* * *
У дома Аккерманов стоял грузовик. Увидев его, Эрвин понял, наконец, насколько не вовремя он заявился к Элайдже. Но было уже поздно. Сам Аккерман не проявил никаких эмоций. Он спокойно покинул авто, когда они припарковались в гараже, поправил аккуратным, выверенным движением воротник и пошел в дом, не оглядываясь. Эрвин последовал за ним, коротко кивнув на прощание людям, сопровождавшим их в дороге сюда. Конечно, в доме ничего не изменилось. Все та же холодная, какая-то молчаливая атмосфера. Только вот наполнен дом был новыми звуками; горничная с каким-то вещами прошмыгнула мимо Элайджи, когда тот входил в дверь, и Эрвин едва не столкнулся с ней. Пробормотав извинения, женщина поспешила дальше. Альфа почувствовал себя странно, находясь здесь, в месте, где рушилась семья. Успокаивал едва заметный запах Леви, присутствующий практически повсюду, в каждой комнате. Эрвин вдыхал его, чтобы прийти в себя и вспомнить, с какой целью решился на отчаянный шаг. Эрвин, задумчиво оглянувшись женщине вслед, прошел дальше. Заминка случилась у комнаты, что Том использовал, как личный кабинет. Несколько человек тащили тяжеленный, хорошо упакованный от повреждений рояль. Элайджа, проследив за этим пару секунд, заявил вдруг: — Это нужно вернуть на место. — Но… — начал было один из мужчин, что стоял ближе всех. — Никаких но. Мой дом и вещь тоже моя. На место. Давайте. Аккерман подошел ближе и, на глазах изумленного Эрвина подхватив бок огромного инструмента, толкнул его обратно в сторону кабинета. Рабочие, широко распахнув глаза, попятились туда же, получив противоречивые указания и явно не понимая, как правильно поступить. — Помоги, — коротко бросил Аккерман, словно ни к кому конкретно не обращаясь, но Эрвин сразу понял, что обращаются к нему. Зачем-то кивнув, Смит подтянул рукава повыше и подхватил инструмент, помогая затащить его на прежнее место. Что-то глубоко в рояле жалобно простонало, какая-то струна высказала недовольство таким грубым обращением. — И это не трогать, — сказал Элайджа озадаченным мужчинам. — Иначе посчитаю воровством. Пошли в мой кабинет, Смит. Здесь полный бардак. Бардак был, конечно, условным. Выражение лица у Элайджи было хищным, но каким-то слегка довольным. Впечатленный увиденным, Эрвин молча разглядывал его. С Томом они столкнулись на лестнице. Спускающийся вниз омега, который нес аккуратно сложенное пальто в руках, окинул их холодным взглядом. Кажется, впервые за все время знакомства Эрвин увидел, что голубые омежьи глаза подведены, став еще более привлекающими внимание. — Привет, Том, — буднично поздоровался Элайджа, словно все было в порядке. — Рад видеть. — Взаимно, — ответил омега, обращая внимание на Смита. От этого взгляда голубых глаз по коже побежали нехорошие мурашки. — Добрый день, Эрвин. Неожиданно встретить тебя здесь. — Добрый день, Том. Омега улыбнулся и сказал, обернувшись к мужу и внезапно прекращая этот вежливый спектакль: — Что он здесь делает, Элайджа? Аккерман перевел взгляд на Эрвина и ухмыльнулся. — Он мой гость. А что, проблемы? Том холодно улыбнулся. — Никаких. Ты можешь делать что угодно, это твой дом. — Вот и отлично. — Замечательно. Ничего другого я и не ждал от тебя, — сказал омега и продолжил спускаться, оставляя альф позади. — Том, а где Леви? — спросил Элайджа омеге вслед, и Том, не оборачиваясь, сказал: — У себя в комнате. От имени вожделенного омежки что-то сладко заныло у Эрвина в груди. Дождавшись, когда изящная фигура скроется из виду, Элайджа повернулся. Ухмылка на его лице была злой и подавленной. — Я и правда не к месту сегодня, — пробормотал Эрвин, надеясь, что звучит искренне. — Извини. Черт, хуже момента и представить себе нельзя. — Пошли, — справившись с собой, ответил Элайджа, и они продолжили путь.* * *
