Реплика

      — Ну вот, посмотри, что ты наделал…       Хиде озадаченно ощупывает пальцами проступающие под тонкой кожей рёбра. Мрачноватый свет уличного фонаря просачивается в комнату через приоткрытое окно и тонкие занавески, скользит по широкой постели, играя мелкими жёлтыми бликами по смятым простыням, а Мацумото буквально каждую секунду вздрагивает и кривит губы, едва пальцы находят новую болевую точку.       — Больно? — почти виновато тянет Йошики, приподнимаясь на локте. Он осторожно тянет Хиде к себе за руку и прижимается губами к макушке, зарывается носом во встрёпанные влажные волосы. — Прости, пожалуйста… Я не нарочно, честное слово.       Сколько это уже повторяется? Хаяши всегда хватает сил, чтобы запросто сбрасывать с постамента ударную установку и разбивать её в хлам стойкой микрофона, и он каждый раз думает, что хорошо умеет рассчитывать эти самые силы. Но всё же в некоторые моменты это умение полностью ему отказывает — как только они оказываются в кровати, Йошики теряет всякие тормоза. В порыве безумных чувств, борясь с сокрушительной волной оргазма, уносящей прочь, он слишком крепко обнимает Хиде, буквально стискивает его до треска в костях. Йошики просто не хочет отпускать его ни на секунду, не хочет расставаться с ним. И в итоге, абсолютно того не желая, то и дело причиняет ему вред.       — Серьёзно? — Хиде криво улыбается краем рта, закинув руку ему на шею и сгребая в кулак пряди рыжих волос. Потянув легонько, целует в подбородок, в шею под ухом.       — Что? Только не говори, что проклянёшь меня за это и не простишь до конца жизни.       Йошики невольно усмехается, вспомнив, как это случилось в первый раз, когда они ещё толком не привыкли друг к другу. Мацумото тогда долго шипел на него с утра и не давал к себе притронуться. Но с каждым разом его реакция будто становится всё менее острой — кажется, он всё-таки потихоньку привыкает и относится к этому, как к чему-то неизбежному, знает, что Хаяши всё равно не справится с собой и будет обнимать его крепко-крепко.       — Если бы хотел, давно бы уже проклял и послал куда подальше, поверь, — фыркает Хиде и всё же, пошевелившись, поднимает на него глаза. В светло-карих радужках, кажущихся сейчас, в темноте, почти прозрачными, плещется какая-то незнакомая Йошики печаль и отголоски смертельной усталости. Ничего удивительного. Последняя неделя перед началом тура всегда самая тяжёлая — множество дел, репетиции почти сутки напролёт, да ещё эти бессонные ночи. — Просто… Я не понимаю, за что ты просишь прощения, Йо-чан? За то, что чувствуешь, когда мы вместе?       В сердце что-то неприятно ёкает. Йошики целует его в губы, пытаясь справиться с замешательством. А что он чувствует, когда они вместе? Он сам не может понять. Понимает лишь то, что его позиция в их игре становится пугающе шаткой, какие-то эмоции всё-таки просачиваются в него. Это сложно назвать любовью, но Йошики чувствует, что попросту привязывается к своему гитаристу всё больше с каждой такой вот ночью. И ему это, к слову, совершенно не нравится.       — Нет. — Мацумото в его объятиях вздрагивает и опускает ресницы. — Скорее уж за то, что эти чувства могут заставить меня сделать.       Йошики верит в то, что говорит. Но побаивается собственных слов. Просто он знает, что если Хиде задаёт какой-то вопрос, он должен получить на этот самый вопрос исчерпывающий ответ, каким бы тот ни оказался.       