Осколки • Соглашение Трёх II

— Скучал по мне, сладкий?  — Здравствуй, дорогой, — с сарказмом отвечает Бэкхён «голосу», всем сердцем ненавидя и презирая.  — Тебе очень повезло, что ты загремел в психушку, потому что я был чертовски зол на тебя, детка, — медленно, словно нараспев тянет слова голос, упиваясь своей властью, и Бэкхён подыгрывает, соблюдая правила игры, не в его интересах разочаровывать собеседника. Он знает, конечно, он знает всё, что происходит с Бэкхёном. Он может быть далеко, но продолжает его контролировать. Вопрос в том, насколько безграничны его возможности. У него есть кто-то в структуре, кто снабжает необходимыми сведениями. Но как много известно голосу? —  Условия сделки отменяются, детка, — и к этому Бэкхён был готов, когда выбрал — подставиться сам — нарушил приказ. Он не стал робкой и безвольной зверюшкой в лапах хищника, который долго выслеживал свою добычу, а когда добрался, монстру показалось слишком скучным убивать вот так сразу. Его забавляли игры в кошки мышки. Хочется то ли рассмеяться, то ли заплакать от бессилия, от дикой усталости и безысходности.  Он замечает, в какой напряжённой позе застыл Чону. Альфа знает своё дело, программа локации запущена и ему, Бэкхёну нужно как можно дольше тянуть время. Выражение лица старшего альфы ничего не выражает, ни единой эмоции. И он знает почему, опытный агент не подключает эмоции во время выполнения задания. Чону кажется ему тёмной лошадкой, пусть он в какой-то мере и доверяет ему, иначе бы просто не пришёл сюда, да и выбора у него не было. Но всё же, что-то в Бэкхёне кричит, что этому альфе доверять нельзя. По крайней мере, пока не узнает, в чём состоит интерес Чону. На том конце провода фоном идут какие-то звуки, но Бэкхёну не удаётся толком ничего разобрать. Какие-то голоса, речь не распознать. Но этим он займётся позже. Автоматом идёт запись его телефонного разговора. Монстр не подозревает, что и на него уже открыли охоту.  — Не было никакой сделки, это был шантаж, ты шантажировал меня, Крис! — Его персонального монстра и мучителя зовут Крис Ву и он выжил! После красивого предложения руки и сердца от Чанёля, недолго Бэкхён наслаждался спокойствием. Помимо утреннего недомогания в виде токсикоза, Бэкхён стал испытывать необъяснимое волнение, которое с каждым днём прогрессировало. Потеря первого ребёнка и последующие события не прошли для него бесследно. Ву числился погибшим при пожаре на складе, а дело в Китае было отправлено в архив. Но страх, тот страх, что поселил в нём этот монстр продолжал жить. На первом триместре беременности Бэкхёну диагностировали тревожное расстройство. Монстр мёртв, но Бэкхён продолжал всякий раз оглядываться ведомый страхом и беспокойством, что где-то там среди людей прячется чудовище под личиной простого прохожего. Чудовище, готовое напасть в любую минуту. Бэкхён одевался в безразмерные кофты, пряча от всех свой начавший округляться живот.  И пока омега скрывал от близких свою параною, Чанёлю достаточно быстро заметил — с его Бэкхёном творится неладное. А потом монстр стал приходить по ночам и продолжать мучить его уже во снах. Чанёль забил тревогу. Они начали вместе посещать штатного психолога, от визитов которого Бэкхён отмахнулся после окончания задания.  