* * *
Нанаба добавила вас в чат Эрвин такой взрослый
С того неприятного случая со звонками Нанаба была просто шелковой, несмотря на то, что определенно сильно нервничала. Смит не пытался вдаваться в подробности, но было ясно, как день, что это из-за ее работы и начальника. Элайджа либо не умел страдать в одиночестве, либо все прекрасно понимал, но все равно увлекал за собой близких людей в бездну уныния. Ханджи в этом плане даже повезло, можно сказать — ее почти не трогали после случившегося с Леви. И вот этот новый чат, посвященный понятно какому дню, был одним из дружеских проявлений Нанабы, которая, похоже, все же чувствовала за собой толику вины. Нанаба: Дорогой Эрвин, приближается твой день, и мы хотели бы узнать, что нас или тебя ждет в нем? На календаре было десятое октября. Альфа вздохнул, открывая список участников чата: Ханджи, Нанаба, сам Эрвин и внезапно Моблит. Смит не понимал, то ли Нанаба, добавляя Моблита во все чаты, считала, что он действительно будет принимать активное участие, то ли это такой особый вид стеба. Эрвин, уже немного отвыкший от таких чатов, напечатал ответ. Было странно осознавать, что друзья после случая с сыном Элайджи относились к нему как-то… по-доброму, что ли. Альфа ожидал нечто иного. Отношения изменились, да, но со временем будто все приходило в относительную норму. Ханджи — понятно, она глазастая и изначально догадалась обо всем. Нанаба, сначала пребывающая в шоке, отошла и смягчилась. Эрвин окончательно удостоверился, что она всегда питала к нему особую слабость; не зря именно она сохранила с ним контакт, когда они находились на разных континентах. А вот отсутствие в чате бывшего лучшего друга неприятно царапало. Эрвин Смит: Меня ждет работа днем и пиво вечером. А что ждет вас, понятия не имею. Не воспринимал он свои дни рождения, как праздники. Относился равнодушно и что-то специально готовить не собирался, к тому же, в тридцать девять. Мужчина не страдал предрассудками по возрасту, но, черт возьми, в тридцать-то девять он имел право провести этот день, как ему заблагорассудится, никого не видя и не вспоминая, что день хоть чем-то отличается от остальных. Нынче можно не ждать Анди, который самовольно заявится к нему с поздравительным пирогом. Нанаба: Но это так скучно, Эрвин! Мы тут подумали над парой вариантов, давай я расскажу. Тем более, ближайшую неделю я здесь, а потом во Франции на несколько месяцев. Эрвин Смит: Даже не думайте делать что-то подобное тому, что мы делали для Элайджи. Я серьезно, не хочу никаких сюпризов, спасибо. Нанаба: : ( Ханджи Бернер: Это твой выбор, и мы его уважаем! Тем более, мы теперь больше не пьем, у нас сухой закон. Альфа закатил глаза. Попытка Ханджи скрыть реальную причину возникновения какого-то закона точно провалилась, но Эрвин все равно был ей признателен. Нанаба по-прежнему не догадывалась о его проблемах с алкоголем. По крайней мере, не должна была. Моблит: Никакого сухого закона после цирка с Аккерманами. Очевидно, не все в доме Ханджи приняли поступок Леви и последующие последствия с пониманием. Винить Моблита в отсутствии эмпатии к омеге, попавшему в беду и искавшему в его доме приют, или к его ненормальным родителям, было сложно. Но Смит все равно раздражался от такой сухости со стороны мужа подруги. Неужели он не мог поставить Софию на место Леви? Эрвин надеялся, что хоть омежка не заметил какого-либо неприятия к нему, когда пришел просить убежища. Хотя, зная, какой Леви внимательный, не было сомнений — он все прекрасно понимал и тонко ощущал. Как будто у Эрвина мало причин для раздражения! Альфа надеялся, что в доме родителей Тома мальчишке живется нормально. Это напоминало ссылку больше, чем пресловутые каникулы, чертов Элайджа Аккерман с его чертовыми категоричными определениями. Эрвин Смит: Давайте подведем итог. Мне ничего не нужно, поздравлений и прочего. Приглашаю посидеть где-нибудь вместе, но потом, не сейчас. Нанаба: Хорошо, Эрвин. Но ты подумай, чего бы хотел на день рождения :) При всех своих недостатках Нанаба все-таки была прекрасной женщиной. Эрвин вновь почему-то вспомнил о ее влюбленности в него. Интересно как складывается — если бы Нанаба проявила к нему что-то тогда, когда они были юными, или если Эрвин сделал бы ей серьезное предложение замужества, на месте Альберта мог бы быть он. И сейчас он и Нанаба занимались бы усыновлением, готовились и все такое. От одной мысли об этом бежали неприятные мурашки по коже. Исходя из этого, он до сих пор не готов стать отцом. Или не готов стать отцом ребенка Нанабы. Если Эрвин и хотел чего-то на день рождения, так это тишины и покоя. Но, что забавно, его планы, как всегда, не осуществлялись по независящим от него причинам. В этом было что-то инфернальное, не иначе.* * *
— Уже чувствуешь себя рухлядью? — спросил его Майк, даже толком не поздоровавшись. — Чувствуешь приближение старости? — Чувствую себя на двадцать, — убедительно сообщил Эрвин, — с каждым годом все больше и больше. Майк хмыкнул; за последние несколько месяцев они общались больше, чем за последние несколько лет. Иногда Смиту становилось неловко от мыслей, что эта частота — вынужденная, по сути. В Америке ему никто не был особо нужен, он даже Аккермана почти забыл. Он напрочь забыл о существовании Леви, но понятно, почему, ведь тогда мальчишка не имел для него значения. И общение с Захариасом Эрвину не то чтобы не требовалось… В общем-то, хватало пары сообщений в год. Теперь же, когда он оказался в непростой ситуации, их дружба восстановилась. Эрвин надеялся, что Майк не задумывался над этим. По крайней мере, друг выглядел достаточно беспечным, чтобы не забивать себе голову всякой ерундой. — Я чего звоню-то, — перешел к делу Майк, перестав придуриваться. — Какие у тебя планы на вечер? Смит вздохнул, но было приятно, что многие помнят о его грядущем дне рождения, и их этот день как-то заботит. Могли ведь вообще не спрашивать и не вспоминать — поэтому, несмотря на свое нежелание как-либо отмечать, альфа испытывал теплую благодарность за такое