***
Дядюшка Варвары, барон Трубецкой, был прелестным человеком. Он был любим на вечерах в Петербурге, в Москву приезжал редко. Сейчас же вынужденно проживал в московском имении, чтобы быть недалеко от племянницы. Устраивал всегда благотворительные вечера. На них играли зарубежную музыку, порой он и сам не робел брать в руки скрипку, наслаждаясь тем, какими глазами на него смотрела Варя. В салоне у фрейлины императрицы Виолетты Александровны Айзенберг они были встречены со всей почтительностью. На вечере говорили только на французском, вспоминая прошедшую пятью годами ранее Отечественную с Бонапартом из-за присутствия князя Толстова, бросавшегося неаккуратными шутками в сторону Прусского короля и войны. По приезде балерины все разговоры переметнулись в сторону репертуара Большого, грядущей премьеры и смешных рассказов графа N., некогда занимавшего должность директора самого популярного домашнего театра в течение нескольких лет. Варвара сидела за столом рядом с княжной Быковой, той самой, что недавно сваталась на радость всей эссенции интеллигентного общества Москвы, и улыбалась своей единственной поддельной улыбкой, немного приподнимая верхнюю губу, чтобы было видно светлые зубы. На шутки, которые до определённого момента были не приняты хозяйкой вечера, она отвечала двусмысленно, чтобы после можно было расширить улыбку, показывая эмоцию счастья или приподнимая брови, выражая таким жестом усмешку над неопытным шутником, впрочем, сдержанную, не испортившую бы ее милого личика. Через четверть часа Айзенберг согнала всех в большую залу, где стоял рояль. На нём играл приглашённый музыкант, приехавший в Россию из Германии несколько лет назад. Княжна Быкова танцевала с мужем, девочки лет тринадцати звали в круг взрослых мужчин, желая с ними потанцевать, иногда на спор: согласятся ли? Трубецкую некоторые приглашать робели, если речь шла о её ровесниках. Сама она занимала не очень выгодное место для приглашающих, стоя у окна и отвернувшись к залу спиной. Было неправильно приглашать незаинтересованную в вечере девушку на танец. Однако один желающий нашёлся. Человек, не имеющий чувства такта. Варвара повернулась к графине Айзенберг, стоявшей рядом с мужской фигурой, и, обворожительно улыбаясь искусственной улыбкой, какую девушки были обязаны дарить незнакомцам на балах, поприветствовала их. Графиня заговорила на французском: — Душа моя, золотая пташка, позвольте мне представить вам старшего следователя императорской канцелярии, князя Гуро Якова Петровича. — Гуро, не разрывая зрительного контакта с молодой баронессой Трубецкой, чуть согнулся в поклоне, заводя руку с тростью за спину. Он поцеловал кисть балерины, едва коснувшись губами ткани перчатки. Варвара с почтением кивнула и присела в реверансе, улыбкой показывая радость по случаю такого выгодного знакомства. — Окажите мне честь: я приглашаю вас на тур вальса. — попросил мужчина, вновь протягивая ей ладонь. Она приподняла голову и взялась за его руку. Ей совсем не хотелось сегодня танцевать, она так думала, но как только оказалась в руках мужчины, не на сцене, а так, с незнакомцем на балу, расцвела по-новому. Следователь не казался ей косолапым, он со вкусом выполнял фигуры котильона после тура. Они два часа провели вместе за танцем прежде, чем по правилам руководящего импровизированным балом в салоне следовало поменяться партнерами. Вместо того, чтобы усадить Варю на стул в центре зала, Гуро, до того молчаливый и последовательный, снова предложил ей танцевать. Трубецкая заметно покрылась краснотой на щеках от стыда, но согласилась. Котильон завершал их вечер, а Гуро предлагал закончить его нетрадиционно, наверняка привлекая внимание. Может, он не услышал, что она баронесса, а принял за простую балерину, какой можно располагать в своих интересах? Девушка стала рассматривать его внимательнее. Заметила на руке масонский перстень, отметила кавалера как франта, залюбовалось его осанкой. Это, несомненно, влияло на её сердечное состояние, трепет в груди, но не могло отвлечь от более важных проблем, не связанных даже с общественностью. — Ваше Сиятельство, простите мне мою бестактность в отношении вас, но позвольте узнать. Все обеспокоены, неужели готовится убийство в день петербуржской премьеры? — робко спросила она, когда мужчина позволил себе наклониться немного ближе к ней. Она говорила одними губами, едва различимо. — А вы уже знаете, госпожа Трубецкая? — девушка робко кивнула. — Это не бальный разговор. Но могу вас уверить: это не гнусные сплетни, распускаемые с намерением вас обмануть. — Рука на плече мужчины сжалась сильнее, и он заговорил менее прямолинейно, не так, как она с ним. — Я знаком с вашим дядей. Возможно, он не будет против моего визита в ваш дом. — Приезжайте вечером вторника, прошу вас. Мы все вас будем ждать, Ваше Сиятельство, я и мой дядюшка. — мужчина повёл Трубецкую в сторону экипажа её родственника, у которого с князем Толстым завязался мелкий спор о Буонапартие*. — Послушайте ещё раз. — повторила она, потому что Гуро не отвечал. — Мы будем вас ждать в вечер вторника. — Я, несомненно, навещу вас, баронесса. — Он как будто бы напомнил ей этим «баронесса» о том, что она перебарщивает. Девушка расслабила свою руку, которой сжимала его, и сдержанно кивнула. — Мне очень приятно появиться в имении такой достойной семьи. До встречи. — Гуро поцеловал тыльную сторону ее ладони в третий раз, поздоровался с её дядей, предупреждая о своём визите и не разглашая причины. Айзенберг уговаривала остаться Трубецких, но те почти сразу же уехали под предлогом нездоровья молодой баронессы. Гуро запрыгнул в коляску сразу после них, приказывая везти его в Отделение.***