Накануне вечером Эрвин виделся с Майком, и тот дал ему один совет. — Ты серьезно, что ли? — Да. — Нет, Эрвин. — Что тебя смущает? — прямо спросил Эрвин Смит, устав от недомолвок. Майк, переживающий одно из многочисленных расставаний с одной из многочисленных подружек, тяжело вздохнул. Он окинул кухню рассеянным, с пьяной поволокой взглядом. Эрвин, опирающийся рукой о тумбу (и одновременно прикрывающий скол, который одним своим видом вызывал смешанные чувства), терпеливо ждал ответа. Это был вечер субботы; поздний вечер, вяло переходящий в ночь, но Майк никуда не торопился. — Многое, — ответил Майк, наконец. Выражение лица обычно беззаботного друга Эрвину не нравилось. Казалось, что Смит сообщил хорошие новости, и такая реакция была непонятна. — Эрвин, слушай, это не мое дело, конечно… И я правда тебя не осуждаю. Правда. — Но что тогда? — Он приказал тебе убираться из его жизни, — Майк кивнул, и Эрвин ощутил фантомное покалывание в носу. — Сделал все, чтобы ты исчез. Он явно ненавидит саму идею твоей пары с его сыном, Эрвин. — Я знаю, но… — Моя теща терпеть меня не могла, — продолжил друг, покачивая уже почти пустой бокал. Банка из-под пива лежала рядом, упав и заляпав стол каплями. — Считала меня бездельником, ворчала, что я приношу слишком мало денег… Лезла в наши отношения. Думаю, мой брак продержался бы дольше, если бы не это. — Ты это к тому, что родителей нужно держать подальше? — догадался Смит. Он был куда трезвее своего друга, хотя пили одинаково; сказывалась общая нервозность, с которой Эрвин жил последние несколько дней. Он знал, что не должен переживать из-за встречи с Аккерманом, но все равно переживал. Захариас задумчиво потер щетину и выдал прямо: — К тому, что иногда родителей нужно слать нахуй. — Но твоей-то жене явно было больше восемнадцати, Майк, — подметил Эрвин. — Вся проблема в возрасте. — Это тебе сейчас так кажется, — продолжил друг, и Эрвин удостоверился, что тот сегодня в каком-то странно упадническом настроении. — Я к чему веду… У тебя должна быть какая-то идея, она у тебя есть? — То есть? — нахмурился Эрвин. Откровенно говоря, этот разговор немного раздражал. Будто Эрвину мало о чем было думать! С другой стороны, Майк всегда отличался рассудительностью, а его советы — адекватностью. Друг умел находить рациональное зерно, поэтому к нему стоило прислушаться. И Смит, с трудом оставляя свое раздражение при себе, слушал. — Что ты хочешь от Аккермана? Благословения или что? — Ой, не. Ты что? Этого никогда не случится. — Тогда что? Не подумай, что я критикую твои желания, Эрвин, но у всего этого должна быть… Ну, причина. И, на мой взгляд, идти на встречу с Элом нужно, четко зная и понимая, чего хочешь. — Я знаю, чего хочу, Майк. Друг улыбнулся. Он кинул взгляд на висящую на соседнем стуле красно-белую олимпийку трогательно маленького размера. Эрвин в который раз порадовался, что не умеет краснеть; стыд мурашками пробежался по коже и лишь слегка опалил щеки. Олимпийка так и привлекала внимание яркостью и нотками запаха своего владельца, въевшимися в ткань. В комнате она смотрелась непривычно и чуждо на первый взгляд, но Эрвин, вопреки здравому смыслу, наслаждался ее присутствием. — Это же его, да? — спросил Майк, хотя и так очевидно было; не думал же он, что домой к Эрвину приходят несколько подростков? Эрвину хватало и одного. Смириться с чувствами и принять их стоило многих нервов, времени и отступлений от личных принципов. С появлением в его жизни взрослого Леви Эрвин внезапно открыл в себе новые грани и понимание общественных ожиданий. Принять себя оказалось сложно, но теперь, после всего произошедшего, было почему-то очень легко. Возможно, альфа просто сошел с ума. Но, откровенно говоря, быть сумасшедшим оказалось настоящим блаженством. — Да, он забыл это вчера, — признал Эрвин, смысла отпираться не было никакого. Да и не касались никого его отношения, кроме него самого и второго непосредственного участника. Но добавил, просто на всякий случай: — Мы с ним нечасто видимся, вчера он вообще делал у меня уроки. — Так Элайджа знает, что вы уже проводите время вместе? — Нет, по