Несколько дней могут показаться вечностью, когда тебе скучно.
Йошики сдерживает своё обещание и остаётся с родными ещё на два дня. Это, пожалуй, самое спокойное время в его жизни за последние месяцы: тишина, мирные прогулки и разговоры и ни слова о работе. Но всё это омрачается одним фактом: чем дальше идёт время, тем сильнее он жалеет, что дал слабину и открылся брату. Коки усиленно делает вид, что ничего не произошло. Они с Йошики по-прежнему много времени проводят вместе, разговаривают, гуляют по улицам, смеются, глядя на знакомые места и вспоминая детство и юность. Но Йошики чувствует появившееся между ними некоторое напряжение. И это не может не расстраивать, раньше он никогда не ощущал ничего подобного при общении с братом, теперь же это чувство буквально царапает его по сердцу. А от мысли, что всего лишь известие о том, что у Йошики появились специфические предпочтения, вызвало в их отношениях такой ощутимый раскол, ему и вовсе становится просто невыносимо тяжело и грустно. Надо же, до чего хрупки человеческие отношения, даже между родственниками. Иной раз даже крохотные различия могут вот так их разрушить. Успокоившийся было, Йошики в итоге опять начинает нервничать и даже не может заснуть ночью, ворочаясь на своей постели и бездумно глядя на свет уличного фонаря, пробивающийся в комнату сквозь щель между задёрнутыми занавесками, и мечущиеся на них тени деревьев. И чувствует себя маленьким мальчиком, который не может уснуть из-за того, что в темноте ему чудятся монстры. Тихо брякает положенный на тумбочку мобильный, оповещая о прилетевшем коротком сообщении. Йошики тянется за телефоном и, прищурившись, смотрит на ярко засветившийся экран. Йо-чан, ты куда подевался? Не могу до тебя дозвониться. Даже на определитель незачем смотреть, чтобы понять, у кого тоже бессонница. Йошики ухмыляется и, щёлкая кнопками, набирает ответ. Долгая история. Утром позвоню, Хиде-чан. Думая, что содержательный разговор на этом закончен, он зевает и уже собирается отложить трубку обратно на столик, но едва он приподнимает руку, на экране высвечивается новое сообщение. Сам позвоню. И только попробуй трубку не взять. Йошики тяжело вздыхает и, отложив телефон, поворачивается на спину, бездумно глядя в тёмный потолок и прислушиваясь к шуму начавшегося за окном дождя. И вдруг впервые за все эти месяцы по-настоящему задумывается о своих отношениях с Хиде. Правда ли они по-прежнему всего лишь играют в свою игру? Правда ли между ними всё ещё нет чего-то большего, чем интимные отношения? Йошики начинает казаться, что их связь сродни тяжёлому наркотику: вначале думается, что в любой момент можно соскочить с иглы, бросить опасное занятие и забыть, как страшный сон, а потом оказывается, что это невозможно, что процесс с самого начала необратим и несёт с собой сплошной хаос. Затаскивая Хиде той пьяной ночью в квартиру, предлагая потом поиграть, Йошики, как и во всех своих отношениях до этого, ни о чём серьёзном особо не думал, как бы ни говорил обратное. Он и вправду расценивал это как новое развлечение. А теперь Мацумото ужом вползает в его мысли, даже когда его самого нет поблизости, и не вылезает оттуда, заставляет скучать без себя и остро ощущать одиночество. Может, Коки прав, говоря, что это противоестественно? Может, и Хироши прав, считая, что Йошики не относится к Хиде серьёзно и всё равно бросит его? Может, Йошики и Хиде настолько опьянены друг другом, что не замечают каких-то настораживающих мелочей в своих отношениях, а со стороны это прекрасно видно и понятно? Кто знает. Но так или иначе, похоже, что и Йошики в эту их игру уже проиграл. Вот только он всё равно не собирается сдаваться. И поэтому ни за что никому об этом не скажет. Он медленно поворачивается на бок и сжимается в клубок, чувствуя, как низ живота предательски наливается тяжестью. Нельзя об этом думать по ночам. И, тяжело выдохнув от бессилия, Йошики тянется рукой к резинке на штанах. Лишь под утро ему удаётся задремать, вжавшись в подушку, и громкий звонок будит его; громкая трель настойчиво вкручивается в уши сквозь сон, и Йошики, не раскрывая глаз и морщась, тянется за трубкой. — Йо-чан, — глухой, раздавшийся издалека голос Хиде мгновенно заставляет его распахнуть глаза. — Доброе