Речи о полевой работе в его положении не шло, но продолжать полевую работу он больше не мог. И надо сказать встречи с психологом дали свои результаты, терапия оказалась действенной. Они раз за разом прирабатывали ситуацию того злополучного дня, о котором  не мог вспоминать без последствий тревоги и страха. Бэкхён отказался от шумной свадьбы, в сторону скромной церемонии, не желая привлекать общественное внимание к своей семье. До сих пор не утихли слухи об аресте министра юстиции и побеге из страны прокурора Бёна. Громкое, резонансное событие до сих пор было на устах у каждого в агентстве. Чанёля вызывали в министерство и  рекомендовали повременить с бракосочетанием до тех пор, пока слухи не утихнут, но их ребёнок ждать не мог. А Чанёлю было глубоко безразлично, что там считают наверху — свадьба состоится. Церемония бракосочетания состоялась на острове Чёчжу. На исходе третьего месяца беременности Бэкхён почувствовал, что его жизнь, наконец, входит в тихую гавань. Никогда ещё он не чувствовал себя настолько любимым и защищённым. День их свадьбы состоялся знойным летним днём шестнадцатого августа под ясным голубым небом в кругу самых близких и родных людей. Под конец церемонии Бэкхён не сдержался, и вжавшись в грудь Пака, расплакался, как не плакал до этого ещё никогда. Гости переговаривались: «У будущего папочки просто шалят гормоны». Отчасти, быть может, и так, и никто не догадывался, что на самом деле Бэкхён не верил в своё невозможное счастье и уже не мечтал, что когда-нибудь ему суждено будет быть замужем за этим самым мужчиной. Пак Чанёлем. До последнего не верилось, что всё это происходит с ним, всё это его! Его муж! Ни красивая идеальная картинка со страниц глянцевых журналов, ни подсмотренный кусочек чужого счастья со страниц социальных сетей, когда отложив телефон в сторону, приходит понимание — он счастливчик, в отличие от тысячи таких как ты неудачников, и твой удел молча завидовать. Нет, на этот раз всё это его. Его выстраданное, вымученное счастье, которое не свалилось им в руки, не далось без потерь и страданий. Заслуженное и только их счастье. И когда на его пальце, тонким ободком белого золота, блестело доказательство того, что не приснилось и не привиделось, Бэкхён желал лишь одного, чтобы все вокруг исчезли и они с мужем смогли бы разделить этот миг счастья только на двоих. Хотелось крепких, интимных объятий. В смятых простынях кожа к коже. Глубоких жадных поцелуев,  и руки мужа на разгорячённой от желания коже. Когда, наконец, они оказались в номере для новобрачных — это с облегчением вздохнули, что официальная часть осталась позади, а они по закону супруги перед всем миром и Господом Богом.  — Всё же ты был прав, когда хотел тихую церемонию без гостей, — признался Чанёль, убирая непокорную чёлку с глаз Бэкхёна.  — А ты говорил, что у нас должна быть пышная свадьба в банкетном зале с кучей гостей и это мечта любого омеги.  — А ты разве не мечтал об этом? — они прошли в номер. В роскошный люкс, тут Чанёль на уступки идти не желал и решил всё по-своему. В некоторых вопросах Пак не знал полумер и номер люкс для новобрачных одна из них. С одной стороны, Бэкхёну это льстило, но с другой, оставался открытым жилищный вопрос. Бэкхён не спорил, не желая расстраивать будущего мужа. В конце концов, Пак теперь глава их семьи, и кому как ни ему решать финансовые вопросы.  — Как любой шестнадцатилетний омега, наивно верящий, что после «объявляю вас супругами» наступает ещё более ванильная романтика. А когда понял, что свадьбы организованные с размахом просто показуха и хвастовство, демонстрация перед знакомыми уровнем достатка, мне казалось всё это такой глупостью. Но знаешь, я рад, что ты меня переубедил и мы устроили этот маленький праздник для себя и наших близких. Несмотря на то, что я жутко устал. Чанёль садится на широкую кровать: заправленную белым шёлковым покрывалом и усыпанную красными лепестками роз. Притягивает мужа к себе.  — Это наш день, Бэкхён, и мы заслужили его.  — С этим не поспоришь, — Бэкхён склоняется и припадает к пухлым губам Пака.  — Ужасно хочу тебя, родной. Но сначала в душ, — Чанёль подхватывает его на руки, и млея от крепких рук своего мужчины, Бэкхён обнимает его за шею. На лице заиграл румянец. Он этого не знает наверняка, но то как пылают его щёки прямое тому доказательство. Чанёль оставляет его одного, дав возможность привести себя в порядок. Уважение со стороны мужа к личному пространству остаётся бесценным. С первых дней их совместной жизни Бэкхёну пришлось нелегко. Его ставили в тупик некоторые интимные нюансы совместной жизни, и он каждый раз тушевался заговорить об этом с Чанёлем. Однажды утром он жутко смутился, когда Чанёль застал его в ванной за ужасно интимной процедурой личной гигиены после секса. Полдня отмалчивался, стыдился поднять глаза на Пака. Он мялся, пытался начать разговор. К счастью, Чанёль всё понял сам.  — Бэкхён, ты стесняешься своего тела? Я заметил, что по утрам ты сразу убегаешь в душ и запираешься там. Бэкхён стыдливо опустил голову, не в силах хоть что-то ответить.  — Бэкхён? Это наш далеко не первый секс и…  — Мне неловко, потому что это всё так… Непривычно для меня. Ты первый альфа, с которым я проснулся в одной постели, — улавливая немое удивление, он спохватился, — нет, я не практиковал одноразовые связи. Просто, — Бэкхён тяжело вздохнул, — обычно я всегда уходил после того, как мы занимались сексом. Ты первый альфа, с которым я начал жить как со своей парой, — Чанёль удивлён, но в то же время Бэкхён замечает каким восторгом блестят глаза Пака. Эти откровения определённо ему льстят. Омеги устроены иначе, им никогда не понять, почему альфы придают такое огромное значение партнёрам, у которых были первыми. Именно такой восторг сейчас читается в глазах Пака.   Припоминая тот смущающий разговор, Бэкхён выбирается из душа, накидывая на мокрое тело безразмерный халат, который длиною в пол доходит ему до щиколотки. Выходит из ванной комнаты, покручивая пояс халата между пальцами и с хитрым взглядом блаженно щурится, разглядывая со спины мужа. Чанёль стоит, распахнув настежь стеклянную дверь-перегородку, ведущую из их номера к пляжу. Номер пропитался морской свежестью, а звуки океана ласкают слух. Бэкхён подходит ближе, прижимаясь к спине Пака, и мечтательно прикрывает глаза.  — Поверить не могу, что это всё правда и ты мой после всего, что нам довелось пережить. Если бы не ты, я бы в этой жизни точно потерялся бы.  — Мы бы так или иначе всё равно бы встретились, — вторит ему Чанёль, накрывая тонкие пальцы своими. — Ты бы всё равно попался бы мне на глаза.  — Даже если бы отец не привёл меня в группу?  — Да. Я бы всё равно запал на тебя, и втрескался по самые уши, но не подавал вида и строил бы из себя грозного босса.  — Постой! — Бэкхён обходит Чанёля и встаёт напротив него. — Так ты вёл себя как последняя сволочь только потому, что запал на меня с первого взгляда? Бред, — отмахивается Бэкхён и тут же усмехается. Улыбка сползает с его губ, глядя, насколько серьёзен при этом Пак. Чанёль хмыкает, правый уголок рта приподнимается, образуя ямочку на щеке. Хочется разозлиться, только не получается, когда Чанёль подхватив его под ягодицы, отрывает от пола, прижимая к себе. Его чёрные глаза, как утренний кофе заполняются поволокой желания, и альфа с жадностью впивается в губы омеги. Страстный поцелуй, но без толики грубости и ярого доминирования, постепенно переходит в медленный и ленивый.  — Кто-то собирался в душ, — едва сумев оторваться от губ мужа, шепчет Бэкхён, но вместо ответа его несут к широкой кровати и бережно опускают на прохладные шёлковые простыни. Они всю ночь занимаются любовью, едва переведя дух, снова сливаются телами, жадно изучают друг друга снова и снова. Ещё никогда их близость не была наполнена такой нежностью и трепетом. Им едва удаётся сомкнуть той ночью глаза, когда на её исходе, они выходят на пляж, чтобы вместе встретить рассвет.  — Клянусь богом, если бы ты не был в положении, этой ночью мы бы точно сделали маленького, — Бэкхён щурится от первых ярких лучей нового дня, наслаждаясь прикосновением руки Чанёля на своём уже заметно округлившемся животе.   