Дети крестьян сбегались поближе к забору из своих изб, чтобы поглядеть на дорогую карету старшего следователя, блестящую на солнце и отражающуюся на белом снегу. С утра Трубецкой приказал расчистить дорогу от города до их имения, чтобы князь Гуро имел возможность без происшествий добраться до них. Перед человеком выше по чину хотелось покрасоваться хозяйством, садом перед домом, их лесом при имении. Речка заледенела ночью, однако на мосту красивый вид открывался. Яков вылез из кареты прямо в сугроб, отряхнул брюки и фрак, двинулся к лестнице. Его встретил управляющий дома и проводил в гостиную, обещая доложить барону о его присутствии. Через какое-то время спустился Трубецкой. Варвары не было слышно и видно. Гуро с хозяином обменялись дружескими приветствиями, мешая речь с французским языком. Яков Петрович рассказал о предстоящих делах только малую часть. Естественно, посвящать его в планы дела и операции «наживка» никто не собирался: Варвара должна была быть в его глазах в полной безопасности. Более того, Гуро сделал двузначный намёк на то, что его приезд был связан не только с сутью дела: он хотел бы поближе узнать племянницу уважаемого человека. После вчерашней выходки на балу в салоне фрейлины Айзебрерг многие стали распространяться о связи балерины с следователем. Варвара вышла одна, глубоко приседая в реверансе перед гостем. Они обменялись должными любезностями и сделали вид, что собрались здесь из-за того, что им очень приятно общество друг друга. В основном говорил дядя, баронесса молчала, держа на лице доброжелательную улыбку. Она позволила себе вмешаться, когда речь зашла о постановке балета в Италии, откуда недавно возвратились в Российскую Империю князь Толстой с семьёй, о чëм упомянул следователь. Когда солнце стало блекнуть, уступая очередь ночи, барон предложил Гуро посмотреть их сад и беседки у реки. Яков с Варварой вышли первыми и двинулись вдоль тропинки к беседке у реки. Они молчали. — Вы так тихи сегодня, баронесса. Я испортил вам настроение? — останавливаясь на берегу, спросил мужчина. Варя встала рядом с ним, сжимая пальцами тëплую меховую накидку у шеи. — Вы требовали моего присутствия сегодня, а сами уделили мне внимания меньше, чем вчера. — То было на балу, Ваше Сиятельство. Там все уделяют партнерам больше внимания. — расстроенно проговорила девушка, поворачиваясь к следователю. — Тогда, если вы не считаете нужным выдерживать манер бального разговора, то доставите мне удовольствие, начав звать меня по имени и отчеству? — девушка кивнула на эту просьбу. — Тогда, Варвара Алексеевна, я тоже позволю себе к вам так обращаться. Ваш дядя сказал, что вы с ним в Петербург едете. Это так? — Трубецкая вновь кивнула. — И когда? — Через месяц. — Они молчали. Гуро рассчитывал, что девушка будет заваливать его вопросами. Ему было непонятно, почему она при нём молчала о деле. Может, она им заинтересовалась, поэтому использовала подобную уловку? — Пойдемте, я покажу вам сад, раз дядюшка не торопится… — решив больше не смущать гостя, Варя пошла вдоль реки к саду за домом. Гуро придерживал еë за руку. Они по-прежнему молчаливы были. Впереди льдом всë покрылось. Варя не удержалась и повалила мужчину вслед за собой в снег. Гуро стряхнул с лица холодные хлопья и присел на колено, начиная смеяться вместе с Трубецкой. — Вы бы предупредили, что намереваетесь в сугроб меня бросить, Варвара Алексеевна. Я бы что-то менее нарядное надел. — он подал девушке руку, стараясь не поскользнуться на льду. Она быстро отступила в сторону, не желая идти по скользкой дороге. — Нет, напротив, в этом наряде в снегу вы смотритесь… Интереснее. — Она хотела сказать «красивее», но не решилась произнести комплимент. — Вернëмся в дом, не стоит на холоде промокшими быть. Там стол уже, наверное, снова накрыли. — Еда — это, конечно, хорошо, но, Варвара Алексеевна… — она хотела идти, поэтому Яков коснулся ее предплечья. — Что с вами случилось? Вы не хотите говорить, потому что ваш дядя вас смущает? Или вы решили устроить любовную игру? Поймите меня верно: я только хочу вам помочь. — Трубецкая широко раскрыла глаза. — Вы меня тоже неправильно понимаете. Однако теперь будем говорить по делу, милостивый государь. — она изменилась в голосе и тоне, используя холодное обращение. Еë заметно обидели его слова об играх. — Если моей жизни угрожает опасность, скажите, что я могу предпринять, чтобы этого избежать? — Не портить со мной отношения, баронесса. Этого будет достаточно. — Она покраснела и молча двинулась с ним к дому. — Я прикажу заложить экипаж. Завтра мы с вами должны будем познакомиться с директором театра Петербурга заранее, я назначил ему встречу в «Лондоне»*. — Гуро поцеловал руку балерины и спустился на две ступени вниз. — Будьте готовы к шести. — она кивнула ему и хотела уходить, звать дядю. — Варвара Алексеевна. — она обернулась. — А вы поэзию любите? — Люблю. — девушка отчего-то покраснела. Гуро улыбнулся одним уголком губ. — Ну и прекрасно. — загадочно заключил он. — До встречи, госпожа Трубецкая. Они расстались, находясь в натянутом настроении. Оба говорили мало сегодня и колко из-за недоразумения с любовью. Дядя попрощался со следователем, пообещал ему вина из Франции, но Яков попросил только доверенности за жизнь его племянницы завтрашним вечером.