утро. Извини, я тебя разбудил? Хаяши чуть было не вздыхает горько. Это так похоже на Хиде, сначала позвонить рано, а потом только поинтересоваться, не разбудил ли он. — Считай, что нет, — Йошики с кряхтением садится на край постели, рукой разминая шею. — Что случилось, Хиде-чан? — Ну, почти ничего. Я просто соскучился по тебе, — Мацумото тихо фыркает. — Но никак не мог дозвониться… Где ты, Йо-чан? — Дома, — машинально отвечает Йошики и, щурясь, смотрит на занавешенное окно. — Не ври, — сердито обрывает его Хиде. — Я тебе вчера на домашний весь день названивал, там никто не отвечал. — Хиде-чан, дома — в смысле, в Татеяме, — терпеливо поясняет Йошики, — у родителей. Хиде на том конце провода изумлённо кашляет. — Ну ты даёшь. Сбежал, даже не сказал никому ничего… Мог бы предупредить меня, что уедешь! — Ты тоже мог бы предупредить, что твои записи растянутся на две недели, — сердито отмечает Йошики, слыша на том конце провода недовольное сопение. — И вот именно, я сбежал. Я этого и не скрываю. Я очень устал, мне просто захотелось побыть где-то, где меня не достанут. — Ну и как? — с сарказмом интересуется Мацумото. — Набрался сил? — Набрался, — равнодушно бросает Йошики, решив не рассказывать ему о произошедшем. — А по твоему голосу не скажешь, — констатирует Хиде. — Я прямо представляю, как ты сейчас сидишь с видом заёбанного жизнью. — Я только что проснулся, о чем ты? — Хаяши морщится и кидает взгляд на часы. — И поспал час от силы. — Ого. И кто же мешал тебе спать? — язвительно доносится из трубки. — Уже подобрал мне замену в виде какой-нибудь местной красотки? — Иди нахрен! — не выдерживает Йошики. И, услышав его смех, озлобленно продолжает: — Знаешь, что не давало мне спать? То, что я думал о тебе и дрочил! Мацумото издаёт довольный смешок. — Браво, Йо-чан. Ты научился справляться с одиночеством и не стесняешься мне об этом говорить. Вот что значит моя школа. — Это не смешно! — Йошики опять плюхается на кровать и раздражённо трясёт головой. — Я с ума без тебя схожу, и меня это бесит! — Ну, ну, не кипятись, любовь моя, — Хиде смеётся. — Мы скоро увидимся и всё наверстаем. Йошики только фыркает. Знает он, каким образом Хиде собрался всё навёрстывать — затащит его под одеяло и до самого начала тура не выпустит. — Надеюсь. А ещё я почти что поссорился с Коки. Он на меня насел, пришлось ему рассказать о нас с тобой. А он… Как бы это сказать… — Гомофоб, — договаривает за него Хиде. — Ну, не совсем, — Хаяши морщится. — Но и не одобрил меня. И вчера мне весь день казалось, что он на меня очень странно поглядывал. Неприятно, знаешь ли… На тебя брат тоже так смотрел? — Когда узнал, что я с парнями трахаюсь? Было, — бездумно признаётся Мацумото. — Но он быстро это дело принял. Правда, теперь он без конца нос в мою жизнь суёт, но поверь, то, что я с мужиками сплю, его не волнует. У Хаяши опять невольно вырывается тяжёлый вздох. Вот и решай, действительно, что же из этих двух зол лучше. — Наплюй, Йо-чан. Младшие братья, видимо, все такие, — резюмирует Хиде. — А вообще ты бы поменьше болтал. Или привыкай, что будешь постоянно с такой реакцией сталкиваться. — Да на реакцию незнакомых людей мне и так плевать, про меня чего только в своё время не болтали, привык, — раздражённо бросает Йошики. — А вот то, что Коки из-за этого готов от меня отвернуться, мне совершенно не нравится. — Раз плевать, то и не реагируй. Да и сомневаюсь я, что Коки-чан прямо уж тебя разлюбил за секунду. Привыкнет, все будет в порядке. Говорю же, просто болтай поменьше, а лучше вообще изображай натурала-эстета, которому нужна ну прямо особенная-особенная девушка, — Мацумото фыркает. — Я тебя даже научу, как отвечать на неудобные вопросы. Записываешь? — он смеётся. Всё плохое настроение как рукой снимает. — Я запомню как-нибудь, — усмехается Йошики. — Тогда слушай внимательно. Если к тебе начнут допытываться, почему у тебя нет девушки, просто отвечай: «Я невыносимый романтик, мечтаю влюбиться один раз и на всю жизнь и жить до ста лет вместе», — Хиде кашляет тихонько. — А потом вздыхай томно, закатывай глаза и добавляй: «Ещё не встретил свою единственную, но у меня всё ещё впереди». И побольше драматизма, чтоб поверили. Хаяши невольно смеётся. — Именно так ты отвечаешь