участие. — У меня есть определенные планы, я буду занят, — уклончиво ответил Смит. — А что? — Думал позвать тебя заехать к нам или посидеть у тебя. Нанаба написала, что ты отказался встречаться с ней или другими, я тебя понимаю, они очень скучные. Но, раз у тебя планы и на сегодня… Откровенно говоря, проблема была даже не в том, что Эрвин просто не считал день рождения праздником. Конкретно в этом году у него попросту отсутствовало желание улыбаться и делать вид, что он счастлив и полностью доволен своей жизнью. — Дай угадаю, твои планы включают в себя пустую квартиру и одиночество? — прозорливо заметил Майк, звуча без всякого осуждения в сторону подобных простых интересов. — А что, это плохо? — И ты просто будешь сидеть дома? — Да. — Да ты действительно постарел, Эрвин. — А ты из тех, кто в сорок ходит в клубы и флиртует там с молодежью? — Я серьезный, взрослый, разведенный человек… Конечно, я хожу в клубы и флиртую. Ты знаешь, как легко ведутся на Май Тай? — Какие у тебя низкие стандарты. — Не такие, как у тебя, согласен, — хохотнул Майк, невольно надавив на больное место собеседника. Несколько секунд висела тяжелая тишина, а затем друг осторожно продолжил: — Ты знаешь, я тебя не осуждаю, я вообще стараюсь никого не осуждать, у меня по жизни такая позиция. Я гуманист. — Ну, спасибо за поддержку, — с сарказмом отозвался уязвленный Эрвин. — Правда, я все равно не понимаю, что ты нашел в сыне Аккермана. Нет, типа, не в плане внешности или личности, но ему все-таки пятнадцать лет, — продолжил Захариас, и это прозвучало вполне серьезно. — Он же, наверняка, глупый еще совсем. Для такого и Май Тай не нужен. Смит ощутил, как его лицо искажается неприятным удивлением. Стало отчего-то стыдно и странно; они с Майком впервые говорили о ситуации с Аккерманами так открыто. И… что, простите? — Пятнадцать?! Ему скоро восемнадцать. Пятнадцать, Майк, ты серьезно, блядь? Ты думал, что я… Господи! — А, правда? Спутал, наверное, его с Софией. — И Леви не глупый, — подводя итог, закончил Смит, — совсем наоборот. Был бы глупым… — Зря я поднял эту тему, — сказал Майк мгновение спустя и резко переключился: — Так что, значит, выманить тебя не выйдет, я так понял? — Нет. — Ладно, но я предлагал, если что, звони. Майк пожелал ему хорошего дня, и звонок прекратился. Настроение беседы вышло странное, но Эрвин был рад, что отвадил от себя всех желающих так или иначе сделать его тридцатидевятилетие более веселым. Ему и так нормально, спасибо большое. Еще хорошо было, что с ним теперь говорили о Леви, а не игнорировали, словно болезненный нарыв. Это можно считать прогрессом, ведь нельзя всю жизнь молчать о том, что случилось. Несмотря на неприятные эмоции, охватившие Эрвина изначально, теперь он понимал, что Майк просто тонко пошутил над ним. Ну не смог бы друг оставить без внимания тот факт, что всплыла история с пятнадцатилетним омежкой и взрослым альфой. Смит сам себе набил бы лицо за такое, и Захариас сделал бы то же самое, и был бы абсолютно прав. Тем ценнее такие вот шутки — то, что друг подсознательно не стремился больше уберечь его чувства. Это дорогого стоило.* * *
Вечером его посетила нежданная гостья, и Смит, только-только вернувшийся с работы, постарался улыбаться искренне, хотя, откровенно говоря, предпочел бы побыть в одиночестве. Но Пик, заметив его выражение лица, весело выдала: — Знаю, что ты не любишь отмечать, и я тут не за этим. Пик была странной; Эрвин давно заметил это, но его все устраивало. В конце концов, ее странности его не касались, а каждый волен жить, как хочет, в пределах своей свободы. И этим вечером Пик сделала то, чего он от нее не ожидал — пришла к нему в гости. Пару раз она уже бывала в его квартире, но недолго. А в этот раз же она пришла целенаправленно. — Откуда ты узнала? — удивленно спросил Смит, увидев нежданную гостью на пороге. — Услышала от Майка, — поведала Пик, — как он говорил о твоем дне рождения. Он завтра, верно? Чертов Майк, он вроде никогда не был таким болтуном. — Да. — Круто. Я узнала об этом и просто решила отблагодарить тебя за то, как ты помог нам этим летом, — продолжила девушка. — Мы все оценили твой вклад, правда. А это хороший повод… Немного странная похвала. Эрвин ведь делал это по двум причинам — помочь старому другу и чтобы отвлечься самому. Тем не менее, отношения с ребятами Майка у него сложились хорошие, если опустить его первоначальное предубеждение на их счет. Пик принесла ему собственноручно испеченное печенье, и это было мило. Невольно напомнило день, когда Анди зашел к нему с праздничными кексом и сексом — омега сам так назвал свою миссию, вызвав немало восторга. С Пик все было по-другому, и хорошо. Легко сдавшись, альфа предложил выпить чаю с этим самым печеньем. Такого для него еще никто никогда не делал. — Это мое хобби, — пояснила девушка на его удивленный взгляд, и все сразу стало понятнее. Хобби — просто чудесно. Не так давно Пик, не имеющая официальной работы, стала кем-то вроде правой руки Майка, и таким вот образом Эрвин был в курсе дел фонда больше, чем он хотел бы. Были у него с Пик и неловкие моменты, которые, к счастью, тактично девушкой опускались. Например, как-то раз в конце лета девушка пожаловалась на трудности с арендой еще одного здания, предназначавшегося для стационарного нахождения. Инвестор, подписавшийся на это, сам страдал от финансовых трудностей в тот период, поэтому дело зависло на мертвой точке. Спустя несколько дней фонд Майка получил достаточно большую сумму, чтобы покрыть первый платеж; все вокруг были рады, особенно Майк. Пик посмотрела на Эрвина весьма многозначительно, когда они встретились в следующий раз, но ничего не сказала. И сам Эрвин был рад, что эту тему Пик не подняла. Вот поэтому ему было с ней комфортно, хотя они даже не были друзьями. Они собирались пить чай; Пик переключала каналы, ища что-то только ей известное и понятное, а Эрвин копошился на кухне, готовя чашки. Девушка остановилась на канале про животных, судя по звукам с экрана, когда в дверь квартиры постучали. Альфа