Поцелуй меня, глупый. И не отпускай больше.
Летние вечера в Лос-Анджелесе совсем не такие, как в Токио. Более жаркие, красочные и яркие. Йошики частенько наблюдает за закатами, когда сидит за роялем или привычно курит на террасе, и готов поклясться, что ни разу не видел двух даже отдалённо похожих друг на друга — каждый явно превосходит предыдущий по яркости, отличается. А порой у него и вовсе бывает ощущение, что он попал внутрь экрана телевизора со сбитыми настройками, в которых кто-то выкрутил на максимум контрастность. Красиво, очень… Раскалённая дневная духота уже отступила, оставив место прохладе медленно наступающего вечера, но лежать на белых диванных подушках в гостиной по-прежнему жарко. Красноватые солнечные лучики лениво освещают просторную комнату, отражаются в чёрном рояле, который стоит в её глубине, и в огромных панорамных окнах. За их сверкающими стёклами так и манит к себе ярко-голубая гладь бассейна, переливающаяся, как гладкое зеркало. И Йошики невольно улыбается, закидывая назад привычно забинтованную руку с зажатой в пальцах крепкой сигаретой. Может, хотелось бы окунуться ещё разок… Но он ни за что не встанет. Да и не позволят ему. Не позволит Хиде, вольготно усевшийся к нему на бёдра. Заходящее солнце путается в его растрёпанных густых волосах, и из-за этого малиновые пряди кажутся красными, пронзительно-алыми, как раскалённая медь. И в светло-карих глазах пляшут яркие оранжевые искры. Хитрый прищур, хитрая улыбка. Футболка, сползшая с больного опухшего плеча, болтающиеся на бёдрах мягкие штаны. Максимально расслабленный, довольный, как сытый кот. Таким Хиде точно никто больше не видит, только Йошики. Они только недавно вернулись из студии, расположенной в центре раскалённого жарой города. Хаяши вообще-то не собирался туда сегодня ехать, решив отложить дела на завтра — после длительного перелёта и из-за большой разницы во времени он чувствовал себя разбитым и хотел только добраться до дома побыстрее. Но Хиде ему этого не позволил и буквально из самолёта поволок его в студию; Мацумото не терпелось продемонстрировать лидеру, что же он напридумывал бессонной ночью перед отъездом, и сделать это не распечатками нот и текста, а так, как оно и будет в итоге звучать. Глядя и слушая, как Хидето, повесив на злосчастный ремень ярко-зелёную гитару, бережно привезённую из Токио, бодро отыгрывает гитарное соло ещё не готовой песни и своим сиплым голосом напевает слова, Йошики даже чувствовал что-то похожее на зависть — ему бы столько энергии. А ещё Хаяши в итоге сделал такой вывод, что песня хороша настолько, что её можно записывать прямо сразу, как только подтянутся остальные ребята. Без всяких правок и доработок. Услышав это от него, Хиде заметно воодушевился и окончательно пришёл в хорошее расположение духа, что не могло не обрадовать — Йошики уже порядком отвык видеть его по-настоящему весёлым, а не лихорадочно и ненатурально возбуждённым из-за амфетаминов или выпивки. И, погуляв немного по центру, вскоре они вернулись домой, где можно было временно обо всём забыть, плескаться в бассейне и демонстративно не говорить ни слова о работе. Мацумото выглядел так смешно, когда Йошики без предупреждения высунулся из воды, обхватил его, сидящего на бортике, за талию и прямо в футболке и домашних брюках сдёрнул в бассейн… Хиде потом долго фыркал на лидера и ударял по голубой глади ладонью, брызгая на него, смеялся, обнимал за шею. День был насыщенный. А вечер такой сладкий и невыносимо ленивый, даже шевелиться лишний раз не хочется. — Ещё, Йо-чан. Обняв расслабленно лежащего Йошики за шею, Хиде наклоняется поближе к нему. Целует в губы, второй рукой перехватывает его