Все мы в глубине души больны. Хотя сами порой об этом не знаем. Или не хотим знать.
Йошики всегда очень плохо спит в гостиницах. Это его извечная проблема с самого начала тернистого творческого пути «X», с тех самых времён, когда они ездили по гастролям в разваливающемся от старости фургоне и переночевать в отеле порой было для них непозволительной роскошью. Он может быть бесконечно усталым, засыпать буквально на ходу или сидеть с отсутствующим видом и даже не моргать, но всё равно, оказавшись на незнакомой постели, будет ворочаться и мучиться от невозможности задремать. Всегда либо кровать слишком жёсткая, либо подушка плоская, отчего у него мигом начинают болеть шея и голова, либо одеяло чересчур тонкое, либо слишком шумно… А Хиде смеётся и говорит, что он слишком привередливый. Но сегодня, похоже, бессонная ночь, дождь, от которого болит голова, дорога от Татеямы до Токио и игры утомили его так, что он попросту отключается, прижавшись к этой самой подушке. И просыпается, как обычно, около восьми, чувствуя себя вполне бодрым и отдохнувшим. Свет в комнате серый, за панорамным окном, на которое кто-то заботливо опустил плотные жалюзи, по-прежнему шумит дождь. И в кровати Йошики снова один. Вздохнув, Хаяши трёт ладонью лоб, отбрасывая с него спутанные волосы, и садится на край постели, потягиваясь. Удивительно, даже шея уже так не болит. Неужели Хиде ухитрился найти такое место, где лидеру по-настоящему комфортно… Улыбка волей-неволей трогает губы. Как же это мило. До острого слуха доносится щелчок шпингалета на двери ванной, и спустя пару секунд в поле зрения появляется Хиде. Явно свежеумытый и побритый, но всё ещё невероятно лохматый, волосы смешно торчат в разные стороны и свешиваются на лицо. А на его плечи накинута белая рубашка Йошики. Она велика ему, и Хиде в ней кажется ещё более хрупким, чем есть на самом деле. — Йо-чан! Ты уже проснулся? — широкая улыбка, искренняя и оттого такая непривычная, озаряет его лицо, он подходит ближе и плюхается на постель рядом, поджимая под себя худые коленки. — Хорошо. А я уж думал, ты весь день проспишь. А будить тебя не хотел, ты так сладко спал… Йошики гладит его по лицу кончиками пальцев, подхватывая прядки волос и отводя их в сторону. А Хиде, тихонько фыркнув, опускает глаза. — Извини, что взял твою рубашку… — Ерунда. Она тебе идёт, — Хаяши улыбается краем рта, пальцами скользнув по его шее за воротник. — Велика только. Почему ты никогда не носишь белые рубашки? Хиде по-птичьи наклоняет набок голову и напускает на лицо задумчивое выражение. — Не знаю. Они для меня слишком официальные. Чувствую себя просто скованным по рукам, когда надеваю рубашку… А если натянуть костюм строгий — ещё хуже. Не критично, но очень неприятно. — Вот уж глупости… Это же всего лишь одежда. Йошики тянет его к себе и обнимает, устраивая голову на плече. Гладит ладонью его худую спину, прихватывает легонько за мочку уха. И уже сам еле сдерживается, чтобы не заурчать. Как же он соскучился по таким утрам. Эти две недели и вправду теперь кажутся целой вечностью, он невольно думает, что ему просто хочется каждое утро, проснувшись, обнимать своего гитариста вот так. — Глупости глупостями, а я себя некомфортно чувствую. Представь, что у тебя на руках кандалы железные, — Мацумото фыркает, — а на шее кожаный ремень, который тебя душит. И поймёшь, каково мне в этих рубашках. — Тогда снимем её с тебя, а? Дёрнув его за руку, Йошики опрокидывает его на постель, тут же наваливаясь сверху. Пальцы быстро расстёгивают три нижние пуговки и разводят в стороны края, ладонью