закатил глаза. Если это Нанаба или еще кто-то из поздравительного чатика, он не откроет. В назидание, так сказать. Конечно, он откроет, это же, блядь, Нанаба или Ханджи, проигнорировавшие его желание. Нанаба вполне могла исхитриться и заявить что-то вроде: «Мы обещали ничего не устраивать завтра, но о сегодня речи не шло!». — Открой, пожалуйста, — попросил Эрвин Пик. — Наверняка это кто-то из моих друзей. — Ладно, — ответила девушка, положила пульт и отправилась открывать. Альфа покосился на домашнее печенье, чувствуя себя несколько неловко из-за такого подношения. Он ведь, по сути, не заслужил — все его действия летом были направлены скорее на него самого, чем на кого-то другого. Он пытался вылезти из депрессивной трясины, куда мог угодить так крепко, что не вытащишь. И Майк, и остальные ему помогли выйти из этого состояния. — Кого там принесло? — громко спросил Эрвин, потому что Пик не возвращалась, и ничего не происходило слишком долго. Судя по отсутствию звуков, никто не вошел. Девушка не ответила, и альфа, вздохнув, отвлекся и сам пошел к двери. Пройдя большую комнату с неразобранными вещами в коробках, он столкнулся с Пик у входа в коридор. — Кто пришел? — нахмурившись, спросил Смит. За спиной девушки никого не было. — Соседи, что ли? Пик быстро покачала головой, делая шаг в сторону, так, чтобы открыть ему путь к прикрытой двери: — Нет, там какой-то парень пришел к тебе. — Парень? — озадаченно переспросил альфа. Он совершенно точно никого не ждал, и кого в его окружении можно назвать парнем? — Да, он за дверью. Я как раз пошла звать тебя, его попросила подождать, не стала впускать сразу, мало ли что, — объясняла Пик, пока Эрвин проходил мимо, в коридор. За дверью никого не оказалось. Альфа нахмурился сильнее, что-то на уровне инстинктов беспокоило его, и он не понимал даже, что. И кто мог к нему прийти? С особо молодыми коллегами он крепко не подружился, и все друзья были уже достаточно зрелыми, чтобы называться мужчинами и женщинами. Разве только… Нет, не может быть. Эрвин повернулся к Пик, которая растерянно и слегка напряженно заметила: — Ой, кажется, он уже ушел. Так странно, я же попросила подождать. — Как он выглядел? — Эрвин надеялся, что этот вопрос не прозвучал слишком резко или требовательно. Но все равно прозвучал именно так, судя по напряженному выражению лица девушки, ощутившей его резко изменившееся настроение. — Обычно, — очень неинформативно начала Пик, щурясь и явно пытаясь вспомнить детали. — С черными волосами, невысокий, кажется, не больше двадцати лет… Ты понял, кто это, да? Внутри что-то оборвалось и рухнуло. Этого не могло произойти. Альфа бы ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон, но рядом стояла Пик, и она вряд ли поняла бы это действие. Не мог Леви оказаться у него на пороге — зачем и почему, главное, почему сегодня? Что его привело сюда? Как он оказался здесь, что ему было нужно? И почему… — Почему он ушел? — вопрос в пустоту, обращенный ни к кому конкретному. — Я не знаю, — потерянно ответила Пик. Оставалась вероятность, что Эрвин все перепутал, и приходил какой-то другой человек. Просто характеристики совпали, так бывает. Мало, что ли, черноволосых и невысоких? Полным-полно, как и всяких разномастных других. Но, если это был Леви, что заставило его прийти? В голову пришла слегка запоздалая и очень неприятная мысль — что, если у омежки опять что-то случилось? Что-то такое, из-за чего ему просто некуда было больше пойти? Эрвин не тешил себя иллюзиями, понимая, что, в таком случае, Леви бы просто воспользовался им. Но это не отменяет того факта, что Аккерман-младший — ребенок в беде, а он взрослый, хоть и испытывающий к нему чувства, но также ответственный за его благополучие, когда это зависит от него, как и за благополучие любого другого ребенка. Казалось, что в подъезде, прямо у двери, еще оставались нотки знакомого запаха. Или Эрвин просто сходил с ума. — Он был здесь, когда ты пошла за мной? — Да, оставался за дверью, я не думала, что он уйдет, Эрвин, я сказала, что позову тебя, и он согласился подождать. Эрвин был волен решать, что делать. Он мог остаться, и тогда призрак Леви или кого-то другого исчезнет, словно его здесь и не было. Жизнь альфы продолжится, как ни в чем не бывало. Но кого он пытается обмануть? Эрвин Смит любил Леви, и терпеть не мог загадки. Он заботился об омеге так, как умел и мог. Омега совершенно точно не пришел бы к нему просто так — это не в его характере. Он заявился к Ханджи, когда дома что-то произошло. Теперь пришел к нему, и он ведь не должен быть здесь, в городе. Эрвин никогда не узнает, зачем он был здесь, если сейчас не пойдет следом, и когда-нибудь этот вопрос измучает его настолько, что он отчаянно пожалеет, что не попытался поймать подростка. Радуясь, что еще не переодевался в домашнее, Смит быстро зашарил в шкафу в поисках куртки под пристальным вниманием Пик. Куртка обнаружилась быстро; натягивая обувь и не собираясь шнуровать, альфа посмотрел на удивленную происходящим девушку и сказал: — Я попытаюсь догнать его, это важно. Побудешь здесь, хорошо? — Как будто у меня есть выбор, — печально улыбнулась Пик, и Эрвин, отвернувшись, вышел за дверь, оставляя гостью в квартире. Он достаточно доверял ей, чтобы не переживать за вещи, да и заботило его сейчас другое. Леви, если это был он, не мог далеко уйти. Если он передумал видеть его, Эрвина, и ушел, то пойти мог только к выходу. Возможно, на лифте — а это может быть долго. Альфа быстро спускался вниз по лестнице, по-прежнему не веря до конца в то, что ему это все не снится. Пролет, пролет, еще пролет — где, черт возьми, первый этаж? Главное, не запутаться в ногах и не повалиться вперед, переломав себе все кости. Тогда-то Леви Аккерман станет по-настоящему фатальным событием в его внезапно оборвавшейся где-то на ступенях жизни. На первом этаже никого низкого и черноволосого не было; но Эрвин, сосредоточившись на цели, инстинктивно чувствовал еще недавнее присутствие омежки здесь. Искренне надеясь, что не