забинтованное запястье и, выхватив сигарету — свою, к слову, из тех, от которых Хаяши кашляет — подносит ко рту лидера. Они курят одну сигарету на двоих, затягиваются по очереди и ловят дым губами. Хиде, как обычно, потянуло на очередные эксперименты. — Хорош уже, — Йошики устало вздыхает и слегка отворачивает голову в сторону, разметав по подушкам свои рыжие волосы. — У меня уже голова кружится. — Чего это она у тебя кружится? — с искренним недоумением вопрошает Мацумото и, округлив глаза, ухватывает его за подбородок. — Ты же сам куришь, а говоришь так, будто ты такой весь из себя положительный мальчик, а я, как хулиган из соседнего двора, пытаюсь развратить тебя и приучить к плохому! Хаяши фыркает, отводя руку обратно назад, подальше. — Да дело не в самом курении, а в твоих сигаретах. Ты такую отраву предпочитаешь, что от неё хреново кому угодно станет! — Ну почему сразу отраву, — Хиде притворно закатывает глаза. — Сигареты как сигареты. Я же не виноват, что ты для них слишком нежный. Он частенько повторяет это слово. И Йошики порой злит, что после всего, через что они вместе прошли, после всех трудностей, связанных с группой, и моментов, в которые лидер демонстрировал, что он далеко не такой ломкий и слабый, каким выглядит, Мацумото по-прежнему считает его нежным и хрупким, принцессой, которую надо защищать и оберегать. А ведь сейчас Йошики как минимум физически сильнее тощего Хиде. — Но они правда отрава, — выплёвывает он, уставившись в лицо своего гитариста сверкающими раскосыми глазами. Хидето ухмыляется и по-птичьи наклоняет набок голову. — Ну давай докурим эту, последнюю. — Хиде-чан, — бессильно бросает Йошики, — мы за пару часов целую пачку выкурили! — Ты так говоришь, будто это много, — Мацумото капризно оттопыривает нижнюю губу. — Да охренеть как много, я столько не курю! — выдыхает Йошики и тянется рукой к журнальному столику. — Ну давай хоть мои возьмём, они не такие крепкие… — Не-а, мне от твоих курить только ещё сильнее хочется, — Хиде перехватывает его запястье, прижимает его обратно к подушке и выхватывает палочку с табаком, после чего давит пальцем на его нижнюю губу, оттягивая, и тыкает кончиком в зубы. — Ну давай, хватит уже ломаться, как девица на выданье, затягивайся. Хаяши тихонько скрипит зубами. И почему ему кажется, что Мацумото это делает ему назло? Да потому, что Хиде начал практиковать такое совместное курение ровно после того, как Йошики сказал ему, что подумывает бросить. А как бросишь в такой ситуации? Зло блеснув глазами, Йошики зажимает сигарету зубами, втягивая крепкий горький дым. Прикрывает глаза, чувствуя, как Хидето тем временем лёгкими поцелуями проходится вверх по его шее, а потом по линии челюсти. Едва лидер выпускает тоненькую серую струйку, кашлянув, Мацумото целует его в подбородок и припадает к губам, перехватывая дым. Буквально втягивает его к себе в рот, шевелит языком, старательно смачивая пересохшие губы, но не пытаясь запустить язык в рот, дразня. Решив не дожидаться его реакции, Йошики сцепляет пальцы в замок на его затылке и с силой давит к себе, сам углубляет поцелуй, пальцами больно оттягивает всё ещё влажные после купания в бассейне пряди малиновых волос. Кусает его за язык, хватает зубами нижнюю губу, прикусывая и посасывая. Грубый поцелуй, болезненный, но такой страстный, необходимый им обоим, как воздух. Хиде блаженно закатывает глаза, прильнув к своему лидеру всем телом, розово-чёрный хвостик падает на шею Йошики, а растрёпанная чёлка щекочет щёку. Он увлекается этим прикосновением, не отстраняется, даже когда во рту уже не остаётся и привкуса горького дыма. Вновь перехватив за запястье его руку, Хидето мягко поглаживает