***
Проводница грубо поторапливает с выходом, недовольно кривит губами, окрашенными вычурной алой помадой, и широкой мягкой ладонью неприятно давит между лопаток — бестактное прикосновение женщины чувствуется даже сквозь кожаную куртку. Игорь с силой сжимает челюсти, но ничего не говорит, боком минуя узкий коридор и проходя в тамбур. Он совсем не спал, почти сутки маринуясь в купе поезда, но зато едва ли не досконально изучил то немногое, что было в папке по делу пропавшего миллиардера. Основатель ныне популярной соцсети, выходец из детского дома, филантроп, охотно участвующий в благотворительных акциях. Уже что-то не столь привычное для питерской элиты, и в глазах майора однозначно плюс к уважению. Вот только оставалось непонятным, зачем этому парню, — рыжему, с неровным каре, в чуть зажатой позе, — смотрящему на него с фотографии, прицепленной скрепкой к документам, понадобилось уезжать в какой-то монастырь в самой что ни на есть глуши. Но мужчина оставляет личное мнение и осуждения на потом: откуда ему знать, какие причуды посещают порой головы богатых и умных людей? Сейчас же он чуть недовольно хмурится, когда влажный воздух бьёт в лицо, стоит лишь спуститься на перрон безымянной станции. Проводница за ним спешно закрывает двери, машет машинисту и оставляет Грома одного, отдаляясь вместе с поездом всё дальше. Перехватывая небольшую спортивную сумку поудобнее и закидывая её на плечо, Игорь оглядывается. Вокруг ничего, кроме электростолбов и деревьев, листва которых начала понемногу желтеть. Дорогу, впрочем, он тоже видит, но всё равно находит взглядом не сразу, зацепляясь за неё немногим позже, когда от непривычно яркой зелени перестаёт рябить в глазах. А ещё Гром замечает на станции старенький ларёк, надеясь, что там сможет найти хотя бы примерную карту местности. Но, естественно, никакой карты там не оказывается, что Игоря с его везением абсолютно не удивляет, в отличие от количества прилепленных друг на дружку объявлений разной давности. Объявлений о пропавших в этой области людей. Мужчина хмуро оглядывает каждый листок, который ещё не уничтожило время и на котором не размыты чернила дождём, и, вчитываясь в слова, невольно тянется к своей кепке, поворачивая её козырьком вперёд. Ему уже всё это не нравится. «Помогите найти человека», «Внимание! Пропал человек!», «Вы не видели этого человека?». Гром касается жесткой, потрёпанной погодой бумаги, приподнимает листовку, смотрит объявления под ней. 2007, 2011, 2017... Разные года, люди из разных городов, разный возраст. Слишком много исчезновений. Игорь смотрит внимательно, задерживая взгляд на последнем объявлении. Написано от руки быстрым размашистым почерком, с черно-белой фотографией женщины в возрасте. 2020 год. Майор оглядывается назад, осматривая пустующую станцию и будто надеясь найти кого-то из этих людей, и думает о Сергее. Объявления с ним здесь ожидаемо нет, — кто бы его тут оставил? — но и появления свежей листовки здесь видеть никак не хочется. Игорь тут не для этого, Игорь сюда приехал, чтобы этого избежать. Отворачиваясь от ларька, мужчина вновь находит взглядом дорогу, и, не медля больше, спускается к ней, надеясь поймать какую-нибудь попутку, которая подбросит его если не к монастырю, то хотя бы к деревне. Никакой охоты находиться в этих ебенях дольше положенного у него совершенно нет, от местной сырости сводит скулы, а от тяжелого запаха диких трав щекочет в носу, но не в его положении выбирать — Прокопенко был непреклонен, вручая ему это дело, да ещё перед отъездом добавил, что уже не только секретарша волнуется за начальника, а люди сверху, так что в его же, Грома, интересах, как можно скорее найти этого парня. И найти-то, наверное, не проблема. Скорее всего, Разумовский решил устроить себе бессрочный отдых вдали от цивилизации, обосновавшись либо