Время

      Психологи утверждают, что существует пять стадий адаптации в новой среде.       Переадаптация.       Первая стадия начинается с момента решения. Мы можем её смело пропустить, как это сделал и Стив Роджерс. У него не было выбора. Он не знал, что сможет продержаться семьдесят лет во льдах. Думал, что умрёт героической смертью, спасая невинных людей. Вот только, какая досада, он выжил. Хотя это смотря с какой точки посмотреть. Одни считали его мертвым героем, что не побоялся пожертвовать собой, другие же знали, что он жив. Точнее знал только один человек — Питер Паркер.       Эйфория.       Или медовый месяц. Первые пару дней Стиву действительно нравилась новая реальность: человечество продвинулось, были возведены музеи в его честь, но всё закончилось так же быстро как и начиналось. Через несколько дней пришла новая стадия.       Культурный шок.       Роджерс начал замечать слишком большую разницу: другая культура, менталитет, окружение, продукты и даже погода. Всё это начало раздражать, всё толще стоновилась линия, разделяющая его жизнь на «до» и «после». Это действительно бесило: понемногу появлялось ощущение, что он здесь абсолютно лишний. В голову лезли мысли о том, что лучше бы он умер в тех глыбах льда, или его вовсе не доставали. Уже через неделю пришло осознание, что здесь ему придется жить не день, не месяц, а всю свою оставшуюся жизнь. Также пришло сознание, что похоже придется начинать заново. Эта стадия предполагает больше всего стресса, но Стив всегда был стойким, поэтому быстро понял, что нет другого варианта, как смирится.       Принятие.       На этой стадии возможная депрессия медленно сменяется оптимизмом; появляется чувство уверенности и удовлетворенности. Уже через год культура и местное население не вызывало такого негатива. Всё ещё иногда хочется домой, в Бруклин в тысяча девятьсот сороковой, чтобы ещё не было известно о войне, и только трое парней: Питер, Баки и он.       Бикультурализм.       Последняя и сама простоя стадия — полная адаптация. Постепенно Стив привыкал к современным реалиям, ему даже нравилось. По утрам неизменная пробежка, чашка крепкого кофе без сахара, плотный завтрак, тренажёрный зал и всё, наверное… Ему не нужно работать, чтобы обеспечивать себя, не нужно ломать голову над бытовыми проблемами, а вечером он болтает с милой девушкой, что живёт по соседству. В общем, жизнь налаживается.       Всё это заняло у него два с половиной года, что, собственно, не так уж и много, если учитывать тот факт, что он перескачил сразу на семьдесят лет.       Жизнь Стива приобрела краски, когда к нему пришёл Николас Фьюри или, может, чуть раньше? Наверное, когда он решил, что будет, несмотря ни на что, защищать родину, но это уже не так важно. Может, все перевернулось вверх дном, когда на него и Наташу Романофф объявили охоту? Или когда ЩИТа, как организации, не стало? Хотя нет, между этими событиями были ещё два, немаловажный для Стива, происшествия. Портрет Питера Паркера в секретном офисе ЩИТ, и появление Джеймса Барнса, живого, что не могло не радовать. Спустя семь десятилетий он выглядел, практически, так же, как в тот роковой день, когда упал с поезда. Но вместе с ним появились и вопросы, и Роджерс даже знал, кто сможет на них ответить.       Что бы кто не думал, а договориться о встрече было действительно трудно. Это у Стива полная свобода действий, а у Питера есть работа и обязанности, но, несмотря на это, парень всё же смог выбить пару дней, чтобы съездить в Вашингтон. И вот теперь на три часа пятницы была назначена встреча в небольшой кофейне старого знакомого самого Паркера.       С самого утра Роджерс был… взбудоражен. Ну, конечно, ещё бы ему быть спокойным, хотя Питер ни разу не говорил, что было в последние десять лет после его имитированной смерти. Но Баки. Как он мог не сказать ему про Баки? Его лучшего друга детства. Наверное, это можно счесть за предательство, но так не хочется верить, что Питер, его практически родной человек, способен на такое.       Как на зло, до трёх, время тянулось резиной. Стив пытался занять себя книгой, но мозг не хотел воспринимать текст на столько, что строки приходилось перечитывать по несколько раз. Рисованием, но кисточка в руке не лежала, цвета не хотели смешиваться, а идеи не было. С музыкой тоже не заладилось — она слишком сильно била по ушам, от чего голова болела вдвое больше. И когда Роджерс уже просто лежал на кровати и смотрел в потолок, прозвенел спасительный будильник, оповещающий о том, что пора выходить. Вы даже не представляется, насколько он был рад. Тогда Стива можно было сравнить с золотистым ретривером, которого, наконец-то, выпустили на улицу.       Путь до кофейни занял ровно четырнадцать минут и двадцать семь секунд, но несмотря на то, что остовалось ещё несколько минут до назначенного времени, Питер уже был в кофейне. Мягкие диванчики, тихая музыка, милые торшеры, весящие над каждым столиком, и абсолютно бесшумные официанты. Казалось, всё располагает к задушевной бесед, но она всё никак не хотела складываться.       