крайней мере, я думаю, что нет. По официальной версии Леви проводит время с друзьями, но… — Эрвин вздохнул, понимая, как глупо это звучит. Ему осточертело оправдываться и скрываться, но это были последние пара месяцев такого режима, он уверен. — У этого есть причина, Майк. На самом-то деле, Эрвину было все равно, как и когда Элайджа узнает правду. Вряд ли мнение друга о нем может стать хуже. Но Леви… На мальчишке, пока еще живущем по правилам родителей, все это могло плохо отразиться. — Уверен, так и есть, — кивнул Захариас, звуча не по-обидному снисходительно. Друг еще раз посмотрел на олимпийку и ухмыльнулся: — Молодой и забывчивый. Да, повезло Элайдже… И тебе. Майк рассмеялся, а Эрвин с трудом выдавил слабую улыбку. Идея выпить с Майком вышла спонтанной, но пришла как никогда вовремя: расслабиться было необходимо. — Цель у меня есть, — проговорил Смит, — хочу донести до него свое отношение. Только и всего. — Понятно, только нихрена это тебе не поможет. Я объясню, — ответил Майк и поднял ладонь, предотвращая возражения со стороны собеседника. — Элайджа — человек идеи, Эрвин, поэтому я заговорил об этом. Ему нужно поднести что-то, что его заинтересует. Это его тип, ты не замечал? Эрвин задумался. Элайджа как-то намеревался свести Леви с выбранным им альфой, можно ли это назвать одержимостью идеей? — Он максимально не спонтанный человек, — продолжал друг, и Смит внезапно понял, что есть что-то очень мудрое в этих пьяных откровенных размышлениях. — Все, что происходит в его жизни, спланировано им. Если ты просто придешь и заявишь, что забираешь его ребенка, боюсь, в следующий раз… В следующий раз я буду пить не с тобой, но на твоих похоронах. — Очень смешно, — с сарказмом отозвался Смит. — И что, например, мне ему предложить? Свою дружбу? Он её кулаком размазал. Майк, казалось, задумался. Он вновь посмотрел в свой уже пустой бокал — повернув его донышком вверх, так, словно простого разглядывания было недостаточно. — Ну, так, — медленно начал друг, не поднимая глаз. Эрвин внимательно слушал. — Например, если он предложит тебе жениться, ты согласишься? — Он только развелся, вряд ли ему хочется… — Не ерничай, ты понял, что я имею в виду. Женишься на Леви Аккермане? Эрвину показалось, что он с пьяну ослышался. — Серьезно? — с обалдевшим выражением лица спросил Смит. Пьяный Майк внезапно выдал что-то совсем несуразное. — Элайджа, блин, никогда такое не предложит… Да он и не допустит! — Успокойся, — осадил его Майк со смешком. — Просто представь. Нанаба мне рассказывала как-то, что Аккерман подыскивает подходящую партию для своего чада. Это было давно. Элайджа старомоден. Не берусь утверждать, но, возможно, такой агрессивный подход тебя бы спас. Он бы не допустил, да, возможно… — Я понял, что ты хочешь сказать, — перебил Смит, охваченный смешанными, почему-то не очень приятными чувствами. — Ты предлагаешь мне не просто чесать языком, а действовать радикально. — Шокировать его, — подхватил Майк, и Эрвин не понял даже, издевается друг над ним или нет. — Да Эла бы разорвало от злости, заяви я такое, — криво улыбаясь, сказал Эрвин, и друг пожал плечами. Молчание, повисшее после этой фразы, длилось достаточно долго. Так долго, что Смит, продолжающий ощущать что-то непонятное, подобрал брошенные пустые банки и аккуратно сложил в одном месте. Майк молчал и смотрел как-то будто в никуда, задумавшись о своём. Эрвин думал, что эта неловкая тема оставлена, но друг внезапно заговорил вновь: — Я шутил, но, кажется, ты не в восторге от этой мысли. Почему? — Леви не заслуживает такого. Он должен сам решать, он не какой-то товар для меня. — Как знать, — разглагольствовал Захариас, заставляя Эрвина окунаться в водоворот странных чувств всё глубже. Смит подозревал, что друг вполне ясно осознаёт, что делает. — Ну, я понял. Ты не хочешь жениться на нём. — Не то чтобы не хочу, просто об этом говорить рано, — глухо проговорил Эрвин, отворачиваясь. — Слишком много