журналистам? — Нет, — хмыкает Мацумото, — это план конкретно для тебя. Я за романтика даже при желании не сойду. А вот тебе изображать из себя такового будет в самый раз, все знают, какая ты страдающая нежная принцесса. — Да какая принцесса? Я давно уже по сцене в платье не бегаю, — фыркает Йошики, — фигура не та, и волосы я обрезал. — Но от кружевных колготок так и не отказался, — парирует Хиде. — Нет, ты принцесса. И навсегда ей останешься. Йошики слегка раздражённо трёт ладонью лоб. Ну вот как так? Мацумото откровенно над ним смеётся, а злиться на него не получается. А Хиде тем временем продолжает: — Тебе интересно, что я отвечаю? У меня своя тактика. Я обычно говорю наоборот, что я не могу долго жить с одной женщиной, ну характер у меня такой, противный, потому и не женюсь никогда, не хочу сделать кого-нибудь несчастным. Поверь, оба варианта хороши и сработают, их будет достаточно, чтобы от тебя отстали. Как журналисты, так и знакомые вместе с особо наглыми родственниками. Попробуй как-нибудь. — Мерси за совет, воспользуюсь как-нибудь, — Хаяши улыбается и ложится обратно на подушку. — Вот и умница, — весело слышится из трубки. — Но что-то мы отвлеклись… Йо-чан, когда ты вернёшься? — Сегодня к вечеру, а что? — Как что? У меня большие планы на секс с тобой. Я так много работал эти две недели, что теперь мне надо выпустить пар. Йошики усмехается краем рта. — Просто есть одно дельце, которое мне хотелось бы провернуть, — поясняет Хидето. — И я вот думаю, успею ли до твоего возвращения. — Занимайся своими делами, если они у тебя есть. Я вполне смогу тебя подождать. Из трубки слышится очередной смешок. — Хорошо, Йо-чан. Позвони мне, как вернёшься, а там и подумаем, как быть. Когда в ухо летят короткие гудки, Йошики откладывает трубку в сторону и, вжавшись в подушку, улыбается. Неужели период тяжёлой работы закончен, и Хиде наконец вернётся к нему? Пожалуй, эта новость покроет с лихвой все неудобства, вызванные признанием брату.***
До Токио на машине примерно полтора часа, и к пяти Йошики возвращается домой. Вечерний Токио встречает серым пасмурным светом, дождём и множеством расплывающихся в каплях огоньков. Остановив машину на очередном светофоре, Хаяши тянется за телефоном, лежащим на пассажирском кресле. — Хиде-чан, как дела? Я скоро буду дома. Из трубки слышится кашель, шуршание, потом прорезается слегка недовольный голос Хиде: — Я ещё не закончил. Йошики слегка удивлённо дёргает бровью. — Может, тебя подхватить? Где ты? — В гостинице, — Мацумото произносит название, и Йошики настораживается — пафосный отель в самом центре, Хаяши сам несколько раз водил туда на свидание своих обоже. — Тебя как туда вообще занесло? — нервно спрашивает Йошики, у которого разом появляется неприятное предчувствие. — Что за такие важные дела ты решаешь в отеле? — Секрет, — Хиде усмехается. — Впрочем, я тебе расскажу, если приедешь за мной. Я и сам собирался тебя попросить об этом… Йошики вздыхает и, увидев, как на светофоре загорается зелёный сигнал, трогает машину с места. — Твои тайны каждый раз меня очень беспокоят, Хиде-чан. Ладно, буду где-то через полчаса. Отсоединившись, он кое-как разворачивает машину. Улицы, залитые светом вечерних фонарей и витрин, бегут навстречу. Припарковав «Кадиллак» на стоянке возле гостиницы, Хаяши опять берётся за телефон. — Всё ещё не закончил. Я в номере 1014, — с плохо скрываемым смехом поясняет Хиде и фыркает, — поднимайся сюда, если хочешь. Скажи портье, что тебя ждут. — Да с кем ты там вопросы в номере решаешь? Хиде-чан! В ухо уже летят гудки, и Йошики раздражённо швыряет трубку на пассажирское место. И, вздохнув, вылезает на улицу, поёжившись и запахнув пальто. Пока он идёт ко входу, в голове начинает брезжить догадка, что Хиде не просто так его сюда заманил, небось опять что-то выдумал. Улыбчивая портье за стойкой, услышав про номер, кивает и даже услужливо подсказывает, что он на последнем этаже. Долго плутать не приходится. Лифт раскрывает двери в небольшом квадратном холле, в который выходят всего три двери — здесь располагаются самые дорогие люксы. Хаяши останавливается перед нужной створкой. Слегка стучит по ней костяшками пальцев и, не услышав ответа, нажимает на ручку, и дверь неожиданно легко поддаётся, она