её и выхватывает зажатую меж тонких длинных пальцев пианиста сигарету. Парочка мелких горячих пылинок падает на его кожу, но он этого даже не замечает, отлепляется от губ, вновь подносит к ним сигарету и щурится: — Ещё. Давай, пока она горит. — Тебе придётся делать мне искусственное дыхание после этого, — Хаяши со вздохом поднимает на него глаза. — Рот в рот? — Мацумото ухмыляется и пальцами обводит его подбородок. — Сколько угодно. Буду целовать тебя, пока ты не задохнёшься. Йошики опять тянет его к себе. Затягивается и, отведя сигарету в сторону, целует. У него и вправду уже кружится голова, в мозгах, по ощущениям, всё окончательно заволокло густым туманом. Хаяши, конечно, сам курит, много курит, но столько крепких сигарет за раз для него многовато. Он может только недоумевать, каким образом Хиде выкуривает по три пачки подобных в день… И Мацумото буквально присасывается к нему, вытягивая дым. А Йошики с некоторым раздражением понимает, что ему до жути надоело лежать трупом на диване и быть пассивным наблюдателем. Тем более что Хиде так близко, в его руках, такой разгорячённый… Хаяши щурится и, запустив руку под его майку, медленно ведёт самыми кончиками пальцев вдоль спины, прощупывая позвонки. До чего же тощий, буквально в шаге от анорексии… Подавив некстати набежавшие мысли, Йошики обеими ладонями сжимает его ягодицы, сминая мягкую ткань просторных домашних брюк. Мацумото гулко стонет прямо ему в рот, и Йошики невольно усмехается, едва представив, как эта самая ткань трётся о его стояк и мешает ему. Собственный пах, зажатый тесными джинсами на шнуровке, давным-давно уже болезненно ноет, отчаянно требует к себе притока свежего воздуха. Посильнее прижимая к себе задрожавшего в нетерпении Хиде, Йошики ладонью скользит между их тесно прижавшихся тел, слегка надавив и оттягивая тугую резинку, после чего тянется к верёвочкам у себя на поясе. Буквально пара секунд — и возбуждённые члены уже трутся друг о друга, лидер и гитарист тяжело дышат, впиваясь в губы и пытаясь совладать со своим сердцебиением. Не прерывая поцелуя, Йошики наощупь отыскивает пепельницу на журнальном столике и тушит сигарету. Мацумото, отметивший краем глаза его движение, недовольно щурится и чуть-чуть подаётся назад. — Ещё хочу… — тянет он капризно. — Хватит с тебя. А с меня — тем более, весь этой отравой уже пропитался, тошнит, — Хаяши хмыкает и утыкается носом в его щёку. Пальцами обводит по контуру распухшие губы. Хиде тихонько вздыхает и прикрывает глаза. — Вредный Йо-чан. Не хочешь и капельку поиграть… Ну ладно, как скажешь, — нежно лизнув подушечку пальца, он слегка приподнимается, тянясь к резинке на своих штанах с явным намерением её спустить. — Но тогда… Живо сообразив, что он задумал взамен курения, Йошики перехватывает его и вновь целует. Ещё слишком рано. — Нет, не здесь, Хиде-чан. Диван узкий, на нём будет неудобно, — мягко возражает он. — Не очень мне хочется постоянно бояться свалиться с него… — А по-моему, вполне нормальный диван, — Хиде усмехается и языком лижет его щёку, — мы так хорошо на нём валяемся уже часа два… — Нет, — Йошики смеётся, прижимается губами к его уху, шепча. — Ты просто ещё не видел спальню. У меня там огромная мягкая кровать. Она точно понравится тебе больше, сможешь вытянуться и раскинуть руки. А ещё, — он пальцами чувствует пробежавшие по коже мурашки, — я перед отлётом купил шёлковое бельё. Обновим? Вопрос риторический, он слышит, как Хиде тихонько выдыхает и покусывает его за мочку. — Ох уж эти твои эротично-киношные голубые замашки, Йо-чан… — А что в этом такого? — Хаяши фыркает и улыбается. — Мне нравится, когда всё красиво. И секс в том числе. Я просто подумал, — он