Реплика

Мы не запоминаем даты. Мы запоминаем лишь отдельные моменты.

      Международный аэропорт Нарита — место всегда очень оживлённое и шумное. По красивому стеклянному зданию, сверкающему большими панорамными окнами, в любое время суток течёт огромное количество народа. Люди, улетающие в другие страны на отдых или в командировку или возвращающиеся оттуда, туристы, прибывшие поглазеть на Японию или, наоборот, уже отбывающие по домам. Яркая, шумная толпа, громко галдящая, гремящая чемоданами на колёсиках и не замолкающая ни на секунду. И почему-то Йошики эта обстановка всегда безумно нравится; это немало удивляет даже его самого, ведь обычно Хаяши не переносит шума и суеты, предпочитает сидеть в тишине, чтобы можно было спокойно думать о музыке.       Он мирно пьёт кофе, поглядывает краем глаза то на огромное, во всю стену, окно, то на свои наручные часы. Рейс задержали, до него ещё больше часа, об этом сказали по радио и свидетельствует табло, на котором номер отмечен красным и горит соответствующая надпись. Но Йошики не раздражается. Ему кажется, что это время вполне можно провести приятно и, возможно, даже с пользой для себя. Так он может на какое-то время расслабиться, мирно и спокойно посидеть, понаблюдать за взлетающими и садящимися самолётами — окна этой кафешки выходят прямо на лётное поле — и за тем, как прохладное голубое небо медленно-медленно розовеет, а облака словно подсвечиваются изнутри. Красивый рассвет, явно очень хороший денёк сегодня будет, ясный. Даже немного жаль покидать Токио в такой. Йошики улыбается и вновь приподнимает за ручку маленькую фарфоровую чашечку, поворачиваясь к залу, вытягивая шею и выглядывая в толпе Хиде. Мацумото, который, в отличие от него, ненавидит спокойно сидеть на месте, минут двадцать назад отправился в рейд по ближайшим сувенирным магазинчикам. Он обожает шляться по таким лавочкам, разглядывать всякую ерунду, предназначенную, в основном, для туристов. Сейчас купит очередного плюшевого Чебурашку или брелок на ключи в виде тетриса и вернётся счастливый.       Рейс отложили до половины пятого утра. И они летят в Лос-Анджелес.       Несколько дней назад, через некоторое время после начала активной записи, Хаяши начал ловить себя на том, что он абсолютно не может работать в токийской студии. И причём он сам не мог понять, что так сильно раздражало его. Конечно, оснащена эта студия на порядок хуже, чем американская, но проблема не в этом, ведь раньше как-то записывались здесь, и всех всё устраивало. Да и сейчас устраивает — никто, кроме лидера, особого негодования не показывал, все привычно и спокойно, без всякой суеты работали. Но Йошики всё просто категорически не устраивало, он гонял записанные треки по несколько сотен раз в день и по полной программе замучил стафф, который вроде как к его капризам привык: снизьте громкость музыки и увеличьте вокал, нет, наоборот, нет, слишком быстро, нет, слишком медленно, я не могу так! Даже Хиде с Тоши, сидевшие у него за спиной, недоуменно переглядывались, а Хиде и вовсе пару раз подскакивал к нему, обнимал за плечи и бубнил:       — Йо-чан, ну хорош уже, оставь несчастный трек в покое! Стафф скоро на стену от тебя полезет.       — Что значит «оставь»? Он звучит не так, как я хочу, — рявкал Хаяши, сверкнув глазами. — Я не привык бросать дело на полпути!       Остальным членам группы оставалось лишь горестно вздыхать с него и порой незаметно крутить пальцем у виска. Излишняя педантичность Йошики и его перфекционизм изрядно осложняли всем жизнь, и даже сам Хаяши головой это понимал, но он не мог ничего с собой сделать, не мог бросить своё занятие, пока не доведёт его до идеального, в его понимании, конца и не поставит точку. Либо делать великолепно, либо не браться вообще — эта фраза стала его девизом по жизни.       Закончилось всё в итоге тем, что Йошики, промучившись пару дней и запинав до полуобморока окружающий персонал, категорично сказал:       — Записываемся дальше в Лос-Анджелесе. Я не могу работать в такой обстановке!       