не заперта. Всё ещё недоумевая, он входит внутрь, пальцы машинально поворачивают защёлку замка, и Йошики медленно выпутывается из пальто. — Хиде-чан, ты где?.. Тишина. Но стоит лишь пройти немного вперёд по коротенькому коридору, и остаток фразы застревает у него в горле. Номер просторный, размером почти с целую квартиру. Красивая светлая мебель, пушистый ковёр на полу, большое окно почти во всю стену шириной, и с высоты открывается вид на Синдзюку, огромная постель — Йошики нервно сглатывает, сексодром, да и только. И на ней, запутавшись в одеяле, мирно дремлет Хиде. Вся его одежда небрежно валяется на кресле. Он лежит на животе, прижавшись щекой к подушке и расслабленно закинув на неё тонкую бледную руку со шрамами на запястье, вновь похожий на куклу в красивой коробочке. Пушистые розовые волосы, явно слегка начёсанные, напоминающие львиную гриву, осыпаются ему на лицо, но видно, как подрагивают длинные ресницы, бросающие тени на щёки, а губы разомкнуты, как для поцелуя. Худая узкая спина так грациозно изогнута, на бёдра наброшено одеяло, но всё равно оно практически не скрывает соблазнительную задницу. У Хаяши мгновенно из лёгких словно вышибают весь воздух. Теперь понятно, что Хиде задумал. Решил, видимо, компенсировать своё долгое отсутствие и напрочь выбить из равновесия одним только своим видом. А у Йошики полное ощущение, что он очутился ровно в одном из своих собственных мокрых снов, терзавших его на протяжении этого времени. Он громко выдыхает от неожиданности, и Хиде, услышавший его, чуть приоткрывает глаза. Смотрит на него из-под ресниц так томно, лукаво улыбается и тянет к нему руку. — Йо-чан… Иди ко мне скорей, я заждался… И прежде чем Йошики успевает сообразить, что вообще происходит, Мацумото молнией соскальзывает с постели и бросается ему на шею. Обнимает обеими руками, впивается жадно в губы, так и льнёт к нему горячим телом, Йошики чувствует его жар даже через свою рубашку. Тонкие пальцы, дрожа, расстёгивают пуговицы на ней, стягивают, касаются плеч, очерчивают выступающие ключицы. Поцеловав его в ответ, Хаяши, наклонившись, губами прижимается к его шее; а ладони уже невольно скользят по худой спине, прощупывая косточки, сжимаются на талии, на ягодицах… Почти забыв о боли в шее, Йошики легко поднимает хрупкого гитариста, усаживает к себе на бёдра, и Хиде, смеясь, снимает с него огромные солнечные очки, пристраивая их к себе на лоб. — Ты скучал по мне, Йо-чан? — томно, сладко, облизнув кончиком языка губы. — Это похоже на проигрыш в нашу игру, ты так не думаешь? Может, сдашься, пока не поздно? — Размечтался, — с ухмылкой шепчет Йошики и хватает его губы. — Я скучал по твоей заднице и по твоим крикам, а не по тебе. — Фу, как грубо. Надув делано обиженно губы на секунду, Хидето сильнее сжимает его бёдра коленями, вцепляется пальцами в зачёсанные назад рыжие волосы, оттягивая голову назад, и кончиком языка проводит по уху, щекотно, как котёнок. Слегка приподнимается, явно пытаясь своими движениями имитировать секс, дразнит, трётся членом о живот и прижимается так, словно пытается врасти в любовника всей кожей с мясом. Это уже слишком. И Хаяши, глухо рыкнув, тащит его на кровать. Всё происходит так быстро. Минута — и Йошики вжимает его в белоснежные шуршащие простыни, жадно обцеловывая всё, что только попадается, его щёки, губы, подбородок, шею, плечи… Сам едва удерживается от стонов, в полной мере осознавая, как же ему всего этого не хватало. А Хиде, тихо урча и с готовностью подставляясь его поцелуям, касается ладонями его тела: легонько, щекоткой затрагивает кончиками пальцев грудь и живот, пощипывает соски, цепляется за молнию на брюках. И ухмыляется краем рта, с каким-то садистским удовольствием надавливая ладонью на пах и наблюдая, как Йошики громко выдыхает и кусает губы. Всё ещё дразнит, зараза, нет бы расстегнуть. Всё-таки садистские замашки у Мацумото есть, и посерьёзней, чем у Йошики. В отместку Хаяши медленно проводит ладонями по его шее, упирается большими пальцами под челюсть, надавливает, с силой придушивая. И Хиде, выгнувшись, с кашлем свешивается с кровати, коленями сжимает его бёдра. — Смотри-ка, — язвительно тянет Йошики, наклоняясь поближе и проводя по влажной коже языком. Он тщетно пытается