усмехается краем рта и целует своего гитариста, — что ты будешь просто потрясающе выглядеть, когда я тебя брошу на тёмно-синий шёлк… На бледных скулах выступает розовая краска, Хиде кусает губу. И, тут же расслабившись, улыбается. — Уговорил, лидер-сан. Ещё с того момента, как они начали таким странным образом встречаться, Йошики и впрямь часто ловит себя на том, что невольно представляет себе Хиде, расслабленно лежащего на блестящих скользких простынях. Распущенные розовые волосы рассыпаны по подушкам, выделяясь ярким пятном, руки раскинуты в стороны, острые колени, наоборот, сдвинуты, а в зубах зажат стебель красной розы. Он похабно улыбается, лижет губы, манит лидера к себе пальцем. Несколько раз Хаяши от таких мыслей просыпался среди ночи с мощнейшей эрекцией, приходилось ползти в ванную и кое-как приводить себя в порядок. И в итоге он решил воспользоваться моментом и воплотить эту свою «мокрую» мечту. Правда, он не уверен, что всё будет выглядеть точно так же, как в его сновидениях. Избавив своего гитариста от мешковатой одежды — Йошики при этом отметил для себя, что Хиде уже не особо и сопротивляется, не пытается противиться, как в самом начале — и выпутавшись из собственных тесных джинсов, Хаяши укладывает его на блестящие простыни. Тихий шорох, вокруг тут же собираются складки, и Хиде тихо выдыхает, запрокинув назад голову. — Ну, как тебе? — коварно тянет Йошики тоном змея-искусителя, отбрасывая со лба пряди рыжих волос. — Непривычно… — шепчет Мацумото и облизывает пересыхающие губы. — А подробнее? — Хаяши улыбается, нависая над ним и упираясь ладонями в подушку. Щурится хитро. — Опиши мне ощущения. Что непривычно? — Да всё непривычно… — выдыхает Хиде, запрокидывая назад руки и вытягиваясь, явно прислушиваясь к тому, как гладкая ткань соприкасается с кожей. — Скользко… — лидер невольно фыркает. — И прохладно так… — Вот как. Ну, будем считать, что тебе это нравится. Почти утонувший в скользкой простыне, такой хрупкий, красивый, и кожа на фоне тёмно-синего шёлка кажется совсем бесцветной. Как дорогая фарфоровая кукла, лежащая в коробочке. Ловя взгляд Йошики, Мацумото опускает ресницы, подносит согнутую руку к лицу, прикрываясь. Всё-таки он по-прежнему немного смущается, оказываясь обнажённым перед лидером, краснеет, кусает губы. Усмехнувшись, Хаяши плюхается на подушку рядом и за колено тянет его к себе, переворачивая на бок. Рывком отведя подрагивающую руку в сторону, целует так жадно — прошло чуть больше трёх минут, а Йошики уже чувствует, как безумно соскучился по его губам. Хиде тихонько выдыхает ему в рот и углубляет поцелуй, языком шарит по внутренней стороне щеки и по зубам, показывая, что он совсем даже не против подобного. Ему вообще нравится целоваться, Хаяши уже это заметил; и в этом свете утверждения Хидето о том, что он ни разу в жизни ни в кого по-настоящему не влюблялся, выглядят несколько странно. Не влюблялся, но позволял целовать себя… И даже интересно, кто же украл его первый поцелуй… Йошики тут же морщится, слегка прикусывая его губы. Нашёл время думать о таком, придурок, какая разница, кто там у него раньше был. Хаяши всегда говорит, что не любит оглядываться назад, но на деле частенько оглядывается. Солнечные лучи тем временем становятся совсем блёклыми, на улице темнеет, в комнате медленно разливается интимный красноватый полумрак. Хиде с трудом отлепляется ото рта лидера и, стараясь отдышаться, гладит по щеке ладонью. Глаза у него уже чёрные, как тёмный шоколад, а губы искривляет сумасшедшая улыбка… Сглотнув слюну, Йошики вжимает его в шуршащую скользкую простынь. Мацумото под ним призывно виляет бедром, и Хаяши опять жадно впивается в