Впрочем, в лице Хидето не вздрагивает ни один мускул. Если его это и волнует по-настоящему, то он этого абсолютно не показывает. Хиде долго смотрит на Йошики, молча, не отводя взгляда лучистых глаз. В этом расслабленном лице едва ли можно уловить хотя бы тень тех эмоций, которые наверняка терзают его — почему-то Йошики кажется, что и Хиде уже не воспринимает их отношения просто как возможность весело и с удовольствием провести время. Но не может понять, о чём же он думает. Моментами Мацумото словно надевает маску, невидимую, но очевидную и абсолютно непроницаемую.       Хаяши даже нервно сглатывает. Какая же неуместная мысль.       — Ничего ужасного они тебя сделать не заставят. В худшем случае будет парочка синяков. Они быстро пройдут, — наконец спокойно отмечает Хиде, встряхивает головой и отстраняется от него, садясь на край кровати. Потягивается, разминает затёкшую спину. Осмотр окончен, никаких страшных и угрожающих жизни ран не обнаружено.       — Я мог сломать тебе рёбра.       Йошики возражает, на собственный взгляд, более чем резонно. Гладит его по плечу, слегка царапает разгорячённую кожу ногтями.       — Но не сломал же, — упрямо качает головой Хиде, натягивая очередной бесформенный свитер.       В последнее время он постоянно мёрзнет, даже дома. Всё время укутывается в эти огромные свитера и водолазки, натягивает их воротники чуть ли не на подбородок, а рукава — до середины ладоней. Хиде прячет чёрные синяки на шее и шрамы на запястье от глаз журналистов, да и от комплексов Йошики его так и не отучил. И Хаяши каждый раз тихо матерится, вытряхивая его из этих необъятных кофт.       «Пока тебя разденешь, Хиде-чан, уже утро настанет».       Впрочем, раздражало ли его это когда-нибудь? Скорее нет. Просто Йошики каждый раз ловит себя на мыслях о том, что Хиде так беззащитно выглядит в этих свитерах. Так мило укутывается в них, так очаровательно прячет нос в высоких воротниках.       Длинные ногти почти до крови вцепляются в собственные ладони, и, чтобы перестать наконец загонять себя в тупик, Йошики садится на колени, кидая взгляд на окно. Косые капли так и колотятся в стекло, поблёскивая в свете фонаря. По опустевшей улице бегут потоки воды, покрытые крупными пузырями. Последние дожди уже, наверное. Декабрь на носу, скоро снег выпадет.       Обычный вечер. Тихий, дождливый. Принадлежащий только им двоим.       А уже завтра — переполненный вокзал и скоростной поезд до Ямагаты. И снова эти глаза, полные печали и смертельной усталости.       Не думать об этом. Только не сейчас.       — Может, останешься всё-таки, Хиде-чан? Хотя бы до утра.       Йошики утыкается носом ему в плечо, обнимает обеими руками, и Хиде вздрагивает.       — Нет, Йо-чан, поеду. Мне ещё вещи собрать надо… Не хочу завтра это делать в спешке, опять что-нибудь забуду, — услышав вздох Йошики, он оборачивается и улыбается. — Эй. Не вздыхай так, будто мы на месяц расстаёмся. Ты ещё сто раз успеешь от меня устать в туре.       — Это вряд ли. Мне уже кажется, что я физически не могу от тебя устать.       Поцеловав Йошики в висок, Хиде встаёт и застёгивает ремень на брюках. А Йошики откидывается обратно на смятую подушку, подпирая рукой голову и наблюдая за ним.       — А, Йо-чан, — вдруг подаёт голос Мацумото и оборачивается. Его лицо принимает озадаченное выражение. — У меня есть к тебе просьба.       — Какая? — Йошики вскидывает брови.       Хиде слегка переминает ткань водолазки пальцами и опускает глаза, словно ему неловко это говорить.       — Слушай, я знаю, что у нас команда уже укомплектована и всё такое, но… — он нервно сглатывает. — Можно Хироши поедет с нами? В качестве моего помощника…       Хаяши вздрагивает.       — Зачем? Тебе нянек мало?       — Да не в няньках дело, — Хиде трёт пальцами щёку. — Понимаешь, он же совсем недавно начал работать моим менеджером, только с весны… Я хочу, чтобы он набирался опыта. Может, он понаблюдает за нашими ребятами и что-нибудь запомнит…       Йошики отводит глаза и запускает руку в спутавшиеся волосы. Ничего себе такая просьба за несколько часов до отъезда. Хорошо хоть Хиде не перед посадкой в поезд его об этом попросил. Да ещё перспектива провести несколько месяцев почти неотлучно в компании человека, который явно не питает к Йошики особо добрых чувств после того разговора, не сильно-то радует.       — Пожалуйста, Йо-чан, — тихо добавляет Хиде, явно поняв, что он в замешательстве, и складывает ладони. — Для меня это очень важно.       Его глаза тускло поблёскивают в полутьме, уголки зацелованных губ слегка подрагивают. Йошики вздыхает.       — Хорошо, — бросает он, и Мацумото с силой прижимает к груди кулаки. — Только присматривать за ним будешь сам.       — Не беспокойся, он к тебе и близко не подойдёт. Я пригрозил его уволить и прекратить общение, если он это сделает, — Хиде усмехается. — Он будет работать, общаться только со мной и персоналом.       — Да я не за это волнуюсь, Хиде-чан. Он сам-то как это воспримет? Столько времени в незнакомой компании?       — Нормально. Пусть привыкает, — отзывается Хиде бездумно и поворачивается. — Проводишь меня до двери?       Хаяши лениво тянется за рубашкой и, накинув её на плечи, следует за ним в прихожую. Уже на пороге, поправляя воротник куртки, Хиде поворачивается к нему и быстро целует в губы.       — Йо-чан, — он улыбается краем рта, — ты самый лучший. Ты ведь это знаешь?       Такая его улыбка, тёплая и ласковая, с недавних пор вызывает у Йошики меланхолию, потому что он зачастую, просыпаясь в одиночестве, не знает, как ему быть без этой самой улыбки. И невольно вспоминает старые времена, когда Хиде улыбался так почти постоянно. Когда он ещё не подсел на амфетамины.       Хиде, не дожидаясь его ответа, бодает его носом в щёку и, тихо смеясь, выскальзывает за дверь. Йошики прислушивается к его шагам, к тому, как постукивают по ступенькам каблуки. И только когда они стихают, запирает дверь и идёт обратно в комнату. Садится на смятую постель и закуривает.       «Так не может больше продолжаться…»       Опять эта дурацкая мысль. В последнее время она всплывает в голове всё чаще; тихим шёпотом звучит в ней постоянно, и этот шёпот становится громче, когда Йошики остаётся в одиночестве. Он всей кожей ощущает, что эта игра начинает принимать совсем уж изощрённые формы, становится слишком жестокой. Вернее, не сама игра, а мысли о проигрыше в неё. Они не могут сдаться. Потому что если кто-то из них признает себя проигравшим, второму, по их условию, придётся послать этого проигравшего к чёрту, а это будет мучительно. По крайней мере, для Хаяши уж точно, причём для него уже неважно, пошлёт ли его Хиде в итоге или Йошики придётся послать его самому — он не видит в этом разницы, важно лишь то, что он потеряет Хиде-любовника, которого только-только начал раскрывать и узнавать для себя.       Ему так хотелось бы узнать, что об этом думает Мацумото. Только вот узнать, не спрашивая. Понять это по его эмоциям, по его глазам. Они ведь никогда не говорят о том, что делает их уязвимыми друг перед другом. Вот только Хиде куда лучший актёр, чем Йошики. Он с детства привык скрывать боль за улыбкой, и заглянуть за эту непроницаемую маску совсем непросто.       Не самые лучшие раздумья перед началом долгожданного тура. Йошики, хмыкнув, тушит сигарету в пепельнице и откидывается на подушку. А раз сдаваться нельзя, значит, у них обоих есть только один вариант — держаться, продолжать играть. И надеяться, что они оба смогут выдержать это достаточно долго.