ошибается, альфа толкнул подъездную дверь и оказался на улице. Мужчина огляделся по сторонам; взгляд не зацепился ни за одно лицо, все, кто проходил мимо или был виден неподалеку, незнакомцы. Даже ни одной знакомой машины или такси рядом не припарковано. Если это и был Леви, Эрвин опоздал. И чувство, посетившее его от этой мысли, просто ужаснуло — альфа был в смятении, он ощущал себя так, словно упустил что-то судьбоносно важное. Пережив короткий приступ отчаяния, альфа подумал и понял, что может просто позвонить кому-нибудь из близких и уточнить, все ли у Аккерманов в порядке. План был гениален и прост. Эрвин собрался было развернуться и вернуться в квартиру, чтобы найти свой телефон, как почувствовал нечто странное. Это какое-то интуитивное чувство было ему незнакомо, но оно имело достаточную силу, чтобы заставить его остановиться и еще раз посмотреть в правую сторону улицы, внимательно вглядываясь. Тут-то он и заметил его — ровная спина, коротко обрезанные волосы. Не просто кто-то очень похожий, нет. Эрвин не сомневался, что это он. — Леви, — выдохнул альфа, тело само собой уже двигалось за почти пропавшим из виду человечком. — Леви, подожди! Эрвин поспешил за видением; оно удалялось, но недостаточно быстро — если чуть прибавить шагу, можно быстро нагнать. Так альфа и сделал; пришлось поспешно проскочить проезжую часть, и водитель авто, под колеса которого Эрвин едва не угодил, просигналил ему и заорал вслед на всю улицу: — Ах ты, ублюдок! Жить надоело? Иди скинься, причем тут я?.. Откровенно говоря, Смит особо не вслушивался. Его вело следом за тонкой фигуркой. Не преследуйте меня больше. Если мальчишка хотел, чтобы от него отвязались, ему не стоило напоминать о себе и уж тем более приходить. Это действительно был Аккерман-младший — оказавшись ближе, Эрвин удостоверился в этом. Непонятно, куда направлялся омежка, и почему пешком. Подходя ближе, альфа понимал: это последнее, что он сделает ради и во имя Леви. Его личный прыжок веры. Больше он ничего не сделает и никуда ради него не придет. Вопросов было так много, а ответов не было совсем, поэтому Смит позвал его по имени, надеясь, что не придется омежку хватать за руки, чтобы остановить. Это бы все усложнило. К счастью, подросток оказался достаточно благоразумен, чтобы просто остановиться. Он медленно повернулся к альфе, открывая вид на свое раскрасневшееся от холода лицо. Чувствуя себя очень некомфортно и отчаянно стараясь не жалеть, что вообще ринулся следом, Смит осторожно приблизился к молчащему подростку. — Это же был ты, да? — спросил альфа, чтобы точно удостовериться, что все это не случайность. — Ты пришел ко мне. — Да, — просто ответил мальчишка бесцветным тоном. — Почему не дождался меня? — А почему вы пошли за мной? — вопросом на вопрос ответил подросток, поставив альфу в еще более неловкое положение. — Я хотел уйти. Эрвин решил говорить, как есть, но при этом опуская подробности про переживания и многочисленные вопросы. — Хотел удостовериться, что с тобой все в порядке. Ты так быстро ушел… — А, — подросток невесело усмехнулся. — Все хорошо, как видите. Вы, наверное, думаете, что я вечно с проблемами, да? — именно так Эрвин и думал, когда решил идти следом, и стыдно ему за это не было. Леви отвел взгляд. — Не нужно было идти за мной. — Ну, это уже не тебе решать, Леви. Значит, все хорошо? — спросил не впечатлённый ответом мальчишки альфа, получив короткий кивок в ответ. — Ладно. Зачем ты пришел тогда? Аккерман-младший посмотрел на него. Он был так похож на самого себя и при этом какой-то совершенно другой. Можно было бы сказать, что он повзрослел — но прошло-то всего несколько месяцев с их последней встречи. — Чтобы поговорить, — прямо ответил мальчишка, и альфа окончательно удостоверился, что что-то неуловимо изменилось. — Но это больше не имеет смысла. — Ты пришел, потому что это не имеет смысла? — спросил мужчина. Помнится, у Леви была привычка выворачивать вопросы так, чтобы отвертеться от нормального ответа не получилось. Хорошая привычка, альфа решил взять ее на вооружение. — Ладно, Леви, я понял. В прозрачном взгляде мелькнула злость, и отчего-то альфе это понравилось. — Когда я ехал к вам, смысл был, — процедил мальчишка. — А теперь его нет. Как интересно получалось. Эрвин смотрел на него и поверить не мог, что вот он, стоит перед ним, живой и невредимый, еще и выделывается, как обычно. Смит не ожидал встретить его в ближайшее время вообще, от того ощущение нереальности происходящего не отпускало, но — вот ужас-то — происходящее альфе нравилось. Он все же очень скучал по этому омежке с его сложным характером и странными поступками. И Леви разговаривал с ним как-то совершенно нормально, не так, как говорят с преследователями или людьми, которых не выносят. Это тоже было странно, ровно так же странно, как прийти к кому-то, кто тебя преследовал. Забавно, но каждый из них мог развернуться и уйти; но нет, оба почему-то не спешили разойтись, продолжая свой пространный разговор будто бы ни о чем посреди улицы. — А смысл ты потерял в ту минуту, что стоял у двери? — поинтересовался Эрвин, просто потому, что мог. Леви вновь кивнул, и альфа понял, что совершенно ничего не понимает. — С чем это связано, скажешь? Мне так, любопытно. — Вы ведь тоже не зашли, — уже вполне серьезно огрызнулся подросток. Мужчина даже не ожидал такой прыти. — Тогда, у тети Ханджи, вы пришли, но не зашли в дом. Какая у вас была причина? Слегка опешив от того, что Ханджи внезапно обрела статус тети, Эрвин помедлил с ответом. Леви отчего-то продолжал стоять рядом, хотя по всем законам подросткового характера должен был уже гордо уйти. — У каждого свои причины, Леви, — уклонился от ответа Смит, ибо какого черта? Он не должен оправдываться перед Аккерманом-младшим. — Что у тебя? Дело ведь не в том, что я… — Я просто не захотел мешать, разве не понятно? — спросил мальчишка недовольным тоном, и альфа нахмурился. — Такое уже случалось… — Мешать? — У вас девушка, — отрезал Аккерман-младший, немало удивив своим ответом. — Поэтому