Где я ошибся? Что делаю не так? Я не понимаю…
Йошики давно уже привык просыпаться очень рано. Зная, что у него полно дел, иной раз он, улёгшись спать во втором, а то и в третьем часу ночи, вскакивает в пять утра и почти сразу принимается за работу. А когда у него выдаётся свободное утро, он может поспать до восьми. Проснуться раньше может. Позже — никогда. Уткнувшись лицом в скользкую подушку, сквозь полусон Хаяши слышит негромкий шелест листвы за окном и чириканье птиц, чувствует, как мягкие лучи неяркого ещё утреннего солнца проскакивают по коже. Здесь, в этом просторном бело-стеклянном доме, Йошики странным образом всегда чувствует себя гораздо более умиротворённым, чем в токийской квартире, ему проще собраться с мыслями и сосредоточиться на музыке. Как так получилось, что Лос-Анджелес за то недолгое, в общем-то, время, что участники группы «X» здесь обитали, стал гораздо роднее Токио, по крайней мере, для самого Йошики? Он частенько задаёт себе этот вопрос, но не может найти ответа, как ни старается. И в итоге даже порой думает, что в этом поиске нет никакого смысла — беспокоиться не о чем, никто ведь не мешает ему жить на две страны. И потом, роднее-то роднее, а языковой барьер так до конца никуда и не делся, Хаяши всё ещё не слишком уверенно говорит по-английски, несмотря на свои усиленные занятия. В отличие от Хиде, который ловко болтает и поёт на английском и мечтает о создании ещё одного сольного проекта вместе с американскими друзьями. Фыркнув, Йошики приоткрывает глаза, щурится слегка от света — он лежит спиной к окну, но всё равно со сна белые стены буквально ослепляют его. Он приподнимается на локте, поворачивается и привычно смотрит на электронные часы, мерцающие синими цифрами на тумбочке. Семь тридцать. В Токио уже наступили новые сутки, а в Лос-Анджелесе только начинается сегодняшний день… Эта разница во времени удивляет снова и снова. Йошики шумно вздыхает и, взъерошив ладонью спутанные волосы, вновь ложится на своё место. А взгляд его, расслабленный и игривый, тут же обращается на спящего рядом Хиде. Мацумото мирно сопит, крепко сжав его руку — их пальцы переплетены на подушке. Не высохшие ещё с ночи, перепутанные малиновые волосы почти целиком закрывают его лицо, видно лишь нос и слегка разомкнутые губы, чёрно-розовые пряди рассыпаны и по тёмно-синей наволочке. И спит он, как и обычно, очень крепко — даже то, что Йошики зашевелился, никаким образом на него не повлияло. Хаяши улыбается краем рта и осторожно пытается высвободить руку из его пальцев; но едва он пробует отвести ладонь в сторону, Хиде тихо рычит сквозь сон — не зло, но предупреждающе — и сильнее сдавливает её. Как щенок, у которого пытаются отобрать вкусную косточку. Усмехнувшись от такого сравнения, Йошики вновь вжимается в подушку. Похоже, уйти ему так просто не дадут. Да и незачем. Им некуда торопиться сегодня. Шёлковые простыни уже остыли после их ночного безумия, так приятно холодят тело, скользят и тихо шуршат, соприкасаясь с кожей. Йошики медленно протягивает свободную руку и кончиками пальцев гладит лицо своего гитариста. Обводит его выступающие острые скулы, касается сильно впалых бледных щёк и закрытых век, стараясь пересчитать все его ресницы. Прикладывает подушечки к пересохшим губам, вновь улыбается — они у него и так пухлые, а Хиде то и дело зачем-то их надувает, так забавно. Хаяши часто разглядывает вот так спящего Хиде; в отличие от самого Йошики, Мацумото любит поспать подольше, в выходные, если его не трогать, он вполне может лениво нежиться в кровати до полудня. А Йошики, почти всегда просыпаясь раньше, просто лежит рядом и рассматривает его. И пытается одновременно понять, что же за чувства вызывает в нём Хиде. А чувств много. И по большей части они совершенно незнакомые и непривычные. Йошики в некотором смятении. Хаяши не может позволить себе первым проиграть в их жестокую взрослую игру, в