губы. Эта медлительность начинает раздражать, причём явно их обоих. Невозможно уже дальше тянуть. …Безумные стоны Хиде эхом разлетаются под высокими потолками, раскатываясь, наверное, даже по всему первому этажу, плавят сознание Йошики. Гитарист извивается всем худым телом и ёрзает по простыням, пока Хаяши жадно обцеловывает его. Его длинная жилистая шея уже цветёт свежими засосами, кое-где даже с кровоточащими ранками, следы от зубов на бледной коже тут и там, но Йошики не собирается останавливаться, пока не затронет буквально каждый миллиметр. Мой! Губами — опять в израненное, истерзанное горло, прямо в нежную впадинку за ухом, и Хиде выгибается, с криком боли цепляясь пальцами за простыню. Мой! Зубы с силой впиваются в выпирающую кость ключиц, оставляя круглые красные отпечатки, Йошики облизывает ямку между ними, вырывая шумный вздох. МОЙ! Языком по затвердевшим шероховатым соскам, прикусить каждый, так же сильно, больно, Мацумото шипит, пальцами на секунду судорожно сжимая встрёпанные рыжие волосы своего лидера и откидываясь на постель. Весь разгорячённый, влажный, даже, кажется, перестал стесняться — лениво раскинув в стороны руки, Хиде опять смотрит на него горящим, полным похоти взглядом. Дышит тяжело, заставляя вздыматься деформированную грудную клетку. По его бёдрам стекают мелкие капельки, впитываясь в простыни под ними, влажный язык то и дело пробегает по пересыхающим губам. Просто до безумия развратный красноволосый демон, соблазнительный, готовый позволить творить с его телом всё, что только захочется. Дьявольского в Хиде гораздо больше, чем это кажется со стороны. И лидер каждый раз познаёт это, занимаясь с ним любовью. Хмыкнув, Йошики наклоняется к нему, и Мацумото тут же сцепляет пальцы у него на затылке. Щурится, поджимает губы. — Что?.. — с усмешкой спрашивает Хаяши. — Поцелуй меня, Йо-чан, — хриплый, севший голос. Йошики выполняет его пожелание, прикладываясь к губам, Хиде с силой кусает их и обжигает дыханием. — …И пообещай, что мы никогда не расстанемся! Звучит странно и даже угрожающе, но Хаяши сейчас готов пообещать ему это. Лидеру и самому не хочется отпускать Хиде, не хочется расставаться с ним ни на секунду даже в самых мрачных своих мыслях. И ему плевать, серьёзны ли эти желания, или это лишь помутнение, вызванное болезненным возбуждением. — Никогда! — Йошики почти рычит, хватая его губы. — Хрен я тебя куда отпущу теперь! Ему кажется, или в потемневших глазах опять проскакивает всё та же смесь печали и злости? Но Йошики не успевает подумать об этом, потому как Хиде коварно улыбается и легонько щиплет его за щёку. А пальцы лидера уже на его шее. И, прикасаясь к губам, Хаяши привычно сжимает их, впивая в израненную кожу ногти, придушивая, упиваясь его хрипом и слезами. И он удовлетворённо щурится, представляя, как Хиде вернётся в Токио и будет отмахиваться от привычно пытающегося его воспитывать Хироши. Пусть младший Мацумото потом увидит, что Хидето его не послушался и по-прежнему весело проводит время с лидером в перерывах между записями. — Д-давай… — Хиде высовывает язык, щурится, поддразнивая его, и кашляет, когда Йошики с силой давит пальцами ему под челюсть. А Хаяши наблюдает за тем, как мутнеют его глаза, как с щёк уходит яркая розовая краска, а на шее от напряжения раздуваются синие вены. — Прикончи меня, Йо-чан… Йошики усмехается; слегка ослабив хватку, наклоняется и лижет напряжённую шею. — Зачем это? Ты мне живым ещё пригодишься. Он медленно-медленно разжимает пальцы, давая Хиде притока воздуха. И, пока Мацумото откашливается и трёт шею пальцами, тянется к прикроватному столику. В этот раз Хаяши предусмотрительно всё подготовил заранее: пару