Первым прервал затянувшееся молчание Питер, понимая, что если они не начнут говорить, то, скорее всего, так и просидят в неловком молчании. — Стив, и всё же, ты хотел о чём-то поговорить. Мы не можем говорить молча — один из нас не обладает телепатией. — Питер, мягко улыбается, излучая спокойствие.       Стив же молчит ещё пол минуты, пытаясь сосредоточиться и сформировать вопрос так, чтобы не обидеть Паркера. К слову говоря, получается хреново, поэтому в Питера летит вопрос: Почему твой портрет висит на первой базе ЩИТа?       Парень молчит, не знает что ответить, хотя что можно ответить? Случайность, стечение обстоятельств? Лучшим вариантом становится правда: — Я один из основателей ЩИТ. — Я догадался! Как, Питер? — После войны мы с Говардом думали, как можно обезопасить страну, мир. Мы втроём создали ЩИТ. Я и Говард не особо занимались им, а Пегги была поглащена. Мы сосредоточились на StarkIn, его продвижение, поиск инвесторов. В общем, было не до этого. — Как ты вообще нашёл Говарда, после войны? — Мы… Несколько лет были вместе; я всегда знал где он.       В тишине проходит одна минута, вторая… Счёт времени потерян. Роджерс не знает, как продолжить беседу. Информация кажется столь новой и неожиданной, что пречёркивает всё ранее привычное. — А Баки? Почему ты не сказал, что он жив? — наконец, продолжает Стив. — Ты ведь с самого начала знал об этом! С того момента, как он упал с поезда? Может, ещё раньше? Отвечай Питер! — Стив теряет контроль в исключительно редких случаях и это один из них. Ему врали. Врали, что его лучший друг, брат мёртв. Ему врал один из самых дорогих людей, и от этого становится только хуже. — Стив… — Питер выдыхает, кажется, слишком тяжело и рвано, выдавая своё напряжение. — Время — очень хрупкая вещь; нарушить его легче всего. Я, как и Верховные чародеи Земли, знаю события на годы вперёд, но никто из нас не может рассказать о них — не имеет права. Иначе, тонкая ткань мироздания будет нарушена.       В словах Паркера есть правда, и Стив знает это. Но отчего же тогда остаётся неприятное чувство в груди? Несомненно, существует множество правил и законов времени, которым нужно следовать, а никто другой, как Капитан Америка, понимает ценность порядка; но Баки был и другом Питера. Он мог, хотя бы, намекнуть на то, что Барнс жив. — Просто скажи, — уже спокойно говорит Роджерс. — Когда ты узнал? — Ещё задолго до нашего знакомства; вы были во всех моих веденьях.       «Он точно знал это. Знал это и многое другое. Но он даже не пытался ничего исправить.» — именно эти мысли брали контроль над Стивом. Паркер прекрасно слышал их все до одной, поэтому поспешил, с некой заботой, присущей только ему, опровергнуть это. — Да, я знал. Но, Стиви, пойми, — он по-дружески кладёт руку ему на плечо, — если бы я вмешался, ничего бы не изменилось. Чему предначертано случиться — случится. Любой ценой.       И, вроде, эти слова должны были вразумить Роджерса, но именно от них становится не по себе. Неужели нельзя было ничего предотвратить и, даже малейшие, попытки ничего не изменят, если не сделают хуже? — Прости, Пит, мне нужно всё обдумать. Это слишком неожиданная информация. — Всё в порядке.       Паркер слабо улыбается, понимая, что таким образом Стив уходит от конфликта. Может, оно и к лучшему. — И да, Стив, — Питер добавляет уже тогда, когда Капитан собирался уходить. — Пегги была бы рада увидеть тебя снова. Проведай её.       Краткое «спасибо» и парень уходит из кофейни, оставляя Паркера в одиночестве. Как бы странно это не звучало, но в месте полном людей, Питер чувствовал себя как никогда одиноко. Это чувство не отпускало его уже очень давно. Конечно, когда ты существо вне времени, тебе приходится несладко: постоянный контроль, отсутсвие возможности вмешаться в события, несущие лишь боль и жертвы. Но главная жертва — лишение права на простое человеческое счастье.       Питер старался не привязываться ни к кому, ведь знал, что все, кто был ему дорог, пойдут своей дорогой. И путь этот закончится тогда, когда скрежет клинков его сестры станет преследовать каждого дорогого ему смертного. Но знакомство со Стивом и Джеймсом изменило его взгляд на такую недолгую человеческую жизнь. Затем Говард… Воспоминания о нем отдавали болью в грудной клетке… Сейчас не время вдаваться в приятные грёзы.       Паркер принимает решение уйти в тень. Да, он всё так же будет наблюдать за делами Старка, игнорировать просьбы Фьюри и пытаться избавиться от гнетущего чувства. Но сейчас не его время. Его участие сейчас не нужно.       Уже через совсем крошечный для бессмертного отрывок времени умрёт последняя, кто был рядом с Питером с конца Второй Мировой войны. Но Паркер даже не попадёт на её похороны, ведь быть там — ворошить прошлое, от воспоминаний о котором он так хочет избавиться, хотя бы на время.       А Стив надеялся, что среди присутствующих будут именно те самые глаза, повидавшие не одно столетие.