не вздрагивать, Хидето всё еще наглаживает его пах, который до боли стискивают брюки, — ни одного синяка не осталось… Непорядок, однако. Твоя шея должна быть чёрной. — А ты, я смотрю, во вкус вошёл, — хрипит севшим голосом Хиде, кидая на него похотливые взгляды из-под длинной чёлки и похабно улыбаясь. — А ведь сначала боялся… Хах… — Йошики щурит глаза и сильнее сжимает пальцы, и Мацумото громко кашляет, хватает губами воздух. А Хаяши почти с удовольствием наблюдает, как он бледнеет, как на глазах выступают мелкие слезинки, а синие вены под пальцами вздуваются, расчерчивая всё его горло. — Пристрастился, — томно шепчет ему Йошики, лизнув острый подбородок. — Я просто выполняю твои желания. Тебя же это так возбуждает… Он всё ещё не знает, каким образом Хиде пристрастился к асфиксии. У самого Мацумото спрашивать, понятно, бесполезно, ни за что не признается, но Йошики склонен думать, что, вероятно, у него когда-то был любовник, который попытался его задушить, а Хиде это странным образом понравилось. Мацумото вообще частенько приходит в восторг от того, что нормальные люди считают пугающим. Видя, как он закатывает глаза, готовый потерять сознание, Йошики медленно выпускает его, сменив жёсткую хватку на шее на лёгкое поглаживание пальцами. Водит подушечками по коже, ласкает, даёт отдышаться и откашляться. И, почувствовав, что его дыхание выровнялось, тянется за поцелуем, а Хиде приподнимает растрёпанную голову и на полпути ловит его губы своими. Обхватив ладонями лицо, жадно углубляет поцелуй, запуская в рот язык, и Хаяши невольно отзеркаливает его действие, ощупывая кончиком языка его зубы и дёсны. Нужны ли сейчас какие-то слова? Нет, всё можно сказать только при помощи прикосновений, они уже научились понимать друг друга по ним. И сейчас понятно — они оба очень скучали. Так скучали, что эти две недели обоим показались вечностью. Хиде так сладко дрожит в его объятиях, улыбается мечтательно, глядя в лицо, и Йошики перехватывает губами его вздохи, с силой прижав к себе, трётся об него всем телом, кожей по коже. Рукой проводит по спине вниз, поглаживая, пальцы проскальзывают между ягодиц, и Мацумото вдруг перехватывает его за запястье. — Не нужно. Я готов, — ласково шепчет он, — сделал всё, пока ждал тебя. Хаяши невольно представляет себе, как он лежит всё в той же позе, на животе, прижавшись к подушке, одной рукой ласкает свой член, а второй подготавливает себя, пропихивает скользкие пальцы в сжатое тело. И вновь в глазах темнеет, всё заволакивает пеленой от возбуждения. — Хиде-чан, — Йошики тихонько усмехается и наклоняется к нему, — скажи, ты можешь думать обо мне и не дрочить при этом? Хиде ухмыляется. — Не-а, не могу. И чья бы корова мычала. Кто мне по телефону утром жаловался, что не спал из-за того же самого? — он бодает Йошики носом в щёку. — Какая тебе разница? Ты всё равно не умеешь меня подготавливать, лучше уж я сам, меньше возни, тебе останется только меня трахнуть. Резинки вон там, на тумбочке, я всё привёз. На прикроватном столике возле телефона и лампы и впрямь валяется запечатанная упаковка презервативов и ополовиненный тюбик смазки. Дотянувшись до маленькой коробочки, Йошики высвобождает шуршащий квадратик, разрывает его и, быстро раскатав резинку по члену, вновь вжимается в дрожащего в нетерпении Хиде. Головка с силой упирается между ягодиц, и он стонет: — Ну давай уже, я с ума сейчас сойду! Хаяши затыкает ему рот поцелуем и, перевернув на спину, одним мощным толчком оказывается внутри. Хиде на мгновение широко распахивает глаза, Йошики чувствует, как он сжимает губы, явно пытаясь сдержать вскрик. Его зрачки расширены, на длинных ресницах поблёскивают слезинки, чёлка липнет ко лбу. Мацумото обвивает руками шею своего лидера, ещё сильнее прижимая к себе, плавно задвигавшись под ним навстречу. Хочет, отдаётся, плавится от прикосновений. Но, несмотря на всю подготовку, его мышцы так сильно сжаты, что у Йошики от ощущения тесноты кружится голова. Прикрыв глаза, чтобы избавиться от трясущейся перед ними сетки, он вновь тянется к приоткрытым губам, и Хиде с готовностью выгибается, отвечая на поцелуй. И одновременно с этим, почти сразу, Хаяши срывается в привычный ритм, входя в него резко, почти грубо, вбивая в подушки. Простыни