В те моменты, когда его не выворачивало от адского токсикоза, а Чанёль не пропадал на работе, к сожалению, это случалось довольно часто, они часами могли проводить время в постели, и тогда Чанёль не отлипал от его живота и разговаривал с их ещё не родившимся малышом. На исходе первого триместра в повседневной жизни Бэкхён научился справляться со своей тревожностью, но не тогда, когда речь заходила о больницах. Их он продолжал бояться. Когда была угроза выкидыша и его положили в клинику на сохранение, ради спокойствия мужа Пак организовал круглосуточную охрану и сам ночевал в палате Бэкхёна. Обойти больничный режим для него оказалось вопросом пяти минут. Последние пять месяцев беременности для омеги были невыносимыми, он не мог выполнять свои служебные обязанности, сил хватало лишь на то, что хоть как-то бороться со своим вечным недомоганием и усталостью на фоне токсикоза. В тот период они с Чанёлем едва держались на ногах. Паку пришлось организовать переезд в дом Ома, чтобы Бэкхён постоянно был под присмотром Сарыма. Кто из них двоих в тот период сильнее уставал, Бэкхён не смог бы сказать, как не смог бы ответить спал ли в тот период вообще Чанёль. Когда Бэкхён открывал глаза, Чанёль сидел в их спальне над бумагами. Когда засыпал, Чанёль был рядом и держал его за руку. Чанёль не пропустил ни одного визита ко врачу, что наблюдал Бэкхёна всю беременность. — Поскорее бы уже, — ворочаясь в ворохе подушек, тяжело вздохнул Бэкхён, уставившись на огромное, без преувеличений оно было просто огромным, пузо. — Наконец, мы с тобой его выносили, — именно так и никак иначе считал он.  — Любимый наш поторопись, если бы ты знал, как мы с папой заждались, — Чанёль приподнял подол безразмерной рубашки Бэкхёна и прильнул губами к обнажённому животу. Ответной реакции долго ждать не пришлось. Чжун толкнулся, вызывая победную улыбку на лице отца, а Бэкхён зажмурился от силы толчка.  — Скорее, измучились, — кряхтит в ответ Бэкхён. — Прошу тебя, не делай так больше, в последнее время это просто невыносимо.  — Заждались-заждались, — с укором смотрит Чанёль на Бэкхёна. — Не обижай ребёнка. Бэкхён только закатывает глаза. Чанёль слишком трепетно относится к Чжуну, малыш ещё не родился, а он уже с ума сходит от ревности. И это чувство кажется ему настолько неправильным и глупым, но он ничего не может с собой поделать, когда очередную часть вечера, как бы глупо это ни звучало, проводит с его животом. Последний месяц почти на исходе, Бэкхён всё чаще беспричинно злится на всех подряд, когда передвигаться уже по дому становится невыносимо тяжело из-за огромного живота, который он постоянно придерживает снизу, бандаж перестал помогать. У него болит кажется каждая косточка, а муж замечает только его живот. Вернувшись со службы, Чанёль первым делом льнёт к его огромному пузу, а на него даже внимания не обращает. Теперь те его чувства кажутся такими абсурдными, а за нелепые вспышки ревности и злости сейчас ужасно стыдно, и тем не менее тот период он не может вспоминать без улыбки. Перед глазами встаёт другое воспоминание. Сквозь сочную зелёную листву настырно проникают жаркие лучи солнца. Чжуну три года, они сидят, в тени под кронами дерева. Сын что-то лепечет на своём детском языке и недовольно куксится, хватаясь за яркую панамку, что только что надел на него Бэкхён. Чжун маленькая копия своего отца. Такие же крупные глаза, красивой миндалевидной формы, прямой нос и отцовская упёртость и готовность стоять на своём. Чжун срывает панаму и с победным видом откидывает в сторону. Бэкхён в который раз вскидывает руку, посматривая на часы. Чанёль предупредил, что задержится и ожидание кажется невыносимым. Сегодня выходной, в парке после полудня уже не протолкнуться. В воздухе витает сладкий аромат свежей выпечки и ванили, от которой текут слюнки. Он бы с огромным удовольствием сейчас съел парочку свежих