Mills' Anatomy

      Реджина сбросила туфли, от чего грохот каблуков разнёсся по кабинету, и с ногами забралась на диван, притянув колени к груди. Теперь, когда дети благополучно доставлены домой и находятся под присмотром няни, можно, наконец, подумать о чём-то другом. Нервы и усталость давали о себе знать. Поспать этой ночью как следует ей так и не удалось из-за постоянных кошмаров, после которых женщина просыпалась в холодном поту. Аппетита не было, несмотря на то, что со вчерашнего вечера она так ничего и не ела, в кафе к своей порции она почти не притронулась, что явно не обрадовало Локсли. И только дети, что весело болтали, поглощая торт, остановили его от попыток заставить её есть, которые, как всегда, закончились бы их привычной руганью. Действие обезболивающих постепенно проходило, и всё тело ныло, напоминая о полученных травмах. Очень хотелось плакать, но это слишком большая роскошь для Реджины Миллс. Она хирург, и сегодня вечером у неё ещё три операции, она нужна пациентам. Она лучшая, она сильная женщина и не имеет права показывать свои слабости перед людьми, иначе эра её власти продлится недолго. Сегодня был тяжёлый день, но не было человека, которому она могла бы об этом рассказать. Все, кто когда-либо был дорог и близок женщине, либо мертвы, либо теперь уже чужие люди, сама виновата, это она оттолкнула своей жестокостью и безразличием, своим вздорным характером. Да, рядом был Робин, который помогал и поддерживал абсолютно во всём, но она не могла ему открыться. До этого поганого дня они были просто коллегами, пусть он и знал её лучше всех, заботился… Ладно, возможно, немного друзьями. Но она просто не умела вот так, не была в состоянии вывернуть душу наизнанку и в один момент открыть ему всю себя. Да, возможно, когда-нибудь они станут ближе, но на это нужно время, а погано ей было именно сейчас. Миллс оглядела свой кабинет, заваленный кучей хлама, завешанный многочисленными дипломами. Только работа и ничего лишнего. Лишь фотография двух маленьких ангелочков, которая стояла на столе, напоминала о самом главном в жизни величайшего доктора в сфере нейро- и кардиохирургии — семье. Семье, которая развалилась в один миг. Слёзы навернулись на глазах. Сил сдерживать эмоции больше не осталось.       Внезапно в дверь постучали.       — Кого там принесло! Всем идти работать, идиоты! — крикнула Миллс, изо всех сил стараясь не выдать своё состояние голосом, зная, что после такого любой дорожащий своей жизнью человек в этой больнице уберётся восвояси.       — Я смотрю, ничего не изменилось, великий и ужасный доктор Миллс держит в страхе всю больницу, — заметила, улыбнувшись, рыжеволосая женщина, которая, несмотря на все вопли хозяйки кабинета, всё же оказалась внутри.       — Эддисон? — с удивлением воскликнула Реджина, тут же с разбега бросаясь ей на шею.       — Привет, чудо моё! Как ты? — обнимая подругу в ответ, произнесла Монтгомери.       — Я так рада тебя видеть! — дрожащим от вновь подступающих слёз голосом призналась Миллс, не выпуская подругу из объятий.       — Хэй, и чего это мы плачем? — ласково спросила Эддисон и, слегка отстранив от себя, заглянула в покрасневшие от слёз глаза.        — Я, я… — хватая губами воздух, начала она, — думала, ты никогда больше не вернёшься, Эдди, — это была чистая правда, но совсем не то, что собиралась сказать брюнетка.       — Я тоже очень по тебе скучала, милая. Но я очень хорошо тебя знаю, и знаю, что Реджина Миллс из-за такого не плачет, — приобнимая подругу за плечи и поудобнее размещаясь вместе с ней на диване, сказала Монтгомери. — Поэтому сейчас ты успокаиваешься и всё мне рассказываешь, чтобы я знала, кому надо надрать задницу.       — Я… Это… — брюнетка задыхалась, не в силах произнести о случившемся вслух даже рядом с лучшей подругой. — Эдди, мне так плохо, — слёзы с новой силой потекли по лицу, а с губ срывались всхлипы. Реджина просто уткнулась лицом в плечо подруги, содрогаясь в истерике.       — Тише, котёнок, всё будет хорошо, — поглаживая по шелковистым волосам, ласково шептала на ушко Эддисон. — Хорошая моя, расскажи мне всё, — в очередной раз попыталась добиться правды Монтгомери, доставая из сумки пачку салфеток, чтобы вытереть со щёк дорожки размазанной туши. Реджина лишь глубоко вздохнула, задерживая дыхание, глаза закрылись, а ресницы трепетали в ожидании конца. Монтгомери нахмурилась, когда под глазом показалась огромная сине-фиолетовая гематома больших размеров, что до этого была искусно скрыта под макияжем. Взяв чистую салфетку, женщина провела по лицу подруги, убирая остатки косметики. — Твою ж мать! — выдохнула Эддисон, лицезрея разбитую бровь и губу. — Миллс, я тебя пока прошу по-человечески, расскажи мне, что у вас тут случилось! — слегка встряхнув брюнетку за плечи, произнесла рыжеволосая.       — Н-не могу, — с трудом выдавила Реджина, стараясь перебороть вновь накрывающую её истерику, но слёзы текли по щекам, а ком подкатывал к горлу.       — Не-не-не, ты чего, у нас всё будет хорошо, ты меня поняла, — обнимая Миллс за плечи, постаралась улыбнуться Монтгомери, хотя уголок губ предательски дрожал. — Локсли!!! — не придумав ничего лучше, завопила Эддисон, уже предвкушая встречу с этим незнакомым ей, но таким терпеливым мужчиной. По правде говоря, ей всего лишь нужен был стакан воды, но оставлять подругу одну сейчас она не решилась. Благо Робин, от природы обладавший прекрасным слухом, её услышал и уже через пару минут стоял перед ними, с любопытством разглядывая рыжую незнакомку, что сидела на диване рядом с Миллс, однако состояние заплаканной Реджины его сейчас волновало куда больше, и мужчина решил, что с остальным они разберутся позже.       — Мы официально заявляем, что на сегодня ты целиком и полностью наш раб, — с тем самым весельем в голосе, которое обычно спасало даже в самых безнадёжных ситуациях, начала Монтгомери. — Да, Реджик? — улыбнувшись, обратилась она к брюнетке.       — Абсолютно верно, — вытирая солёные капли со щёк, кивнула женщина.       — Для Вас, Доктор Миллс, хоть с неба звезду, — улыбнулся Локсли, в очередной раз демонстрируя Реджине свои сводящие с ума ямочки на щеках. — Так чего желают леди?       — Мы… мы хотим, — с важным видом начала Миллс, но спустя секунду застыла в растерянности, глядя на подругу.       — Две чашечки какао с сахаром и корицей, много какой-нибудь очень вкусной, калорийной выпечки и тёплое, мягкое одеяло, — загибая пальцы, перечислила рыжая.       — Эдди! Это больница, где он тебе здесь одеяло возьмёт! — толкнула подругу локтем в бок Реджина.       — А мне какая разница, это он наш раб, а не наоборот! Моё дело пожелать, а всё остальное уже не ко мне, — стояла на своём Эддисон, по-детски хихикая.       — Одеяло не надо, шуруй за всем остальным, — бросила Локсли брюнетка, после чего переключила своё внимание на подругу, закатывая глаза.       «Зато больше не плачет — победа!», — одновременно промелькнуло в мыслях у Эддисон и Робина, вызывая улыбку.       — Слушай, а ты не говорила, что у тебя в ассистентах такой красавчик, — закусив губу, поддразнила подругу Монтгомери, как только за Локсли захлопнулась дверь.       — Может, это потому что последние года три мы с тобой в принципе не разговаривали, — возвращаясь к своему любимому сарказму, ответила Реджина.       — Да, но вместе-то вы начали работать ещё до этого! — не унималась рыжая.       — Ну, у меня есть оправдание… — разводя руками протянула Миллс.       — Не сомневаюсь, дорогая, у тебя оно всегда есть. Знаешь, я больше чем уверена, что отпираться ты научилась раньше, чем говорить.       — Эй! И вообще… Просто первый год я старательно делала вид, что не замечаю его. Куда же без проверки на прочность, — вспоминая времена, когда они с Робином только начинали работать вместе, и она старательно его выводила, всё ожидая, когда же он сбежит.       — А потом? — в зелёных глазах зажегся неподдельный интерес.       — А потом мне стало одиноко, — не упускала возможности подразнить лучшую подругу Реджина, накручивая на пальчик прядку тёмных волос.       — Да ладно! У вас с ним что-то есть?! Ты всё-таки послушалась моего умного совета и послала Хамберта нахрен? — не веря в собственные слова, чересчур громко воскликнула Эддисон, осведомляя о своих догадках весь этаж.       — Что? Нет, ты что, у меня двое детей, мне не до служебных романов. Да и вообще, я даже никогда и не думала о Робине в таком ключе, он просто такой добрый, внимательный и по какой-то необъяснимой причине обо мне заботится… — при воспоминаниях о том, что после этих лет совместной работы связывало их с Локсли, на губах женщины непроизвольно появилась мягкая улыбка.       — Ты прости меня, конечно, но как бы я не любила Сару и Майкла, ты что родила детей и умерла? Миллс, у тебя в жизни осталось только две крайности: дети и медицина. Это ненормально. Тебе пора вспомнить о личной жизни и подумать в том ключе, в котором нужно. Не поверю, что ты действительно настолько слепа, — активно жестикулируя, Монтгомери пыталась привлечь внимание подруги к вещам, которые ей самой казались очевидными.       — Эддисон, да что ты заладила, личная жизнь, личная жизнь! Я вообще-то… — Миллс запнулась, собираясь напомнить о своём семейном положении, но вспомнив всё, что связано с этим фактом, тут же осеклась. — Я вообще-то через час должна быть на операции, и думаю, это время нам стоит потратить явно не на то, чтобы вновь поднимать тему, которая стала причиной нашей ссоры в прошлый раз. И потом, почему ты считаешь, что я слепая? К чему ты это? — Миллс не лгала, нет, это вовсе не было попыткой игнорировать всё вокруг на фоне навалившихся проблем, просто она действительно никогда прежде не задумывалась обо всём том, что так легко с первого взгляда заметила лучшая подруга, ей просто было некогда, всю свою жизнь Реджине было слишком некогда, чтобы построить нормальные отношения. Это вошло в привычку и уже считалось нормой: жизнь-цейтнот, нейро- и затем кардиохирургия, точные движения скальпеля, не терпящие ни минуты промедления, от которых зависят человеческие жизни, а затем снова спешка, опять бег, едва скинув белый халат, домой, в свою квартиру на 21 этаже высотки, к любимым дочке и сыночку, чтобы посмотреть последний вечерний мультик или прочитать сказку, а потом рухнуть на диван в гостиной, рядом с кучей документов, требующих заполнения, а потом, если повезёт, ближе к полуночи доползти до кровати и лечь спать. На мгновение в голове промелькнуло такое заманчивое «а может, действительно хватит?», но секундой позже все сомнения уже канули в небытие, оставляя лишь ту сторону Реджины Миллс, которая была довольна своей жизнью до одного рокового момента, перевернувшего с ног на голову абсолютно всё.       — Реджи, ты серьёзно не замечаешь? Твой Локсли, он, как ты говоришь, просто добрый, просто ласковый, просто внимательный, просто заботливый, действительно, чтоб тебя, ничего такого, всего лишь совсем обычный идеальный мужчина! Разуй глаза, подруга, таких на свете немного, не заметишь, как уведут прямо из-под носа, — рыжеволосая же, которой отчаянно не хватало таких чувств и такого человека в собственной жизни, отчётливо могла разглядеть все детали.       — Эдди, что ты несёшь! Даже пусть он трижды идеальный, на кой я ему сдалась? Ты ищешь отношения там, где их нет! — нет, конечно нет, о чём она, это ведь просто глупо. Какая-то заинтересованность Локсли в ней? Да нет, ерунда. А если всё же… Нет, бред!       — Ты, Реджина Миллс, мать твою Кору, лучший специалист в области нейро- и кардиохирургии, красивая, сексуальная, невероятная женщина, не говоря уже о двух замечательных малышах, которые у тебя есть! И раньше я никогда не замечала за тобой привычки принижать саму себя, или это твой муженёк тебя так натаскал? — не оставляла попыток достучаться до подруги женщина, разойдясь, припомнив того, кого во все времена считала виновником всех бед в жизни лучшей подруги.       — Знаешь, что, Эддисон, прошло четыре года, а ты ничуть не изменилась! — вскакивая с дивана, воскликнула Миллс. В голове ещё были свежи события четырёхлетней давности, и повторения определённо не хотелось, но всё к этому шло.       Остаток времени они провели молча. Реджина была права, скоро операция, а это значило, что к ней стоило начинать готовиться, что в сложившихся обстоятельствах занимало куда больше времени. Миллс пыталась справится с макияжем самостоятельно, но потом Эддисон надоело слушать, как брюнетка чертыхается и проклинает весь мир на чём свет стоит, и подруга вызвалась помочь, усадив Миллс напротив себя и приказав не двигаться. Реджина, конечно, была очень благодарна ей за помощь, но про себя невольно отметила, что утром с Локсли, ощущая его близость и его руки на своей коже, было приятнее. Впрочем, что это она, ещё парочка таких мыслей, и можно будет действительно сказать о том, что Эддисон была права в своих последних заявлениях. Робин, кстати, стоило только о нём подумать, наконец, появился в кабинете с двумя стаканчиками какао, горячего, надо сказать, что женщины определённо оценили, выпечкой, в числе которой было множество всяких разных пирожков, слоек, булочек и круассанов, в количестве 15 штук, и сильными обезболивающими таблетками из аптеки. Стоило мужчине только войти, как обе женщины сразу посмотрели на него: Эддисон, которая с момента прилёта в Нью-Йорк ничего не ела и при виде выпечки была готова просто расцеловать Локсли, с восхищением и обожанием, — она даже благоразумно решила не спрашивать, для чего были предназначены обезболивающие, — и Реджина, пусть и с теплотой, но в то же время с обречённостью во взгляде, от осознания того, что сейчас её подвергнут жестоким пыткам… Говорить о том, насколько весело было Миллс, когда два невероятно настойчивых человека, не понимающих слова «нет», — её лучшая подруга и бессменный ассистент — решили её накормить, и о том, насколько сильно она в этот момент мечтала провалиться сквозь землю, мы не будем, потому что иначе одной цензурной лексикой здесь точно не обойдётся. «Пытка» продолжалась более получаса, пока медсестричка, прибежавшая, чтобы сообщить о том, что её ожидают на операции, и о том, что её уже в сотый раз за день вызывает к себе Голд, не «спасла» Доктора Миллс от «мучительной гибели».       — Ну всё, мои дорогие, я свободна, словно птица, и с нетерпением улетаю на операцию. Локсли, ты мне, к слову, там сейчас не нужен, Доктор Хоппер попросился в ассистенты на этот случай, но если что, я тебя вызову, — радостно прощебетала Реджина, направляясь к выходу из кабинета. — Что касается Голда, Синди, скажи ему, что я на операции, на очень важном совещании, уже уехала домой, или где-то ещё, и зайду к нему позже. В общем, до самого вечера плети ему всё, что твоей душе угодно, но таким образом, чтобы это «позже» состоялось завтра, сегодня я не в настроении, — обращаясь к медсестре, продолжила женщина, в очередной раз, как делала это постоянно, ставя персонал больницы в неудобное положение и вынуждая врать боссу.       Стоило Реджине выйти, как в помещении повисла неловкая тишина. Робин, слегка нахмурившись, ещё раз осмотрел новую знакомую. Монтгомери же свою очередь подошла к рабочему столу подруги, вытащила из первого ящика упаковку мятной жвачки, которую Миллс по старой привычке всегда хранила где-нибудь под рукой, и закинула несколько пластинок себе в рот.       — Откуда ты знала, что там лежит жвачка? — с интересом взглянув на новую знакомую, поинтересовался Локсли.       — О, это очень старый трюк Реджины, удивлена, что за пять лет вашей совместной работы ты до сих пор об этом не знал, — рассмеялась Эддисон. — Она жуёт жвачку и запивает водой, чтобы притупить чувство голода и не шлёпнуться в обморок.       — Серьёзно? Господи, я никогда не пойму эту женщину! Разве не проще пойти и нормально поесть? — обречённо простонал Локсли.       — Нет, ты что, ей некогда, она же хирург, — с сарказмом начала Монтгомери. — На самом деле в этом вся Реджина Миллс, ей вечно некогда. Она всегда такой была, помешанной на хирургии, ещё с самой интернатуры её невозможно было оторвать от операций, медицинских книг, журналов, пациентов, бесконечных бесед, иногда даже споров с врачами, а как только появлялась свободная минутка, бежала практиковаться на трупах или манекенах, пару раз даже пробовала на самой себе.       — Мда, надо сказать, с тех пор мало что изменилось, — внимательно выслушав рассказ женщины, заключил Локсли.       — Некоторые вещи никогда не меняются.       — Знаешь, мне иногда кажется, что даже если всё привычное вокруг неё исчезнет, Миллс всё равно не заметит. Если, скажем, вдруг не будет тебя или меня, она так и продолжит пересаживать сердца и чинить людям мозги, — печально вздохнул Робин, доставая из шкафчика, стоящего у стены, банку кофе.       — Не-а, ты не прав, без тебя ничего этого бы не было, и мир бы не узнал о гениальном хирурге по имени Реджина Миллс, — покачала головой Эддисон.       — Не преувеличивай, Джина гениальный хирург, она смогла бы работать в любых условиях, — Локсли насыпал в чашку пару ложек кофе. — Кофе будешь?       — Да, ты прав, что бы ни случилось, Реджина Миллс сможет работать, она может оперировать с любым ассистентом или даже без него. Иногда я смотрю на неё и думаю, что даже если ей отрежут руку, она справится с одной, но всё равно будет оперировать или даже научиться делать это при помощи ног. Любой врач почтёт за честь ассистировать такому хирургу, как она. Но не один из них не способен заставить её есть, вовремя уходить домой или укладывать спать, а сама она на это просто не способна, потому что она больна, по-своему, но больна: хирургией. Она долго не протянула бы без тебя. Знаю, ты думаешь, что я преувеличиваю, но… Однажды мы поссорились, и я решила её игнорировать, на третьи сутки она упала в обморок от голода и переутомления. Я тогда так испугалась… — настаивала на своём Монтгомери. — И да, я буду кофе. — Локсли в ответ лишь усмехнулся и, достав из шкафчика вторую чашку, насыпал в неё кофе, поставив чайник кипятиться.       — Как вы с ней познакомились? Реджи о тебе никогда не рассказывала, — поинтересовался Робин.       — Миллс и разговоры о личной жизни? Ты сам-то себя слышишь? — съязвила женщина. — Я работала в этой больнице, когда она только пришла сюда интерном. Это был нонсенс — дружба интерна с ординатором. Реджина не общалась ни с кем: ни с другими интернами, ни с другими ординаторами, только со мной и, пожалуй, ещё с Голдом, но у них совсем другая история, вечно зацикленная на медицине и нацеленная на успех.       — А что у них с Голдом? Знаю, возможно, это не моё дело, но он всегда так за неё волнуется, ругается, когда она ничего не ест, да и вообще, когда они ссорятся, немного напоминают семейную парочку, — чайник закипел, и мужчина залил кофе в чашках кипятком, протягивая одну из кружек собеседнице.       — Ну, он был её учителем, Роберт научил Реджину всему, что она знает о нейрохирургии, и… — Эддисон выдержала паузу, всё ещё сомневаясь, а Локсли поднял брови в вопросительном жесте. — Не знаю, стоит ли мне тебе рассказывать, но она была его любовницей, поэтому у них всё сложно. Лучше просто не лезь в это.       Пейджер издал пронзительный писк, оповещая о том, что его ждут в операционной, прежде чем Локсли успел что-либо ответить.