в монастыре, либо в деревне. Главное, чтобы живой был, да и вообще, чтобы был, когда Игорь его будет силком на поезд до Питера сажать. Но вот листовки на ларьке о пропажах насторожили достаточно, чтобы майор уже предвкушал, как прибудет на место, но никого не найдёт. Мысли эти вызывали достаточно смешанные чувства, и Гром быстро отметал их, пробираясь по протоптанной тропке к дороге, ведущей в лесной массив — единственному пути в этом захолустье. Под кронами местных деревьев дышать становилось вдруг тяжелее, словно тень от них ложится на плечи тяжестью и давит так, что Игорь даже чуть откашливается, вдыхая воздух слишком резко. Он мыслями вновь возвращается к папке, спрятанной в боковой карман сумки, а в голове крутится только один вопрос: «Зачем Разумовскому понадобилось уезжать именно в этот монастырь?» Гром выходит на старую дорогу, испещрённую трещинами времени и без белых разметок, и оглядывает пустынную трассу. На попутку здесь особо можно не надеяться, но мужчина и не питал больших надежд, что всё пойдёт как по маслу — провинция на то и провинция, и рассчитывать на что-то привычное не приходится. Солнце, стоявшее в зените, затягивают тучи, и промозглый ветер после недавно прошедшего дождя забирается под полы кожанки и будто руками обнимает за пояс, цепляясь, и мешает двигаться, сковывая холодом. Игоря такое ощущение коробит и заставляет запахнуться непроизвольно, а ладони, спрятанные в карманы, плотнее прижать к бокам, чтобы избавиться от неприятной и слишком яркой ассоциации. Поиски пропавших людей его никогда особо не прельщали — дело это долгое, муторное и редко заканчивающееся успехом, да ещё и область чужая, неизвестная, и нет здесь своих надёжных информаторов. Найти этого парня — как иголку в стоге сена, если случилось тут с ним чего, а случиться могло что угодно, судя по всем тем объявлениям на железнодорожной станции. И майор уже практически был уверен, что миллиардера ему придётся вытаскивать оттуда, где тот успел увязнуть. И уж лучше так, чем вылавливать его тело из местных вод. До покрывшихся коррозией указателей на Топи и Мудьюгу Гром добирается удивительно быстро, и как раз там ему неожиданно везёт на попутку. На машину он натыкается у края лесной полосы; рядом с притормозившим стареньким ГАЗом-66, в народе зовущимся Шишигой, крутится крепкий на вид мужчина средних лет. Игорю он приветственно машет рукой, едва заметив рядом с собой, оглядывает с головы до ног и на просьбу подвезти чуть медлит, раздумывая. Из кабины грузовика фонит голосом Шуфутинского, а солнце в этот момент, наконец, показывается между облаков, лучами пробиваясь сквозь листву и бликуя на заляпанных дорожной пылью стёклах. Мужчина представляется как Харитон; круглолицый и улыбчивый, пропахший бензином, тяжёлым запахом гнили и потом, и только по воле случая оказавшийся на пути Грома — выскочил из машины, чтобы отлить. Майору с этим несказанно повезло — будь Харитон за рулём и несись на полной скорости, вряд ли бы притормозил, чтобы подбросить. Сейчас же он никуда не мчит, а потому, вымывая толстые пальцы водой из смятой пластиковой бутылки, спрашивает: — И какая ж нелёгкая занесла к нам? — Да друга своего ищу, давно на связь не выходил, и вот… — Игорь оглядывает Шишигу, — тягач знаком ему с детства, частенько такие разъезжали по улицам, а парочка даже у отцовского отделения стояла, — и вскидывает взгляд на водителя, отряхивающего руки от влаги и сразу же вытирающего их о брюки. — Может, видел? Высокий такой, волосы рыжие… — А, ты про Рыжика? — Харитон губы в улыбке растягивает, припоминая, а сам Гром внимательно за ним следит, стараясь ничего не упустить. — Конечно, видел. Недели три назад помог ему машину на другой берег переправить. Она поди заглохла у него, когда в аварию попал. Дорогу же у нас до сих пор не проложили, видать