которой нет места никаким чувствам, кроме взаимной похоти. Но не может уже и отрицать то, что он теперь совсем иначе смотрит на Хиде. За эти два месяца, что они встречаются, Йошики, по ощущениям, изучил его привычки гораздо лучше, чем за все восемь лет знакомства. Просто быть друзьями и быть любовниками — это слишком разные вещи. Кажется, что эти понятия стоят неподалёку друг от друга, даже пересекаются частенько, но сейчас Йошики очень отчётливо понимает, что это не так, что на самом деле между ними зачастую лежит огромная пропасть. Хидето Мацумото как друг, которого он всё это время знал, и Хидето Мацумото как любовник совершенно друг на друга не похожи. Хиде-друг — это родственная, как считает Йошики, душа, странноватый и остроумный парень, всегда готовый подбодрить и рассмешить; мягкий, добродушный, готовый на всё ради своих близких и ничуть не менявшийся на протяжении всего этого времени. В то непростое время, когда группу «X» считали чем-то несерьёзным и всерьёз говорили, что они позор для рок-музыки, а сам Йошики из-за своего поведения в кругах общих знакомых пользовался крайне дурной репутацией, Хидето оказался одним из тех немногих, кто протянул ему руку дружбы, наплевав на все «добрые» советы в стиле: «лучше держись от этого Хаяши подальше, он ненормальный», которые ему искренне раздавали некоторые приятели. Сам Мацумото был тогда уже довольно популярным музыкантом, о том, что его группа, «Saver Tiger», готовится к настоящему большому дебюту, говорили много и охотно. Йошики даже и не помнит, каким образом они сдружились; это произошло как-то совершенно незаметно, они просто поболтали после одного из концертов и поняли, насколько их вкусы и мысли совпадают. И несмотря ни на какие злые досужие разговоры, дружба эта становилась всё крепче день ото дня. Хиде-любовник же — это тот, кого Хаяши узнаёт заново, почти с нуля. Тот, кого Йошики пока ещё не очень-то хорошо изучил и кто временами изумляет и даже пугает его своим диким поведением. Красивый, страстный и безумный, любящий боль, позволяющий душить себя и вообще делать со своим телом всё, что только захочется, готовый, как порой кажется, в постели заездить намертво. Такой желанный и всё ещё такой далёкий, даже когда лежит рядом, со множеством каких-то тёмных сторон, которых по мере узнавания открывается всё больше и больше. Странно, но только сейчас Хаяши в полной мере осознаёт, насколько же Хиде двуличен. Конечно, все люди, по большому счёту, в разных кругах общения играют различные роли: на работе — одну, дома другую, с друзьями третью, с любимым человеком четвёртую… Но у Мацумото слишком уж полярные маски. Он не открывается тем, кого считает недостаточно близким себе. Для всех окружающих его людей он — весёлый и задиристый парень, всегда в хорошем настроении, беззаботный и ни о чём особо не задумывающийся, хотя довольно вспыльчивый и гневливый, когда выпьет. А вот второе его лицо — мрачноватое, взрывное, временами жестокое существо с кучей проблем, алкоголик и психически нестабильный амфетаминовый наркоман — явно открывается только в самой узкой компании, в которую Йошики не так давно оказался допущен. Конечно, это всё ещё Хиде, его Хиде, но куда более сложный для понимания. Какую же эмоцию он в основном испытывает, наблюдая за Мацумото? Любопытство. Да, именно оно. Хаяши понимает, что ему очень хочется как следует изучить все эти стороны Хиде, понять, что же на самом деле таится за его извечными улыбками. Стать для него тем, перед кем Хидето откроется в полной мере. Йошики улыбается и, погладив его по лицу, целует в кончик носа. Хиде слегка шевелится, но пальцы его всё равно не выпускает. Шёлковое покрывало от движения сползает с его поясницы, открывая взгляду бедро и кусочек впалого живота — белые, как лепестки какого-нибудь цветка. И Хаяши кусает губу. В голове мгновенно всплывают подзабытые во время сна коварные мысли, как он