он ведёт по горлу вниз, к груди и животу. Мацумото слегка кусает губу и щурится, игриво глядя на него из-под чёлки. — Хех. Какой Йо-чан сегодня бодрый. — Ещё бы. Я удивительно хорошо выспался, — довольно отмечает Йошики. — Даже не помню, когда в последний раз так хорошо себя чувствовал. Хиде усмехается краем рта и шутливо поддевает пальцами его подбородок. — Да ты в отключке был. Даже не шевельнулся, когда я встал, — он фыркает и демонстративно прикрывает глаза, — хотя вывернуться из твоих нежных ручек было той ещё задачкой, пришлось повозиться. Я даже удивился, раньше-то ты от любого шороха просыпался и начинал ворчать, а тут ни гу-гу. Вот что секс животворящий делает, а? Обняв Йошики за шею, Хиде вытягивается и впивается ему в губы, и Хаяши прижимает его к подушкам, не менее жадно отвечая. — Эй. Я еще не успел зубы почистить, — со смешком шепчет он в секундных перерывах между рваными поцелуями. — Плевать, — не сдаётся Мацумото. — Всё равно потом снова умываться придётся. Йошики невольно касается его щёк самыми кончиками пальцев, прикрывает глаза и чувствует, как гитарист требовательно забрасывает ногу ему на поясницу, явно чтобы не дать отстраниться. А коленом другой ноги легонько давит на живот. Явно намекает, что можно перейти к более решительным действиям. Но самому Хаяши этого сейчас совсем не хочется. Нужен перерыв. — Что-то я даже не успел вчера спросить, — он отлепляется от губ и смотрит в лицо Хиде, — как там твои записи? Хидето улыбается. — Прекрасно. Если будем так продолжать, то скоро закончим с альбомом. Но я пока об этом не думаю. «Х» и тур для меня сейчас важнее всего, все остальные дела подождут. Йошики целует его в острую скулу. — Я очень ценю твою преданность, Хиде-чан. Ты ведь знаешь об этом? — Знаю, — мурлыкает в ответ Хиде, зарывшись пальцами в его волосы. И тут же слегка язвительно добавляет: — Не беспокойся, я так говорю не для того, чтобы к тебе подлизаться. Работы ещё много предстоит, и всё идёт так, как должно, я не вижу смысла торопиться и бежать впереди паровоза. Сейчас тур, а потом ты нас отпустишь на время, и я займусь своей сольной работой. Всему своё время. Слушая его спокойный, чуть хрипловатый голос, Хаяши трётся носом о его щёку и невольно улыбается. Мацумото почти всегда с лёгкостью жертвует своими делами ради группы, так было с того самого времени, как он начал параллельно делать сольную карьеру. Тогда Хиде вкладывался по полной программе, он носился как смерч, с бешеной скоростью писал песни и музыку, планировал тур, но без тени сомнений и мгновенно откладывал все дела, если нужно было присоединиться к Йошики и остальным ребятам. Грустно лишь то, что Хаяши теперь даже не знает, чем отплатить ему за эту невиданную преданность. Хотя, зная Мацумото, тот вряд ли об этом задумывается — Хидето обычно не ищет никакой выгоды, делает то, что нужно, не рассчитывая на вознаграждение. И Йошики немало удивляет, как в Хиде может одновременно сочетаться невероятное чувство ответственности, которое подталкивает его на решительные действия, и откровенное раздолбайство в виде пьянства и пристрастия к наркотикам. — Йо-чан, — Хиде, явно удивившийся повисшему молчанию, округляет глаза и обхватывает его лицо ладонями, — ты о чём думаешь? У тебя странное выражение лица… Йошики, хмыкнув, прикладывается губами к кончикам его пальцев. — По-твоему, я могу сейчас о чём-то серьёзно думать? Наклонившись, он перехватывает губами тихий вздох, вырвавшийся у гитариста. Целует почти нежно, не пытаясь втянуть его во что-то большее, но Хиде, как и обычно, нежным ему быть