Я так хочу к тебе,
я обещала и в здравии,
и в самой темной войне,
вот только ты найди меня
сначала, даже если я
не в твоей стране.
Шастун просыпается в холодном поту. За два часа до будильника, удивительно даже. Снились какие-то катастрофы, самолёты и она. Девушка, что во сне, кажется, была ему самым близким человеком. Ради которой даже захотелось бы остаться там. На кухонном столе до сих лежит записка от Кузнецовой, в которой она говорит, что устала. От того, что они зачастую праздники встречают не вместе, от того, что она словно бы совсем одна, а его никогда рядом нет. Антон знал, что однажды их отношения обязательно закончатся. Потому что невозможно было им быть вместе: Ирка хотела семью и детей, дачу и особняк, а он непонятно чего хотел. Да и непонятно, мог ли он это все дать ей. Антон не глупый мальчик, Антон это все понимал и прекрасно осозновал. Наверное, поэтому не слишком-то и больно было расставаться. Заснуть, чтобы позже проснуться по будильнику, совершенно не получается, Антон решает хоть какое-то утро начать неторопливо и правильно, с душем, хорошим завтраком, может быть даже каким-то шоу или сериалом по телевизору. Как и в том дурацком странном сне-кошмаре, в реальности новостных каналов тоже оказывается неприлично много. Шастуну даже в какой-то момент надоедает сидеть и переключать этот дурацкий кухонный телевизор. «Новости, значит, новости!» Прямой эфир. Экстренные новости. Говорят, самолёт разбился. В момент. Не успел приземлиться. Все, находящиеся на борту, 100 человек, погибли. Рейс Прага-Москва. Её рейс. Рейс той девушки, из сна. «Не может, блять, быть», — говорит сам себе Антон и закуривает сигарету с утра, перед кофе, с которым неприлично долго возился. А потом все также, с непониманием и отборной коллекцией мата, идёт искать информацию о погибших. Списков, конечно же, никто ему не предоставляет, но всё-таки кое-где удаётся что-то найти. Дарьи, кстати, Брожовой не находит. Матерится, но с улыбкой, непонятно, конечно, почему она ему приснилась, но хотя бы жива. Странно, что он так волнуется о какой-то незнакомке, которая вообще непонятно, существует или нет. А потом снова матерится. Опаздывает на работу.***
— Выглядишь так, будто кого-то похоронил, — замечает Матвиенко и Антон мысленно его проклинает. Потому что он, вообще-то, и правда кого-то похоронил. Пускай неизвестную девушку и пускай во сне, но он, блять, вообще-то похоронил. Человека. И, похоже, достаточно родного, раз ему до сих пор кажется, что это все было наяву. — С Иркой расстался, — бросает он и закуривает. — Да ладно тебе, Шаст, помиритесь ещё, какие ваши годы, — подключается к разговору Позов. Где-то на фоне поддакивает и Попов, который также предлагает на выходных всем вместе «сгонять в бар, негоже друга оставлять в беде, надо бы развеяться». Шастуну совершенно не нравится, когда парни-друзья-товарищи-коллеги что-то списывают на его возраст, мол ты ещё маленький, вот подрастешь и поймёшь, ой, а послушай нас, старших, потому что ему, блять, тридцать и ему, блять, есть о чем поговорить и есть о чем подумать. И для этого не нужно слушать кого-то ещё. Мысленно обещает себе, что в следующий раз он обязательно им всем скажет, а пока сегодня он просто вздыхает и идёт сниматься, а потом, когда объявляют перерыв, во второй раз вздыхает и выходит на улицу. С сигаретой и открытым профилем в инстаграме.***
Одна катастрофа. Сплошная и у всех, кажется. «Нихера не знают, а сожалеют так, будто что-то и правда чувствуют». Матерится вновь. И чего он такой злой сегодня? Ну расстались и расстались с Кузнецовой, помириться же можно ещё? Можно. Ну приснился, кошмар и приснился. Ну случился он немного и в реальности, ну и случился. Сколько их, самолётов, каждый день разбивается? Невероятное количество, что теперь, из-за каждого что-ли злиться и огрызаться? Ну сочувствуют и пусть сочувствуют. Ну находит он какую-то Дарью Брожову из Праги в инстаграме и находит. Так, стоп! Публикация сегодняшняя, свежая. @darjabrozova Вот эти невероятно красивые глаза сегодня мне спасли жизнь. Никогда не думала, что буду радоваться опозданию на самолёт. И фото кота. С зелёными, словно они принадлежат человеку (Антону даже кажется, будто это — его собственные), глазами. Невероятно красивые. Знакомая фраза. — Парень, ты знал, что у тебя самые красивые глаза на свете? — Да, прям уж, самые. — Да-да, самые, что ни на есть красивые глаза. Такие зелёные, — звонко смеётся и Антон думает, что если его однажды попросят выделить какую-то одну черту в Брожовой, то определённо это будет её смех, он у неё потрясающий, — Хочу, чтобы в следующей жизни мы снова были вместе и я снова могла утопать в твоих глазах! Только не говори, что я чудная, ладно? В следующей жизни. Может она вот и есть та самая, про которую девушка во сне говорила? Может ему нужно просто решиться и написать?