полных тюбиков со смазкой, бутылку массажного масла и пачку презервативов на всякий случай. Хидето дёргается и ойкает, когда холодная вязкая жидкость течёт между его бёдер, тут же кусает губы, и Йошики затыкает его поцелуем, проталкивая скользкие пальцы в судорожно сжимающееся, сопротивляющееся тело. Терзая его губы, лидер прислушивается, как Мацумото постанывает, наблюдает, как он двигает костлявыми бёдрами, насаживаясь на его пальцы. И каждый раз в такие моменты Йошики невольно задается вопросом — правда ли ему нравится эта боль, или же у него просто повышенный болевой порог, и Хиде не особенно отчётливо её чувствует? Уткнувшись носом в щёку гитариста, глядя ему прямо в глаза, Хаяши неспешно шевелит пальцами внутри. И от мыслей, что совсем скоро в этой безумной горячей тесноте окажется его собственный член, его прошибает дрожь. — Йо-ча-а-а-ан… — тянет Хиде, встряхивает головой, и пушистая чёлка вновь осыпается ему на лицо, пальцами легонько царапает плечи. — Я больше не могу-у-у! — Ш-ш-ш, — приподняв свободную руку, Йошики прикладывает палец к его губам. Улыбается краем рта. — Потерпи, малыш. Я не хочу, чтобы тебе было больно. — А я хочу! — выдох, Хидето цепляется за его волосы и опрокидывает на себя. — К тому же, у тебя подготовка паршиво получается… Пальчики слишком тоненькие, я их почти не чувствую, — он ухмыляется краем рта. Йошики фыркает, боднув его в щёку. — Зато член чувствуешь. — О, ещё как… — Хиде мечтательно улыбается и тянется свободной рукой к его паху. — Трудно было бы его не почувствовать. Когда мы первый раз трахались, я думал, ты меня им порвёшь… Знаешь, я раньше считал, что не в размере дело, — он проводит пальцами по стволу, и Йошики, охнув, припадает к его губам, — а сейчас понимаю, что это ни хера не так, мне просто не попадался кто-то, похожий на тебя… Он улыбается сумасшедшей улыбкой, наглаживая его, подаваясь бёдрами вперёд. А потом сам соскальзывает с его пальцев и приподнимается, пристраиваясь. Рукой нащупывает маленький целлофановый квадратик на тумбочке и протягивает ему. — Хм? — Йошики усмехается, забирая у него презерватив и разрывая плёнку. — А кто в прошлый меня по руке стукнул и заорал «иди нахуй со своими резинками»? — Ну да, я предпочитаю чувствовать тебя, а не эту дрянь скользкую, — Хиде высовывает язык. — Но мне уже порядком надоело отмываться после того, как ты кончаешь мне в задницу. А сдерживаться ты всё никак не научишься. — С тобой сдержишься… Не отводя от него взгляда, лидер наощупь раскатывает презерватив по члену и, подхватив расслабленного Хиде под спину, приподнимает его и усаживает его к себе на колени. Мацумото кусает губы, обнимает его за шею руками и медленно насаживается на него, захватывая в горячий плен сжатых мышц. Ойкает, морщится, и Йошики быстро целует его, чтобы отвлечь. Хотя знает, что ему это не нужно. Мотнув головой, растрепав всё ещё влажные волосы, Хиде утыкается носом ему под ухо, приподнимается сначала медленно, почти незаметно, привыкая, а потом всё быстрей и быстрей. Коленями он судорожно сжимает бёдра Хаяши, ногтями слегка царапает лопатки. А Йошики неотрывно наблюдает за его лицом; за тем, как Хиде жмурит глаза, и слёзы блестят на его длинных ресницах, как он прикусывает распухшие губы и в ту же секунду, разлепляя их, стонет и вскрикивает, вскинув голову и глядя расширенными глазами в потолок. И эти мгновения, что они едины, в очередной раз крепко-накрепко вгрызаются в мозг. Этот первый заход просто не может продолжаться долго, они слишком оттянули такой сладостный момент. Несколько особо резких толчков — и гитарист кончает, изливаясь на собственный живот. Несколько капель попадают на бёдра Йошики, но ему