и так уже безнадёжно смяты и скомканы от их телодвижений, ткань кажется такой горячей, обволакивающей, как лава. Океан огня. По-другому и не скажешь. На бледных щеках гитариста полыхает яркий румянец, Хиде кусает губы, свои и Йошики, с остервенением толкаясь ему навстречу, мечется под ним, как на раскалённых углях. Ему обычно больше нравится быть сверху, Мацумото всячески ищет способ уложить Йошики на лопатки, что ему порой удаётся — если Хаяши позволяет, естественно, потому что без этого одобрения тощему Хиде ни за что не хватит сил сдвинуть его с места. Но у Йошики насчёт любимой позы мнение другое. Ему нравится вот так вбивать Хиде в мягкие подушки или держать его на своих коленях, чувствовать, как его руки обвивают шею, тереться носом о его щёку, смотреть ему в глаза и отслеживать малейшее изменение выражения лица; Мацумото очень чувствительный, выдаёт по массе эмоций в секунду, выражения его лица меняются быстрее, чем у ребёнка, и Йошики с удовольствием пытается за ними проследить, хотя из раза в раз терпит неудачу. Потянув за розово-чёрный хвостик, он жадно вцепляется в подставленную шею, вырывая всё-таки хриплый вскрик, дёргается, чувствуя, как Хидето в отместку царапает его многострадальную спину. Скользит ладонью вверх, зарываясь в уже растрепавшиеся рыжие волосы, и с силой дёргает пряди, отрывая от себя; тут же упирается мокрым горячим лбом в лоб Йошики и, сдувая с носа чёлку, шипит: — Сильнее, Йо-чан!.. Хаяши, ухмыльнувшись, перехватывает за запястье его руку, сжимает его почти до хруста, придавливает к подушке. Стараясь в точности повторить изгибы тела, чтобы не оставить между ними ни миллиметра, он ускоряется, наращивая темп и глубину проникновения. Мацумото стонет ему в губы, бессильно дёргает пальцами, пытаясь дотянуться до его ладони. А в его затуманенных, расширенных глазах без слов проглядывается сумасшедшая жадность. — Тебе что, мало? — Йошики срывает с его губ поцелуй, придавив запястье большим пальцем, прощупывая бьющийся пульс. Считает про себя, раз, два, три… Скорость и ритм ударов просто поразительны. — Мало, блять! — рычит Хиде, кусая его за шею и сосредоточенно раздирая плечо ногтями. — Я слишком долго тебя не видел! — И кто из нас проиграл в итоге? — с некоторой долей язвительности спрашивает Йошики. — Никто, — шипит зло Хиде, — продолжаем игру! Хаяши ухмыляется, опять оттягивая его волосы и облизывая щёку кончиком языка. — Да ты просто боишься, что я тебя пошлю, поэтому и не признаёшься, что скучал! По твоим реакциям видно. — Ничего не видно, мне просто херово становится, когда я недополучаю ласки! — фыркает Хиде, куснув его за подбородок. — Две недели… Да это бесконечность целая! — Нимфоманка, — усмехается в ответ Йошики, с удовольствием замечая огонь гнева в его глазах, — и ты сам от меня удрал! — Знаю, потому и злюсь! — выплёвывает Хиде, за волосы дёргая его к себе и кусая подбородок. — Ничего, номер я снял на сутки, у нас полно времени, будешь трахать меня, пока ломка не пройдёт! — Решил побить наши рекорды? Я только за. Хаяши криво улыбается, опять опуская голову и ловя его губы. И вновь ускоряется, уже буквально вколачивая его в собранные складками простыни и подушки, и, выпустив его руку, обхватывает ей член, поглаживая в такт мощным толчкам. И с удовольствием наблюдает за реакцией; Мацумото задыхается, стонет, цепляясь за его плечи, кусает губы, пытаясь держать себя в руках. Но всё равно, как бы он ни старался, Йошики видит, что он близок к своему пику. — Ну нет, милый, — он ухмыляется и с силой сдавливает пальцы на основании члена, так, что Хиде кривится от боли и цепляется за его запястье. — Я ещё не наигрался, не хочу, чтобы ты кончал. И, держа пальцы крепко сжатыми, Йошики наклоняется к его губам. — Изверг, — шепчет ему Хиде, нервно сглатывая, — я же с ума сойду… — Ты с ума сошёл, когда заманил меня сюда, — с усмешкой отзывается Хаяши. — Кончишь одновременно со мной, ясно? Поцелуй обжигает, Хиде нервно зализывает его губы. И его стоны сменяются тихим похныкиванием, он так и этак пытается увернуться от руки Йошики, но не тут-то было, пальцы лидера, привыкшие до судорог сжимать барабанные палочки, держат его мёртвой хваткой. Ритм движений безумный. Йошики даже не знает, на что это может