собирался будить Хидето. Он ухмыляется краем рта. Свободной рукой отодвигает одеяло совсем в сторону. Давит на плечо Мацумото, переворачивая его на спину, аккуратно, чтобы не разбудить. И теперь, когда у него есть полная свобода действий, Йошики приступает к исполнению своих затей. Начать ласку, как и обычно, с подбородка. Пройтись по его острому контуру губами, лизнуть языком, удерживаясь пока от желания прикоснуться к его рту. Переместиться на шею, так соблазнительно вытянутую, поцеловать своё любимое местечко, тёплую выемку за ухом, прихватить мочку со вдетой серёжкой, тронуть торчащий под тонкой кожей острый кадык, пальцами обвести проступающие синие вены и синяки. Не кусать, ни в коем случае не кусать, хотя от этого тяжело воздержаться. Сжимая его пальцы, Хаяши неспешно изучает расслабленное тело при помощи поцелуев. Прикоснувшись к плечу, отмечает, что краснота с него слегка спала. Улыбается, припомнив, как они среди ночи принимали ванну. Пока они сидели в заполненной горячей водой и ароматной пеной чаше, Йошики крепко держал Хиде рукой за талию и почти насильно, очень жёстко разминал болящие мышцы, растерев по ладоням заготовленное специально для этого массажное масло. Его тонкие и нежные пальцы пианиста с необычайной силой впивались в ноющее плечо, прямо-таки вгрызались, почти ударяли, грубо выворачивали. Хаяши просто по себе знал, что мягкий массаж порой не даёт никакого результата, для того, чтобы избавиться от боли, приходится сначала эту самую боль причинять, действовать более агрессивно. А вот Мацумото этого не понимал; он выл от боли в голос, отчаянно вырывался из рук лидера и визжал: — Хаяши, ну и жестокая же ты тварь, прекрати, больно! Я сдохну! Хидето почти никогда не называл его по фамилии, даже когда они только познакомились. Такие возгласы вырывались у него лишь в те моменты, когда Хиде был буквально вне себя от бешенства. Но Йошики его крики не смущали — в доме толстые стены, Мацумото мог хоть обвизжаться, никто бы их не услышал. Поэтому он только ухмылялся и, продолжая мять плечо, шипел ему в ухо: — Не сдохнешь, не позволю. Сам мне завтра «спасибо» скажешь. А сейчас заткнись. Ничего, зато теперь проснётся и поймёт, что это было необходимо. Хиде тихонько стонет, когда он обводит языком контур соска, нарочно слегка надавливая. Но не просыпается, жмурится и отворачивает голову. А у Йошики и нет в планах разбудить его так рано. Поэтому он усмехается и дальше движется с особой осторожностью: почти нежно обцеловывает белый живот, проводит языком влажную дорожку от пупка к паху, по мягкому, почти незаметному тёмному пушку. И наконец добирается до самого сладкого места — того, что ему уже долгое время хотелось самому попробовать. Проведя пальцами по внутренней стороне бедра, Йошики медленно обхватывает ими член. Поглаживает по всей длине, легонько нажимая, задевая большим пальцем головку и обводя её контур. Громкий выдох, Хиде вжимается в подушку, ёрзает слегка. И Хаяши чутко реагирует на его движение, сжимает пальцы посильнее, слегка ускоряет ритм. А потом, осмелившись, и вовсе прикасается губами к головке, к самому кончику. И тут же усмехается сам себе. Йошики, Йошики, всего пару месяцев назад ты даже и не задумывался никогда о сексе с парнем, а сейчас всё дошло до того, что его член у тебя во рту. Прогресс, однако. Стремясь забить эти собственные насмешки над самим собой, Йошики медленно опускается по стволу вниз, забирая его в рот почти целиком, добиваясь того, чтобы набухающая головка коснулась нёбного язычка. Твердеющий член давит ему на язык; минута-другая уходит на борьбу с рвотным рефлексом и кашлем, потом становится чуть легче, Хаяши закрывает глаза и, слегка повернув голову, начинает двигать ей вверх и вниз. Разумеется, он абсолютно не умеет этого делать, поэтому изо всех сил пытается действовать осторожно и прикладывать к этому максимальные старания. И одновременно