Мо Жань, позаботься обо мне

      — …Учитель, ты в самом деле выпил обе?..       — Да. Они же одинаковые. И очень маленькие.       — Вовсе нет, учитель… Видишь, тут надпись «Янтарное облако в объятиях рассвета». А здесь — «Призрачный взмах крылышек бабочки Лянчжу».       Чу Ваньнин недовольно сощурился, стараясь разглядеть вышеуказанное на емкостях, что Мо Жань удерживал в своих руках.       — Тц… Это написано так мелко и небрежно. Как на подобное можно обратить внимание?       Если бы Мо Жань не выглядел столь взволнованным — наставник Чу уже давно продолжил бы заниматься своим новым механизмом, не думая об этой, по его мнению, совершеннейшей мелочи. Но, кажется, что-то не так было с этими пресловутыми названиями. Пришлось отложить масленку в сторону.       — Стоило спросить меня, перед тем, как выпить всё до дна… — взволнованно протянул Мо Жань, продолжая разглядывать опустошенные емкости у себя в руках. Он не знал, как сказать Чу Ваньнину, что теперь будет с его учителем.       Чу Ваньнин же, раздражаясь от непонимания, вспылил:       — Разве ты купил это соевое молоко не для меня? Так почему я должен был спрашивать разрешение?! В следующий раз не затрудняй себя и ничего не предлагай мне, раз так!       — Нет-нет, учитель не так понял, — поспешил объясниться Мо Жань, понимая, что в этом все равно вскоре не будет никакого смысла. Его Ваньнин всё забудет… — Я действительно принес немного соевого молока для учителя. Вот, эту бутылочку. «Янтарное облако в объятиях рассвета». Оно со вкусом персика, единственное в своем роде, и достать его было крайне сложно…       — Ну а что же тогда было во второй бутылке? — перебил его Ваньнин.       — Другая бутылка предназначалась… она предназначалась…       — Тебе?       — Нет…       — Тогда почему я не должен был пить? Ее вкус был почти такой же приторно сладкий, как и у «Облака».       — Так и должно быть. Чтобы смыть горечь воспоминаний, — рассеянно пояснил Мо Жань.       — Что?       — Это был эликсир забвения, учитель…       Мо Жань совершенно справедливо считал себя безответственным в быту человеком, но в той же степени его мужа, Чу Ваньнина, можно было бы назвать рассеянным. Конечно, человек устроен очень неполноценно: любой перевес в сторону таланта и силы обязательно восполнится недостатком. Но сегодня оба прославленных заклинателя превзошли самих себя.       Мо Жань оставил на столе соевое молоко и эликсир забвения, который всунул ему Ма Юн, умоляя помочь в продвижении сомнительного зелья среди других заклинателей, и отвлекся буквально на секунду. Этого времени хватило для того, чтобы Чу Ваньнин выпил содержимое обоих бутыльков.       — …       — Учитель, простите! Я должен был сразу предупредить вас… Это моя вина!       — Разве признание твоей вины сможет предотвратить потерю моей памяти?! Что мне теперь делать?! — запаниковал Чу Ваньнин.       Переживать действительно было о чем. Оба не знали, как много забудет учитель, оба не разумели, как предотвратить действие эликсира.       — Надо промыть желудок! — решил Чу Ваньнин, быстрым шагом направившись в отхожее место. Мо Жань взволнованно засеменил за ним. — Не ходи за мной!       — Хорошо…       Ученику пришлось остаться. Он очень хотел верить в то, что «Призрачный взмах крылышек бабочки Лянчжу» не обладает таким уж сильным эффектом, и если Чу Ваньнин действительно изгонит большую его часть из своего организма, то проблема разрешится. Но на всякий случай он решил подготовить чернила и бумагу, чтобы попросить Чу Ваньнина записать кое-какие вещи своей рукой. Например тот факт, что они женаты, и Чу Ваньнин относится к этому спокойно.       Вскоре фигура учителя замаячила в проеме.       — Ваньнин, поскорее сядь здесь и напиши, что мы с тобой…       — …Ты кто? — перебил его учитель, и Мо Жань в ужасе свалился со стула на пол. Уже?! Они ничерта не успели сделать! — Откуда знаешь мое имя?.. — продолжал взволнованно допытываться наставник, бегло рассматривая обстановку их хижины. Пока его супруг старался подобрать более мягкие слова для объяснения, Чу Ваньнин снова заговорил: — Ничего не понимаю. Еще секунду назад я был в своем павильоне Алого лотоса, а уже сейчас… Это ведь не пик Сышэн? Как я оказался в этой дыре?       Голос его звучал тихо и растерянно.       Он изо всех сил старался нацепить на себя маску безразличия и спокойствия, но даже такому человеку, как он, в подобных обстоятельствах это было достаточно непросто сделать.       — Учитель, не называйте наш дом дырой, — обиженно попросил Мо Жань, встав напротив Чу Ваньнина. Совсем недавно он отремонтировал главное помещение и зону кухни, и был очень разочарован осознанием того, что на самом деле Чу Ваньнину не понравилось то, что он увидел. Выходит, в тот раз он похвалил своего ученика просто чтобы не обидеть?! Это нечестно!       Мысли его потекли совершенно не в том направлении, но растерянный заклинатель напротив тотчас вернул их на место.       — Ты зовешь меня учителем, но… — Чу Ваньнин внимательно разглядывал смутно знакомые черты. Стойкая уверенность в том, что он знает человека напротив смешалась с невозможностью назвать этого мужчину перед собой по имени. Будь он его учеником, как он мог бы быть на вид старше его самого?!       — Я — Мо Жань, учитель… — решил признаться напрямик заклинатель.       Чу Ваньнин сказал, что до секунды, как оказаться здесь, он «был в павильоне Алого лотоса», значит его воспоминания могли оборваться на том времени, когда Мо Жань уже стал его учеником.       Но это было лишь предположением, поэтому Мо-цзунши терпеливо ждал, что ответит ему его Юйхэн.       Лицо того сперва побледнело, а затем покраснело, как шкурка спелого помидора. Очевидно, это имя было ему очень и очень знакомо.       — Мо Жань?.. Но ты ведь… — с этими словами он вытянул дрожащую руку вперед, подняв на высоту чуть выше своей груди. Как раз на тот уровень, когда ростик Мо Жаня соответствовал его шестнадцатилетнему возрасту. — …Скажи что-нибудь, что знал бы только Мо Жань и я, — подозрительно прищурившись, молвил Чу Ваньнин, давая человеку перед собой шанс объясниться, не прибегая к помощи Тяньвэнь. Сперва он должен убедиться, что перед ним тот самый несмышленыш, которого он принял в ученики около двух лет назад!       — Однажды я угостил учителя вином «Белые цветы груши», и с тех пор оно ваше самое любимое! Так же я вышил учителю платок, который он постоянно носит с собой. А еще…       — Ладно, хватит! — взмахнул ладонью вспыхнувший наставник. — Ты — Мо Жань, теперь я вижу…       Молодой заклинатель с облегчением вздохнул, решив, что все не так плохо, раз Чу Ваньнин хотя бы признал его. Оставалось самую малость: рассказать ему, что произошло и вернуть все назад. Да уж… Проще было бы заставить Сюэ Мэна перестать каждые пять минут глазеть в зеркало с восторгом!       — Я, что, потерял память? — очень точно предположил Чу Ваньнин, слегка отойдя в сторону, при этом продолжая украдкой рассматривать высокого загорелого молодого человека редкой стати и красоты рядом с собой.       — Боюсь, какое-то время учитель и впрямь не сможет вспомнить очень многое, — снова встал перед ним Мо Жань, жестом предлагая учителю присесть и поговорить, чем снова напугал Чу Ваньнина. Он не привык, что люди подходили к нему так близко, касались без разрешения и… Да, его ученики — это другое дело, но этот юноша, то есть, этот молодой человек, ведет себя слишком уж фамильярно!       — Как это получилось? — Чу Ваньнин напрягся еще сильнее, но изо всех сил старался держать маску невозмутимости и уверенности в себе. Силясь предотвратить касание сильной загорелой ладони к себе, он все-таки переместился за стол, усевшись скраю. Но чужая рука все равно будто бы непреднамеренно коснулась его талии, заставив смущенного наставника сжаться от негодования и… чего-то еще. Чу Ваньнин сам не понял, что это было.       — Я случайно оставил на столе соевое молоко, которое купил для вас, и эликсир забвения, не предупредив, что из этого можно было пить, а что — нет. Простите… — честно признался Мо Жань, ожидая ворох оскорблений и нравоучений в свою сторону. Но Чу Ваньнин вдруг спросил совершенно не то, что ожидал услышать его ученик.       — А где твои соученики?       — Они… ну… — Мо Жань замялся, не понимая, что ему делать. Неужто рассказывать всю их историю от начала и до конца? Поставить перед фактом своего наставника о том, что Ши Мэй теперь слепой бродячий заклинатель, а Сюэ Мэн — глава ордена? Это не представлялось возможным. Чу Ваньнина охватит самая настоящая паника. Наверняка сразу после этого он уж точно не сможет усидеть на месте, а ему нужно во что бы то ни стало оставаться здесь! — На пике Сышэн, конечно же, — решил снова соврать он.       — Значит мы… живем с тобой здесь вдвоем?       —…       Мо Жань вдруг осознал, что в памяти Чу Ваньнина он остался мелким упрямым пакостником, который все еще в обиде на наставника за суровое воспитание. В те времена Мо Жань уже очень сильно отдалился от Чу Ваньнина, постоянно критиковал его и злился. Пусть не в лицо, но за глаза — так точно. Разумеется, учитель видел его насквозь, и ничего не мог с этим поделать.       — Не то чтобы живем, учитель, — решил сказать Мо Жань. — Мы здесь на… на задании.       — На задании?       — Да, глава ордена отправил нас сюда разобраться с нечистью, которой здесь крайне много. Поэтому мы решили временно поселиться тут, чтобы не ночевать под открытым небом.       Чу Ваньнин кивнул, будто бы принимая подобное притянутое за уши объяснение. Мо Жань даже успел похвалить себя за сообразительность, как вдруг Чу Ваньнин снова спросил его:       — А почему кровать только одна?       Мо Жань беспомощно захлопал глазами, как загнанная в угол собака.       Их хижина была достаточно компактной, все необходимое находилось прямо в поле зрения. Поэтому Чу Ваньнин, слегка осмотревшись, сразу заподозрил неладное.       «Давай же, скажи ему, что вы с ним супруги! — уговаривал себя Мо Жань, не в силах разжать рот и раздавить признанием учителя. — Скажи, что в этом нет ничего такого! Найди слова, чтобы его успокоить!»       Это было невозможно.       Чу Ваньнин прошел очень большой путь от осознания того, что он влюблен в своего ученика, до принятия мысли, что ему хотелось бы быть вместе с ним. Что ему хотелось Мо Жаня, в конце-концов. Мо Жань слишком хорошо понимал это. Поэтому он не мог признаться… По крайней мере — сейчас!       — Учитель, я сплю на полу.       Чу Ваньнин нахмурился, не понимая, почему этот здоровенный малый не соорудил себе хоть какое-то подобие кровати, но странное выражение лица Мо Жаня подсказало ему, что, возможно, его ученик не совсем с ним откровенен. Если так, что именно он пытается скрыть?       — Мы остановились здесь ненадолго, поэтому я… поленился сходить в город и купить себе хотя бы матрас. Решил спать так! — натянуто улыбнулся Мо Жань, поднявшись из-за стола. Чу Ваньнин снова кивнул ему, и ученик хотел было предложить своему учителю немного перекусить и слегка расслабиться после неожиданных событий, как вдруг в хижину забежал Гуту, радостно лая и повизгивая.       — У нас есть собака?!.. — опешил Чу Ваньнин, не понимая, как они могли завести животное, если и вправду осели здесь лишь на время.       — Нет-нет! Это бродячая! Конечно же, это бродячая, — заверил учителя раскрасневшийся Мо Жань, стараясь схватить пса, чтобы выдворить его на улицу. Тот, разумеется, и не думал ретироваться так быстро.       — Но у него есть ошейник, и… мф… — как раз в этот момент псина запрыгнула к Ваньнину прямо на колени, принявшись облизывать его лицо. — С чего бы собаке так ластиться к незнакомцу?       — Просто учитель покормил его пару раз, вот он и запомнил! Ну-ка, вон отсюда! Дуралей…       Наконец Мо Жаню удалось стащить непоседливую псину с колен наставника, но вместо того, чтобы подыграть своему хозяину, Гуту лишь усугубил ситуацию!       — У… у него здесь своя миска? — снова нахмурился Чу Ваньнин, когда пес подтащил в зубах свою плошку с гравировкой клички прямо в руки Чу Ваньнина. — Ты уверен, что этот Гуту не живет здесь?..       Мо Жань снова сочинял, Чу Ваньнин с большим сомнением верил.       В таком темпе прошел целый день, и это был самый муторный день во всей жизни Мо Жаня. Тревожность наставника становилась все сильнее. Ответа на вопрос, как вернуть память учителю, не появилось.       Всю ночь Мо-цзунши провел в напряженных раздумьях.       «Если подумать, в тот раз учитель заставил нас обоих переместиться в прошлое, чтобы его память вернулась, — принялся размышлять Мо Жань, задумчиво потирая сильный смуглый подбородок. — Что если целью всего этого было не показать какие-то определенные события, а заставить нас обоих заняться сексом? Быть может, оргазм является такой сильной встряской для тела, что непреднамеренно способен вытащить даже утерянные воспоминания из самых дальних закоулков памяти? Хм… Как бы то ни было, «высокий прилив» учителя и впрямь всегда такой сильный», — с усмешкой подумал молодой заклинатель, решив попробовать этот вариант.       Он был самым лучшим и безопасным в данной ситуации.       Единственный лекарь, способный придумать что-то для его учителя, был Цзян Си, но Мо Жань сразу же отверг подобный вариант. Не хватало еще чужому ордену быть в курсе ситуации, в которую попал бессмертный Бэйдоу.       На пике Сышэн до сих пор пребывал старейшина Таньлан, и, насколько Мо Жаню было известно, однажды он уже очень помог Чу Ваньнину. Но сам учитель, как только придет в себя, спустит со своего глупого ученика шкуру за подобное. Их отношения со старейшиной до сих пор нельзя было назвать близкими. Поэтому такой вариант следовало использовать только в крайнем случае.       К тому же, если узнает старейшина Таньлан — узнает глава ордена Сюэ Мэн! Только этого не хватало Мо-цзунши.       Он уже представлял себе, как тот примчится со всех ног, обвиняя своего старшего брата во всех грехах, убежденный в том, что Мо Жань совершенно не в состоянии позаботиться об их наставнике. Нельзя было давать ему такой шанс.       В итоге Мо Жань решил уклониться от прямого разговора, и просто попробовать воссоздать наиболее подходящие обстоятельства для обольщения своего мужа. Возможно, все произойдет куда быстрее, если он подойдет к этому вопросу со вкусом.       Вечером того же дня он расправился с домашними делами пораньше, чтобы пригласить Чу Ваньнина на свидание. Разумеется, ему он сказал, что они отправятся исследовать пару «подозрительных мест» на наличие демонов, умолчав о том, что местную нечисть они разогнали еще в первый год своего переселения на Южную гору.       Чу Ваньнин его услышал, подойдя к вылазке со всей ответственностью, из-за чего весь день посвятил тому, чтобы подготовить несколько десятков талисманов, вспомнить пару приемов в своем арсенале. Он даже успел потренироваться с Хуайша. В результате к моменту их похода учитель уже ощутимо сильно вымотался, так что ноги его еле двигались вперед.       — Как странно. Раньше я не уставал так быстро… — сказал сам себе Чу Ваньнин, сетуя на то, что его возраст, должно быть, уже перевалил за четвертый десяток, оттого ему так тяжко. Он и подумать не мог, что истинная причина его состояния весьма и весьма прозаична. Просто Мо Жань совершенно бесповоротно избаловал свое маленькое любимое золотце, приучив того побольше отдыхать и хорошо питаться. Поэтому большая физическая нагрузка неожиданно быстро утомила наставника.       Мо Жань, до этого неспешно шествуя вперед через чащу, услыхал реплику учителя, и очень своевременно предложил:       — Учитель, давайте остановимся у этого горного ручья ненадолго. Передохнуть.       Он скинул мешочек цянькунь, расстелил на земле свой плащ, а сверху принялся расставлять заранее приготовленные закуски, фрукты, сладости и любимое вино учителя. Охватив взглядом раскинувшийся перед глазами пейзаж, он утвердился в своем мнении о том, что место было и впрямь достаточно романтичное. Большие, обросшие мхом валуны живописно раскинулись у обрыва, а сам берег у водоема был обрамлен белоснежным, почти серебряным песком, что искрился от любого колебания водной глади. Ручей можно было бы назвать небольшой речушкой. От нее так и веяло приятной томной прохладой. Хотелось скинуть одним движением плеч всю свою одежду, аки усталость после тяжелого трудового дня, и погрузиться в эти успокаивающие темные воды.       Чу Ваньнин в это время внимательно наблюдал за действиями ученика, не в силах не спросить:       — Ты всегда берешь с собой столько еды на охоту за демонами?       — А…да, — неловко принялся врать Мо Жань, стараясь улыбнуться наставнику как можно более естественно.       — И алкоголь?       — Угу. Учитель не желает присесть?       — …       — Это ваше любимое вино, так что… Почему бы учителю немного не расслабиться? Хороший отдых быстро снимет любую усталость, — принялся разглагольствовать Мо Жань, разгладив пустое место на его плаще для Ваньнина.       Учитель хотел было воспротивиться, но сегодня не он был их проводником, а Мо Жань, поэтому не мог просто взять и уйти. К тому же его тяжесть в ступнях уже давно дала о себе знать.       Недовольно выдохнув, он все же присел рядом, принимая из рук Мо Жаня сосуд с вином и лотосовое пирожное.       — Я бы советовал тебе не злоупотреблять алкоголем так сильно. Особенно во время охоты на демонов, Мо Жань, — принялся отчитывать своего ученика учитель, не заметив, что тот даже и не думал притрагиваться к алкоголю. Все это предназначалось его наставнику. Тотчас учитель спохватился, осознав, что позволил себе отчитывать взрослого самодостаточного мужчину. Мо Жань ведь уже не ребенок… Но как-то эта ситуация с их привалом выглядела очень странно и неестественно. Будто бы была в этой остановке подозрительная деталь, которую Чу Ваньнин чувствовал, но понять никак не мог.       