Столь внезапное и жёсткое заявление, к его удивлению, горячей поддержки, как это было несколько лет тому назад, не нашло. Тоши окинул взглядом трясущегося от возбуждения лидера, цокнул языком и слегка сердито сказал, что у него есть и другие проекты, и он не может в секунду всё вот так бросить. Хис, который как раз недавно начал заниматься своей сольной карьерой, робко поддакнул ему, Пата привычно отмолчался, но Йошики чувствовал его недовольство. Поддержал его в итоге только Хиде, который тоже считал, что американская студия гораздо лучше. Хаяши оставалось только скрипеть зубами от злости — первый раз в жизни большинство одногруппников открыто выступили против него. Ему пришлось мириться с пониманием, что в работе «X» был довольно долгий, почти двухлетний перерыв, и естественно, что за это время у всех ребят появились свои собственные проекты, и они не могут больше концентрироваться только на группе. И это угнетало его. Потому что Йошики в этот момент вдруг отчётливо ощутил, что сплочённость коллектива дала трещину.       В тот вечер участники «X» просидели в студии до позднего вечера, громко споря, как же им быть дальше. Потом, устав от этого бессмысленного разговора, всё той же весёлой компанией отправились выпить в ближайший бар и спустя ещё час, расслабившись в неформальной обстановке, в итоге достигли соглашения. Продолжат запись за океаном, как хочет Йошики, но её придётся слегка сдвинуть, чтобы ребята могли спокойно завершить свои дела здесь. Йошики и поддержавший его Хидето летят в Лос-Анджелес первыми, как можно быстрее, а остальные подтянутся к ним чуть позднее, начнут работу на следующей неделе. Такое решение показалось Хаяши рациональным. Только вот работать придётся очень много, припугнул Йошики, иначе в срок не уложимся. Ребята покивали головами и на том и разошлись.       До ноября, до начала тура в поддержку грядущего альбома, по ощущениям ещё долго, ведь сейчас лето, но Йошики критичным взглядом оценивает происходящее и понимает, что эта перспектива обманчива, время бежит, быстро бежит, а работа продвигается медленно и не особо-то успешно. У них есть уже несколько готовых песен, но этого мало для полноценного альбома — того, что поклонники ждут уже несколько лет, со времён «Art of Life». Нужно срочно придумывать что-то ещё.       …И вот они в аэропорту. Йошики откидывается на спинку неудобного пластикового стула, слегка распрямляя затёкшие плечи, и опять бездумно смотрит в окно. Порой он думает, что ради таких вот моментов и следует куда-то летать…       — Йо-чан! — его буквально на секунду, но очень резко и внезапно обнимают за плечи сзади, Хаяши чуть не вскрикивает от неожиданности, а довольный, весёлый Хидето смеётся ему в ухо. — Ну, ну, тише, это всего лишь я. Там наш рейс ещё не объявили?       — Задержали до полпятого, — Йошики слегка морщится и запрокидывает назад голову, чтобы глянуть ему в лицо. — Не пугай меня больше так.       — Нежный ты у нас, лидер-сан. Как девочка, — с усмешкой отвечает ему Хиде и, быстро клюнув в щёку, выпрямляется. — До полпятого, говоришь, — глянув на часы, он вздыхает и поправляет шапочку, надвигая её на лоб. — Что ж, ничего не поделаешь. Пойду за кофе. Тебе взять ещё одну порцию? — Йошики улыбается краем рта, и Хиде фыркает и поворачивается. — Понял, возьму.       Хаяши задумчиво наблюдает, как он подходит к стойке. Мацумото не изменяет своим привычкам в довольно агрессивной манере заботиться о лидере. Он всегда опекал Йошики, чуть ли не с самого их знакомства, пару раз даже защищал его от нападок недоброжелателей «X». Йошики бы не сказал, что он от этого в восторге, но он понимает — такой уж Хиде, его не переделаешь, незачем говорить, что Хаяши может сам о себе позаботиться. Вот и сейчас, даже если бы Йошики в ответ на его вопрос мотнул головой и буркнул «не надо», Хиде всё равно назло бы приволок чашку, даже сделал бы это куда более охотно. Мацумото из тех людей, которым ни в коем случае нельзя говорить нечто вроде «не делай этого» — он тут же поступит наоборот, как капризный ребёнок. И Йошики опять со вздохом смотрит в окно, крутя в пальцах сигаретную пачку, наблюдает, как медленно отъезжает от терминала очередной самолёт.       