припоминать, как это обычно делает более опытный Хиде. Но это не особо помогает, потому что Йошики знает — до Мацумото с его развязностью ему очень далеко. Хидето каждый раз, оказываясь на коленях между его ног, ласкает его с каким-то остервенением, резко, быстро-быстро двигая ладонью, сжимая и разжимая пальцы с той же скоростью, с какой дёргает струны гитары, а потом берёт его ртом, сразу заглатывая почти на всю длину, кашляя, но не сдаваясь при этом, и сосёт так, будто пытается что-то из него вытянуть. Причём он делает так не только в постели, но и в самые неудобные моменты. Пару недель назад Хиде учудил нечто совсем уж неожиданное и невероятное. В тот день Йошики со вздохом сказал ему, что свидания не получится, потому что ему предстоят переговоры с очередной молодой группой, которая изъявила желание записываться на лейбле и показалась ему самому весьма перспективной, и неизвестно, как скоро он сможет выбраться из офиса «Extasy Records». Мацумото грустно покивал головой, обнял его за шею и шепнул «вот ведь, я буду скучать по тебе всю ночь, мой сладкий Йо-чан» — словом, изобразил из себя ангелочка. Знал бы тогда Хаяши, что было у этого ангелочка на уме: каков же был его ужас, когда он, поднявшись к себе кабинет, по привычке плюхнулся в своё кожаное кресло, почувствовал внизу шевеление, опустил взгляд и увидел горящие в темноте светло-карие глаза и встрёпанные малиновые волосы. Хиде приехал в офис раньше него и затаился под столом. А вот каким образом он пробрался в запертую комнату — для Йошики так и осталось вопросом без ответа. «Хиде-чан, какого хера ты вытворяешь?!» В первую секунду захотелось даже двинуть ему ногой, но сделать это Йошики не успел — Хиде живо приложил палец к губам и, плотоядно улыбнувшись, быстро расстегнул ремень и молнию на его штанах. Ситуация стала весьма пикантной и опасной. И на протяжении почти двух часов, что длилась беседа с новичками, Мацумото яростно и жестоко сосал лидеру, мучил и несколько раз своим длинным языком довёл его почти до обморока. И лучше было не вспоминать, каких усилий Йошики стоило сохранять каменное выражение лица и ещё пытаться сосредоточиться на переговорах. Да ещё он видел язвительную усмешку Хиде, по губам читал, как он похабно шептал: «хороший, хороший мальчик, Йо-чан». И с каждой секундой всё более отчаянно хотел его придушить. Больше всего это смахивало на эпизод из какой-нибудь яойной манги, которую, к слову, Хидето с удовольствием почитывал на досуге. Нечто абсурдное и, как казалось, совершенно невозможное в реальной жизни. Но молодые ребята по ту сторону стола либо и вправду не заметили взвинченного состояния Йошики, либо, зная, что от этого человека напрямую зависит их дальнейшая творческая судьба, предпочли сделать вид, что не заметили. — Чокнутый! — выплюнул в бешенстве Хаяши, когда новоявленная группа покинула кабинет, и Хиде наконец с кряхтением вылез из-под стола. И Йошики швырнул ему салфетку. — Ты хоть понимаешь, что могло бы быть, если бы нас накрыли?! Блять, Хиде-чан, я уже понял, что ты ненормальный, но такое даже для тебя уж слишком! Мацумото ухмыльнулся, тщательно вытирая обильно забрызганное уже подсохшей спермой лицо и губы. После чего скомкал салфетку, швырнул её в мусорное ведро, демонстративно уселся к Йошики на колени и устроил его руки на своей талии. — Ничего не слишком, — томно протянул он, безумно блестя глазами. — Ты мой, Йо-чан. И я буду сосать тебе там, где захочу. И нечего врать, что тебе не понравилось. — Кажется, мы с тобой уже говорили на тему «мой-твой», — раздражённо констатировал Йошики, отбрасывая со лба выбившуюся из зализанной причёски прядь волос. — Плевать. Ты сейчас со мной, значит — мой, — Хиде облизнул губы, закинул назад голову, демонстрируя липковатые подтёки на шее, и с усмешкой продолжил: — Посмотри, что ты наделал. Всего меня перепачкал. Йошики почти злобно сцепил пальцы на его горле, привычно