смысл пропал, и я ушел. Вот и все. Эрвин посмотрел в серые глаза, не понимая, чем вызваны такие эмоции со стороны глупого подростка. Да, у него в квартире гостья, и что?.. Мгновение спустя Смита осенило. Девушка в его квартире, Пик. Его девушка. Кажется, в этом и правда не было никакого смысла, потому что Леви совершенно точно не мог ревновать, у него в принципе не должно было быть претензий к альфе, заведи тот новый роман. Что-то неистово шевелилось в груди, заставляя сердце сжиматься. Это поганое чувство вновь проснулось, окрепнув, как никогда. — Извините, что побеспокоил, — продолжил подросток, отводя взгляд, пока альфа находился в каком-то логическом ступоре. — Я не знал о ней, иначе бы не приехал. Не хотел ставить вас в неловкое положение, наверное, вам стоит скорее вернуться… Не буду задерживать. С днем рождения, мистер Смит. Мистер Смит, будто из какой-то другой жизни. Слышать это обращение этим голосом было больно и сладко одновременно; Аккерман-младший, коротко глянув на альфу, опустил голову и зашагал вперед, собираясь уйти. Конечно, он бы и шагу теперь не сделал, не рассказав нормально, в чем его собственные причины, поэтому был остановлен хваткой на запястье. — Объяснись-ка, Леви, — потребовал альфа, наклоняясь, чтобы взглянуть в тонкие черты. — Ты приезжаешь сюда полгода спустя с какой-то идеей, потом видишь мою знакомую в гостях и уходишь. Тебе не кажется это странным? Что это за игры опять? — Если вы думаете, что это игра, дайте мне просто уйти, — глухо отозвался омега, не вырывая своей руки. — Ты хотел, чтобы я прекратил все это, — продолжал альфа, ощущая обжигающую, но тихую ярость. Ему было, что сказать этому омежке, но он не хотел сорваться. — И я прекратил, я перестал тебя трогать вообще. Хочешь знать, почему я не зашел к Ханджи? Потому что там был ты, Леви. А теперь ты приезжаешь ко мне, чтобы поздравить с днем рождения? — Я хотел поговорить! — уже гораздо громче сказал Аккерман-младший, — я уже объяснил… — Говори сейчас, что хотел сказать. Не думаю, что моя знакомая, которую ты видел, хоть как-то может помешать в этом. Не делай вид, что тебе не все равно, Леви. Я знаю, что тебе все равно, не понимаю просто, зачем ты приплел ее. — Что вы вообще знаете?! — Меньше, чем хотел бы. Они замолчали. Эрвин был почти потрясен тем всплеском эмоций, что охватили его; эмоциональная импотенция, преследующая его последние несколько месяцев, вдруг излечилась, и альфа не знал, радоваться этому или нет. Леви ломал все рамки и границы, путал его, мешал ему жить и при этом был одним из смыслов жизни — удивительное, хоть и невероятно раздражающее создание. И это его ебаное письмо… А теперь он пришел, стоит рядом и сообщает, что пришел с разговором, но наличие дамы его возмутило. — Ладно, Леви, слушай, — успокоившись, бросил Смит. Мальчишка зло смотрел на него. — Наверное, это и правда не имеет смысла. Если ты считаешь так, уходи. Я рад, что у тебя все хорошо, правда, прости, что задержал, — подросток молчал, поэтому альфа, вздохнув, закончил: — Но, если все-таки смысл есть, мы можем зайти ко мне и поговорить. Моя знакомая уйдет. Откровенно говоря, теперь, увидев мальчишку и переполнившись чувствами, альфе было, что сказать. Поговорить с омежкой все же стоило — хотя бы попросить прощения за ошибки и мирно разойтись. Это бы многое решило и очень помогло в дальнейшем. Очевидно, им еще придется столкнуться, и не раз — ведь у них большинство знакомых общие — и они не смогут просто игнорировать или избегать друг друга, это же просто смешно. И Эрвин не хотел, чтобы потом, став старше, Леви вспоминал его, как травмирующий и неприятный опыт в юности. — Хорошо, — ответил вдруг омега, заставляя альфу вынырнуть из мыслей. — Но я не хотел мешать, правда. Я не знал… Она просто знакомая? — Какое это имеет значение? — Про того омегу вы говорили так же. Ох, с Пик он объяснится потом. Что-то подсказывало, что девушка его поймет. Растерянно оглянувшись, омежка развернулся и стремительным шагом пошел в сторону дома Эрвина, гордо держа спину прямо и в очередной раз удивляя своей прытью. Эрвин пошел следом, автоматически подмечая, как всегда, что ему нужно гораздо меньше шагов, чем коротконогому омеге — на один его шаг приходится два омежьих шага. От этого наблюдения всегда становилось тепло на душе, но сейчас это было так не к месту; Эрвин был полностью смятен, но не мог не оценить храбрости мальчишки. Если он пришел за тем, о чем только что догадался альфа — за заключением мирового соглашения — значит, храбрости в нем больше, чем в самом Смите. Откровенно говоря, альфа думал, что разговаривать с разбившим ему сердце человечком будет гораздо больнее, а то, что оказалось на деле… Возможно, все уже отболело и немного позабылось. Аккерман-младший пришел к нему в простых черных джинсах и темно-синей куртке, на ногах — черные кеды. Смотрелось очень мрачно, но стильно. Эрвин поймал себя на том, что не может отвести взгляда от вероломного мальчишки, и это было и смешно, и грустно. Но не так уж больно — а это очень хорошо. Дошли до квартиры они в тяжелом молчании. Смит подбирал верные слова для Пик, а Леви молчал и не смотрел на него; скидывая обувь, он окинул Пик холодным взглядом, когда альфа и омега оказались в коридоре. Пик потупилась, а Эрвин тепло улыбнулся ей, подождал, чтобы мальчишка ушел в комнату, и сказал, ощущая глухое чувство вины: — Пик, не против, если мы с тобой продолжим наш маленький праздник завтра? Я сам могу подъехать, куда захочешь. — Конечно, — Пик улыбнулась печально, как всегда, но с пониманием. Она подхватила свой спортивный рюкзак и обулась. Эрвин оставался рядом, пока она делала это. После, закончив с обувью, девушка приблизилась к его уху и прошептала: — А он хорошенький. Ситуация стала еще страннее и тяжелее для нормального восприятия, поэтому альфа пробормотал, не зная, как реагировать на такую оценку: — Да, наверное. До скорого! — Пока, Эрвин, — сказала Пик и вышла, оставляя его наедине с его мечтой и кошмаром в одной мелкой упаковке. Как же хорошо, что