Хиде довольно быстро возвращается с маленьким подносом, на котором дымятся две чашки, и, аккуратно поставив его на столик между ними, плюхается на стул напротив.       — Извини, я не очень хорошо помню, какой кофе ты пьёшь… Взял эспрессо, пойдёт? — с некоторой тревогой спрашивает он.       — Более чем, — Йошики улыбается краем рта. Он и пьёт всегда либо эспрессо, либо американо, Хиде каким-то образом угадал. — Спасибо, Хиде-чан.       Морщинки на лбу гитариста разглаживаются, Хиде тихонько вздыхает и, подхватив свою чашку, откидывается на спинку стула. Он отзеркаливает позу лидера, закидывая ногу на ногу и поворачивая голову к окну. И на несколько минут они оба замолкают.       — Терпеть не могу самолёты… — вдруг с усмешкой бросает Мацумото, щурясь от розоватых лучей солнца. — Вернее, не сами самолёты, а сидеть в них и лететь куда-то…       Йошики, удивлённо кашлянув, бросает на него взгляд.       — Вот так заявление. Даже когда летишь в отпуск?       — Отпуск? — Хиде притворно округляет глаза. — Что за зверь такой, Йо-чан? Первый раз слышу.       Хаяши невольно усмехается краем рта. Он уже заметил, что у Хидето сегодня на удивление хорошее настроение, несмотря даже на то, что пришлось среди ночи выбираться из уютной кроватки и ехать в аэропорт, да ещё он не на амфетаминах, поднимает себе бодрость исключительно при помощи кофе.       — Вот будет у нас время перед началом тура, если вовремя закончим запись — познакомишься, — в его же слегка язвительной манере отвечает лидер, заводя ногу на ногу и изящным жестом отбрасывая с лица длинные рыжие волосы. — У тебя есть какое-нибудь место, куда тебе хотелось бы поехать?       Мацумото слегка пожимает плечами.       — Да я об этом как-то даже не думаю, Йо-чан… Ты же знаешь, когда у меня есть свободное время, я провожу его дома или в баре.       — А как же море, пляж? Неужели никогда не хотелось на солнышке погреться?       Чувствуя, что разговор потихоньку начинает принимать несколько интимную окраску, Йошики хитро улыбается и складывает перед собой руки, наклоняясь чуть ближе к сидящему напротив гитаристу. Хиде отмечает его жест, фыркает и тоже подаётся вперёд, почти вплотную к нему, заглядывая в раскосые тёмные глаза.       — Мне не нравятся жаркие пляжи, — он улыбается так лукаво; сейчас Мацумото очень похож на того юного восторженного Хиде, которого восемь лет назад Йошики с жаром уговаривал не бросать музыку и присоединиться к группе. — Море — да, мне бы даже хотелось жить возле моря… Но чтобы при этом пляжа там не было.       Йошики вскидывает брови:       — Такое бывает? По-моему, у тебя несколько невыполнимые требования, — он тихо смеётся.       — Ну почему же. Я по телевизору как-то видел, что на Таити есть отель, который находится прямо над морем. Такой, — Хиде округляет глаза и разводит руками, явно на ходу размышляя, как получше объяснить, — знаешь, как коттедж, только прямо над водой. Просыпаешься утром, выходишь на террасу, а перед тобой лишь море… — и он тихо вздыхает. — Вот это я понимаю, кайф. Каждый раз, когда засиживаюсь в студии допоздна, думаю — вот будет у меня свободное время, обязательно туда поеду. И каждый раз мои планы замечательно накрываются медным тазом.       Хаяши внимательно слушает его, стараясь запомнить каждое слово, как запоминает случайно услышанные мелодии. Значит, Таити и коттедж прямо над морем, вот что нужно, чтобы на время сделать Хиде счастливым.       — Я отвезу тебя туда на твой день рождения, — Хиде от неожиданности давится кофе, прикрывает руками рот, чтобы не раскашляться, и полными изумления глазами уставляется на своего лидера. А Йошики напускает на лицо максимально отстранённое выражение, как будто для него эти слова ровным счётом ничего не меняют. — Прямо после концерта, третьего или четвёртого декабря. Схвачу тебя в охапку, даже переодеться и макияж смыть не дам, и увезу.       — Звучит почти как угроза, — Мацумото, хмыкнув, трогает его пальцы. — Ты хоть представляешь, что будет, если потом СМИ пронюхают, что мы с тобой вдвоём умотали на острова? Будет очень большой и неэстетичный бабах, мало не покажется.       — Да наплевать нам на всех, — Йошики фыркает. — Я каждый раз перед твоим днём рождения мучаюсь вопросом, что же тебе подарить. Вот, теперь буду знать, о чём ты мечтаешь. Подарю тебе Таити, море, отель над ним… — ухмыльнувшись, он быстро поддевает пальцами острый подбородок гитариста. — И себя.       Он ничем не рискует — люди, сидящие за столиками вокруг, слишком заняты своими проблемами, чтобы всерьёз обращать внимание на двух вполне обычных с виду молодых мужчин. А Йошики смотрит на лицо Хиде, задерживает взгляд на его скулах с россыпью крохотных родинок, на розовых губах, покрытых мелкими трещинками… И думает лишь об одном: хочется его поцеловать. Просто безумно хочется.       — Даже не знаю, что из всего этого наиболее ценный подарок… — Хиде медленно ведёт пальцами по его подбородку, быстро проводит языком по губам. Явно заметил его взгляд и решил подразнить. — Остынь, Йо-чан. До декабря ещё дожить надо… И, кстати, у тебя день рождения ведь раньше. И юбилей в этом году. Может, тогда и ты расскажешь, чего тебе хочется?       Ну да, у Йошики день рождения двадцатого ноября, а у Хиде — тринадцатого декабря. Разница у них всего год.       — Я пока не знаю, Хиде-чан. Боже, мне будет тридцать… Какой кошмар, — Йошики притворно закатывает глаза, и Хиде прыскает со смеху. — Вот уж не думал, что доживу.       Хидето весело смеётся:       — Я в прошлом году думал точно так же. Старые мы с тобой уже. Смирись.       Йошики хорошо помнит, как набравшийся Мацумото на своём дне рождения в прошлом году громко хохотал и говорил «да, я уже старик!» Он абсолютно не чувствует своего возраста, ведёт себя по-прежнему, как подросток, и выглядит соответственно, так, что ему на вид никогда не дашь его реальный возраст. А вот самому Йошики воспринимать такие слова в качестве шутки на свой счёт сложно — он очень ревностно следит за собой, чувствует себя, конечно, молодым и прекрасным, но ему не особо-то хорошо от мысли, что через несколько месяцев он разменяет четвёртый десяток. Поэтому, фыркнув, Хаяши ухватывается пальцами за рукав серой кофты гитариста.       — Вот прилетим в Лос-Анджелес, приедем домой, и я тебе покажу, какой я старый! — Хиде ухмыляется и наклоняет голову. — Сутки из кровати не выпущу, — Йошики понижает голос, сверкая глазами, — буду тебя трахать, пока ты уже молить о пощаде не начнёшь.       — Ой-ой, лидер-сан, кажется, грозится меня любовью уморить насмерть. Стра-а-а-ашно, — опять смех, Хиде перехватывает его пальцы. — Спокойно, Йо-чан. Может, ты и старый, но не выглядишь таковым, — Хаяши даже подскакивает от возмущения. — Знаешь, если бы ты не обрезал волосы, я бы сказал, что ты с восемьдесят седьмого ни хрена не изменился. Признайся честно, попиваешь кровь девственниц вместо вина по вечерам?       Йошики хмыкает и картинно запрокидывает назад голову.       — Я тебя по вечерам и по ночам попиваю, глупый. Ты на нас обоих действуешь.       Он уверен в том, что говорит. За эти два безумных месяца они оба изменились, как ему кажется, сильнее, чем за все восемь лет знакомства. Хиде по виду скинул несколько кило, Хаяши себе самому в зеркале тоже кажется похудевшим, а в глазах у обоих пляшут черти. Это даже Тоши недавно заметил, о чём не замедлил поинтересоваться у друга. И Йошики, который раньше к интимным делам относился весьма прохладно, считая зачастую это ненужной тратой драгоценного времени, сейчас не мог не признавать — регулярный дикий секс им обоим идёт только на пользу.       