придушивая, Мацумото закашлялся и закатил глаза. А лидер почти тут же почувствовал, как упёрся ему в пах бугор на мешковатых джинсах. Скривил губы бессильно. — Я тебе сейчас ещё между ног засажу и задницу тоже испачкаю, — Хидето фыркнул и потёрся об него пахом. — Чёрт, у тебя что, всё время на меня стоит? Хиде сбросил с себя его руки, слегка приподнялся и завалился спиной на стол. — Почти, — облизав губы, он томно сдул с носа длинную пушистую чёлку и призывно развёл в стороны бёдра. — Я весь ваш, лидер-сан. Не хочу провести эту ночь один. У Йошики от такого зрелища мгновенно потемнело в глазах. До такой степени, что он даже толком не помнил, как поднялся из кресла, вжался в него, в момент сдёрнул с него брюки и расстегнул свои. Сплюнув в ладонь, провёл ей по собственному члену и резким движением оказался в теле любовника. Мацумото заверещал от боли так, что Йошики пришлось зажать ему рот ладонью. Хорошо хоть Хаяши, не перенося внешнего шума, догадался в своё время обить стены кабинета звуконепроницаемыми панелями. А то, думается, бродящие по коридору охранники очень бы удивились, услышав оттуда сладострастные стоны и крики Хиде: — Ещё, ещё, ещё, Йо-чан!.. Ух, а-а-ах, блять, не останавливайся! По итогу они остались незамеченными и, процеловавшись в кожаном кресле ещё битый час, выползли из кабинета в почти приличном виде. Это был первый их откровенно опасный опыт вне дома — если не считать, конечно, той пьяной ночи в клубе, когда всё началось. Именно в тот вечер Йошики понял, насколько далеко ему до развязности Хиде. И ещё у него появилась привычка заглядывать под стол, прежде чем плюхнуться в своё кресло… — М-м-м… — опять Йошики слышит стон и, чуть-чуть разомкнув веки, видит, как Хиде всё-таки открывает глаза. Такого уже терпеть не может, проснулся. И в ту же секунду, мгновенно оценив открывшуюся перед ним картину, он изумлённо распахивает веки: — Йо-чан… Йо-чан, что ты?.. Хиде почти испуганно цепляется пальцами за его волосы, тянет слегка, пытаясь оторвать от себя. — Тише, — приподняв голову и с причмокиванием выпустив его, Йошики улыбается краем рта и трётся щекой о бедро. — Расслабься, всё в порядке… — Что на тебя нашло такое? — Мацумото нервно кусает губу. — Да ничего. Просто захотелось… — Йошики округляет глаза и пальцами вновь поглаживает напряжённый ствол. — А что, тебе не нравится? Хиде густо сглатывает и откидывается на подушку. — Ну почему же… — он вдруг усмехается краешком рта и пропускает рыжие пряди волос сквозь пальцы. И Хаяши, приняв это за ободрение, языком обводит контур головки, не сводя с него взгляда, Хидето тут же вновь выдыхает и кусает губу. — М-м-м… Знаешь, начинать утро с минета — это прекрасно… У Йошики чуть не срывается вопрос, откуда он это знает и кто уже доставлял ему такую радость, но он решает промолчать. Не думать о прошлом, не думать. Прикрыв глаза, он снова опускается по члену вниз. Теперь, когда он понимает, что Хиде неотрывно наблюдает за ним, Йошики действует вдвойне осторожно. И чувствует, как щёки и уши заливает огненная краска, словно тлеющая под кожей. — Не бойся ты так, — Хиде улыбается краем рта и гладит его по волосам, — смелее, у тебя хорошо получается… Только следи за зубами, если не хочешь сделать больно. Едва заметный кивок. Йошики и так старается, чтобы зубы не задевали чувствительную кожу, что даётся ему с некоторым трудом, он никак не может найти наиболее удобную позицию для захвата. Медленно приподнимая и опуская голову, сжимая губы, он старается поймать свой ритм. Спутавшиеся рыжие волосы осыпаются ему на лицо, и Мацумото кончиками пальцев убирает их. Поглаживает, прихватывает пряди, чтобы слегка помочь ему. Краем глаза Йошики видит, как розовеют его бледные щёки, как в глазах появляется привычный уже похотливый блеск и как он закусывает губу, не сводя с любовника томного взгляда. И Хаяши невольно пытается представить себе, как выглядит