не до этого; придерживая трясущегося от оргазма Хиде на весу, прижав его к своей груди, он быстро сдёргивает резинку и прижимает член к его паху. Выпускает из рук, давая обвалиться на кровать, наклоняется к нему, наблюдая, как по его животу растекаются смешавшиеся капли. — Быстро… — выдыхает Йошики ему в губы, и Хиде обвивает его шею руками. — Ничего, — гитарист хитро улыбается краем рта, — это же не единственный раз, верно? Ухмылка в ответ, и Йошики поддевает пальцами его подбородок. — Ну конечно, — с усмешкой говорит он. — Сколько у нас с тобой там рекорд был — пять раз за ночь? — Хиде кивает, и Йошики фыркает. — Сегодня побьём, я тебе обещаю. Мацумото притворно закатывает глаза. — Йо-чан, ты хренов маньяк. — Сказал тот, кто почти со всей нашей музыкальной тусовкой перетрахался, — язвительно отзывается Йошики, ущипнув его за щёку. — Ещё скажи, что недоволен. И вновь подчиняясь старому желанию, Йошики в конце концов после нескольких минут беспрерывных поцелуев переворачивает любовника на живот. Дёрнув к себе за бёдра, обцеловывает тощую спину, лопатки, плечи, особенное внимание уделяя больному — после самолёта и гитары оно опять всё красное и распухшее, опять нужен массаж. А Хиде жмётся к нему бёдрами, обняв руками подушку, вытянув шею и глядя на него хитро поблёскивающим глазом. — Решил попробовать коленно-локтевую? — А что, ты против? — Йошики наклоняется в нему и кусает за ухо. — Нет. Она мне нравится, — Хиде тихонько фыркает и утыкается лицом в подушку, — хотя не больше, чем быть сверху. Обычно советуют с неё начинать весь процесс. Ну, когда ты ещё толком не знаешь предпочтения своего партнёра и у тебя мало опыта. Ты знал об этом? — Не знал. Но ты же меня научишь, правда? — Хаяши ухмыляется. — Ох, Йо-чан, Йо-чан. Я тебя такому могу научить, что тебе даже в мокром сне не приснится, — вновь фырчанье, Хиде щурится. — «Шестьдесят девятая», например. Такой кайф. Или шибари. А ещё можем как-нибудь попробовать заняться сексом в машине, знаешь, разложить заднее сидение… — Йошики не даёт ему договорить и, не справившись с соблазном, с силой ударяет его по заднице, и Хиде подскакивает: — Ой!.. Ну вот, кажется, я понял, зачем это тебе… Лидер, ухмыльнувшись, шлёпает его с другой стороны; ягодицы пропускают ещё несколько крепких ударов, и Йошики с удовлетворением оглядывает покрасневшую кожу. Хаяши, может, с виду и худой, но сильный, и рука у него тяжёлая. Последний хлёсткий шлепок — и вопль Хиде, уже почти жалобный: — Ай!.. Йо-чан, я же сидеть завтра не смогу! — А тебе и не надо. Будешь в кровати лежать. Мацумото жалобно похныкивает, дёргая задницей из стороны в сторону, словно пытаясь увернуться от его ударов. Но лихорадочно блестящий сумасшедший глаз и порозовевшие щёки прямо-таки кричат о том, что ему это нравится. Да и вставший член, сочащийся смазкой, который Йошики между делом поглаживает свободной рукой, сам за себя говорит. Плавный толчок в расслабленное, податливое тело, и Хиде с глубоким гортанным стоном вскидывает голову. Йошики прижимается на мгновение к его спине, проталкиваясь внутрь медленными движениями. Целует красное опухшее плечо. — Я тебе обещал показать, какой я старый, помнишь? В аэропорту, — томно шепчет он в ухо, пальцы сжимаются на головке, и Хиде кусает губу, явно ведь помнит этот их милый и непринуждённый разговор. — Покажу… Йошики притворно ласково поглаживает волосы своего гитариста, прихватывает длинный розово-чёрный хвостик, прилипший к спине, наматывает его на кулак и неожиданно резко, грубо оттягивает, заставляя запрокинуть голову. И срывается в быстрый темп. Хиде бьётся под ним, как можно сильнее подняв задницу и вцепившись пальцами в