из-за этого его в яму и снесло. Игорь на сказанное едва заметно кивает: уже сам успел заметить качество этих самых дорог, размытых непогодой и разбитых временем, и всё же при упоминании аварии настораживается. Думать о том, что Разумовский может пострадать в ДТП или в любом другом несчастном случае, приятного мало, но мужчина не спешит списывать эту возможность со счетов. Харитон же тем временем кивает на свой грузовик, приглашая сесть, и сам забирается на водительское сиденье, немного приглушая музыку и выруливая с обочины на дорогу. Гром, устроившись справа от него, выжидательно смотрит на нового знакомого, предвкушая, что тот ещё что-то скажет насчёт разыскиваемого, но водитель молчит, только газу прибавляет. Впрочем, игнорировать пристальный взгляд Игоря у него долго не выходит, и он, чуть помедлив, добавляет, так и не сводя глаз с дороги: — Я ж когда его видел, друг твой жив-здоров был. Головой, может, маленько приложился при ударе. Предлагал его в посёлок ближайший отвезти, но он… — Один был? — спрашивает Гром, чуть хмурясь. — Один, — кивает Харитон, а после на мгновение замолкает, даже перестаёт пальцами по рулю отбивать ритм песни, а затем, словно поборов небольшое волнение, произносит: — Надеюсь, найдётся мальчонка, хороший парень, правда слегка чудной. В монастырь наш местный сильно рвался. На лице мужчины застывает нечитаемое выражение, которое у Игоря вызывает очень странное чувство, заставляя насторожиться; снова то почти осязаемое давление на плечи, и интуиция подсказывает, что здесь что-то не так, когда в салоне машины стало темнее из-за вновь скрывшегося за тучи солнца. — Много людей сюда приезжает? — майор выглядывает в окно на проносящиеся мимо деревья, прикидывая в уме, сколько листовок успел разглядеть на станции. Больше дюжины точно. — В Топи-то? — переспрашивает Харитон, но кивка не дожидается и продолжает: — Здесь у нас тишина, даже работы нормальной нет. Только на комбинате корячиться, да деревья валить, ну, или бабулек, как я, развозить по кладбищам, — он сухо посмеивается. — Так что только городские, как вы, в монастырь заглядывают. Туристы. — А что за объявления о пропавших на станции? — Гром глядит на мужчину с интересом и лёгкой усмешкой — той самой, что в уголках губ живёт, едва стоит ему взяться за дело и ухватиться за след как пёс. — Тоже туристы? Харитон же на вопрос подбирается, взгляд от дороги отрывает и смотрит на Игоря с удивлением. — А ты чего расспрашиваешь? Мент что ли? В ответ майор хмыкает, откидывается затылком на жесткий подголовник сиденья и с ответом медлит не более мгновения, невольно вспоминая неугомонную Пчёлкину с её дотошными вопросами. — Журналист, — с насмешкой произносит он. Распространяться о том, что он из полиции, Игорь пока не видит причин — в маленьких деревнях слухи разносятся слишком быстро, и сейчас он не хочет раньше времени взбаламутить воду. — К нам значит Первый канал пожаловал? Или Россия-1? — Харитон посмеивается, но глядит заинтересованно, а Гром от вопроса отмахивается; не по работе он тут, только друга отыскать. Мужчина в ответ уверяет, что Сергей найдётся — куда он денется, — а Игорь невольно думает о том, что у Разумовского куда больше шансов не найтись. Объявления о пропавших людях красноречиво наводят на мысль, что никого Гром по приезду в деревню и монастырь не обнаружит. Он думает об этом, накручивая себя, свыкается с этой мыслью, как с единственно верной сейчас, и от неё ведёт другие возможные линии расследования. Мёртв? Игорь допускает подобный расклад, но всё же опускает его, надеясь на другие исходы. Похищение? Мужчина рассматривает и этот вариант, начиная от тех, что с целью выкупа, и заканчивая другими, целью которых более плотские утехи. Секта? Об этом Гром думает много, рассматривая данный вариант ещё будучи в поезде, и сейчас, оказавшись