сейчас в его глазах: смущённый, с покрасневшими ушами и щеками, по которым скатываются мелкие слезинки, и мутноватыми тёмными глазами, влажные распухшие губы с силой сжимаются на члене, язык время от времени проскальзывает по уздечке. Язык у него далеко не такой длинный, как у Хиде, но Йошики тянет его и старается затронуть им буквально каждую точку. Ласкает, ищет особо уязвимые места. И подозревает, что сейчас своими действиями он заставит Хиде раскрыть ещё одну свою сторону. Потому что Мацумото опять такой непривычный. Такой нежный, расслабленный. Он так цепляется дрожащими пальцами за волосы лидера, старается направлять его, подсказывать, как именно делать — то ласково гладит рыжие пряди, то довольно сильно оттягивает их, показывая, что что-то не нравится. И Йошики прислушивается к нему, то ускоряясь, то, наоборот, замедляя ритм движений, выпуская член изо рта, заменяя губы рукой. Он чувствует, как возбуждённый орган уже пульсирует, да и по тому, как кривится и кусает губы Хиде, можно понять, что он близок к своему пику. А его оргазм обычно из разряда тех вещей, которые предугадать точно почти невозможно, слишком уж он внезапный и мощный. И Йошики в очередной раз не успевает от него отстраниться, дёргается испуганно и ойкает, когда горячая вязкая теплота брызгает ему на лицо, попадает на щёку и на губы. И медленно разжимает пальцы. — Ох… Ну вот, теперь я тебя всего испачкал, — Хиде быстро тянет его к себе. — Иди ко мне, Йо-чан. — Квиты, — фыркает Йошики, пока он слизывает с лица сперму, старательно собирая вязкие капли в рот. — Не беспокойся, всё равно надо идти умываться… Тебе понравилось? — А то, — Мацумото тихонько хмыкает и поддевает пальцами его подбородок. — Знаешь, для человека, который первый раз в жизни взял в рот чужой член, у тебя на удивление хорошо получается. То ли ты что-то от меня скрываешь, то ли тебя природа не только музыкально и внешне одарила по полной. — Иди ты, — беззлобно огрызается Хаяши, перемежая слова поцелуями. Странноватый привкус сильно вяжет язык, зато эти самые поцелуи очень резко отличаются от остальных. А Хиде тихо смеётся ему в губы. — Доброе утро, Йо-чан. …Время подходит к десяти, солнечные лучи, сочащиеся сквозь лёгкие занавески и освещающие белую спальню, уже начинают пригревать, мягко так и ласково скользя по разгорячённой коже. Но вылезать из постели всё ещё совершенно не хочется. Хочется и дальше вот так лежать и обнимать разнежившегося Хиде. — Чем будем сегодня заниматься? Ребята прилетят только на следующей неделе, выходит, у нас есть пара незапланированных выходных… Мацумото чуть слышно шепчет в губы Йошики, обнимая его за шею. И Хаяши улыбается краем рта, уткнувшись носом ему в щёку. — Чем захочешь, Хиде-чан. Можем съездить в студию и подумать над аранжировкой новой песни… А можем это и дома сделать, поиграть немного. Но для начала, — он тихо вздыхает и шевелится, ложась поудобнее, — надо бы заставить себя хотя бы встать, умыться и позавтракать, это уже будет делами ещё теми… — Успеем, — Хиде быстро целует его в губы. — Вообще я абсолютно не в настроении сейчас думать о песне и аранжировках, голова пустая… Знаешь, чего мне хочется? Йошики гладит его по лицу самыми кончиками пальцев, касается губ, и Мацумото легонько прихватывает их. — И чего же? — Лежать с тобой вот так весь день. Хаяши в ответ фыркает и шутливо бодает его носом в щёку. — Ну лентяй… — Лениться иногда тоже надо, — Хиде улыбается, заглядывая ему в глаза, — а то никаких нервов не хватит. — Мы с тобой и так многовато ленимся последнее время. Только в постели и валяемся, — Йошики усмехается и целует его в нос. — Нет уж, малыш. Сейчас мы с тобой встанем, примем душ, позавтракаем. А потом пойдём в музыкальную залу, у меня есть пара идей на ещё одну песню, хочу, чтобы ты их послушал. Мацумото тяжело вздыхает, зная, что противиться ему бесполезно. Пальцами он бездумно гладит щёку Йошики. — Не дуйся, — Хаяши зарывается носом в его волосы, всё ещё легонько пахнущие шампунем с ночи. — Поиграем немного, а вечером, как будет не так жарко, можем и в центр выбраться. Мы с тобой последнее время так редко бываем вместе где-то кроме как в кровати и на репетициях… Хиде на секунду кусает губу. И вновь вздыхает, приподнимается на локте. — Уговорил. Пошли в душ.***