девушка не выявила в Леви несовершеннолетнего. Эрвин вздохнул и посмотрел в сторону комнаты, откуда не доносилось ни звука, но чужое, призрачное присутствие было практически осязаемо. Совершенно телесный, непризрачный Леви обнаружился мирно сидящим на диване. Эрвин покосился на этот диван, на котором они когда-то целовались, а затем у него произошел серьезный разговор с Томом Аккерманом на этом самом месте. — Пойдем лучше на кухню, — предложил альфа, не желая говорить здесь. Слишком много воспоминаний хранил этот чертов диван. — Там будет комфортнее, — Эрвин пошел первым, омега, помедлив, тенью пошел за ним. — Твои родители не против, что ты здесь? — Они не будут против, — пространно ответил Аккерман-младший, и альфа решил не уточнять и не копаться в делах чужой семьи. Леви не выглядел сбежавшим из дома, это успокаивало. — Они знают, что со мной все в порядке, и переживать не будут. Звучало убедительно, но сомнительно в контексте семьи Аккерманов, в частности Элайджи. На кухне взгляд омеги зацепился за то самое место. Эрвин заметил, что Леви смотрит на поцарапанный край тумбы, и отвернулся. Приготовленные к чаю чашки стояли, как он их оставил, но уже с чаем. Остывшим, конечно. Печенье обнаружилось рядом, аккуратно выложенное на тарелку, и альфу снова кольнуло чувство вины. Прошло всего минут двадцать, и сколько всего переменилось за это время. К счастью, Леви хватило ума не комментировать увиденное на тумбе. Взгляд у омеги оставался достаточно равнодушным, хотя и видно было, что подросток то ли устал, то ли не очень счастлив. Темные тени под глазами стали особенно заметны в свете кухонных диодов. — Садись, — предложил альфа, чтобы молчание не затягивалось. — И говори, что хотел сказать. Омега с готовностью примостился на стул у стола, Эрвин остался стоять, выбрав место у окна. В таком положении это больше напоминало допрос подозреваемого; правда, иллюзия быстро развеялась, когда мальчишка, усевшись, коротко посмотрел на хозяина квартиры и сказал: — Мистер Смит, здесь можно курить? Вообще-то нет. — Кури, — легко разрешил альфа. Вероятно, это их последний, прощальный разговор. Пусть он пройдет максимально комфортно для всех. — Только у меня одна просьба… — омега, шарящий в кармане в поисках сигарет, поднял голову и выжидающе посмотрел на него. Смит вздохнул, не зная толком, как выразить свое желание, поэтому решил говорить, как есть: — Называй меня по имени, пожалуйста. Теперь уже можно. Взгляд омеги стал нечитаемым. Опустив голову, Аккерман-младший достал-таки помятую пачку из кармана и ответил: — Хорошо, ми… Эрвин. Странно, но это не принесло никаких эмоций. Имя как имя, но вот слышать мистер Смит было выше сил. Альфа положил на стол перед Леви зажигалку и пепельницу. Омега поджег никотиновую гильзу, выглядя, как настоящий взрослый. Поняв, что Леви отчего-то не спешит начать говорить, Эрвин решил взять все в свои руки: — Я хотел спросить, Леви, раз уж ты здесь. Что случилось тогда, после того, как твой отец увидел нас вместе? Тебе сильно досталось? Омежка едва заметно поморщился и выдохнул: — Можно сначала я спрошу, а потом отвечу? Хорошо? Идеальный стол переговоров. — Давай, — согласился альфа, и омега, помолчав пару секунд, продолжил: — После того случая вы постоянно искали встречи со мной, это правда? — Искал, но потом прекратил, — альфа благоразумно опустил самую болевую часть с причиной прекращения. — Из твоего отца вышел отличный бодигард. Леви кивнул, словно услышал то, что хотел услышать. — И вы с ним виделись и говорили, это тоже правда? — Вряд ли это можно назвать разговором, но я пытался. Какие у тебя вообще сведения? И откуда? Элайджа тебе рассказывал? Аккерман-младший покачал головой. Казалось, он точно схуднул, и смотреть на это было как-то больно даже; черты лица заострились, даже нос как будто стал тоньше, а такого произойти не могло. — До меня кое-что доходило… После того случая у дома Эрена… Отец был в ярости, и, в общем, все было плохо. Это долго продолжалось. Наверное, до тех пор, пока вы не уволились. Потом стало немного проще. И я… — омежка отвел взгляд, смотря теперь куда-то в одну точку и бормоча, как мантру: — Я и шагу не мог сделать из дома, у меня не было ни телефона, ни Интернета. От стресса, видимо, Леви был не способен называть его просто по имени, обращаясь привычно и знакомо для себя. Альфа решил не настаивать. — У тебя все отняли, понятно. Что-то такое я и предполагал. Но омега покачал головой повторно, немало удивляя своим ответом: — Нет, я сам все это сделал. Удалил страницу и все такое. И тут-то до нахмурившегося Эрвина дошло. Подросток сделал это собственноручно, чтобы у него, Смита, не было возможности с ним связаться. Это же так просто, блядь, так элементарно, особенно с учетом письма, полученного позже. Леви не хотел, чтобы у Эрвина была возможность связаться, но Эрвин этого не понял и продолжил бороться с ветряными мельницами. Он был настолько глуп и недальновиден, что омежке пришлось написать то чертово письмо, где он изложил все прямым текстом. Это было озарением. Эрвин Смит внезапно ощутил себя полным идиотом. Он проиграл уже тогда — в тот день, когда Элайджа все узнал. — Я… — медленно начал альфа, тщательно подбирая слова, — я понимаю теперь. Прости, Леви, что тебе пришлось пройти через это. Мне очень жаль, правда. Леви перевел на него слегка недоуменный взгляд. — Я тоже виноват, — сказал омега. — Но я не жалею. — Что? — Вы жалеете о том, что было? — Нет, — несмотря ни на что. — Я тоже. Оба замолчали. Омега курил, разглядывая Смита, а Смит смотрел на него в ответ. Внутри было как-то пусто, словно все эмоции, еще недавно такие яркие и внезапные, исчезли. — Тогда я не понимаю, зачем ты удалил страницу и номер, — признался альфа, понимая, что для них наступил час откровений. Нужно пользоваться, пока есть возможность все узнать от Леви, из первых уст. — Чего ты добивался? Тебя заставили? Омежка ткнул сигарету в пепельницу. Вид у него сделался странный: тонкие черты исказились, словно подросток собирался сказать