Вскоре алкоголь сделал свое дело, отчасти усыпив бдительность его строгого и расчетливого разума, позволив своим ушам слушать всю ту ерунду, что нес его веселый обходительный ученик, и не считать время. В какой-то миг он напрочь забыл, что они «на задании».       — Учитель, учитель! Я тут подумал, что сейчас вы находитесь в двух местах одновременно. Разве это не забавно? — смеялся Мо Жань, как будто бы это он сам осушил три бутыли «Белых цветов груши», а не его наставник.       — Не говори ерунды… — покраснел Чу Ваньнин, вне себя от любопытства, что такое имеет в виду его ученик.       — Но разве вы сами не заметили? Вон там, — указал ладонью заклинатель прямиком в небосвод, алая палитра которого уже сменилась на нежный пурпур, позволяя звездам засиять чуть ярче. — Юйхэн ночного неба прямо над нами… Вы видите?       — …       Чу Ваньнин поднял голову вверх, позволяя небесному сиянию отразиться в его фениксовых очах. В эту минуту Мо Жань утонул в этих блестящих ониксах, не в силах принять тот факт, что уже второй день не смел прикоснуться к Ваньнину. Это было слишком тяжелым наказанием за его проступок!       — Какие глупые вещи ты говоришь… — произнес смущенный учитель, слегка отвернувшись. Вино сделало его более расслабленным, но так же все его чувства были обострены до предела. Он боялся размышлять на тему того, как странно выглядит их маленький импровизированный пикник и так же нелепо звучат подобные разговоры. И все равно Чу Ваньнин не имел желания прекратить все это. Он будто бы успокаивал себя мыслью, что Мо Жань сам должен взять себя в руки и заняться делом, но тот погружался в свою игру все сильнее.       — Учитель прав, я слишком глупый. Кстати о глупостях… Хочу спросить у учителя кое-что…       Сердце Чу Ваньнина пропустило удар. Залпом допив последнюю бутыль с вином, он постарался придать себе независимый равнодушный вид, как вдруг прямо над самым ухом услышал тихий вкрадчивый голос своего молодого ученика:       — Есть ли что-то, чего учитель хотел бы сделать, но в его голове это звучало бы до безобразия нелепо?       Какое-то время Чу Ваньнин молчал, будто бы всерьез размышлял о чем-то. Наконец он дал ответ, характерный для человека его статуса и возраста:       — К сожалению, хотя бы раз в жизни каждый сталкивается с нелепыми желаниями. К счастью, подобные чаяния имеют обыкновения не сбываться.       Мо Жань засмеялся, рывком подскочив на ноги.       — Учитель не прав. Есть один способ, чтобы любое желание, даже самое невообразимое, сбылось в один миг. Дайте вашу руку, — с этими словами он протянул свою ладонь, дабы помочь Чу Ваньнину подняться вслед за собой, зная, что его наставник не откажется. Просто из-за боязни показаться испуганным неожиданным предложением своего наглого ученика.       Тот и впрямь поддался.       Теперь Мо Жань, не ослабляя своей хватки притянул его к самой кромке черного ручья.       — Снимайте обувь, — скомандовал Мо Жань.       — Зачем это?       — Просто снимите. Не бойтесь, вода здесь очень теплая. Ну же, учитель, — принялся упрашивать заклинатель, уже скинув свои сапоги в траву у валуна. — Вы ведь хотите узнать о том способе, который исполняет любое желание, верно?       — Мне это ни к чему, — отвернулся Чу Ваньнин, на самом деле просто умирая от любопытства. — Ладно. Я сделаю это просто чтобы в очередной раз убедиться в том, какой ты дурак…       — Хорошо, — губы Мо Жаня растянулись в ласковой, немного игривой улыбке, и едва Чу Ваньнин разулся, ученик присел рядом, дабы засучить его штанины.       Чу Ваньнин опешил от такой дерзости…       Он был так обескуражен собственническими действиями своего ученика, что не нашелся, что сказать, а пнуть ногой мальчишку он не смог чисто по-человечески. «Перестань лапать мои лодыжки»? Или «хватит задирать мою одежду, испорченный нахал!»… Все это даже в голове наставника звучало слишком жалко и наивно.       Он так и не вымолвил ни слова, терпеливо дождавшись, когда Мо Жань отстранится и выпрямится перед ним.       — Готово. Теперь идите сюда, — он снова схватил учителя за руку и поволок за собой. Несмотря на черную и пугающую глубину, сама вода и впрямь оказалась достаточно теплой и ласковой. Усталость Ваньнина сняло как рукой. Было неясно, что оказалось более приятным для него: внимательность и общительность его любимого ученика или мягкие волны лесного водоема. Тем временем Мо Жань продолжал нести какую-то ересь: — Все, что нужно сделать учителю, чтобы его желание сбылось — это найти «куриного божка» на дне ручья, а после — прошептать ему в ушко свою заветную мечту. И все!       — …Ты и впрямь дурак.       — Учитель, это не выдумка, — с улыбкой заверил его Мо Жань, нагнувшись, дабы начать перебирать камушки, что попадались под руку. Затем он вытащил один из них на поверхность, голубой и гладкий, и вложил в тонкую бледную ладонь наставника. — Как только увидите подобный камешек — сразу же хватайте. Иначе «куриный божок» тотчас спрячется! Только обратите внимание на то, чтобы в центре такого камешка непременно была сквозная круглая дырочка, это обязательное условие.       Чу Ваньнин тупо уставился на Мо Жаня, едва сдерживаясь от смеха. Что за ерунда?!       — Не бывает таких камней.       — А как же тот, что вы держите в руке?       Чу Ваньнин рассеянно опустил взгляд на камень в ладони, обнаружив, что внутри него и впрямь оказалось отверстие! Такое гладкое и ровное по краям, будто бы действительно выточенное силами природы. Бессмертный Бэйдоу удивился, словно маленький ребенок, который впервые увидел игрушку-свистульку на деревенской ярмарке!       — Ты… ты тайком подложил его! — раскрасневшись, выпалил Чу Ваньнин, всунув камень назад в руки ученику, пока тот пытался сдержать смех.       — Тогда почему мое желание и впрямь исполнилось? — спросил мужчина, вперив свой лукавый взгляд темно-лиловых глаз в растерянное лицо наставника. Тот был не в силах выдержать напор этих губительных зеркал.       Чу Ваньнин отвернулся, принявшись шарить кончиком пальца ноги по дну ручья в поисках заветного камешка.       — И что ты загадал?       Какое-то время между ними висела тишина, лишь слабый плеск воды слегка разбавлял их обоюдное молчание. Затем учитель услышал:       — Я загадал кое-что сумасбродное.       Чу Ваньнин замер, не в силах повернуться на ученика, голос которого стал еще более хриплым и… Какого черта вообще происходит?! Что это за странное ощущение, которое незримо опутало его с ног до головы? Почему он так смущается? Почему не в силах прекратить этот странный разговор?       «Что я здесь делаю? Я, что, боюсь смотреть на этого нахального мальчишку?! С какой стати меня волнует то, что он там себе загадал?..»       Внезапно шум воды позади него отвлек Чу Ваньнина от его странных мыслей. На секунду он подумал, что Мо Жань побежал в его сторону, заставляя спокойный ручей разбушеваться под его напором. Но этот дурень и впрямь оказался на грани сумасшествия! Ни больше, ни меньше! Ибо просто как последний дуралей проскакал мимо него, весело хохоча и размахивая руками, затем одним уверенным прыжком оказался под водой, нырнув необычайно глубоко, прямо в одежде!       Его притихший наставник совершенно потерял дар речи.       — Идиот!.. — в сердцах воскликнул Чу Ваньнин, презрительно фыркнув, и показательно отвернулся. Он простоял так не менее минуты, но мальчишка так и не показался на поверхности и бессмертный Бэйдоу заволновался. — Мо Жань, хватит забавляться.       Никто не отреагировал.       — Мо Жань, твой учитель уходит!       Снова тишина.       Осознав, что Мо Жань исчез уже не менее трех минут назад, Чу Ваньнин в страхе ринулся к месту погружения своего несносного ученика. Вода в этом месте доставала ему почти до ключиц, но это все равно было не так глубоко, чтобы утонуть! Неужели Мо Жань ударился о камень и… Едва он собирался нырнуть следом, вне себя от волнения, прямо рядом с ним из воды встрепенулся этот великовозрастный озорник, своим появлением забрызгав Чу Ваньнину все лицо.       Наставник испытал облегчение с примесью горячего гнева. Не в силах держать себя в руках в подобном положении, он принялся забрызгивать своего непутевого ученика в ответ, понимая, что не может просто взять и отхлестать его за глупую шутку. Мо Жань воспринял это как очередную забаву, с непритворным смехом принявшись вторить своему разъяренному супругу. Со стороны они могли показаться двумя заигравшимися детишками.       — Мо Жань! Ты и вправду болван, каких мало! — вдруг схватил за грудки своего ученика Чу Ваньнин, собираясь как следует встряхнуть его, дабы мозги вправились на место. Но Мо Жань совершенно не обратил внимание на этот праведный гнев.       — Учитель, — с улыбкой прижался к его телу молодой заклинатель, мягко приобняв за талию. Так как сам Ваньнин в это время держал его за ворот, этот жест получился очень естественным, но все равно внутри бессмертного Бэйдоу что-то предательски щелкнуло, и он застыл, напрочь забыв обо всем, что хотел сказать. Прямо напротив него было лицо мужчины, способное лишить рассудка от столь удивительной красоты. Крупные капли воды стекали с его мокрых волос прямо по щекам, забираясь на мягкие губы, растянутые в легкой улыбке, и с жадностью очерчивали подбородок. Чу Ваньнин испытал сильнейший приступ жажды… Мо Жань тем временем продолжил: — Я просто хотел, чтобы мой наставник обо мне позаботился. Это было моим желанием.       — …       — А еще я хотел вам кое в чем признаться.       Чу Ваньнин с трудом сглотнул предательский ком в горле. Он будто бы знал, что хочет сказать ему Мо Жань, и в то же самое время находился в полнейшей растерянности. Их лица оказались слишком близко друг к другу. Ласковый внимательный взгляд темно-лиловых бархатистых очей и нежная улыбка очаровали наставника опасно сильно. Он был смущен и взволнован, не знал, как реагировать на такое проявление «ученической привязанности», и помимо этого думал о том, что впервые в жизни кто-то потратил столько своего времени, дабы развлекать его, разговаривать с ним, а теперь этот «кто-то» еще и осмелился обнимать его!       Все-таки это безумие.       С большим усилием Чу Ваньнин отвел свой взгляд от него, заставляя себя отвернуться. Как раз в этот момент расстояние между их губами не составило бы и трех цуней, и Мо Жань с досадой осознал, что этот прекрасный шанс поцеловать его наставника бесследно улетучился.       — Никакого «куриного божка» нет, в этом ты хотел признаться? — спросил Чу Ваньнин первое, что могло прийти в его вскруженную голову.       Мо Жань усмехнулся, решив слегка ослабить их объятия, что целомудренно спрятал ручей в своих водах, и дал возможность Ваньнину отдышаться. Сам он потянулся к потайному карману, доставая свой волшебный камешек с дыркой посередине.       — Учитель может попробовать загадать свое желание в этот талисман и проверить наверняка.       Он снова вложил камень в его руку, и на этот раз Чу Ваньнин не захотел его вернуть.       — Разве ты уже не использовал его для своего желания? — опустил свои дрожащие ресницы вниз наставник, ощущая смутное разочарование оттого, что Мо Жань больше не прижимает его к себе так сильно.       — «Куриный божок» не сможет не выполнить требование самого могущественного и самого прекрасного заклинателя, каким является мой учитель. Так что, не сомневайтесь.       Он хотел подмаслить Чу Ваньнину, но тот, услышав, как Мо Жань его расхваливает, неожиданно взъярился:       — Хватит нести чушь!.. Что с тобой такое?!       — Но это правда!       — Пусти!..       Прохладная вода слегка остудила зов тела обоих заклинателей, но даже если Чу Ваньнин убедил себя в том, что он ничуть не возбужден странными поползновениями Мо Жаня, не мог изгнать из сердца жар, что причинял просто дикую боль!       Этот Мо Жань!.. Дрянной испорченный мальчишка, что он задумал?       Чу Ваньнин выбрался из воды, думая о том, что ему теперь делать. Он все еще не мог вспомнить ничего о своем прошлом и сильно зависел от Мо Жаня. Почему именно он оказался рядом с ним? Почему глава ордена не отправил с ним Сюэ Мэна?       Пусть эта мысль появилась в его голове очень уверенно, Чу Ваньнин тотчас отогнал ее. Глупо себя обманывать, разумеется, даже если бы это был человек в миллион раз лучше Мо Жаня, он бы отдал предпочтение именно этому мальчишке, что стоял сейчас рядом с ним. С тем самым ярость наставника заметно поутихла, выражение лица приобрело все тот же снисходительный надменный вид. Кашлянув в кулак, дабы обратить на себя внимание, он сказал растерявшемуся ученику, что все еще стоял по пояс в ручье:       — В таком виде мы не можем продолжать нашу вылазку. Нужно вернуться домой, привести себя в порядок, немного передохнуть и попробовать заново.       — Учитель прав.       — Только теперь отправимся без закусок и вина.       Вот и все встало на свои места, подумал Чу Ваньнин. Он, как и подобает настоящему учителю, решил все их проблемы и развеял неловкость. Теперь они могут сосредоточиться на работе. Он был так горд, что даже не заметил, с каким выражением лица позади него плелся его молодой ученик.       Мо Жань был не на шутку озадачен.       «Как я могу взять и трахнуть его, как?! — эта дилемма в голове Мо Жаня действительно казалась неразрешимой. Ненавязчивая попытка соблазнить наставника лишь еще больше насторожила Чу Ваньнина, а сам Мо Жань чувствовал себя маньяком, не иначе. — Даже если я попытаюсь объяснить учителю — он не поверит, и не поймет, да и просто не примет такой расклад! Для него я все еще мальчик шестнадцати лет. И даже если уже в то время он очень сильно любил меня, это была любовь наставника к своему ученику, не более…»       С другой стороны, он, Мо Жань, столько раз брал своего Ваньнина силой. Почему бы просто не взять себя в руки и для благого дела не проделать все это еще раз? К тому же… Картины того, как Чу Ваньнин снова, как в первый раз, будет кричать под ним, плакать и сыпать проклятиями дрожащим от возбуждения голосом, уже раздразнили животное нутро этого бесстыдного заклинателя до чертиков.       Он думал об этом не один час, и все то время, которое они потратили на свою новую вылазку, которая, конечно же, была абсолютно бессмысленной. Это был лишь предлог, чтобы заставить Ваньнина с ним прогуляться, но тот после их подозрительного пикника с водными процедурами окончательно закрылся в свой толстый непробиваемый панцирь, не позволяя своему ученику не только не коснуться его, но даже и не подойти ближе чем на десять чи!       Не найдя ни одного демона (какая неожиданность!), ближе к вечеру следующего дня они вернулись обратно.       Чу Ваньнин удалился отдохнуть, вслух размышляя над тем, что на горе им не встретилось ни малейшего подобия на нечисть, в то время как их обоих отправили сюда на зачистку, а Мо Жань старался отвлечься домашними делами, то и дело возвращаясь к крамольным мыслям.       — Нет, не смей! Не смей думать об этом! Не смей желать этого! Не смей заставлять его! — приказал себе Мо Жань, отвесив себе болезненную оплеуху.       В этот самый миг у входа из-за поворота показалось лицо Чу Ваньнина.       — Мо Жань, что ты делаешь?..       Мо Жань поспешно наклонился, приподняв тазик с грязным бельем, стараясь закрыть выпирающий стояк.       — О чем таком тебе нельзя думать? — продолжал спрашивать учитель, неспеша подойдя к своему ученику.       — А…хе-хе… Да так, ерунда! Я просто размышлял, а не попросить ли мне учителя заняться стиркой вместо меня. Ваш ученик такой никчемный и ленивый…       — Мне не сложно, давай постираю, — вдруг молвил Чу Ваньнин, обхватив деревянный тазик с другой стороны, слегка коснувшись прохладными пальцами грубых рук своего ученика.       Мо Жань не ожидал, что Чу Ваньнин отреагирует на его ложь подобным образом. Прижав замоченные вещи к себе еще сильнее, он постарался переубедить своего наставника:       — Не нужно, не нужно! Я просто шучу… Я, конечно же, и сам в состоянии это сделать.       — Мне все равно нечем заняться, так что, позволь, — не уступал Чу Ваньнин, снова потянув таз на себя. Вода в результате его усилия слегка расплескалась, и нечто похожее учитель ощутил и внутри себя, когда его терпение принялось опасно раскачиваться. Он не любил, когда его решения оспаривали, а потакать Мо Жаню и идти на уступки Чу Ваньнин «еще не научился».       — Как я могу позволить учителю заниматься такой грязной работой?!       Попытка отобрать друг у друга тазик с грязным бельем превратилась в «перетягивание каната». Никто не желал уступать, Чу Ваньнин злился, Мо Жань нервничал, и все это закончилось тем, что емкость, полупустая от расплескавшейся воды, выскользнула из рук обоих, залив остатками мыльного раствора пол под ногами заклинателей.       — Учитель, осторожно!       — М…Мо Вэйюй!       Давненько Чу Ваньнин не называл своего ученика этим именем. Мо Жань уже успел забыть, как оно звучит из уст наставника: жестко, непримиримо, эмоционально… Он часто называл его так, когда лежал, прижатый к простыням под Тасянь-цзюнем. Совпадение или нет, но именно сейчас они оба оказались в том же положении. Чу Ваньнин на полу, Мо Жань — улегшись на него сверху. Оба мокрые от мыльной пены, из-за которой поскользнулись и упали. Оба — раскрасневшиеся и взволнованные.       — Мо Жань, ты… — учитель тяжело задышал, почувствовав между своих ног каменное достоинство своего ученика. Вопрос завис в воздухе, но ответ на него и так был очевиден. У этого мужчины встал на него.       Подобные ситуации между ними уже случались в прошлом. В том самом прошлом, которое Чу Ваньнин так небрежно забыл. И в те моменты оба делали вид, что ничего не произошло, разве что — глупая случайность, на которую не следует обращать внимание. Мо Жаню всегда было любопытно, как бы его наставник отреагировал тогда, если бы все пошло по другому сценарию?       Это был прекрасный шанс узнать реакцию учителя, а так же — попытаться овладеть им. Лучшей возможности не будет, понял Мо Жань.       В тот самый миг его губы рывком накрыли уста учителя, нежно разминая и покусывая.       Чу Ваньнин окоченел от шока и смятения. Он только и мог, что лежать, упираться дрожащими ладонями в сильную широкую грудь, которая резко вздымалась всякий раз, когда Мо Жань с силой втягивал в себя воздух.       — Учитель, не думай ни о чем… Прошу тебя… — быстро прошептал Мо Жань, на секунду отстранившись. Затем снова прильнул к распухшим розовым лепесткам, языком умоляя их разжаться и впустить внутрь.       — М!.. М…       Неизвестно, что пытался сказать ему Ваньнин, но жар чужого языка внутри себя напрочь отбил у него умение изъясняться. На секунду ему показалось, что он видит сон… Да! Скорее всего это и есть сон, и ничего из того, что с ним сейчас происходит — не существует в реальности. Даже этого повзрослевшего Мо Жаня.       Учитель прикрыл глаза, будто бы и впрямь поверил в собственные доводы, ожидая, что вот-вот проснется в своей постели в павильоне Алого лотоса, как вдруг ощутил достаточно болезненный укус в области шеи, заставивший все его тело покрыться мурашками. Доказательство его собственного возбуждения заставило учителя усомниться в существовании ночного миража… Его удовольствие было слишком реальным! В тот момент, когда Мо Жань уже почти коснулся языком той самой точки на мочке его уха, которая предотвратила бы любое сопротивление его учителя, Чу Ваньнин принялся вырываться что есть силы, кричать и брыкаться ногами.       — Мо Вэйюй!!! Ты совершенно потерял свою совесть?! Как ты смеешь?!       — Учитель, пожалуйста!..       — Я убью тебя!.. Ты не жилец, ты это понимаешь?!       Мо Жань не оставлял попытки успокоить взбунтовавшееся тело под собой, стараясь игнорировать угрозы. Он очень хорошо ощущал отклик в области бедер наставника на свои действия, и пытался дожать его до состояния полнейшей беспомощности. Но чем больше он упорствовал — тем сильнее становилось сопротивление Ваньнина.       Когда бессмертный Бэйдоу призвал Тяньвэнь, Мо Жань не растерялся, приказав Цзяньгуй отразить атаку. Чу Ваньнин был просто поражен… Он ничего не понимал, ощущал страшную обиду в сердце и бессилие в теле. В отчаянии он воскликнул:       — Мо Жань, почему ты так поступаешь со мной?! Разве я так сильно обидел тебя в прошлом, раз ты решил унизить меня подобным образом?!       Мо Жань замер, всем телом почувствовав, как клокочет сердце Чу Ваньнина под ним. Неуверенно взглянув в его глаза, он не нашел там и толики желания, лишь непомерную боль и негодование.       Разумеется, глупый ученик больше не мог заставить себя продолжать. Он просто не нашел бы сил!       Неспеша отстранившись, Мо Жань запахнул одеяние Ваньнина, что в беспорядке съехало на его груди, и, глухим срывающимся голосом попытался извиниться:       — Учитель… Я не хотел… То есть, я действительно хотел тебя, просто не мог признаться, что мы с тобой уже давно…       — Заткнись и убирайся!       — …       — Не желаю видеть твоего бесстыжего лица! Не желаю слышать ни слова из твоего испорченного рта!..       Мо Жань вжал голову в плечи, и, словно обруганная своим хозяином собака, выбежал из хижины. Спотыкаясь, он направился прямиком в темную лесную чащу.       Значит, вот как отреагировал бы Ваньнин тогда, прояви Мо Жань твердость…       Ну почему все так?!       Разве Чу Ваньнин не любил его? Разве он не хотел своего ученика так же отчаянно, как и Мо Жань, плавясь от неудовлетворенного желания?! Вспомнив о том, что Чу Ваньнин в итоге все равно возбудился, Мо Жань ощутил досаду. Все же надо было доделать начатое до конца! Как ему теперь подобраться к учителю? Он наверняка не просто в ярости. Он разочарован и обижен. До этого он доверился Мо Жаню, послушно остался подле него, не стараясь вернуться на пик Сышэн, а что теперь будет с их отношениями?       Осознав, что, скорее всего, Чу Ваньнин теперь пожелает убраться с Южного склона как можно быстрее, обеспокоенный молодой заклинатель снова вернулся к их маленькому лесному домику, решив сторожить своего учителя неподалеку, дабы предотвратить его попытку побега. Но сперва нужно было убедиться, что Чу Ваньнин все еще в хижине.       Аккуратно сдвинув створку окна, Мо Жань тихонько заглянул внутрь, стараясь увидеть наставника, и как только его глаза привыкли к полумраку, разглядел, что Чу Ваньнин все еще сидит у перевернутого тазика с грязным бельем и тихо плачет, закрыв лицо дрожащими белыми ладонями.       Эта картина разорвала Мо Жаню сердце на миллион маленьких кусочков.       Подавив в себе порыв кинуться к нему, обнять, прижать к себе и успокоить, молодой заклинатель заставил себя отойти в сторону и спрятаться за кустарником, заняв свой наблюдательный пункт. Сейчас Чу Ваньнину не нужны его утешения. Он не примет их. Поэтому единственным вариантом было оставить его в покое и ждать, когда учитель сам найдет в себе силы распрямить плечи и гордо вскинуть подбородок.       — Прости меня, Ваньнин… — сам себе сказал Мо Жань, с трудом сдерживая свои собственные слезы. — Даже после всего, что было между нами, я все еще делаю тебе больно. Ты выбрал себе самого никчемного мужа на свете…       Через какое-то время Чу Ваньнин все же вышел во двор, но не для того, чтобы убежать, пусть Мо Жань и ждал этого. Вместо этого учитель поставил на пенек все тот же многострадальный тазик с грязным бельем, глазами ища, откуда бы ему набрать воды. Когда емкость снова была наполнена, наставник принялся неумело полоскать вещи, время от времени тяжело вздыхая, и поглядывая вокруг себя, будто ждал кого-то.       Мо Жань мог поверить в то, что Ваньнин сумел взять себя в руки, но не в силах был предположить, что тот ждет его возвращения. Поэтому так и сидел там же, за кустом, наблюдая за своим учителем: как он отжимает их вещи, затем развешивает для сушки. А потом уселся на пороге, спрятав продрогшие ладони в широких рукавах ханьфу.       На улицу уже опустилась ночь.       Внезапно Мо Жань вспомнил о кое-чем важном.       Он пытался рассказать Чу Ваньнину правду об их истинных отношениях, но совершенно не подумал о том, чтобы упомянуть кое-какие детали о себе самом! Все эти три дня он был так обеспокоен состоянием беспамятства своего учителя, что забыл рассказать ему «про эти дни», то есть о Тасянь-цзюне!       «Если Чу Ваньнин встретится с ним сейчас, боюсь, что его психика будет разрушена!!! И никакой «высокий прилив» не сможет спаси его! Он будет раздавлен!» — в шоке осознал Мо Жань.       Он хорошо помнил, что творил в своей прошлой жизни. В те времена, когда Чу Ваньнин только-только стал принадлежать ему, после каждой «ночи любви» учитель долго лежал, уткнувшись лицом в простынь, или просто смотрел сквозь потолок отсутствующим взглядом, совершенно не в состоянии прийти в себя. Даже Тасянь-цзюнь внутренне преисполнился состраданием к нему, и терпеливо ждал, когда душа и тело покоренного наставника хотя бы немного оклемаются.       Сейчас ситуация грозила повториться, и Мо Жань, вне себя от страха за свое маленькое любимое золотце, выскочил из укрытия, внутренне уже ощущая, что время меняться пришло.       Через секунду нетерпеливый бег сменился неторопливой вальяжной походкой.       На веранду, где сидел притихший учитель, взошел Тасянь-цзюнь, заслонив собой лунный диск, отбрасывающий отблеск на показательно холодное лицо Чу Ваньнина.       — Ты вернулся? — едва слышно спросил учитель, приподнимаясь на ноги. — Кхм… Я… Я постирал то белье и повесил его здесь. Не знаю, где обычно развешивал его ты, но…       Бессмертный Бэйдоу старательно избегал смотреть в лицо своему ученику. Но телом он будто бы ощутил, что аура, исходящая от Мо Жаня, как-то необъяснимо поменялась.       — Ваньнин, — недовольно протянул Тасянь-цзюнь, заставив своего и без того смущенного учителя залиться краской и уставиться в красивое мужественное лицо. Они просто поцеловались, какое право этот наглец имеет называть его просто по имени?! Еще и таким низким, похабным голосом… — Этот достопочтенный, разумеется, не стал бы марать свои руки в грязном белье, но тебе не стоило обременять себя. Мо-цзунши постирал бы, когда вернулся.       — Что?..       Чу Ваньнин снова ничего не понял. Он опять потерял память?       — Тц, ну не стой столбом, — снисходительно ухмыляясь, Мо Жань в два шага приблизился к своему учителю, заставив того вжаться в стену их дома. — Давай, поторопись, и как следует поприветствуй своего императора поцелуем.       —…       Чу Ваньнин ощутил себя персонажем истории, когда слепой и глухой пошли вместе на охоту за фазаном. Он не мог понять, что происходит вокруг, но Мо Жань, судя по всему, тоже был совершенно не в себе. Еще час назад он выбежал из хижины, красный и пристыженный, а уже сейчас снова прижимает своего наставника к своему торсу с такой уверенной просьбой поцеловать его! И при этом как он просит!       — С какой поры ты, наглый мальчишка, стал императором? — на удивление спокойно спросил он.       — У тебя провалы в памяти? Тогда твой супруг тебе напомнит, — Мо Жань левой рукой заставил тело своего учителя приклеиться к нему, в то время как правая ладонь довольно грубо схватила за подбородок, направив навстречу своим губам.       Чу Ваньнин, ощущая ужасную слабость во всем теле, только и мог, что страдальчески свести свои мечи-брови вместе, не зная, как реагировать.       Только что Мо Жань назвал себя его мужем…       Разумеется, Чу Ваньнин, подсознательно понимая, что они с Мо Жанем здесь не для уничтожения нечисти, уже не раз спрашивал себя, почему же все-таки они со своим учеником живут здесь вдвоем, почему в этой хижине всего одна кровать, почему в его одежду так стойко въелся чужой мужской запах, почему его тело реагирует на Мо Жаня столь странным образом… А потом еще и этот поцелуй! Но даже в самых безумных версиях, возникших в голове Чу Ваньнина, правда, озвученная Тасянь-цзюнем, была не более, чем собачья чушь! По-другому просто не могло быть…       — Мо Жань, я ничего не понимаю!.. Прошу, помоги мне… — взмолился Чу Ваньнин, крепко схватившись за ханьфу на плечах молодого заклинателя. Тот окинул его любопытным взглядом, почти ласково улыбнувшись, сказал:       — Не волнуйся. Пока этот достопочтенный здесь, с тобой, — тебе не о чем переживать.       Теперь он коснулся искусанных губ своего наставника, утвердившись в том, что того что-то сильно беспокоило. Но Тасянь-цзюнь всегда отдавал предпочтение действиям, нежели словам, и знал, что в первую очередь подействует на его наставника лучше всего. Уверенность в том, что он и в самом деле находится под его абсолютной защитой.       Мо-цзунши всегда считал, что Тасянь-цзюнь действует на своего наставника разрушающе, и только он сам отлично знает, как стоит обращаться с Чу Ваньнином. И лишь их неспособность хоть что-нибудь с этим сделать мешала Мо Жаню раз и навсегда распрощаться с этим лишним фрагментом своей сущности. Но на деле все было не совсем так. Он бы никогда не поверил, что Чу Ваньнин и Тасянь-цзюнь понимают друг друга куда лучше, пусть это и было необъяснимо.       Каждый мало-мальски образованный человек знаком с постулатом — семь раз отмерь, один раз отрежь, поэтому Мо Жань очень много времени отдавал своим размышлениям о том, что было бы для его супруга приемлемым и приятным, а что — нет. Тасянь-цзюнь на это время не тратил. Просто делал. И когда он это делал — выходило все настолько естественно, что даже гордость наставника Чу сдавалась под натиском «все равно ничего с этим не поделаешь», а неуверенность вытеснялась излишним апломбом императора. Словно пронзительный ветер старался сорвать нежный и слабый лепесток хайтана с ветви, обещая головокружительный спуск, который был неминуемым, так же тело и эмоции Чу Ваньнина на подсознательном уровне готовы были следовать за желаниями мужчины, что уверенно держал его в своих руках.       Сегодня Мо-цзунши изо всех сил постарался высвободить эту силу, которую так старательно спрятал под замок много лет назад. Но у него ничего не получилось. Он не был до конца уверен, и потому его волнение тотчас передалось и Чу Ваньнину, отчего оба испытали лишь стыд и беспомощность. Возможно дело было в том, что изначально Чу Ваньнин и Тасянь-цзюнь были друг другу ближе. Не только физически. Потому что перед тем, как наставник оказался в объятиях того Мо Жаня, что пережил две жизни, сильнейшие душевные муки, страх потери и радость воссоединения — расстояние между ними неизбежно увеличилось.       — Тебе страшно? — с насмешкой спросил Тасянь-цзюнь, так явно ощущая дрожь тела учителя в своих руках, пока грубо целовал его лицо, вылизывал шею, ушко, и покусывал белоснежные ключицы.       — … — Чу Ваньнин не мог найти в себе сил признаться, что так и есть, поэтому лишь зажмурился что есть силы. Ему было приятно от прикосновений этого человека, своего ученика, но он оказался совершенно не готов принять эти ласки. С большим усилием он сказал: — Я никогда не делал ничего подобного…       — Хо?.. — удивленно протянул Тасянь-цзюнь, с любопытством взглянув в покрасневшие очи феникса. С трудом он смог вытянуть лишь небольшие фрагменты из памяти Мо-цзунши, поэтому был осведомлен лишь отчасти. — Ты забыл так много? Хотя… так еще интересней.       С этими словами он вдруг резко отстранился и, ничего не объясняя, потащил смущенного учителя внутрь хижины.       — Сядь, — отбросил он на кровать наставника, ноги которого уже почти не держали от внезапной слабости, потому Чу Ваньнин не стал сопротивляться. Он почувствовал себя крошечной песчинкой, попавшей в бурный дикий поток, и знал, что самому ему не выбраться. Но этот мужчина, Мо Жань, его ученик, мог спасти его. Только он один. Чу Ваньнин верил в это, чувствовал… Тем временем тот, от кого учитель ждал свое спасение, нетерпеливо копался в склянках, расставленных по кухне, стараясь что-то отыскать. — Чертов Мо-цзунши выбросил все пилюли!.. — в разные стороны с полок полетели хрупкие емкости прямо на пол. — Как же это бесит… Вот, одна осталась, — победоносно молвил Мо Жань, вытащив маленький белоснежный сверток, размером не более одного цуня, изъяв его из спрятанного за корзинами потрепанного свитка.       Теперь он самодовольно направился в сторону наставника, весело плюхнувшись рядом.       — Вот, баобэй, съешь это, и от твоего страха не останется и следа.       — Что это?.. — неуверенно покосился на молодого заклинателя Чу Ваньнин, стараясь немного отодвинуться.       Тот, видя его сопротивление, тотчас резко притянул к себе за талию, другой рукой заставляя открыть рот.       — Ваньнин, этот достопочтенный так добр к тебе, а ты остаешься таким же неблагодарным и жестоким!       — Все же мне стоит уйти… — принялся вяло бороться с хваткой императора наставник, на что Тасянь-цзюнь мог лишь презрительно посмеяться.       — Куда же ты захотел уйти от своего мужа? Не упрямься.       Мо Жань сделал еще одно усилие, и злосчастная пилюля неумолимо проскочила в горло бессмертного Бэйдоу. Он не сумел почувствовать вкус, и мог только надеяться, что этот нахал с явным раздвоением личности дал ему что-то вроде успокоительного. Сам же, дабы отвлечься, решил спросить:       — Мо Жань. Мы правда женаты?       — Как ты посмел забыть свадьбу с этим достопочтенным?! Мне все равно, если бы ты не вспомнил то жалкое подобие торжества, что произошло между тобой и Мо-цзунши — в нем не было ничего впечатляющего. Это тело показало мне кое-какие воспоминания. Но…       Император, наступающий на бессмертных продолжал свой эмоциональный монолог, расписывая каждую деталь того дня, а его наставник рассеянно слушал.       — Не хочешь ли сказать, что мы женились дважды?       — Разве я так сказал? — вопросом на вопрос ответил Мо Жань, и Чу Ваньнин ощутил смутное облегчение. Как вдруг Тасянь-цзюнь огорошил его новой своей репликой: — Мы женились трижды.       Чу Ваньнин ощутил сильное головокружение, по-наитию опершись о руку своего ученика, не в силах связать два слова:       — И как мы… как это у нас…       Мо Жань, снисходительно ухмыльнувшись, уверенно развернул на себя его лицо.       — Не беспокойся. Сейчас этот достопочтенный тебе покажет, как.       Теперь, обняв испуганного, взволнованного наставника покрепче в своих руках, Тасянь-цзюнь требовательно впился в его губы, и настойчиво проник языком внутрь. Чу Ваньнин уже смог хотя бы отчасти привыкнуть к необычным, пронизывающим насквозь ощущениям, поэтому какое-то время с покорным любопытством принимал ласки чужого рта, про себя отметив, что это довольно-таки приятно, если не думать о том, что делаешь подобное с другим мужчиной. Однако, он никак не мог представить хоть какую-нибудь девушку вместо Мо Жаня. Будто бы кроме него одного никто не мог бы делать с ним это, разрывать его душу на осколки, а сердце заставлять взлетать и стремительно падать.       Когда же Мо Жань усадил его к себе на колени, заставив обнять ногами талию, Чу Ваньнин снова напрягся. Пусть они оба были в одежде, возбуждение обоих было слишком явным и осязаемым, плюс ко всему — Мо Жань все плотнее вжимал бедра наставника к своему естеству, заставляя их налитые кровью члены тереться друг о друга.       