День пролетает почти незаметно, следуя плану Йошики. Даже в душе в этот раз обходится без происшествий, если не считать того, что они торчат там в итоге битый час, никак оторваться друг от друга не могут. В остальном же — всё тихо и мирно: они неспеша пьют кофе из одной чашки, болтают. После — довольно долго сидят в комнате, которую Йошики оборудовал под музыкальную залу, такой же белой, как и всё в его доме. Хаяши наигрывает пришедшую в голову мелодию, а Хиде внимательно и напряжённо слушает, склонив голову ему на плечо и наблюдая за скольжением его пальцев по клавишам рояля. — Красивая, — наконец произносит он, когда Йошики в последний раз ударяет по ним и выжидательно уставляется на него. — Только вот опять баллада, да? — А что, разве это плохо? — Нет, Йо-чан. Но мне немного не нравится, что в итоге у нас, похоже, будет три рок-песни на весь альбом… — Хиде слегка морщится. — Знаешь, не рискну судить, но мне кажется, что поклонникам это тоже может не прийтись по вкусу. Йошики качает головой. — Я сейчас не могу писать по-другому, Хиде-чан… Ну вот не лезут мне в голову жёсткие вещи, и всё. — А может, не в этом дело? — Хиде наклоняет набок голову. Поднявшись со скамьи, заходит за спину Йошики и кладёт ладони на плечи. — Как твоя шея? Спина и шея у Хаяши болят, очень. Пока он играет на рояле и не делает особо резких движений, боль слегка затихает, но вот стоит ему только сесть за ударные и пару раз по привычке тряхнуть головой и изогнуться всем телом — и позвоночник словно пронзает током. Вчера вот он поиграл вместе с Хиде новую песню, чисто для пробы — и сегодня чувствует себя неважно, даже горячая ванна, которая ему обычно помогает, сейчас положения не улучшила. Йошики даже невольно ухмыляется — он так печётся о плече Хиде, массирует его и ругает гитариста за пофигизм, а сам в итоге тоже плюет на свою боль. — Хреново. Надо бы ко врачу сходить. Мацумото щурит глаза. — Так, может, в этом проблема? Может, тебе просто не хочется рисковать собой лишний раз? — Нет, — спокойно, но весьма конкретно отрезает Йошики. — Ты же знаешь, беречь себя — это не про меня. — Йо-чан, ты так говорил лет пять назад. Ситуация немножко изменилась, не находишь? Тебя же врачи сто раз предупреждали, что если будешь продолжать в том же духе — вообще не сможешь играть вскоре. И мне почему-то кажется, что ты собой любимым рисковать сейчас не хочешь. Вот и пишешь нечто медленное. Хаяши криво улыбается. — Намекаешь, что я стал излишне нежным? — Не намекаю, а утверждаю. Ты изнеженный, избалованный и испорченный капризный ребёнок, — Хиде фыркает и наклоняется к нему, одновременно слегка мнёт шею пальцами, — и всегда таким был. Просто раньше это странным образом не цвело таким махровым цветом. А сейчас прямо по глазам бьёт. Потому что сейчас ты уж точно делаешь и пишешь только то, что тебе хочется. Йошики только бессильно мотает головой. — Хиде-чан, ты же знаешь, что это неправда. Ты вспомни, я же каждый раз показываю вам песни и спрашиваю, нравятся ли они, или, может, у кого есть идеи, как подправить и переписать. А в ответ что? «Йошики, делай, как считаешь нужным». Я делаю. Вот и получается, что это больше мой сольный альбом, а не альбом «X». Хиде слегка округляет глаза. — Ну почему же. Я всегда готов что-то с тобой обсудить, Йо-чан… — Я знаю. И очень ценю это. Но мне хотелось бы, чтобы и остальные тоже как-то в этом участвовали, — Хаяши морщится. — А то у меня всё больше и больше ощущение, что этот альбом вообще никому не нужен, кроме меня, тебя и наших