***

      Потихоньку жалеть о том, что поддался на просьбу Хиде, Йошики начинает уже с самого приезда на вокзал. Буквально всю поездку он чувствует на себе внимательный и неодобрительный взгляд Хироши. Тот, видимо, чтобы не злить брата, держится на расстоянии и не подходит слишком близко, но не сводит с них глаз, щурится и вздрагивает каждый раз, когда весёлый Хиде вроде как в шутку повисает у Йошики на шее. И, закрыв глаза, считая в уме до десяти, Хаяши старается убедить себя, что просто слишком нервничает и ему это кажется, однако его самовнушение мало чем помогает. Словно он сам ощущает, как Хироши, наблюдая за ними, раздражается и только скрипит зубами от собственного бессилия, понимая, что взбрыкнуть не получится.       Пытаясь абстрагироваться от всего этого хоть ненадолго, Йошики бездумно, почти невидящим взглядом смотрит в окно, наблюдает, как проносятся мимо поезда серые осенние пейзажи городов. Хиде, как и в самолёте, спит, привалившись головой к его плечу; между ними на широком подлокотнике кресла — Walkman c наушниками, один на двоих. Слегка наклонив голову, Хаяши утыкается губами в его висок, а пальцами аккуратно снимает надвинутые на глаза тёмные очки. И вздыхает тихонько, увидев покрасневшие веки и тёмные круги под глазами.       Хиде совершенно измотан. Йошики даже и не помнит, чтобы когда-нибудь видел его таким выжатым, раньше Хидето, наоборот, даже к концу тура оставался бодрым и весёлым и резко выделялся этим на фоне уставших ребят. Конечно, может, проблема в амфетаминах, которые сейчас Хаяши ему принимать не даёт… Но Йошики почему-то кажется, что дело не в этом. Просто возраст потихоньку даёт о себе знать. Несколько лет назад Хиде хватало сил вытаскивать на себе и работу в «Х», и сольный проект, а сейчас, видимо, как бы он ни притворялся, возможности уже не те, да и крепкое тело потихоньку начинает ломаться и отказывать — сухожилия, общая их с Йошики болезнь, изводящее его плечо.       Нащупав его руку, Хаяши поворачивает её ладонью вверх. Гладит пальцами запястье, слегка массирует, разминает, как бы невзначай задерживая подушечки на грубых шрамах. Тяжело это, чувствовать, что Хиде ломается, и ощущать собственное бессилие. Если бы только Йошики мог помочь ему хоть чем-нибудь… Да только Мацумото же сам ему не даёт этого делать.       Йошики целует своего гитариста в макушку и тут же снова чувствует на себе недобрый взгляд. Подняв глаза, он натыкается ими на Хироши, сидящего в соседнем ряду. И Хаяши отвечает ему максимально холодным взглядом, на какой только способен. Усмехается, увидев, как тот мигом отводит глаза. Йошики никому не позволит встать между ним и Хиде, только не в этом туре. И ночью Йошики заставит Хиде кричать так, чтобы Хироши наверняка услышал.       Но вся сонливость и слабость Хиде развеивается, стоит им только забросить вещи в гостиницу и добраться до спортивной арены, на которой уже завтра и должен состояться открывающий тур концерт. Впрочем, собственная усталость Йошики тоже, по ощущениям, слегка откатывается на второй план, о ней некогда думать, он полностью погружается в изучение и проверку всего, что их окружает, чтобы не вышло никаких недоразумений. Поклонники долго этого ждали, нельзя позволить себе облажаться.       — Так облегает… Непривычно даже. По-моему, он чуть меньше, чем должен быть…       Йошики, приоткрыв один глаз, наблюдает за ним, пока он примеряет один из костюмов. Кожаный пиджак в расцветке под крокодиловую кожу, который Хаяши кое-как уговорил Хиде надеть не на футболку, а прямо на голое тело, и такие же брюки и впрямь непривычно очерчивают контуры тела. Мацумото обычно избегает облегающей одежды даже на концертах, стесняется. Но она так безумно идёт ему, костюм скрадывает угловатость фигуры, Хиде кажется худым, но не удручающе тощим, как обычно. К тому же, этот костюм будет отражать собой освещение на сцене и менять цвет в зависимости от него, это тоже придаст определённый шарм.       — А по-моему, в самый раз. Если бы он был больше, казалось бы, что ты его у кого-то отнял и он на тебе плохо сидит.       Хаяши усмехается, закинув ногу на ногу, и Хиде поворачивается к нему. Глаза у него странно поблёскивают; Хидето медленно приподнимает руку, сгибает её, явно представляя, как придерживает гриф, и морщится от того, как ткань тихо поскрипывает.       — Да нет, тесновато… — бормочет он.       — Ты просто не привык, Хиде-чан. Сейчас всё равно уже поздно его менять… Побудь в нём хотя бы разок, ну нельзя же вечно мешковатое носить, — пытается вразумить его Йошики. — А потом, если уж совсем не нравится, закажем ещё какой-нибудь.       — Фигура у меня не та для такого… — Мацумото неуверенно пытается вернуться к своим заветам.       — Даже не заговаривай об этом! — разом вспыхивает Йошики. — Сколько раз тебе ещё сказать, нормальная у тебя фигура! Ты можешь даже латексный комбинезон нацепить, и это будет хорошо выглядеть.       Хидето гневно сдвигает брови и приоткрывает рот, явно собираясь что-то ему с жаром ответить, но тут же захлопывает его и кидает быстрый взгляд на дверь; до ушей доносится тихий скрип, дверь, ведущая в гримёрку, чуть-чуть приоткрывается, как от сквозняка. В первую секунду не поняв, что обеспокоило Хиде, Йошики смотрит в ту же сторону и замечает падающую на пол за створкой тень. Мацумото ловит его взгляд и вдруг ухмыляется; Йошики всё-таки соображает, что к чему, хмыкает и манит его к себе пальцем.       Молча, всё с той же ухмылкой, нарочито покачивая бёдрами, Хиде подходит к нему и садится на диван рядом. Почти прильнув к Хаяши, гладит его по щеке кончиками пальцев.       — Бдит, — одними губами шепчет он и быстро облизывает губы.       — Хочешь его подразнить? — с усмешкой отвечает Йошики, поддев его подбородок пальцами. — Нехороший старший братик, вредный.       — А сам-то, — Хиде тянется к его губам, — забыл небось уже, как Коки-чан выглядит.       — Ну почему же, мы ведь недавно виделись… Хотя вообще мы с тобой оба ужасные старшие братья.       Поцеловав его, Хаяши перехватывает его руку за запястье и с силой дёргает его на себя. Хидето от неожиданности не удерживает равновесие и с визгом плюхается животом ему на колени. Упершись руками в подлокотник дивана, он пытается приподняться, но Йошики легонько давит ладонью ему на затылок, а второй рукой хлопает по животу, заставив изогнуться.       — Очаровательная поза, Хиде-чан, — ласково тянет Йошики, в то время как ладони уже на его бёдрах, неприлично обтянутых узкими штанами, гладят, нашаривают пуговицу. — Так и лежи.       Хиде презрительно фыркает и сильнее упирается в диван коленями, поднимая бёдра ещё выше, изогнувшись почти в положение буквы «S».       — Тебе так не даёт покоя то, что я тогда тебя раком поставил? Хах.       — Нет, мне просто нравится твоя задница, — тянет Хаяши, одной ладонью вновь зарывшись в густые розовые волосы, а второй оглаживая его ягодицы. И, наклонившись поближе, понижает голос: — А ещё Хироши-сан мне претензии высказал за твою чёрную шею, вот и хочу ему показать, какие интересные наклонности у тебя есть.       — Какой Йо-чан обидчивый, оказывается… И злопамятный… — Йошики с силой ударяет его по заднице, и Хиде, взвыв, упирается ладонями в подлокотник. — Ау!       — Вопи погромче, чтобы он слышал, — смешок, ещё один сильный хлопок, уже с другой стороны.       — Ай! Йо-чан, ну не так сильно!       Хиде цепляется за его колено, обтянутое брюками, фыркает гневно, сдув с носа чёлку.       — Эй, — Хаяши хмыкает и легонько, щекоткой проводит пальцами по его пояснице, как бы случайно залезая самыми кончиками за ремень, — а где же твоё «ещё, ещё, Йо-чан»? Или тебе порка резко перестала нравиться?       — Нет! — Мацумото, вывернувшись, смотрит на него лихорадочно блестящим глазом из-под чёлки. — Просто если у меня завтра будет болеть задница, я не смогу сосредоточиться на игре.       — Она у тебя в любом случае будет болеть. Так или иначе.       Йошики ещё разок ударяет его с другой стороны; кожа под тонкими брюками наверняка покраснела, Хиде для этого обычно хватает буквально пары шлепков. Смяв её, сжав крепко пальцами на мгновение, он расслабляет кисть, мягко поглаживает, и Мацумото шумно выдыхает.       — М-м-м… Так мне больше нравится, — шепчет он, слегка поворачиваясь и прикрывая глаза. Похабно облизывает губы и, передразнивая, громким шёпотом просит: — Ещё, ещё, Йо-чан.       В ответ Хаяши просовывает вторую руку ему под живот и с усмешкой чувствует уже налившийся на слишком тесных брюках бугор. И сжимает пальцы, Хиде, громко охнув, сгибается, пытаясь поджаться, и хватает ртом воздух.       — Ух… А вот это подло!       — Что именно? То, что я тебя глажу, или то, что у тебя встал от пары шлепков? — почти нежно шепчет ему Йошики, наклонившись.       — То, что эти брюки ни черта ничего не скрывают! — стонет Хиде. — А если такое завтра случится…       Он неуклюже переваливается на спину и запрокидывает голову, шумно дыша и глядя на Йошики замутнёнными глазами. На лбу выступают капельки, волосы липнут к нему. Йошики, улыбнувшись, мягко убирает с него чёлку, давит свободной рукой на затылок, чтобы приподнять. Хиде сам рывком бросается к нему, и губы смыкаются почти бесшумно, но сильно и жадно.       — Хм-м, даже не знаю, — усмехается ему в губы Йошики, посильнее сдавливая пальцами проступивший под брюками член. — Видимо, тогда придётся мне тебя трахать в гримёрке в перерыве. И опять прямо на глазах у Хироши-сана.       Мацумото фыркает и тянет его за волосы.       — Лучше не надо, его инфаркт от такого зрелища хватит. Ты же не хочешь оставить сиротами двоих детей. И вообще, — он легонько поддевает пальцами подбородок, — я тебя не узнаю, Йо-чан. В последнее время ты что-то слишком быстро стал учиться плохому… И тебя к этому плохому тянет сильнее, чем меня.       — Но ты ведь не против.       — Нет. Приятно, когда твой ученик начинает тебя превосходить, — хмыкает Хиде, целуя его в шею под самым подбородком. И перехватывает за запястье наглаживающую его руку. — М… А вот это лучше оставить до гостиницы, — шумно выдыхает он с явным сожалением. — Не хочу костюм испачкать.       — Будешь со стояком играть весь прогон? — Йошики хмыкает и тянет его вверх, усаживая к себе на колени. — С удовольствием на это посмотрю.       — Больной ублюдок… Хер тебе, всё гитарой закрою.       Хидето прижимается к нему, впивается в губы, и Йошики ладонью проводит по его горлу, кончиками пальцев задев выпирающий кадык. Ему явно жарко, это чувствуется по сбившемуся дыханию, но кожа кажется прохладной и чуть влажной. Зато губы горячие и пунцовые, искусанные ещё с прошлой ночи. Хаяши прихватывает их, опять раздербанивает подсохшие ранки, чувствуя, как Хиде приспускает с его плеч тонкую искрящуюся рубашку, поглаживает пальцами шею, грудь.       