в этой местности, думает ещё больше, глубже. Если всё же какой-то культ, то, без сомнений, религиозный, как-то связанный с монастырем. Но не что-то в стиле «Семьи Мэнсона», а скорее по типу «Церкви Нового Поколения» или «Движения Веры». Такие мозги промывают и отделяют от реальности, зазывая в свою семью. И если это секта, то можно считать, что Сергей уже точно пропал — из культа невозможно уйти. Игорь не уверен, насколько внушаем Разумовский, оттого и о другом исходе думает, где сектанты не в семью принимают, а делают ритуальные подношения, и что парень легко может стать жертвой убийства с религиозной подоплёкой. Мужчина хмурится и качает головой. Живой? Игорь надеется слепо, не желая полностью сметать этот вариант со счетов, ведь куда лучше найти миллиардера живым, чем сообщать начальству скорбные новости. Может и впрямь потерялся, заплутал в лесу и выйти не может. Или с болезнью какой слёг, всякое может быть. Грузовик чуть дёргается и резко тормозит у развилки рядом с поросшей травой дорогой. Харитон ёрзает на сиденье, склоняется ближе к рулю, будто бы стараясь вглядеться в окно со стороны Грома, и кивает на съезд. — Этот путь ведёт в Топи, — говорит водитель, — монастырь, что в Спас-Прогнанье, за деревней, в паре-тройке километров. Дорога там одна, так что не пропустишь. — Спасибо, — Игорь кивает, запоминая свой предстоящий маршрут, и быстро покидает кабину. — Удачи, — бросает напоследок мужчина и трогает Шишигу с места, оставляя Грома в одиночестве. Прежде чем начать свой путь, Гром на секунду оборачивается, смотря вслед удаляющейся машине и запоминая номерные знаки — на всякий случай, — а после широкими шагами направляется в сторону деревни. Грунтовая колея совсем рыхлая, и ноги при каждом движении майора немного утопают в почве, а вновь показавшееся солнце мешает обзору поселковой местности, и Гром надвигает кепку на глаза. Впрочем, смотреть здесь особо и не на что — тропа, по которой он быстро шёл, петляла между деревьями и кустарниками, по бокам дороги трава начала желтеть, а где-то вдалеке слышался плеск воды и тянуло сыростью. И ни одного встречного человека на пути. Игорь знает, ещё немного и он услышит какие-то голоса местных жителей, может, звук мотора старого трактора или лай собак. Увидит деревенских детей, гоняющих на велосипедах или пёстрое бельё, развешенное на верёвках после стирки. Но когда деревья заканчиваются, и мужчина выходит из тени леса, перед ним предстаёт абсолютная тишина, нарушаемая лишь отдалённым пением птиц. Гром быстро оглядывает небольшое поселение, насчитывая около четырнадцати домов, но не находя никаких признаков жизни. И в какой-то момент в его голове мелькает мысль, что водитель ошибся, и не сюда ему нужно, пока не замечает взглядом дым, выходящий из трубы какого-то дома. Напряженно выдохнув и стерев со лба капли пота, Игорь поправляет свою кепку и уже более спокойным шагом направляется в глубь Топей.Глава 1
5 июня 2021 г. в 17:00
Месяц спустя
Уже ранним утром с разных концов отделения можно было услышать привычный для него гвалт, не стихающий ни на секунду в течение всего рабочего дня. Здесь постоянно что-то происходило в ускоренном темпе: сотрудники полиции принимали заявления, оформляли подписки о невыезде, выпускали кого-то под залог или же задерживали на сутки за правонарушение. Бытовое насилие, пропавшие без вести, поножовщина в баре, ложные донесения, кражи со взломом, огнестрельное нападение на инкассаторов, митинги перед Правительством… и вдобавок ещё около десятка мелких дел, заниматься которыми ни у кого из полицейских особого желания не было. Отдел всегда бурлит, но сегодня резко затихает, замирает на мгновение, когда по помещению разносится суровое: «Грома ко мне!». Замолкают все, даже обиженные жизнью завсегдатаи «обезьянника», прислушиваясь с интересом.