что-то совсем неприятное, а пальцы крошили остатки сигареты. — Я боялся, — странным тоном признался мальчишка в ответ. — Но больше у меня нет страха. — Чего ты боялся, Леви? Последствий нашего с тобой общения? — Я боялся отца. Настроение Эрвина окончательно омрачилось. — Ясно. — Нет, вы не понимаете, — все тем же тоном продолжал подросток, лихорадочно блестя глазами. — Я не знаю, как это сказать, но вы не понимаете, что там было без вас. — Ты ведь пришел, чтобы поговорить, так? Говори, как есть, — предложил альфа. — Все равно, наверное, это наш последний личный разговор. Можем позволить себе говорить прямо, как есть. Леви Аккерман сложил руки на столе так, чтобы положить на них голову; локти уперлись в твердую поверхность, и жест этот вышел отчаянным. Нахмурившись, подросток закрыл глаза, будто борясь с собой. — Леви, если это так сложно… — Отец хотел подать на вас заявление о совращении и преследовании, — выпалил мальчишка. — Из-за того, что я несовершеннолетний. Когда мы уехали от вас тогда, он долго расспрашивал меня, потом пришел еще какой-то человек… Они разговаривали, и тот человек снова меня расспрашивал, у них даже был готов какой-то документ. Это было ужасно. В суд. Это попросту обескуражило Смита, хотя такой исход был ожидаем. Но такие вот вещи не в характере старшего Аккермана. По крайней мере, не были. Неизвестно, на что способен бывший лучший друг в порыве чистой ярости и ненависти. — Но у тебя уже возраст согласия, — возразил альфа, просто рассуждая сам с собой вслух. Леви коротко глянул на него и как-то робко бросил: — Мне было шестнадцать, когда мы жили вместе. И потом, мы были знакомы и раньше. Эрвин широко раскрыл глаза. Ебаный пиздец. — Леви, это правда? — Вы думаете, я приехал сюда, чтобы лгать? — справедливо огрызнулся подросток. — Не в этом дело, то есть… Если это так, почему я еще не в тюрьме? — задал логичный вопрос опешивший от новостей Эрвин. Аккерман-младший опустил взгляд. Тонкие пальцы сложились в замочек на столе. — Ну, я сделал все, чтобы вы туда не попали. Мне пришлось сказать, что я просто… ну, игрался, понимаете? Что все это было несерьезно, игрой, и что вы просто повелись на мои… попытки завязать общение. А потом… Я не могу рассказать все, — внезапно признался омежка, прекратив рассказ. — В общем, отец, вроде как, остыл и передумал. А потом вы уволились. — Он передумал до моего увольнения? — решил уточнить альфа. Ему действительно было интересно, могли ли его вывести в наручниках прямо из офиса, собрав на это зрелище всех коллег и посторонних зевак. И это же такой скандал, до чего Аккерман должен был быть задет, чтобы пойти на такое? А как же репутация его сына? Неужели Элайджа способен на такое? По-настоящему? — Кажется, да. Ебаный пиздец в квадрате. Если это было правдой, если Элайджа действительно замышлял нечто подобное, Эрвину очень повезло, что этого не произошло в итоге. Он не был силен в юридических вопросах, но и ребенку понятно — эта статья одна из самых мерзких и грязных. Ему бы потом, наверное, запрещено было приближаться к школам. К детским садам. Кто, блядь, создал бы с ним семью после такой истории? Все терки, что происходили у него с Элайджей до этого, вдруг стали несущественными. Это был совершенно иной уровень войны, о которой Эрвин понятия не имел. А вот Леви знал. Альфа посмотрел на омежку серьезным взглядом. — Тогда я у тебя в долгу, Леви. Омежка потупился. — Вы ведь ничего мне не сделали, это было бы несправедливо. К тому же, я не мог допустить, чтобы с вами случилось такое из-за меня. — Я знал, на что шел. Просто не ожидал такого от твоего отца, если честно. Теперь Эрвин и сам хотел закурить. Именно это он и сделал — тяжело сев на стул напротив, взял одну из сигарет Леви. Никотин, ожидаемо, не успокоил. Самое ужасное, что подросток мог лгать; но Эрвин прямо-таки всем своим существом чуял, что Леви говорит правду. — Почему ты все-таки решил рассказать мне все это? — спросил альфа молчащего, нервно мнущего пустую пачку сигарет в руках омежку. — Сейчас, столько времени спустя? Что тебя заставило? — Я хотел рассказать и раньше, — тихо отозвался мальчишка. Его как будто оставили все силы. — Но вы не приходили. Я подумал, что вы меня больше не хотите. Эрвин едва не поперхнулся едким дымом. Закашлявшись, он широко раскрытыми глазами уставился на сидящего напротив человечка. Леви, заметив его внимание, вздохнул: — Не в этом смысле. Я имею в виду, вообще. Что вы отказались от меня. — У меня не было возможности даже близко к тебе подойти, и я не собирался отказываться. — Знаю. И тогда знал, но все равно было обидно, — тихо поведал Аккерман-младший, еще раз показывая, сколько ему на самом деле лет. — И я боялся. Несмотря на обиды, несмотря на разбитое сердце — Эрвин чувствовал жалость к этому мальчишке. Не в плохом или унижающем смысле. Скорее, это была даже какая-то благородная жалость, как к мученику, как к тому, кто вынес нечто непосильное. Конечно, альфа понимал, что Леви пришлось нелегко, но он понятия не имел, с чем столкнулся и боролся этот юный омега. В глубине души, в том месте, где Смит хранил секреты, с которыми никогда ни с кем не поделится, он тоже считал себя пострадавшим. По собственным действиям, пускай, но ему воздалось и он расплатился. Не совсем так, как ему бы хотелось, ведь многое осталось за кадром его восприятия, например, эта история с Элайджей. Элайджа, не давший ему и шанса на нормальный разговор, мстительная сволочь, готовая пойти на крайние меры ради своего ребенка. А ради ребенка ли? И Нанаба… Она наверняка должна была знать об этом. От этого слегка кружилась голова; Эрвин пока не знал, что делать с этой информацией и стоит ли с ней делать что-то вообще. Он рассматривал пришедшего к нему с уже непонятно какой миссией Аккермана-младшего, подмечая, что тот действительно выглядит каким-то уставшим, измотанным даже. — Спасибо, что рассказал, — сказал альфа, глубоко затянувшись дымом. Мальчишка неопределенно дернул плечом, не смотря на альфу в ответ. — Я должен был узнать это. Ты