булочек и запил их латте. Но без Чанёля это ему вряд ли удастся. Чжун уже в том возрасте, когда детям свойственно познавать внешний мир, и спокойно сидеть в коляске, когда вокруг шум, гам и толпы людей — непосильная задача для любознательного малыша. Бэкхён берёт его на руки, впереди катит коляску и они не спеша идут к главной аллее. Чжун как юла на руках крутится по сторонам. Завидев торговца с яркими воздушными шариками, малыш опасно кренится в сторону, но Бэкхён ловко подхватывает его, крепче прижимая к себе, что не даёт возможности Чжуну тянуть ручки к огромным шарам. Бэкхён произносит безапелляционное «нет», ребёнок пыхтит, но истерики не устраивает, что свойственно многим детям. Уже сейчас он хорошо понимает значение этого слова. И нет, Чжун вовсе не идеальный ребёнок, у него как и любого трёхлетки случались бунты и капризы, но им с Чанёлем быстро удалось переломить, это начавшееся проявляться «я» у сына. Безусловно, огромная заслуга в большей степени принадлежит в этом Чанёлю. Бэкхёну, как омеге свойственна мягкость и жалостливость. Чанёль же совсем другое дело: он отец, авторитет и любимый родитель. Тут уж хочешь  не хочешь, а слушаться приходится. Извилистая мощённая плиткой тропка выводит их к главной аллее парка с фонтанами и Бэкхён направляется вперёд.   Перед главным, самым большим фонтаном начали собираться зрители. Представление ещё не началось и кое-что ещё можно увидеть издалека. Бэкхён встал в стороне — Чжун ещё маленький и может напугаться клоуна в ярком красном парике, что сейчас сидит на корточках возле ребёнка лет шести. Его глухой, скрипучий смех с грудным хрипом заставляет покрыться холодным потом, а взгляд пробуждает толпу мурашек по всему телу. Клоун пугает его настолько, что Бэкхён интуитивно делает шаг назад. Всё вокруг смеются, а Бэкхёну едва ли удаётся устоять на ногах справляясь со страхом, когда в следящую секунду он переводит взгляд на фонтан. Сквозь брызги воды, что так причудливо играют, соприкасаясь с лучами солнца. Он видит лицо, которое его пугает сильнее клоунского. Нет, оно ужасает, парализует до онемения мышц. Оно уродливое. Лицо мертвеца. Но даже накинутый широкий капюшон не мешает рассмотреть правую обезображенную часть лица. Кожа, как жёванный лист бумаги, с глубокими рытвинами и неровностями от основания шеи стремится к височной зоне. Монстр долго смотрит на него, не сводя взгляда, а после будто бы до этого и вовсе не замечал, переводит свой хищный, жадный взгляд охотника на Чжуна. Бэкхён пытается прикрыть руками ребёнка, словно пряча его от глаз монстра. Поздно, зверь его уже заметил.  — Вот вы где, — Бэкхён вскрикивает, отшатывается назад и тут же встречается с непонимающим взглядом Чанёля. — Тихо, это я. Ты чего так перепугался? Монстр плотоядно скалится, облизывает губы, а затем прикладывает палец к губам: «Молчи!» Это предупреждение, которого нельзя ослушаться. Не Чжун его цель, запоздало понимает Бэкхён. Не за ним пришёл монстр. Он пришёл проглотить и утащить во тьму его. Бэкхён подчиняется, растягивает губы в фальшивой улыбке и уводит мужа подальше от этого места.  — Ты неплохо справился, — констатирует Чону, но… — его взгляд падает на побелевшие от силы сжатия, пальцы. Они дрожат. Бэкхён же иного мнения. Этот монстр до сих пор пробуждает в нём сильнее приступы страха.  — Расскажи мне о нём? — альфа чуть отъезжает на кресле от стола и внимательно смотрит на Бэкхёна. У него нет причин доверять безоговорочно этому мужчине, но сейчас всматриваясь в участливое лицо, он сдаётся и рассказывает. Чону не перебивает, внимательно выслушивает откровение омеги. Когда он заканчивает рассказ, за окном уже стихает дождь.  — И каков твой следующий шаг?  — В этом мне понадобится ваша помощь.  — И какая?  — Ханпан. Нам нужно пробраться в эту клинику, и вы это организуете. Знаю, это в ваших возможностях. Выйдя на улицу, Бэкхён ёжится от ночной прохлады и спешит к своей машине. Пересекаться с отцом в его планы не входит. Свет в доме погашен, и скорее всего, отец уже спит. Он обходит дом со стороны сада, направляясь к входу со стороны кухни. Отсюда быстрее можно добраться до подвала. Отключив сигнализацию, идёт вперёд в сторону подвала. Там он берёт свою папку и покидает дом тем же путём, возвращается в машину. Время движется к полуночи, но этот город никогда не спит. По улицам, невзирая на смурную погоду, прогуливается молодёжь. На улице, где в ряд выстроились ночные бары, кучкуются уже подвыпившие компании, жарко что-то обсуждают и смеются. Погрузившись в свои мысли, Бэкхён приходит в себя, когда тормозит у дома О.  Это уже не старое обветшалое и неухоженное здание. Сехун и Чунмён вдохнули в него новую жизнь, и дом преобразился до неузнаваемости. Левое крыло дома Сехун расширил, сделав пристройку, там сейчас размещаются детские спальни. Была проведена просто огромная работа по перепланировке. От тёмного длинного коридора не осталось и следа, расширили комнаты и сменили оконные панели. В гостиной теперь стоят окна в пол и гостиная превратилась в светлое и уютное помещение, где супруги собирали гостей. Дом светлого фасада с песочного цвета черепицей стал уютным семейным гнёздышком О-Кимов.   В окнах на первом этаже со стороны кухни горит свет. Бэкхён выбирается из машины. Под ногами шелестит гравий, перепрыгнув на лужайку рядом с домом, он тянется к окну и стучит. За стеклом напротив появляется лицо Чунмёна. Взъерошенный, немного встревоженный, но такой родной, он щурится пытаясь, что-то разглядеть в непроглядной темноте. Его узнают, это Бэкхён понимает по округлившимся глазам. Ким отскакивает от окна и через минуту раздаётся щелчок со стороны входной двери. Чунмён появляется на крыльце в помятых с вытянутыми коленками пижамных штанах и безразмерной кофте, но при всём этом выглядит мило и Бэкхён невольно растягивает губы в улыбке. Чунмён спускается навстречу и крепко обнимает Бэкхёна. Он тяжело сглатывает, и так чтобы этого не заметил Чунмён, вытирает влажные глаза.  — Сехун час назад уехал на дежурство, — между делом сообщает Ким, когда они поднимаются в дом.  — Это к лучшему, не думаю, что он был бы рад моему визиту, — Чунмён оборачивается и с укором смотрит на него.  — Глупости не говори, — строго припечатывает в ответ. Они заходят на кухню. К счастью, свет не яркий и не бьёт по глазам. Они устраиваются на высоких барных стульях за кухонным островком напротив друг друга. Бэкхён смотрит внимательно на Кима, такого уставшего, но как не странно счастливого, о чём свидетельствует лёгкий румянец на похудевшем лице. С дня рождения младшего О прошло чуть больше месяца и Ким заметно похудел. Почти вернулся к прежней форме. И сколько бы Бэкхён ни смотрел на него, не видит во взгляде напротив отчуждения и упрёка.  — Не стоило мне приезжать, сам не знаю, как так вышло. Наверное, потому что мне больше некуда поехать.  — Бэкхён, — Чунмён подаётся вперёд и накрывает ладони Ома своими. Они горячие, мягкие и такие родные.  — Сехуну нужно строить карьеру, ты же знаешь, как для этого важна кристально чистая репутация.  — А ты значит, запятнаешь её, если будешь приезжать к нам?  — Не надо Чунмён, ты же сам всё прекрасно понимаешь. Теперь я  преступник. Крыса.  — Сехун очень злится на тебя за то, что вы с директором запретили ему приближаться во время расследования.  — Когда-нибудь он поймёт, всё, что я сделал, делал только ради него и тебя.  — Видит Бог, всё это время я молчал ради тебя, но с каждым днём этот груз просто невыносим.  — Не думай об этом, ты же понимаешь, у меня не было выбора.  — Выбор есть всегда, чёрт возьми, — Чунмён ставит на стол два бокала и разливает вино. Причин отказываться Бэкхён не видит и делает жадный глоток. После затянувшейся тишины голос Бэкхён звучит глухо:  — Как думаешь, есть шанс, что он простит? — Чунмён сразу понимает о ком идёт речь и молчит, опустив взгляд. А у Бэкхёна всё внутри ломается от этой паузы.  — Чанёль и Линь…  — Я знаю, чёрт возьми знаю, что они вместе, — пропускает пальцы между волос и с силой их оттягивает.  — Бэкхён, — Чунмён наконец находит в себе силы взглянуть в глаза Бэкхёну и выглядит при этом почему-то виноватым, — Чанёль всегда мечтал о семье. Он хотел возвращаться в дом, где бы его ждал тёплый ужин, любимый муж и дети. Все эти встряски и качели в отношениях не его история. Ему нужна стабильность и уверенность в будущем, где он может за год распланировать куда отправиться в отпуск, какой отель забронировать за полгода вперёд. Ему нужно спокойствие, уверенность, что его дети накормлены, одеты и находятся под присмотром. И эту стабильность он нашёл в Лине. Уж прости, но это так. И…  — И?  — Бэкхён, он его не бросит.  — Но он его не любит!  — Возможно, не любит. Но Линь ему нравится, и что главное Линь любит его, — Бэкхён мотает головой, не желая мириться с правдой.  — Ты тоже считаешь, что ему будет лучше с Линем?  — В какой-то мере, но сейчас меня волнует другое.  — И что же?  — Ты забыл, что у тебя ещё есть сын?  — Завтра у меня встреча с адвокатом Чанёля, но в любом случае я намерен отсудить совместную опеку над Чжуном. Если этот мальчишка надеялся, что я так просто уйду из их жизни, то он очень сильно ошибся.  — Бэкхён, услышь меня, пожалуйста. Забудь хоть на минуту о Паке. Не нужно делать из Чжуна средство манипуляции и тем самым давить на Чанёля. Мальчику нужен папа. Любящий и заботливый папа. Не превращайся в своего. Я до сих пор помню ту встречу и у меня мурашки по коже, он до последнего был одержим твоим отцом и такая одержимость ничем хорошим не заканчивается. Помнишь, что я тебе тогда говорил?  — Не разрушай свою семью, — повторяет Бэкхён слова, которые сказал Чунмён два года назад. — У меня не было выбора, ты же знаешь. Мою семью бы всё равно разрушили, — Чунмён качает головой, давая понять, что не согласен.  — Твоя любовь к нему настолько граничит с безумством, что ты скорее умрёшь, но защитишь его. Это неправильно, Бэкхён. Бэкхён уходит в глубокую задумчивость, пока Чунмён суетится вокруг него: моет бокалы и убирает бутылку.  — Ты прав, сейчас мне нужно решить все проблемы. И пока я их буду решать, мир не будет стоять на месте. Чанёль скорее всего уже успеет жениться и у него появятся дети от другого. Ладно, я поеду, — он встаёт со своего места, но Чунмён останавливает его, ухватываясь за руку.  — Не глупи, оставайся.  — Чунмён, правда, не стоит, — но Ким слушать не желает и тянет за собой. Они подымаются в гостевую спальню, когда-то в их спальню с Чанёлем. Когда пожелав спокойной ночи за Чунмёном закрывается дверь, Бэкхён застывает на месте не в силах пошевелиться. Воспоминания слишком живы. Непрошенные слёзы наворачиваются на глаза, и Бэкхён даёт своей боли волю.    Он сидит в полной тишине на полу, облокотившись на кровать. Размышляя над словами Чунмёна, он не находит в себе сил отказаться и не попытаться вернуть мужа. В конце концов, они истинная пара, а это весомый аргумент в его пользу, он не верит, что Чанёль мог его разлюбить. Та страсть, та глубинная связь и безумные чувства — это не проходит бесследно. Не верит, что Пак способен всё это перечеркнуть и забыть. У них общий ребёнок и они обязаны попытаться. А когда всё закончится, когда задание будет выполнено, все предъявленные обвинения с него будут сняты. Ему обещали. Бэкхён покидает дом Кима на рассвете. Он так и не сомкнул глаз, просидев всю ночь над документами. Теперь он знает в каком направлении ему двигаться дальше. Нужно связаться с Чону и обговорить детали будущей операции. Игра началась.