Сам же Игорь Гром грубому вызову не удивляется — привычно, ожидаемо, — руки прячет поглубже в карманы, но ухмылку с губ не стирает, пока идёт прямо по коридору к кабинету Прокопенко под сопровождение около сотни пар любопытных глаз.
Для него всё это стало обыденным донельзя; за всё время службы ни единого месяца без подобных вызовов на ковёр к начальству, ни одной операции, чтобы было всё по плану, по уставу. Только у майора Грома иначе не выходит, не вписывается никогда в принятые рамки, как не вписался вчера этот чёртов мусоровоз на Дворцовую Площадь.
Оглядываясь на коллег, Игорь давит усмешку — он готов к возможному отстранению, даже к крикам готов, ему не впервой. И, заходя в кабинет Прокопенко, мужчина с лихвой отхватывает и того, и другого.
— Ты хоть знаешь, во сколько городу обойдётся ремонт? — Фёдор Иванович разворачивает экран ноутбука в сторону Грома, демонстрируя причинённый им урон, и смотрит гневно, но с привычной во взгляде нравоучительной ноткой.
— Ну, так эту плитку всё равно каждый год выкладывают. А в этот раз будет хотя бы реальная причина для расходования наших с вами налогов.
Последние слова Игоря заглушаются громко захлопнувшейся крышкой ноутбука и нарастающим возмущением Прокопенко:
— Думаешь, ты здесь один умнее всех? Никакой субординации! А мне из-за твоих выходок постоянно приходится... — полковник замолкает, устало вздыхая и проводя ладонью по взмокшему лбу.
Игорь лишь сжимает губы и в пререкания не вступает. Он знает, что никто его не уволит, даже выговор не сделают. Без него у их отдела не было бы такой раскрываемости и не было бы таких показателей, как у других. Оттого майор и не нервничает вовсе, но что-то во взгляде вдруг ставшего спокойным Фёдора Ивановича его настораживает, пока тот копается на своём столе в кипе документов, а после кладёт перед Громом объёмную папку.
— Бери, — отвечает Прокопенко на немой вопрос Игоря и прищуривается с усмешкой. — Это дело как раз для тебя. Раз уж тебе так на месте не сидится и обязательно нужно во что-то влезть, — Фёдор Иванович пальцем постукивает по бумажной обложке, но взгляда с подчинённого не сводит. — Пропал местный миллиардер. У него какое-то важное мероприятие на носу, а он не выходит на связь. Его секретарша нам уже все телефоны с утра оборвала. Девчонка говорит, что месяц назад он в деревню какую-то под Архангельском уехал, и с тех пор о нём ничего не было слышно.
Гром слушает хмуро, неудобно устроившись на стуле, и почёсывает пальцами висок, явно не улавливая, почему именно он должен взяться за дело, которое обычно в их отделе спихивают на неопытных новичков.
— А что, полиция Архангельска уже не занимается поиском людей? Или только наших не ищет?
— Тебя забыли спросить, кто и чем должен заниматься! — прикрикнул на него Прокопенко, поднимаясь из-за стола. — Дело я тебе дал? Дал. Занимайся. Билет на поезд в папке, все детали в личном деле, подробности насчёт поездки помощница пропавшего должна уже была выслать на почту. Свободен.
Игорь хмурится ещё сильнее, сдвигая кепку на глаза, и поднимается, подхватывая папку с делом и мельком заглядывая внутрь. Сергей Разумовский. Отлично, ну хоть не холодильники по городу искать.