не даёт — покусывает требовательно губы, тянет к себе в рот его язык. Вот же любитель жестокости. А Йошики намеренно ему не уступает, поддразнивает неторопливой лаской. Кончики пальцев вновь касаются его шеи, щекоткой пробегают к торчащим ключицам. А скользнув за расстёгнутый воротник рубашки, легонько дёргают длинные розово-чёрные прядки волос. Если о чём Хаяши сейчас и думает, то лишь о том, что ему хочется, чтобы время остановилось. Вот так просто. Чтобы стрелки на циферблате часов замерли, оставив ему возможность долго-долго, до бесконечности прижимать вот так к себе Хиде и нежно касаться зацелованных губ. И чтобы всё это так навсегда и осталось в этом огромном гостиничном номере. Но это ведь невозможно. Ещё буквально несколько часов, которые наверняка пролетят так быстро, и настанет время возвращаться в реальность и выпустить его из объятий. А ведь Йошики всего пару месяцев назад беззлобно посмеивался, когда Хиде ныл, что хочет целый день валяться в кровати с ним в обнимку… Похоже, Хаяши и сам уже не осознаёт, до какой же степени прикипел к своему гитаристу. Вчера думать об этом особо не было времени, когда Хиде набросился на него прямо с порога, зато сейчас, когда они оба слегка остыли, этого времени стало чересчур много, и в голову лезут дурацкие мысли. Йошики тихо шипит и невольно кусает его губу. «Ни за что не признаюсь. Ни за что…» Тонкие пальцы привычно запутываются в его волосах. Хиде тихонько фыркает, отлепляясь от него, и Хаяши почти ложится на него, носом упершись в щёку и пристально глядя в глаза. Он тщетно пытается понять, о чём сейчас думает сам Хиде. Но бесполезно. Мацумото такой эмоциональный, но при этом никогда не получается сообразить и угадать, что же крутится у него в голове. Он удивительный. — Пойду умоюсь, — быстро чмокнув его напоследок, Йошики садится на край постели. Потягивается привычно, забыв об осторожности. И тут же оказывается наказан за это — чуть выше лопаток мгновенно вонзается тупой раскалённый нож, вкручивается в мышцы, и он вскрикивает, стискивая зубы. Едва не ослепнув и не оглохнув от боли, Хаяши едва-едва чувствует, как Хиде прижимается к нему со спины, растерянно растирая пальцами больную точку. — Йо-чан… — он жмётся к его плечу и тревожно замечает: — Тебе надо ко врачу, нельзя такое без внимания оставлять. — Был уже, — равнодушно бросает Йошики. — Ничего нового мне не сказали. И не скажут. Шейные позвонки новые у меня от похода к доктору не вырастут, ничего не поделаешь. Мацумото с беспокойством покачивает головой. — Но как ты будешь в туре играть, если даже потянуться нормально не можешь? — Как-нибудь, — отвечает Хаяши сквозь зубы. — Я же сто раз говорил, я буду играть, пока могу. А дальше уже плевать, что со мной будет. На секунду в комнате повисает пауза, а потом Хиде вдруг раздражённо фыркает. — Плевать ему, блин. Эгоист хренов, — он за плечо поворачивает лидера к себе, упираясь лбом в лоб. В глазах явно видно недовольство, и Йошики вздрагивает. Ещё одна пугающая его черта в те моменты, когда Хиде на амфетаминах — он мгновенно разгоняется от полнейшей разнеженности до такой злости, что легко может поднимать инструменты и швырять их в головы окружающим, да ещё в эти моменты в его тощих руках невесть откуда появляются жуткие силищи. — На себя плюй сколько хочешь. Тебе-то что, и вправду, закончишь карьеру и всё. А вот с «Х» что тогда будет? Хаяши дёргается, эта мысль и его самого время от времени посещает, и он, к собственному разочарованию, не может найти на этот вопрос нормального ответа. Напрашивается только один — группе