда я так пойду? — Я к чёрному входу вызвал — не спалимся. Давай, быстро! — Тихон его в спину пихает, тянет вниз Серёжин свитер, чтобы помочь тому прикрыть топорщащиеся джинсы. Ещё немного, и никто им мешать не будет.