быть похоже со стороны. На борьбу? Или же на страстный танец? Прижав к себе Хиде за талию свободной рукой, он обцеловывает пылающее лицо и шею, покусывает его соски, всяческим образом доводит до исступления, не переставая при этом двигаться. Мацумото похныкивает, ворочается под ним, приподнимая бёдра, насаживаясь на член. И охрипшим срывающимся голосом молит: — Пусти, Йо-чан… Дай мне кончить, дай, дай, дай! Йошики усмехается, бодая его в щёку. — Нет. Ты так мило просишь об этом, Хиде-чан… Мне это нравится. — Жестокий… Слово обрывается на середине, Хаяши в очередной раз затыкает ему рот языком, и Хиде жмурит глаза, сцепив пальцы в замок на его затылке. Но как бы Йошики ни старался, он уже и сам чувствует, что это последние моменты перед оргазмом, бурным, сметающим всё на пути. Подавшись на мгновение назад, он в секунду сдёргивает надоевшую до безумия, стесняющую его в ощущениях резинку и вновь толчком оказывается внутри, одновременно слегка разжав пальцы и мерно поглаживая его член. — Нахера тебе презерватив, если ты всё равно предпочитаешь кончать мне в задницу?! — Хиде с криком выгибается, лопатками упершись в подушки. Гибкий, тонкий, словно змея. — Больно насухую, — рычит Йошики ему в подбородок, — я не мазохист, в отличие от тебя! Последние судорожные движения в отчаянно сжимающем его теле — и он достигает своего пика, с громким гортанным стоном изливаясь внутрь. Где-то на краю помутневшего сознания мучительно кричит Хиде, судорожно дёргаясь, на его впалом животе и пальцах Йошики оседают капли спермы. Весь мокрый, еле дышащий, Мацумото трясущимися руками тянет лидера к себе, и Хаяши ложится ему на грудь, пытаясь привести в норму и собственное дыхание. Хиде каждый раз выбивает из него все силы и мысли, тело становится таким вялым, а голова пустой… Он слышит тихое кряхтение Хиде, отходящего от оргазма; Мацумото тихонько копошится под навалившимся на него телом, укладываясь поудобнее, и его пальцы зарываются в рыжие волосы, мягко массируя, успокаивая. Он шепчет что-то неразборчиво, улыбается, касается губами лба, вытягивая шею. И Йошики прикрывает глаза, сильнее вжимаясь в него. И сквозь звон в ушах слышит лишь одно слово: — Ещё…***
Это тихое, едва различимое «ещё» превращается в форменное безумие, которое длится до глубокой ночи. Йошики не считает, сколько раз оно повторяется, у него нет ни сил, ни желания думать об этом всерьёз. Как и о чем-либо вообще. Сейчас во всём мире для него существует только Хиде. Его сверкающие светло-карие глаза, в которых не осталось ничего, кроме желания. Спутанные и влажные ярко-малиновые волосы, прилипшие прядями к шее. Разомкнутые опухшие, красные губы, которыми он буквально душит Йошики, целует, не давая лидеру даже сделать лишнего вдоха. Эти его рваные, дикие движения. Хриплые крики, сливающиеся с собственными стонами. Хаяши, обнимая его за талию, покрывая поцелуями тело, невольно думает, что никогда прежде не видел его таким. Мацумото явно подстёгивают амфетамины, он обычно не может долго работать без них, наверняка воспользовался тем, что над ним не было Йошики с кнутом эти две недели. Но это не то фальшивое лихорадочное состояние, которое было в начале их связи, нет; скорее уж взрывная смесь из кайфа, вызванного наркотиками, и его собственного возбуждения, которое копилось все эти дни. Но всё-таки даже его силы не бесконечны. В чёрт знает какой раз откинувшись назад и кончив, Хиде закатывает глаза, его вопль бьётся под потолком. Явно на последнем издыхании, мокрый, красный, его горячий живот весь липкий от смешавшейся спермы. Йошики, воспользовавшись моментом, со стоном откатывается от него на бок, закинув руку на вздымающуюся грудь. — Давай отдохнём немного, Хиде-чан… — собственный голос такой хриплый, низкий, Хаяши и сам еле дышит, судорожно глотая слюну. Хиде медленно приоткрывает глаза; искусанные, опухшие, наверняка болящие губы трогает едва заметная усмешка. — Выдохся, а? — он с явным трудом поворачивается на бок, оказываясь нос к носу с Йошики. — Я тоже… Но всё равно хочу ещё… Йошики прикасается к его лбу губами. — Полежи спокойно хоть пять минут, секс-машина, — Мацумото тихонько урчит и трётся о его шею носом. — Чёрт… Я уже понял, что ты кого угодно до смерти заездить можешь, но