Пораженный таким непотребством учитель снова попытался отстраниться, понимая, что не может позволить Мо Жаню так с собой обращаться. И плевать, что это было столь приятно. Его муж на это достаточно спокойно сказал:       — Если честно, мне все равно, будешь ты сопротивляться или нет. Этот достопочтенный трахнет тебя, и не один раз, поэтому в твоих же интересах расслабиться и постараться получить удовольствие.       — Мо Жань, как ты можешь… — голова Чу Ваньнина одеревенела от желания и возмущения. Его ученик говорил по-настоящему грязные вещи, и собирался сделать нечто еще более грязное, однако… Самым необъяснимым во всей этой ситуации было то, что эрекция бессмертного Бэйдоу от осознания всего этого была все сильнее, а его соки уже пропитали нижнее белье. Чу Ваньнин не знал, кого обвинять в своем позоре!..       — Учитель, как ты можешь так развратно течь от жалкого поцелуя, — насмешливо вторил ему Мо Жань, доводя своего пристыженного наставника до настоящего исступления. Видя, что Чу Ваньнин не в силах более изъясняться, он решил его «успокоить»: — Не волнуйся. Никто не узнает, что твой ученик жестко трахает тебя в задницу, а ты при этом стонешь как последняя сучка. Если…       — Если… что?.. — еле слышно прошептал Чу Ваньнин. Он был раздавлен… Полностью повержен, уничтожен тем, что говорил ему его ученик в самое ушко, требовательно вылизывая раковину и оставляя одну любовную отметку за другой. Его воля уснула, как будто бы и вовсе никогда не существовала. На деле, любовное лекарство, что дал ему Мо Жань, уже начало действовать, и теперь, даже если бы наставник Чу и попытался бы убежать, то испытал бы куда более сильные муки.       — Если встанешь раком и как следует растянешь себя своими собственными руками, — самодовольно ответил ему Тасянь-цзюнь. — Но этот достопочтенный должен хорошо всё видеть, и, конечно же, обязан остаться доволен тем, что ты будешь показывать ему.       Прочитав в глазах Чу Ваньнина немой вопрос, император, наступающий на бессмертных, решил сам придать ему ту позу, которая понравилась бы им обоим больше всего. Откинув тонкий халат учителя, он приспустил нижнее белье и заставил того так сильно прогнуться, что лицо униженного заклинателя стало болезненно красного оттенка.       — Можешь не спешить, — позволил ему Мо Жань, на мгновение накрыв тело возлюбленного сверху. Тотчас он взял левую ладонь наставника, что едва заметно дрожала от ярости и стыда, и, невесомо поцеловав учителя в висок, почти ласково приказал:       — Возьми два пальца в рот и хорошенько оближи.       Не дожидаясь его согласия или сопротивления, ученик заставил Чу Ваньнина это сделать, слегка прогнувшись над ним, наслаждаясь тем, как наставник, смежив дрожащие веки, через силу увлажняет собственные пальцы.       — Очень хорошо… — похвалил его Тасянь-цзюнь, снова принявшись управлять рукой Ваньнина, приставив ее к узкому сжатому отверстию. — Учитель должен быть благодарен своему императору за участие и великодушие. В наш настоящий «первый раз» этот достопочтенный заставил тебя облизывать языком не свои пальцы, а то, что сейчас упирается тебе в бедро.       От этих новостей Чу Ваньнин запаниковал еще больше, но Мо Жань так крепко держал его, что он не имел сил сдвинуться с места даже на миллиметр. Он знал, что его ученик стал намного сильнее, чем был в юности. Могущественнее самого наставника, и не хотел унижать себя еще и демонстрацией своего полнейшего бессилия перед этим монстром, истязавшим его задний проход его же пальцами.       — Твое похотливое отверстие уже успело так сильно закрыться… Сколько дней мы не трахались? — риторически спросил Тасянь-цзюнь, зная, что учитель не ответит. — Ваньнин, не заставляй меня делать это своими руками, если не хочешь стонать от боли. Этот достопочтенный не Мо-цзунши, и он не будет жалеть тебя.       Пусть Мо Жань и говорил так, но все-таки сделал все, что было в его силах, дабы облегчить положение исстрадавшегося наставника. Он продолжал пугать его и подначивать, но пока ни одно его движение не причинило Чу Ваньнину ни грамма боли. Наоборот, все, что он делал, приносило лишь смутное облегчение изнывающему от возбуждения телу.       Чу Ваньнин сдался, и попробовал запустить свои пальцы внутрь себя самостоятельно, как того требовал Мо Жань. К его величайшему удивлению, это получилось довольно легко и безболезненно, несмотря на то, что ученик только что назвал его эм… отверстие почти закрытым. Неужели они с ним и вправду спят друг с другом?! Неужели Мо Жань уже неоднократно брал его так, и он, Чу Ваньнин, так спокойно принимал свою судьбу? Даже не пытался сбежать или… или…       Пока он думал об этом, неторопливо растягивая свое горячее анальное колечко, Мо Жань вальяжно разлегся сзади, сбросил одежду, и с непритворным удовольствием принялся наслаждаться зрелищем. Левой ладонью он подпер голову, а правой поглаживал свой возбужденный орган, с кончика которого сочилась полупрозрачная смазка. Время от времени он что-нибудь говорил своему мужу.       — Ты уже понял, почему все это происходит, верно? — спросил он, слегка улыбнувшись одним уголком своих губ. — Даже если ты не в состоянии вспомнить — ты в состоянии понять. То, что ты делаешь, и то, что чувствуешь — это правильно.       — Это отвратительно, — прошептал почти одними губами Чу Ваньнин, но Тасянь-цзюнь все равно его услышал.       — А так?.. — этими словами он вдруг схватил его член, почти болезненно оттянув крайнюю плоть к самому основанию. Чу Ваньнин выгнулся и простонал, не в силах контролировать себя и бороться с охватившим его удовольствием, даже если своим поведением он доказывал правдивость слов своего нахального ученика. — Да… вот он, настоящий Ваньнин. Изнывающий от вожделения, влажный от похоти… Умоляй этого достопочтенного вставить тебе — и это мучение закончится.       Чу Ваньнин изо всех сил боролся со своими эмоциями, до боли в челюсти стиснул зубы, но Мо Жань не дал ему и шанса выкарабкаться из этой пропасти удовольствия, куда его так неотвратимо затягивало. Его эрекция была во власти рук Мо Жаня, разум — запечатан адской таблеткой, а сердце… Его сердце изо всех сил тянулось к этому грубому горячему мужчине, что был ему учеником.       — Мо Жань… я умоляю тебя…       — М? — снова придвинулся к его ушку Тасянь-цзюнь. — О чем просит учитель?       — Облегчи мои страдания, черт возьми… Или отпусти. Или убей…       Мо Жань коротко рассмеялся, вне себя от умиления и восторга. Он решил не мучить Ваньнина больше.        — Хорошо. Я буду слушать учителя, — с этими словами он вдруг развернул Чу Ваньнина к себе лицом, подхватил под бедра, лишив точки опоры на мгновение, и так же быстро прижал к изголовью их кровати, на весу разведя ноги бессмертного Бэйдоу в стороны. Чу Ваньнин в шоке вцепился в плечи Мо Жаня, понимая, что он в подобном положении начисто лишен любого подобия воли. Это разозлило и завело в равной степени сильно, но некогда холодный и невозмутимый заклинатель не был в состоянии размышлять об этом сверх долго. К его растянутой дырочке уже приставили обжигающе горячий пульсирующий член, который без всякого предупреждения плавно вторгнулся внутрь.       Чу Ваньнин инстинктивно сжался, но Тасянь-цзюнь тотчас встряхнул его в своих руках, приказывая расслабиться.       — Потерпи. Думай о том, как хорошо тебе будет, когда ты привыкнешь.       Тот, к кому он обращался, принял это за самую настоящую насмешку. Ибо те ощущения, что дарило ему проникновение, даже с очень большой натяжкой нельзя было назвать терпимыми. Чу Ваньнин едва ли мог вздохнуть от распирающего изнутри чувства. Как вдруг…       — Ах!..       Вспышка удовольствия столь резко пронзила его тело, что Чу Ваньнин не сразу понял, что, кажется, головка члена его ученика задела какое-то особенное место внутри него.       Случайно ли, или целенаправленно, но Мо Жань снова проскользил по этому местечку, и член Чу Ваньнина предательски дернулся, выдавая истинные чувства бессмертного Бэйдоу.       Вместе с этим удовольствием, так резко накрывшем его с ног до головы быстрой волной, в разум врезались какие-то картины из прошлого. Разумеется, все они были связаны с грязным удовлетворением физиологических потребностей. Но осознание того, что он и вправду отдавался своему ученику самовольно, раз за разом, лишь укрепилось. Он утвердился во мнении, что и сам хотел этого не меньше!       Желая заглянуть еще чуть больше в свое прошлое, Чу Ваньнин постарался самостоятельно двигаться на члене Мо Жаня, дабы тому самому месту внутри него, что дарило столько наслаждения и воспоминаний, оказывалось побольше внимания. Но Тасянь-цзюнь ему не позволил.       — Ты опять не в состоянии держать свои похотливые желания в узде, — назидательно покачал головой император, наступающий на бессмертных. — Этот достопочтенный сам решит, когда ты кончишь. И насколько силен будет твой оргазм.       Он собирался измучить его до беспамятства. Как и всегда.       Уже на самой пропасти в бездну блаженства своего учителя, Тасянь-цзюнь вышел из напряженного тела любовника, опустив его снова на кровать.       — Мне стало скучно, — отвечая на рассеянный и нетерпеливый взгляд Чу Ваньнина, пояснил ученик, удобно разлегшись напротив. — Развлеки своего императора.       Его наставник, с судорожно сжимающимся растраханным отверстием, клокочущим от почти свершившегося оргазма сердцем, готов был придушить этого несносного мальчишку. Но он не смел идти против желаний Мо Жаня, потому что искренне не хотел, чтобы все это закончилось так быстро! Все его естество требовало продолжения, поэтому Чу Ваньнин, скрепя сердце и сцепив зубы, злобно выдавил из себя:       — Что ты хочешь?..       Мо Жань довольно прищурился, как стащившая со стола хозяйский кусок мяса собака, и, заложив руки за голову, почти равнодушно протянул:       — Хочу, чтобы учитель сам придумал что-нибудь.       Глаза Чу Ваньнина опасно вспыхнули, будто бы одна идея имелась у него в голове. И, переместившись к ученику чуть ближе, он вдруг предложил:       — Тогда… Могу я связать тебя?       Тасянь-цзюнь в шоке приоткрыл свой красивый аккуратный рот, не в силах поверить, что его святой наставник предлагает ему подобное. Это было действительно чем-то новеньким! Разумеется, он не смог устоять:       — Ваньнин! Ты еще более испорченный, чем этот достопочтенный о тебе думал. Хорошо, ты получил мое дозволение.       Тотчас в руках Чу Ваньнина появилась золотая ивовая плеть, что по приказу быстро обвила запястья Мо Жаня за его спиной, и крепко переплелась на сильном влажном торсе.       — Теперь… делай со своим мужем что хочешь, — томно предложил Тасянь-цзюнь уже вне себя от предвкушения, что же предпримет его наставник. Он ожидал что-то вроде нежного и неумелого минета, или даже нестерпимого желания поскорее сесть на его королевский орган сверху, дабы трахать себя что есть силы, но Чу Ваньнин оказался более изобретательным.       Со словами: «я как раз и собирался сделать то, что уже давно хотел», он вдруг вскинул руку с зажатой свободным концом ветви Тяньвэнь, и принялся что есть силы хлестать Мо Жаня по заднице и ногам! По всему, до чего дотягивался…       Мо Жань сперва вскрикнул от столь нелепой неожиданности и с непритворным испугом попытался закрыться руками, как это было в детстве, когда Чу Ваньнин его наказывал за проступки. Потом вдруг понял, что он уже не пятнадцатилетний мальчишка и ему не пристало визжать от страха перед смертоносной лозой наставника, и с небольшим усилием отбросил Тяньвэнь в сторону, высвободив вихрь духовной энергии. Затем резко вскинул руку, перехватив запястье своего взбунтовавшегося любовника и вывернул его за спину, обездвижив.       — Чу Ваньнин! Достаточно отвел свою душу? Теперь моя очередь наказать тебя! — с этими словами он заставил своего разъяренного учителя распластаться под ним на постели, уже изрядко измятой, а так же достаточно грубо раздвинул его ноги, устроившись ровно посередине.       Бессмертный Бэйдоу часто задышал, уже сильно измученный этим молодым заклинателем сверху, все еще страдающий от неудовлетворенного желания и стыда. Член, упершийся в него сзади, снова заставил его тело мелко задрожать, а ресницы затрепетали как опаленные крылья бабочки. Уже через мгновение Мо Жань одним резким движением вогнал свой орган в него на всю длину, заставив Чу Ваньнина закричать.       Ему не было больно, разве что очень неловко, и то, как его удерживал под собой Мо Жань, не позволяло наставнику хотя бы немного пошевелиться. Осознание того, что он, Юйхэн ночного неба, с такой легкостью оказался скручен и выебан, заставило его потерять голову окончательно. Мысли в его обеспокоенном сознании предательски рассеялись.       Мо Жань продолжал с силой врезаться в тело Ваньнина, шептать на ухо то, что не должен был услышать ни один посторонний человек. Но и самому учителю казалось, что те признания, что срывались с губ его ученика, никак не могли быть правдой. Быть тем, что мог чувствовать этот сильный красивый заклинатель, столь уверенно владеющий им.       — Я люблю тебя… Ты мой… Ха… Я так сильно люблю тебя… М!..       — …       Чу Ваньнин отвечал ему взаимностью на каждую страстную реплику, но не вслух. Он все еще не мог поверить в реальность происходящего, и только горячий пульсирующий член, что так невероятно растягивал его изнутри, совершенно точно не мог быть ненастоящим.       Учитель не знал, сколько прошло времени, пока ученик снова и снова раскачивал его по морю удовольствия, как вдруг одна из волн блаженства, ласкающих его тело, оказалась так сильна, что напомнила бы самое настоящее цунами. Мо Жань, видя, что его наставник снова на грани, в этот раз не стал его мучить, пусть у него и было подобное желание, и, приподняв бедра Чу Ваньнина, плотно обхватил его влажный дергающийся член, желая усилить ощущения наставника.       Это было бесподобно…       Чу Ваньнин, вне себя от ощущений, на мгновение забыл, кто он есть, и что вообще происходит. Он только и мог, что прижаться к своему мучителю еще как можно ближе, вцепиться в чужую руку, испачканную в его семени, и закричать что есть силы. В этот момент он даже сорвал голос. Но это его нисколько не волновало. По крайней мере сейчас, когда он лежал обессиленный, грязный и беззащитный, уткнувшись пунцовым лицом в подушку, не в состоянии перевернуться, чтобы вдохнуть хотя бы один несчастный глоток воздуха.       Мо Жань аккуратно вышел из него, продолжая внимательно наблюдать за наставником. Желание его все еще не было удовлетворено, но на всякий случай Тасянь-цзюнь решил дать своему вымотавшемуся учителю пару минут на передышку. К тому же он хотел его спросить:       — Ваньнин. Оргазм должен был восполнить пробелы в твоей памяти. Ты что-нибудь вспомнил из того, что забыл?       Чу Ваньнин какое-то время молчал, затем отрицательно покачал головой.       — Что ж. Тогда мы будем заниматься сексом до тех пор, пока ты не вспомнишь.       Тасянь-цзюнь считал, что хорошо знает своего учителя, но… он не мог даже предположить, что тот на самом деле и вправду вспомнил всё! Просто стеснялся попросить ученика о продолжении.

***

      — Ваньнин… — Мо Жань лежал рядом с наставником, устало стирая влагу с загорелого лица. За дверьми их хижины забрезжил рассвет, и Тасянь-цзюнь вдруг подумал о том, что это был первый раз, когда он сам из них двоих выбился из сил во время занятия любовью. В конечном счете император, наступающий на бессмертных кончил пять раз, а Чу Ваньнин…       Ученик сбился со счета где-то на седьмом или восьмом разе.       Сейчас Тасянь-цзюнь с большим сожалением осознал, что исчерпал все свои силы.       — Ваньнин, этот достопочтенный сейчас будет спать. Если даже твой крайний «высокий прилив» не вернул тебе твоей памяти — значит суждения Мо-цзунши были как всегда ошибочными. И дело в другом.       — Нет, я… — неуверенно откликнулся на его доводы наставник, отвернувшись в сторону. — Я, кажется, уже кое-что вспомнил. Из прошлого.       — Правда?       — Да… Воспоминания начали возвращаться, — Чу Ваньнин почувствовал на себе испытующий взгляд, и постарался предотвратить поток наводящих вопросов: — Ты очень хорошо постарался, пусть и сам виноват в том, что я попал в такую ситуацию… Теперь можно закрыть эту тему. Не будем вспоминать о том, что было.       Пусть он и сам запретил Мо Жаню разглагольствовать на этот счет, однако не выдержал в зыбком молчании и пяти минут.       Удостоверившись, что император и впрямь погрузился в дрему, он решил сказать, в надежде, что супруг не услышит его слов:       — Когда на «вылазке» ты дал мне камешек, что исполняет все желания, я подумал, как было бы здорово, если бы ты и я на самом деле… На самом деле жили в этой хижине вместе.       — М… я ведь говорил тебе, что «куриный божок» всегда исполняет желание, — вдруг пробубнил себе под нос Мо Жань, заставив учителя сызнова залиться краской.       — Но ведь получается, что мое желание уже было исполнено до того, как ты дал мне этот камень.       «Нужно надеяться не на глупые талисманы, а на тех людей, которые занимают определенное место в нашем сердце», — сам себе сказал учитель, придвинувшись к супругу вплотную, чтобы прижаться к его плечу. Подождав еще немного, чтобы Мо Жань на этот раз уснул наверняка, он прошептал:       — Мо Жань, спасибо, что выбрал меня.       — …Когда-то давно этот достопочтенный приложил много усилий, чтобы учитель выбрал его в ответ.       — …