поклонников. Мацумото продолжает мягко разминать пальцами шею, а Йошики холодеет, переваривая его слова и понимая, что в каком-то смысле он прав. Хаяши в последнее время и вправду всё чаще работает в одиночку. Совсем в одиночку. Раньше они с ребятами всегда во время записи альбома собирались, просиживали подолгу в студии, обсуждали песни и музыку, высказывали своё мнение. Сейчас же Йошики словно оказался отрезанным от них — при попытке обсудить материал он натыкается на каменную стену: что он ни спрашивает, Тоши обычно улыбается пустой улыбкой и отвечает: «Йошики, тебе нравится — значит, записываем». А Пата с Хисом вообще помалкивают. Никто, кроме Хиде, не выказывает особого желания как-то высказать мнение, может, даже мягко покритиковать лидера. Один раз Йошики просто вызверился, рявкнул «Но это же не мой альбом, это альбом «X», так какого чёрта в нём всё должно быть так, как нравится только мне?» Хаяши чувствует, что между ним и одногруппниками словно что-то надломилось. Он всё чаще ощущает эти расходящиеся трещины, растущую дистанцию в отношениях с теми, кого он считал своей второй семьей. Но он никак не может понять, в чём проблема. А следовательно — и исправить её. И у Йошики есть смутное предчувствие чего-то очень нехорошего. — Йо-чан. Ты же и сам понимаешь, что всё в любом случае не может оставаться так, как раньше, — Хиде выпускает его плечи и садится рядом, обхватывая его руку. — Раньше у нас не было ничего, кроме группы и нашего энтузиазма, на этом мы и держались, горели. А сейчас у всех появились свои собственные проекты, вот «X» и отошла для них на второй план. Тем более что у группы был долгий перерыв. Мы просто… Сами стали другими, понимаешь? Йошики бессильно вздыхает и запускает ладонь в волосы. — Понимаю. Но всё равно меня это угнетает. И потом, у нас с тобой тоже есть сольные проекты, и что-то нам это абсолютно не мешает. Хидето качает головой и жмётся к нему. На несколько минут в зале повисает напряжённое молчание. — Что-то назревает, Йо-чан, — тихо произносит Мацумото наконец и кусает губу. — Знаешь, я не хочу пугать тебя, но то, что происходит, очень сильно напоминает мне «Saver Tiger». Йошики вздрагивает. А Хиде бездумно продолжает: — Всё начиналось точно так же. Сначала было так хорошо, вроде бы собрался постоянный состав, семья, все друг с другом ладят, пишут вместе музыку. А потом начались недопонимания, ссоры, разлады… И в итоге ты помнишь, чем закончилось. Хаяши чувствует, как по спине пробегается стайка мурашек. Конечно, Йошики помнит. «Saver Tiger», группа, в которую Хиде, как лидер, вложил всю душу, в итоге распалась. Мацумото ходил сам не свой, твёрдо сказал Йошики, что бросит музыку, вернётся домой, будет работать по своей основной профессии, косметологом, и забудет о гитаре навсегда. А Йошики только растерянно наблюдал за ним, понимая его чувства, не зная, как утешить его. Хаяши до этого несколько раз настойчиво приглашал его присоединиться к «X», говорил посмеивающимся ребятам, что когда-нибудь его группа будет круче «Saver Tiger», и он непременно переманит Хидето к себе. Но в те моменты, видя, как расстроен Хиде, он кусал губы и понимал, что просто не может опять заводить с ним эти разговоры. А потом Хидето сам сказал, что хочет присоединиться к ним. Любовь к музыке в нём оказалась гораздо сильнее обстоятельств. — …Я молюсь, чтобы с «X» такого не случилось. Но не могу отделаться от мыслей, что всё просто безумно похоже… Не подозревающий о его мыслях Хиде вздыхает и опускает ресницы. И Йошики невольно прикладывается губами к его виску. — Нет, Хиде-чан. Не думай об этом. Я не позволю «X» развалиться вот так. Голос предательски подрагивает. Уверен ли Йошики сейчас в своих словах? Вряд ли. Как бы ни хотелось ему думать об этом, он понимает, что Хиде прав. Над «X» медленно сгущаются тучи. Рано или поздно разразится гроза. И Хаяши абсолютно ничего не сможет с ней сделать.