подушку, кричит, закатывая глаза и похабно высовывая кончик языка. Ему явно хочется упасть на постель, тяжело держать спину прямо, но Йошики ему этого не позволяет, всё ещё грубо и сильно держа за волосы. Комната наполнена его стонами и всхлипами, словно музыкой. И одни лишь эти звуки и сумасшедший взгляд его глаз заставляют Хаяши срываться во всё большее и большее безумие. Мацумото тогда шептал, что Йошики сводит его с ума. Вот только понимает ли Хиде, что он сам Йошики сводит с ума не меньше? Причём это не любовь, нет, даже отдалённо на неё не похоже, потянет в лучшем случае на какую-то блёклую копию, реплику — просто какая-то дикая страсть, болезненная привязанность, ощущение, что они оба друг без друга долго в здравом уме не протянут. Он всё-таки выпускает волосы и тут же, едва Хиде с облегчением опускается на подушку, давит ему на затылок, взъерошивая розовые пряди и теперь уже, наоборот, не давая подняться. И вбивается с силой в его тело, чувствуя, что ему до разрядки осталось совсем немного. Ни один из них больше не позволит другому уйти. Не отпустит, ни за что на свете. Это уже настолько очевидно, что даже необязательно было давать обещание.***
За окном — тёмно-синее небо, усыпанное мелкими звёздочками; в Токио их почти не видно, да и в центре Лос-Анджелеса не разглядишь, а здесь, на дальней стороне Беверли-Хиллз, они видны более чем отчётливо. В бассейне зажглись белые лампы, мягко подсвечивают воду. А в комнате по-прежнему полумрак, включённый ночник на прикроватном столике, рассеивающий вокруг желтоватый свет. Откинувшись на подложенные под спину подушки, Йошики мягко поглаживает по лицу прижавшегося к нему Хиде. Касается едва уловимо его губ, перехватывая тихие вздохи. А Мацумото, уже расслабленный, спокойный, почти дремлет, привалившись головой к его плечу. — Тело такое липкое… Выдохнув в губы Йошики, Хиде приоткрывает глаза, закидывает руку на его шею и, слегка приподнявшись, всё же заползает к нему на колени. Сидеть у лидера между ног вполне удобно, но на самом Хаяши, определённо, гораздо мягче. И Йошики, улыбнувшись, обнимает его за талию, придерживая наброшенное на его костлявые бёдра шёлковое покрывало. — Ещё бы не липкое, Хиде-чан… — ласково шепчет он в самое ухо, зубами прихватывая серёжку в виде кольца с черепом. — Мы ведь сделали это шесть раз. — Побили рекорд, да? — Мацумото криво улыбается краем рта и жмётся к нему. — М-м-м… Мне надо в душ… — Посиди со мной ещё немного. А потом вместе примем ванну. Даже с пеной, если захочешь, — мягко обещает лидер. Очередной невесомый поцелуй, и Хиде сжимает пальцами пряди его волос. — С пеной, говоришь… Не поверишь, ни разу не пробовал. Только в кино видел… — Это приятно. Тебе понравится, — Хаяши гладит его по лицу, убирая со лба чёлку, и быстро касается губами плеча. — А потом я могу тебе массаж сделать. Хиде тут же дёргается и отводит в сторону глаза. — Это лишнее. Я и сам могу… Йошики кидает взгляд на его подрагивающие плечи и трясущиеся руки и усмехается краем рта. — Уверен, Хиде-чан? По-моему, ты и ходить-то не сможешь. Мацумото вздрагивает, слегка поджимая губы. Надувается так смешно, морщит нос, явно размышляя, как бы более язвительно ответить. Но так в итоге ничего не придумывает и, фыркнув, утыкается носом в щёку Йошики. — Не смогу, — лидер коварно улыбается в ответ. — Тебе придётся нести меня туда… Только, Йо-чан, — он поднимает взгляд опять посветлевших глаз, — давай сразу договоримся, это просто душ или ванна… Отложим игры до утра. Йошики слегка вскидывает брови. И тут же кивает. — Конечно, Хиде-чан. …А в уме у Хаяши уже зреет коварный план касательно того, каким образом он утром будет будить своего сонного гитариста.