понадобится другой барабанщик, что ребята наверняка встретят в штыки. Да и Йошики с трудом себе представляет, что его законное место за ударной установкой займёт кто-то другой. — Лидером я быть не перестану, — констатирует он с лёгкой усмешкой, — и продюсером тоже, «Х» по-прежнему останется под моим крылом. — Ага. А барабанщика твоего уровня мы где найдём? — криво улыбается Хиде. — Даже не просто барабанщика, а три в одном с клавишником и композитором? — Да где угодно, — Йошики пожимает плечами. — Музыкантов полным-полно. Как только станет известно, что «Х» ищет ударника, очередь из желающих до Йокогамы выстроится. Уж наверняка найдётся кто-то подходящий. — Не найдётся, — конкретно отрезает Мацумото, зло прищурив глаза. — Второго такого, как ты, всё равно не будет. И группа без тебя не группа, как она, по-твоему, останется без головы? — он усмехается и прижимается губами к шее. — Так что лучше побереги свою шею, Йо-чан. Потому что конец твоей карьеры барабанщика — это конец «Х». Йошики только тяжело вздыхает и упирается в его лоб, с горечью понимая, что он, в целом, прав. — Мне придётся выступать в уродливом гипсовом корсете… — Ничего страшного, не так уж он тебе попортит внешний вид. Будешь надевать его, садясь за барабаны, а потом сразу снимать. И потом, — на полном серьёзе заявляет Хиде, — поверь, в инвалидном кресле потом ты будешь выглядеть ещё уродливее. С явным садистским удовольствием заметив, как Йошики передёргивается, Мацумото жмётся к нему и урчит довольно в шею. — Хотя… Йо-чан в инвалидном кресле, — вдруг похабно шепчет он, — весь в бинтах, такой слабый, беззащитный… Как Аянами Рей… Аргх, ну и фантазии. Йошики фыркает, вспомнив упомянутую им девочку с голубыми волосами, героиню аниме «Евангелион», которое не далее как месяц назад благополучно начало выходить на телевидении. Сам Хаяши телевизор не смотрит, у него нет на это времени, но аниме прогремело и за столь короткое время заполонило собой буквально всё, оттого он уже знает и персонажей, и некоторые сцены. А вот Хиде с вожделением ждал этот сериал и, как Йошики знает, залпом глотает теперь все серии и жадно ждёт добавки. — Я не покрашу волосы в голубой цвет, не надейся. И красные линзы носить не буду, — Хиде делано обиженно надувает нижнюю губу. — И вообще, с каких это пор у тебя появился фетиш на бинты? — Это называется «свейт», Йо-чан, — мирно поясняет Хиде, и Йошики невольно усмехается. Вот же любитель и знаток всяких извращений. — Не знаю, недавно. А что, разве бинты, повязки и пластыри — это не красиво? — Нет, — спускает его с небес на землю Хаяши, — это только в аниме красиво, а в жизни травмы, знаешь ли, дело весьма неприятное. — Так я и не говорю про травмы, я говорю только про повязки… — задумчиво тянет Мацумото и передёргивается. — Раны всякие я и сам видеть не могу, тошнит от вида крови. Йошики дотрагивается губами до его лба. — Вот ведь. То у тебя мазохизм, то БДСМ, теперь бинты… Интересно, ты когда-нибудь согласишься просто тихо и мирно заняться сексом? — А-ля супружеские пары? — Хиде ухмыляется. — Раз в неделю, по четвергам, в миссионерской позе под одеялом и при выключенном свете? Ни за что. Это же так скучно. — У тебя слишком странные понятия о жизни женатых пар, — констатирует Йошики. — Откуда ты знаешь? Нечего рассуждать так, будто ты лет двадцать уже в браке живёшь, — Хиде усмехается, — видимо, у тебя тоже эти понятия странноватые, раз ты ни разу не женился. А ещё ты временами бываешь слишком занудливым, Йо-чан. У тебя тоже наверняка есть что-то особенное, от чего ты возбуждаешься. Ведь