трудностей, и Леви очень молодой. Может быть, если всё сложится, когда-нибудь потом… Леви Смит. Нет, это точно звучало противоестественно. Эрвин посмотрел на оставленную омежкой олимпийку и ощутил какую-то дурацкую, всепоглощающую вину. Чёртов Майк! Нужно было выставить его с этим чертовым пивом за дверь, нахрен не сдалась Эрвину такая поддержка. — Думаешь, это ненормально? — спросил Смит. — То, что я не хочу жениться. — Нормально, — Майк улыбнулся пьяно, прекращая, наконец, этот ужасный разговор. — Просто я вспомнил свою жену. Как только мы познакомились, я уже знал, что женюсь на ней. Прости меня за сентиментальность. Как только Эрвин увидел повзрослевшего Леви Аккермана, где-то в глубине души он оценил его, как омегу. Как аппетитно пахнущее существо с тонкими ногами и печальными глазами, которое хотелось. Он ничего не знал об омежке, и желание узнавать пришло не сразу. Всё это пришло с более глубокими чувствами. — Понял, — Эрвин покачал головой. — Только не начни названивать бывшей, когда напьёшься. Она это не оценит. — У неё новый, более правильный муж. Эрвин, можно, я дам тебе один совет? Раз уж ты так серьёзно настроен уничтожить психику Эла окончательно. — Зачем спрашивать? — Этот совет тебе, скорее всего, не понравится. — Валяй. — Ты верно заметил, сын Эла молод. Он очень молод. А ты и я, мы, как бы сказать… Выходим в тираж. Мы устаревшие модели. Если тебе нужен этот омега, ты должен схватить его и держать всеми возможными способами. Особенно это действенно, пока он ещё такой молодой и глупый. Потом, когда он, наконец, увидит всё взрослым взглядом… В общем, на твоём месте я бы не Эла остерегался, а потерянного времени. Когда-нибудь этот твой Леви посмотрит на тебя и увидит не альфу, катающего его на машине, а развалину в перспективе, у которой вот-вот начнут отказывать детали. А вокруг целое море новеньких моделек с более расширенными функциями. — Как поэтично, Майк, тебе бы это нести в массы. Но… Это сурово, и, наверное, справедливо. Ты из-за этого заговорил о женитьбе? — Женись на нём, подожди пару лет и сделай ему ребёнка. Потом ещё одного, сразу после первого. А с тремя он никуда уже не уйдёт. Максимальный профит. Такого честного совета тебе никто не даст, пользуйся. И забей на Элайджу, он перебесится и смирится. Достаточно и того, что Нанаба носится с ним, как курица с золотым яйцом. Эрвин смотрел на друга, широко распахнув глаза. Что ж, стоило взять свои слова назад; поддержка от Майка была, что надо. Свою функцию друг выполнил на все сто: Эрвин напрочь перестал беспокоиться о завтрашней встрече. — Ох, Эл убил бы нас обоих за такие разговоры, — ошеломленно выдохнул Смит. — Спасибо за честность. — Я бы поступил именно так, как сказал, — закончил Майк, вальяжно откидываясь на стуле. — Если бы был в твоём положении. — Тогда почему не завёл детей с женой, раз это такой действенный метод, по-твоему? — У нас не получилось, — просто ответил Майк, и Эрвину даже стало слегка стыдно за свой выпад. — Прости. Твой совет… Я понимаю, о чем ты, но… Леви ведь семнадцать. — Вот именно. — После школы он, наверняка, захочет учиться дальше… — сказал Смит и осекся, поняв вдруг, что мало знает о вожделенном омеге. Действительно, а что хотел бы сам Леви? Какие у него планы на будущее? Конечно, Эрвин никогда не заговаривал с ним об этом; возможное будущее, где в жизни молодого омежки присутствовал Смит, было слишком зыбким. Раньше Эрвин вообще не задумывался об этом. Он, конечно, представлял омегу в своем будущем; как любопытно было бы наблюдать его взросление, как изменились бы их отношения со временем. Но то, о чем так вольготно и полушутливо рассуждал Майк, было… Эрвин попытался представить свою семью — и не смог. Словно какой-то блок мешал ему. — Так ситуация уже такая, Эрвин. Ты собираешься к Аккерману на серьёзный разговор о чувствах. Подумай об этом. И какого хрена Эрвин вспомнил этот разговор прямо сейчас? Серые глаза внимательно