Увлечённые, они оба даже забывают, где находятся и что за ними из-за двери наблюдает молчаливый свидетель. И поэтому ни один не реагирует на робкий стук в дверь. Лишь когда он повторяется, Йошики нехотя отрывается от своего гитариста и выкрикивает:       — Кто там?       Дверь опять скрипит, внутрь просовывается растрёпанная черноволосая голова Хиса. Увидев Йошики в расстёгнутой рубашке и Хиде, сидящего в недвусмысленной позе у него на коленях, он, смущённо кашлянув и бросив:       — Простите, — выскальзывает обратно в коридор.       Пауза. Хиде ловит взгляд Йошики и притворно округляет глаза.       — Ой-ой. Бедняжка Хис теперь до ночи заикаться и краснеть будет.       Йошики, фыркнув, дёргает его за волосы.       — Слезай и потопали на сцену. Раньше начнём прогон — раньше закончим.       — О. Йо-чан приведён в рабочий режим, — Хиде шутливо отсалютовывает ему и встаёт, демонстративно поправляя пиджак. — Пошли.       Они выходят в коридор. Младшего Мацумото поблизости нет — то ли он очень вовремя вспомнил о каких-то делах, то ли попросту не выдержал всю эту Камасутру и предпочёл сбежать подальше. Зато Хис маячит возле двери, покачиваясь на своих высоких каблуках. Он явно пытается сохранить невозмутимый вид, но щёки у него предательски розоватые. Хис самый младший в их сумасшедшей компании, и хотя он с ними вот уже несколько лет, с самого ухода Тайджи, он явно всё никак не может до конца привыкнуть к этому безумию, даже при том, что Хиде то и дело проводит для него «уроки», таская за собой по барам и двусмысленным фотосессиям.       — Простите, Йошики-сан, — с жаром повторяет он, увидев парочку, — я постучал, но мне никто не ответил, вот я и…       — Эй, спокойно. Никто на тебя не сердится, — Йошики улыбается ему и легонько хлопает по плечу. — Пойдём на сцену.       Он весело кивает и слегка отводит глаза. А Хиде, слегка пришедший в себя и явно собравшийся продолжить развлекаться на полную катушку, подходит к нему и невесомо подхватывает пальцами подбородок.       — Ну-у, милашка Хис, ты так покраснел… Тебе понравилось то, что ты увидел?       Хис отводит смущённо глаза, молчит.       — Провокатор молчаливый, как обычно, — мурлыкает Хиде. Кончиками пальцев прикладывается едва уловимо к уголку губ и с явным удовлетворением через плечо смотрит, как Йошики передёргивается. — А Йо-чан ревнует. Хе-хе.       Хис перехватывает его руку и округляет глаза.       — Эй, это уже не смешно!       — А разве кто-то из нас смеётся? — Хиде слегка щурится. — Ну признайся, понравилось же… Может, присоединишься в следующий раз, а?       Хис мигом отшатывается от него в полном ужасе и быстрым шагом идёт к выходу на сцену, а Хиде довольно посмеивается и цепляется за запястье Йошики, кидая на него хитрый взгляд.       — Сдурел? — шипит Хаяши.       — А что такого? Я бы не отказался попробовать секс втроём.       — Не втягивай ребёнка в эти игры. Это касается только нас с тобой.       Мацумото обиженно надувает губы.       — Скучный Йо-чан, — и тут же, потянувшись к нему, целует в щёку. — Боже, ты так мило ревнуешь… Не волнуйся, я просто шучу. Я и так знаю, что ты ни с кем не захочешь меня делить даже на время.       Йошики касается уголка его губ и тянет за собой к выходу. А про себя невольно думает, что прогон концерта и сам концерт завтра обещают быть очень весёлыми.