это уж слишком! Думаю, мы оба завтра встать не сможем… — А нам и не надо, — полусонно бормочет Хидето ему в шею. — Если что, я просто позвоню на ресепшн и продлю время пребывания в номере, и всё. Йошики бездумно поглаживает его волосы, перебирая пушистые прядки. Тихонько тикают часы, где-то далеко внизу за окном потихоньку гаснут огни города. Надо бы в душ, под воду, смыть с себя всю эту усталость и липкость, но сил подняться пока что элементарно нет. — С чего ты вообще вдруг решил побыть в гостинице, а не дома? — бездумно спрашивает Хаяши, нарушая тишину. — А что, тебе здесь не нравится? — Хиде поднимает на него совершенно осоловелые глаза. — Нравится, — Йошики улыбается и гладит его по лицу кончиками пальцев. — Просто интересно. Хочу понять, что бродит в твоей розовой головке. Хиде тихонько фыркает. Пройдясь пальцами по его щеке, упирает указательный в висок и крутит им, как отвёрткой. — Глупый Йо-чан. Я же тебе сказал, — со смешком тянет он, — я задумал ночь любви. Только ты и я. И желательно в таком месте, где нас никто не найдёт и не сможет дёрнуть. Хаяши невольно усмехается. — Как ты заговорил, Хиде-чан. Ночь любви… — Даже не надейся, ты первым проиграешь, — Хиде фыркает в ответ. — Я все свои свидания называю так, если они в кровати заканчиваются. Просто звучит красиво, уж получше, чем «безудержный трах всю ночь». Он теснее прижимается к Йошики и путает пальцы в его волосах. — А вообще, — задумчиво продолжает Хиде, — я ещё и готовлюсь к будущему. Как-никак, следующие полгода будем всё время по гостиницам мотаться. Надо бы привыкнуть немного. Йошики улыбается краем рта. — Будем делить комнату, как в старые времена? — Именно, — смеётся Хиде. — Вот ведь… — Хаяши вздыхает и зарывается носом в его волосы. — Что за парадокс? Мы тогда еле денег на совместные номера наскребали, и никто не жаловался, было так весело, и работа хорошо шла… А теперь можем хоть целый отель снять под группу, а тоска такая, что сил нет. Мацумото чувствует нервозность в его голосе. — Я тебе уже говорил, мы изменились, приоритеты стали другие, — и, явно решив поднять настроение, Хиде фыркает: — Помнишь, как ты раскладывал вещи в строгом порядке и матерился, если я их трогал? Йошики смеётся. — Помолчал бы, любитель устраивать везде бардак. Вспомни лучше, как ты ночью зашвыривал штаны на шкаф, а утром начинал носиться по всей комнате, разыскивая их. Мацумото заливается весёлым хохотом. — Или как ты разок чуть на люстру не запрыгнул, увидев таракана, — продолжает Йошики, — и визжал, пока я его не убил. — Блять, это не смешно! — Хиде подскакивает и передёргивается. — Ну зачем напомнил? Ненавижу тараканов, до сих пор ненавижу. Если я таракана в комнате увижу, клянусь, я в тот же день соберу вещи и свалю нахер в другую квартиру! — Но это же не повод был так визжать, что на твои крики весь отель сбежался, — Хаяши пожимает плечами, — Хиде-чан, таракан не тигр, он тебя не съест. — Не съест, но противно же, — Хиде фыркает и жмётся к нему. — Хотя тогда, пожалуй, тараканы в гостиницах были меньшей из наших проблем. — Точно. Порой следовало радоваться даже такому жилью. Особенно вспоминая, как мы частенько оставались без денег и ночевали в итоге в фургоне. Йошики касается его лба губами. Сколько же у них воспоминаний. Они выдержали всё, прошли этот тернистый путь, не сломавшись и сумев выбраться на самую верхушку. И это их прошлое, такое яркое, что вся нынешняя гламурная жизнь просто тускнеет по сравнению с ним. Наверное, Мацумото прав, они и вправду стали другими. Тогда у них была лишь группа, громадные амбиции и общая на пятерых мечта — завоевать весь мир. Но столько всего изменилось с тех времён, из группы ушёл Тайджи, американский дебют провалился с треском, наступил долгий перерыв. И постепенно, как-то незаметно из совместной мечты это превратилось в личную мечту Йошики, остальные вовсе к этому не стремятся, их вполне устраивает то, что есть, и у них появились собственные, другие желания. Это ведь нормально. Но почему-то просто невыносимо грустно. Пальцы легонько касаются щеки, и Йошики слегка растерянно смотрит на своего гитариста. — Не грусти, Йо-чан, — тихонько говорит Хиде. — Я с тобой. И я до последнего не оставлю ни тебя, ни «X», что бы ни случилось. Обещаю.