Мацумото усмехается в ответ. Он явно по лицу видит все терзающие лидера мысли, но ничего не говорит и вновь отхлёбывает свой кофе. В последнее время он кажется более спокойным и слегка повеселевшим… И Йошики тайком про себя надеется, что такими темпами Хиде сможет слезть хотя бы с антидепрессантов. Ведь у него теперь есть кому поплакаться в случае чего, кто подставит плечо и всегда найдёт способ успокоить. Это ведь гораздо лучше таблеток.       До Лос-Анджелеса десять часов. И это путешествие в прошлое на шестнадцать часов назад. И от этой разницы во времени ощущение, что проводишь в самолёте целые сутки или даже больше. У Йошики и Хиде в такой ситуации есть общая черта — они оба почти сразу засыпают, едва оказавшись в салоне первого класса. Но сейчас из-за выпитых нескольких чашек кофе спать Хаяши не хочется. Запрокинув голову на подголовник, он смотрит в иллюминатор. Небо над аэропортом уже стало совсем розовым, стёкла словно светятся, отражая его, а облака кажутся золотыми. Так красиво… А Хиде весело копошится на соседнем кресле, ищет что-то в своей дорожной сумке.       — Йо-чан.       — М?       — Ты знаешь, мне сегодня ночью опять не спалось, — Хиде слегка наклоняет голову набок, — я много думал, и… — он запинается, кусая губу.       Йошики, уже понимая, о чём он сейчас попросит, со вздохом подставляет плечо.       — Плюхайся. Только массировать мне его по прилёту сам будешь.       — Да нет, я не об этом, — Мацумото быстро мотает головой, — то есть, я обязательно воспользуюсь твоим любезным предложением, но чуть позже. В общем, я тут написал кое-что… Хочу, чтобы ты посмотрел.       Он вынимает из сумки аккуратно сложенные листы бумаги, слегка переминает их пальцами, явно нервничая, и протягивает лидеру. Йошики слегка недоуменно вскидывает брови и снимает солнечные очки. Хиде решил продемонстрировать ему текст очередной сольной наработки? Это очень странно. Он, конечно, делится с Йошики результатами своей работы, но текст или ноты на стадии написания обычно не показывает, в лучшем случае даёт послушать демозапись. Удивлённый Хаяши всё же забирает протянутые листы. Взгляд падает на слово, написанное в самом верху: «Scars».       Ему приходится несколько раз перечитать текст, чтобы оценить, и Йошики в досаде кусает губу. Песня замечательная, даже обидно, что Хиде написал её для своего сольного проекта… В исполнении «X» это бы просто прекрасно звучало, сочеталось бы с гитарами и скоростной игрой Хаяши на ударных.       — Как тебе? — с тревогой спрашивает Хиде, следящий за изменением выражения его лица.       Йошики ещё раз пробегает текст глазами и поднимает голову.       — Хиде-чан, это прекрасная работа… — теперь уже Мацумото округляет глаза в ответ. — Если сделать ей хорошую аранжировку, она будет великолепно звучать…       — Вот как, — Хиде трёт ладонью затылок и улыбается. — Вот мы с тобой и подумаем над аранжировкой, пока будем ждать остальных. А потом, может, и запишем, если она тебе нравится. Можем даже отдельным синглом потом выпустить…       — Мы? — недоуменно переспрашивает Йошики. И странная догадка проскальзывает в голове. — Подожди, ты… Ты написал её для «X»?..       — Ну да, — растерянно кивает Хидето. — В альбоме ещё есть пробелы, ты сам на днях жаловался, что материала маловато, а у тебя творческий кризис. И я подумал, а почему бы немного не помочь тебе… А что, ты против? Не хочешь, чтобы в альбоме было что-то не твоего сочинения?       Хаяши только ресницами хлопает. Он давно уже знает, что Мацумото — композитор и поэт не хуже, чем лидер, даже, может, и лучше в каких-то планах; сколько Йошики помнит, Хиде вечно помогал ему с музыкой и с аранжировками, едва вступив в группу, слух и чувство музыки у него великолепные, а ещё к ним прилагается сумасшедшая фантазия, плоды которой могут удивлять снова и снова. Но при этом дальше песен, написанных в соавторстве с Йошики, Хидето не шёл никогда. Он постоянно сочинял что-то, однако до начала сольной карьеры записывать даже не пытался и не показывал Йошики свои наработки. А теперь вдруг сам написал песню и на полном серьёзе хочет, чтобы она звучала в исполнении «X» в альбоме?       — Нет, что ты, я совсем даже не против… Меня даже угнетало немного, что никто, кроме меня, особо не пытается что-то писать, — Хаяши тяжело вздыхает. — Просто её стиль… Она больше похожа на раннее звучание группы, не уверен, что она будет гармонировать с тем, что у нас уже есть. Ты уверен, что не хочешь оставить её себе?       — Уверен, — резко отвечает Хиде, тряхнув головой и отбросив со лба чёлку. — Либо её исполнит «X», либо никто. Я так хочу!       — Но ведь…       — То, что она с другими песнями не гармонирует — плевать, чем альбом разноплановее, тем лучше, выше вероятность, что он большему количеству людей зайдёт, — горячится Хиде. — И потом, Йо-чан… Знаешь, я не хочу сейчас говорить, как Тайджи, помню, что тебя это очень злило, но тебе не кажется, что в последнее время тебя уж слишком в баллады унесло?       Йошики разом вспыхивает.       — Они прекрасны, я не спорю, звучат очень красиво. «Tears» просто моя персональная любовь в последнее время, — продолжает Хиде. — Но ты будто начинаешь забывать, что «X» вроде как в первую очередь рок-группа. А ты ведь перед мейджерским дебютом громче всех топал ногами и орал именно об этом. А сейчас ты вдруг стал будто… Как-то пугаться рока. Я не знаю, может, классическая музыка на тебя так повлияла, или вкусы немного поменялись, я всё могу понять… Но что плохого, если к этим твоим балладам добавить парочку былых жёстких песен? Мне кажется, что альбом от этого только выиграет.       Советы Хиде всегда даёт очень дельные, Йошики прислушивается к нему и из раза в раз убеждается, что он умеет просчитывать многое наперёд и чаще всего оказывается прав. И Хаяши задумчиво сдвигает брови, слегка похлопывая себя по щеке подушечками пальцев. Песня прекрасна, у него нет слов, упускать такую просто грех, тем более раз Мацумото настроен так решительно. Просто слишком уж неожиданно то, что Хиде вдруг решил отдать её Йошики.       — Ну хорошо, — сдаётся он. — Давай попробуем. Подумаем над ней, как прилетим, потом покажем ребятам.       Хиде кусает губу.       — Она правда тебе нравится?       — Очень, Хиде-чан. Просто я подумал, что ты просто так решил мне её показать, — Йошики вздыхает, — и оставишь для себя.       — Я всегда смогу попросить её у тебя, если мне захочется её исполнить, — Хиде смеётся и бодает его в щёку. — Но это вряд ли. Не беспокойся, Йо-чан. Себе я ещё напишу. А она пусть будет для группы, мне очень хочется помочь тебе и внести какую-нибудь лепту, — и он, зевнув, укладывается Йошики на плечо. — А теперь я хочу спать… Не давай никому меня будить, ладно?       И прежде чем Хаяши успевает ему ответить, он, пробормотав что-то похожее на «ня», уже бессовестно засыпает.       Тяжёлый, зараза… Йошики ёрзает, пытаясь усесться поудобнее, откидывается на спинку удобного кожаного кресла и поднимает глаза. Бортпроводница, бегающая по проходу и просящая пристегнуть ремни, с некоторым удивлением смотрит на них, и Йошики улыбается ей. Наверное, зрелище они представляют и впрямь слегка странное — Хиде, одетый в серую кофту с длинным рукавом и мешковатые джинсы, даже в салоне не снявший шапочку, мирно похрапывает на плече Хаяши, который выглядит, в противовес ему, самой элегантностью в тонкой рубашке и наброшенном на неё пиджаке и с уложенными рыжими волосами. Но стюардесса ничего не говорит и, стуча каблучками, плывёт дальше по салону. А Йошики, не удержавшись, едва уловимо целует своего гитариста в лоб и гладит по волосам. Пусть спит. Пройдёт какое-то время, Хаяши и сам задремлет и не будет чувствовать боли в плече. Зато будет помнить этот момент, то, как Мацумото мило спал, привалившись к нему. И думать о том, что они вместе, что у них будет время побыть рядом. И что эти дни в Лос-Анджелесе обещают оказаться поистине незабываемыми.