изучали его; Элайджа удобно расположился в кресле, скинув кипу каких-то бумаг прямо на пол. В кабинете творился абсолютно чудовищный беспорядок: документы, какие-то папки с печатями завалили стол, книги, когда-то аккуратно сложенные в шкафу, лежали рядами на полу. Рядом — полная пепла и каких-то скомканных бумажек пепельница. Несмотря на окружение, атмосфера была достаточно деловой. Это было очень в духе Элайджи: взять ситуацию в свои руки и править, используя практичный подход. Эрвин сел напротив, ощущая себя, как на собеседовании. — Хочешь выпить? — предложил вдруг Элайджа, прерывая молчание. Смит догадался, что Аккерман сам не против сделать это. Эрвин покачал головой, и Элайджа криво улыбнулся: — Неужели заботишься о здоровье? — Нет, просто не хочу. — Я не отравлю, если что. — Верю. Аккерман склонил голову набок, сузив глаза. Взгляд его приобрел уже более холодные нотки, как тогда, несколько месяцев назад. — Так чего ты от меня хотел? — спросил Элайджа, наконец. — Ты так настойчиво добивался этой встречи. Что тебе нужно? Эрвин помолчал, обдумывая дальнейшие слова. Ему так много нужно было, а еще отчего-то потянуло опять извиняться, хотя виноватым он себя давно не считал. Слишком много времени прошло, они оба успели остыть. Даже Элайджа, судя по спокойной реакции, успел переосмыслить что-то. Женись на Леви. Шокируй Элайджу. Альфа с трудом заглушил внутренний голос, припоминающий идиотские советы Майка. Выдохнув и чувствуя себя как перед прыжком в воду, но сохраняя спокойное выражение лица, Эрвин сказал: — Позволь мне ухаживать за Леви. Аккерман откинулся в кресле, выглядя еще важнее, чем до этого, и выплюнул: — Пшел вон. — Ты ожидал чего-то другого? — прямо спросил Эрвин, не сдержавшись. — Я надеялся, что ты пришел в себя и решил извиниться, как следует, — проговорил Элайджа так, что непонятно было, издевается он или нет. — Я уже извинялся за ту ситуацию. И я бы объяснил все раньше, если бы ты не избегал меня. — Ах, та ситуация… Ну, давай поговорим о ней, Эрвин, — Элайджа по-акульи улыбнулся. — Я-то надеялся отпустить это и забыть, как страшный сон. Мне хватает проблем, знаешь ли, а еще ты. — Считаешь меня проблемой? — А ты сам-то кем себя считаешь? Эрвин нахмурился. Разговор требовал честности. Возможно, это последний раз, когда Смит так близко допущен к Элайдже — сидит в его доме, в кабинете, напротив, как нерадивый подчиненный. Плевать, как это выглядит; главное, чувствовалось, будто что-то неприятно старое, но важное пробуждается. — Плохим другом, — ответил Смит наконец, глядя в серые глаза. — Я ужасный друг. — Верно, — кивнул Аккерман. — Столько времени прошло, я думал, ты отъебался от моего сына. Что тебе опять? — Ну, я, вроде как… Ох, Эл, я скажу, как есть. В общем, я хочу быть с ним. И у меня есть основания полагать, что это может быть взаимным. В какой-то мере. Элайджа сощурился. — Хорошо, знаешь что, Смит? Давай поговорим начистоту, как есть. Только трезвым я твою рожу видеть не могу, ты уж извини. Виски, который Элайджа водрузил на стол, перетащив часть папок к книгам на пол, наполнял бутыль лишь наполовину. Эрвин начал догадываться, что рассказы Тома о полезных привычках Элайджи — чистое вранье. Или Том чего-то не знал о бывшем муже. — Значит, хочешь быть с ним, — начал Аккерман, и Эрвин кивнул, ощущая, как от нервозности практически потеют ладони. — Я скажу, а ты подтверди, если я все правильно понял. Ты захотел трахнуть моего малолетнего ребенка и ждал от меня понимания, так? Резкое слово разбавило спокойный темп разговора. Смит поморщился. — Элайджа, — с осуждением сказал он, а Элайджа лишь развел руками: — Начистоту, как есть, Смит. Здесь все свои, не нужно стесняться. Итак, ты решил поиметь моего глупого ребенка, у которого не хватило в голове, чтобы предотвратить это. — Я не собирался с ним… — Да-да. — На самом деле, Леви говорил тебе неправду, — продолжил Эрвин, надеясь выйти к рациональному диалогу. — Тогда. Ему