если подумать… — выпустив Йошики из объятий, он обваливается на подушку, запахивает рубашку и облизывает губы. — …То такая вещь найдётся у каждого. Все мы в глубине души извращенцы. У всех есть болезненные фантазии, надо их лишь нащупать. Просто не у всех хватает смелости, чтобы признать это, вот и всё. Протянув руку, Мацумото гладит запястье своего лидера и хитро улыбается. — Ну же, Йо-чан. Поделись секретом, что тебя заводит? Йошики хмыкает и поддевает пальцами его подбородок. — Ты меня заводишь, — томно тянет он. — Вот тебе и настоящий ответ на вопрос, что я в тебе нашёл. Ты мой фетиш, болезненная фантазия, вот и всё. Хиде на секунду распахивает глаза, но тут же смеётся. — Не-е-ет, это слишком обширно. Не говоря уж о том, что ты уже более чем искренне мне объяснил причину. Нужно что-то более конкретное. Стараясь не делать резких движений, чтобы затихшая боль не вернулась, Йошики ложится ему на грудь. Молчит, прислушиваясь к биению сердца. И густо сглатывает, закрывает глаза. Эти удары глухим эхом разлетаются у него в голове. — Я возбуждаюсь, когда представляю, как ты трогаешь себя, пока я не вижу, — чуть слышно произносит он. — А ещё мне иногда кажется, что я могу испытать оргазм, просто слушая твоё сердцебиение. И это почему-то касается только тебя, Хиде-чан, я ни с кем ни разу не чувствовал подобного. Это… Странно, да? Хиде гладит его по волосам. — Нет, не странно. Вполне безобидно. Даже мило немного, — явно почувствовав, как Йошики вздрагивает, Мацумото целует его в макушку. — Не беспокойся, я никому не расскажу. Мне будет льстить мысль, что только я знаю, какую кнопочку надо нажать, чтобы управлять тобой. Хаяши усмехается краем рта и дёргается, пытаясь вывернуться из его цепких объятий. — Пусти меня умыться уже, фетишист. Хиде с явной неохотой подчиняется и, опершись локтем на подушку, наблюдает, как он встаёт с постели. — Йо-чан, — его голос настигает на пороге ванной, Йошики вздрагивает и оборачивается. Хиде кладёт руку на телефонную трубку и многозначительно улыбается. — Так мне продлевать аренду номера? Йошики усмехается краем рта. — А ты выдержишь ещё сутки-то в таком режиме? — Может быть, — томно проговаривает Хиде, поднимает трубку и тут же кладёт её на место. А глаза загораются огнём. — Хм, нет. Лучше я позвоню туда, когда ты будешь меня трахать. Представляю себе их лица. И он весело хохочет.***
Вечереет. Плотные жалюзи не пропускают в номер ни луча света, и дождь всё ещё глухо стучит каплями по стеклу. Похоже, он и не собирается заканчиваться, Токио теперь долго будет как в чёрно-белом кино. Прижавшись головой к плечу Хиде, Йошики пытается привести в норму своё дыхание. Полное ощущение, что с таким весельем его астма, об исчезновении которой он рассказывал Коки, радостно прибежала назад. — Йо-чан, — Хиде тихонько зовёт его, и он приподнимает голову. — Знаешь, я сейчас думаю кое о чём… Йошики многозначительно поднимает бровь и тянется к нему убрать чёлку с горячего мокрого лба. — О чём? — У тебя же через пару дней день рождения. Хаяши вздрагивает, но тут же напускает на лицо каменное выражение и ложится обратно ему на плечо. — Угу. — «Угу», — передразнивает его Мацумото. И задумчиво тянет: — Ты думаешь о том, как хочешь его отметить? — Никак, — слегка раздражённо бросает Йошики, и Хиде изумленно кашляет. — Работать будем. — Почему? — растерянно спрашивает Хидето, хлопая ресницами. — У тебя же юбилей всё-таки, большое событие, неужели тебе не хочется повеселиться с друзьями и отметить как следует? Под «как следует» Хиде явно подразумевает огромную пьянку в