как-то раз сказал, это наше общее дело? Да. Наверное, я все же должен извиниться нормально, — Аккерман-младший посмотрел на него, выглядя слегка заинтересованным. Прозрачные глаза блестели. — Знаешь, у меня было время подумать обо всем этом. Я не должен был втягивать тебя… в это. Я был эгоистом и все-таки испортил твою жизнь. Надеюсь, ты сможешь меня простить. — Я уже сказал, что не жалею. — Да, я слышал. Но это не одно и то же, — Смит постарался улыбнуться, но вышло плохо. Омежка скривил губы. Его взгляд то и дело возвращался куда-то в сторону. — Тогда вы тоже простите меня за то, что было. Альфа кивнул. Что уж сейчас-то, спустя столько времени? Все немного позабылось и уже не воспринималось так болезненно, как раньше. Этот разговор звучал, как объяснения двух старых знакомых, между которыми когда-то произошло недоразумение. Смит был почти доволен им, хотя, положа руку на сердце, из-за всего происходящего он не ощущал должного волнения. Эрвин проследил за направлением взгляда Аккермана-младшего и понял, что ребенок заметил и разглядывает чашки с чаем и печенье. Грустная картина прерванного приятного вечера. — Хочешь? — ради приличия спросил альфа, кивая в сторону угощения Пик. Леви перевел взгляд на него и покачал головой. — Как ты вообще сам, Леви? — В порядке, — глухо отозвался омега. — И вернулся домой недавно. Альфа вскинул брови, но решил ничего не уточнять. В конце концов, это не его дело. Ребенок в семье — и это хорошо. — Ну, это прекрасно… — Наверное, она и правда не ваша девушка, — перебил Леви Аккерман, возвращая свое внимание к позабытому печенью. — Мистер Смит, почему вы не уехали? Почему вы остались здесь? Эрвин предпочел бы не отвечать на личные вопросы, касающиеся прошедшего опостылевшего лета, но омега был откровенен с ним ранее, и это требовало взаимности. Казалось, мальчишке действительно интересно — он смотрел открыто и выжидающе. — А должен был уехать? — усмехнулся альфа. — Остался, потому что мне тут лучше. — Я думал, вы уехали. — Не все происходит так, как мы хотим, Леви. — Никогда ничего не происходит так, как хочу я, — пространно и горько заявил мальчишка, и альфа вздохнул. Он сомневался, что должен утешать Леви. — Мистер Смит, можно спросить? Смит кивнул головой, мол, валяй. Последний разговор на то и последний, чтобы спросить все напоследок. Рядом с омежкой сейчас он ощущал нечто вроде странного оцепенения. Которое, впрочем, спало в один миг, когда подросток продолжил: — Насчет того письма… Тонкая струна с визгом порвалась. — А что насчет него, Леви? — чувствуя зарождающееся раздражение, спросил альфа. — Вы ведь получили его? — Твой папа любезно передал мне его лично в руки. — Понятно, — выдохнул мальчишка, отводя взгляд в сторону. — Мой папа — не очень хороший человек. Вот так оценка. Леви, по наблюдениям Эрвина, всегда безмолвно тянулся к родителю — еще до ссоры из-за альфы — и саму ссору воспринимал болезненно, что свидетельствовало, что Тома Леви все-таки любит. Чем дольше они говорили, тем больше альфа терял нить разговора. Понятно было, что омежка хотел предостеречь его, хоть и запоздало, про Элайджу; но дальше-то что? Не то чтобы Эрвину не нравилось говорить с омегой, но зачем копаться в вещах, которые очевидны? Итог ясен, и личностные оценки звучали странно. — Не думаю, что есть смысл обсуждать твое письмо, — честно признался Смит, абсолютно не желающий возвращаться к тому, что когда-то принесло боль. — Я его принял, как видишь, последовал твоим советам. Ну, кроме отъезда в Америку, но это уже тебя не касалось. Леви, казалось, разозлился, и произошло это так внезапно, что альфа даже удивился. Сощурив глаза, омега бросил: — Смысл есть, потому что это неправда. — Что конкретно? — То, что я там написал, — процедил мальчишка. — Почему вы… такой? Вам как будто все равно! Эрвину Смиту не было все равно, конечно. Он и сам не понимал, откуда в нем такая холодность, ведь он точно испытывал нечто особенное к Аккерману-младшему. Вздохнув, альфа поднялся на ноги и вышел из кухни, чувствуя провожающий его недоуменный взгляд. Эрвин помнил, где покоилось то злосчастное письмо; и нашлось оно легко, будто само прыгнуло в руки. Достав помятую бумагу из коробки с хламом, Смит вернулся на кухню, обошел сидящего подростка и кинул письмо на стол перед ним. — Читай, — сказал альфа, и омега едва заметно вздрогнул. — Вслух. — Я не буду, — отказался виновник торжества. — Я помню, что там написано. И это неправда, я никогда так не считал. О, Эрвин тоже помнил. Так хорошо помнил, что мог процитировать текст полностью. Мистер Смит, надеюсь, папа передаст вам это, как обещал. Мне жаль, что все зашло так далеко, я не хотел, чтобы это стало таким серьезным. Простите меня, если можете. Не преследуйте меня больше, это ни к чему, и мне это не нужно. Вернитесь к своему омеге, он будет счастлив. Так всем будет лучше. Внезапная мысль посетила голову, и в груди словно что-то перевернулось: — Леви, это ведь точно ты написал, да? — Да. — Ты это сделал из-за того, что твой отец хотел?.. Леви Аккерман глубоко, как-то обреченно вздохнул. — Сядьте рядом, пожалуйста, — попросил подросток ровным тоном, а затем вдруг доверительно сообщил: — Так мне будет проще. Ваш запах всегда успокаивал меня. Ощущение нереальности происходящего вернулось; обескураженный признанием Эрвин пододвинул стул поближе и сел так, что одна его нога теперь касалась ноги омеги. Если его запах успокаивал Леви, то запах самого Леви заставлял альфу чувствовать себя привязанным к омеге — то самое чувство принадлежности, с которым Эрвин впервые столкнулся, познакомившись с Аккерманом-младшим поближе. И сейчас эта пряность, до этого выдающая волнение, как будто стала мягче. Тонкие губы скривились в подобии болезненной улыбки. — Я хочу рассказать вам все, — сказал мальчишка, — и я приехал ради этого. Но это… касается не только меня. И этот человек не хотел, чтобы вы знали о его участии, но… Будет честно, если вы узнаете. — И почему он скрывается? Леви Аккерман пожал плечами: — Потому что ему стыдно.