ресторане. И Йошики слегка недовольно морщится. — Абсолютно не хочется. Чему радоваться-то? Мне исполнится тридцать, шея изводит, работы невпроворот, группа трещит по швам, альбом всё откладывается без перерыва. Одни неприятности. Хиде округляет глаза, но тут же смеётся и гладит его. — Да ладно тебе, расслабься. С неприятностями разберёмся, шею подлечишь, а уж возраст точно не то, из-за чего следует переживать. Я тоже в прошлом году уже умирать собирался и стариком себя считал. А теперь говорю тебе как самый старший член группы — после тридцати жизнь только начинается. Может, у него эта жизнь и началась, а Йошики этого рвения не разделяет. Хаяши на протяжении последних двух лет моментами видит себя просто омертвевшим цветком, который своё уже отцвёл и теперь просто медленно угасает. — Да дело не только в этом, Хиде-чан. Меня дни рождения перестали радовать с того самого момента, как… — он запинается. — Как папа ушёл, вот. Я просто в один момент вдруг осознал, а зачем радоваться тому, что ты стал на один год ближе к собственной смерти? Мацумото округляет глаза. — Ну и ну, какие мрачные размышления, однако. Сильно же тебе это на психику надавило… — А не должно было? — Йошики разом ощетинивается. — Представь себе, что ты, десятилетний, возвращаешься из школы, а отец, с которым ты вечером накануне гулял в парке и который казался абсолютно весёлым и довольным, просто лежит на футоне неподвижно, а мать дрожащим голосом тебе говорит, что он уснул и не может проснуться! Думаешь, это не удар по психике был? Хиде вздрагивает и быстро прижимает его к себе. — Прости. Конечно, это ужасно… — он целует в лоб. — Ужасно, даже представить себе не могу, что ты тогда пережил… Хаяши упирается лбом ему в шею и кривится. — Вот и закрыли тему. День рождения я отмечать не буду, и всё. Хиде тяжело вздыхает и замолкает. Но спустя пару минут вновь подаёт голос: — А что бы тебе хотелось в качестве подарка? Мне ты уже пообещал Таити и коттедж над морем, а вот что тебе самому хочется — так и не сказал. Я же должен тебе что-нибудь подарить. Йошики только вздыхает. Когда они разговаривали об этом перед отлётом в Лос-Анджелес, в аэропорту, казалось, что до дней рождения, что до его собственного, что до Хиде, ещё так далеко… Быстро же всё-таки бежит время. — Хочешь, я подарю тебе себя? — весело бормочет Хиде, опрокинув его на спину и весело блестя глазами. — Обмотаю себя красной ленточкой и позволю тебе делать со мной всё, что ты захочешь? Йошики гладит его по лицу и щурит глаза. — Ты и так мой, Хиде-чан. Пока мы продолжаем играть, ты в любом случае никуда от меня не денешься. — Ну а что тогда? — Хиде округляет глаза. — У меня нет никаких идей. Думал, ты хоть подскажешь, чего тебе хочется. — Ты вряд ли сможешь подарить мне то, что я хочу, Хиде-чан, — помолчав секунду, Хаяши вновь тяжело вздыхает. — Я сейчас мечтаю о том, чтобы в группе всё стало как прежде. Но это ведь невозможно, одного моего желания явно маловато, — Хиде в ответ растерянно кусает губу. — А ещё я хочу, чтобы этот тур нормально начался и спокойно прошёл без неприятностей. Что тоже представляется маловероятным. В глазах Мацумото мелькает огонёк. Он прижимает Йошики к себе и целует его в лоб. — Ну почему же не могу. Я могу тебе пообещать, что со своей стороны сделаю всё, что смогу, чтобы тур прошёл нормально, выложусь на полную. Если тебя это порадует… Йошики горько усмехается и упирается ему в шею лбом. — Спасибо, Хиде-чан, — произносит он после некоторой паузы. — Но лучше не обещай мне невозможного. Я уже не маленький мальчик. И в чудеса не верю.