тоже это нужно было, но, похоже, ты так надавил на него, что он не смог поступить по-другому. Он защищал меня, это тебе о чем-то говорит? — Ты действительно думаешь, что я идиот? — К чему это? — Я, блядь, знаю, когда Леви лжет. Эрвин оказался в легком ступоре. — Тогда почему ты тогда сказал мне, что… Элайджа вскинул брови, и Смит почувствовал себя идиотом. — Понятно, — просто сказал Эрвин, просто чтобы что-то сказать. — Обрисую картину полностью, — безжалостно продолжил друг. — У тебя что-то щелкнуло к моему ребенку, и ты втихаря решил его, как бы это сказать… Соблазнить? Боже, блевать тянет… Ты что ж, думал, я буду слушать? Тогда я бы точно не стал, да я удавить тебя был готов. Это сейчас я… Ну, у меня проблемы посерьезнее, чем ты. Ты так… мелкая сошка. — Спасибо, — холодно улыбнулся Эрвин. — А теперь я обрисую картину со своей стороны, а ты послушаешь, раз уж по какой-то причине притащил меня сюда. Кстати, не переживаешь, что я в одном доме с Леви сейчас? Элайджа Аккерман улыбнулся в ответ как-то понимающе и очень неприятно. — Недавно он ночевал у тебя, — сказал друг тихо, но прозвучало это, как набат. — Что меня еще должно смущать? Нет, именно теперь Эрвин ощутил себя идиотом. Все это время он думал, что он один в курсе всей ситуации. Он пытался выстроить мосты с Элайджей, найти подход, уладить произошедшее — и глупо радовался, когда друг привез его к себе в дом, встретив пугающе спокойно. Все это время Эрвин думал, что это он выстроил план и добился своего. Ему и в голову не приходило, что осведомленных может быть несколько. Судя по выражению лица Элайджи, тот понимал, о чем думает Смит. — Ты и об этом знаешь, — ровно проговорил Эрвин, и Элайджа хмыкнул. — Откуда? — Что я не знаю о своем ребенке, — вздохнул друг. — Он думает, что хитрый и умный, но, к сожалению, это не так. — Зачем ты так пренебрежительно отзываешься о нем? И, Эл, у нас… У нас ничего не было, — добавил Эрвин поспешно, понимая, как ситуация выглядит со стороны. — И это я знаю. Рад, что у тебя хватило адекватности не трогать его. Это для твоего же блага. Он сам к тебе пришел? — Можно и так сказать, — уклончиво ответил Смит. — Вряд ли было иначе, ты ведь не высовывался несколько месяцев. Что ж. Давай заново. Чего ты от меня хочешь сейчас? — Хочу твоего невмешательства в мои отношения. Надеюсь, что ты хотя бы не будешь препятствовать. И все. — В твои отношения с моим ребенком? — Боже, Элайджа, прости, конечно. Да, это твой ребенок, но он будет твоим ребенком и через десять, и через двадцать лет. Для меня это уже отдельная единица, омега. Я воспринимаю его так. — И с каких пор точно? — хищно сощурился друг. Вот это уже была опасная тема. Эрвин не мог сказать правду. — С вечера свадьбы Нанабы. Сразу, с первого взгляда. — С первого взгляда, значит, — насмешливо бросил Аккерман, и Эрвин терпеливо кивнул: — Да. Я прекрасно осознаю, сколько Леви лет, и никогда не позволю себе навредить ему. Все, чего я хочу, это чтобы он был здоров и счастлив. И, уверен, ты хочешь того же. — И что тебе мешало рассказать мне об этом тогда? — прозвучал самый главный, пожалуй, вопрос. — Кажется, я всегда знал об этом. Просто чуял, что что-то не так. Поэтому, знаешь, я тебя не прощу. — А тогда ты бы понял меня? Заяви я такое? — Нет, но так было бы честнее. Ладно, что теперь об этом, это прошлое дело. Я отпустил. Столько времени прошло, почему сейчас ты снова захотел говорить о Леви? — Потому что мое отношение к нему не изменилось, — прямо ответил Эрвин под внимательным, изучающим взглядом. — И я удостоверился, что он именно то, что мне нужно. Господи, Элайджа, тебе ли не знать, как это бывает? Почему я должен оправдываться? Ты ведь встретил Тома, ты знаешь, что это такое. Элайджа, казалось, развеселился. Серые глаза заблестели, и друг, откинувшись в кресле, рассмеялся, приобретая слегка безумный вид. — Когда я впервые встретил Тома, знаешь, о чем я подумал, Эрвин? — спросил Аккерман, отсмеявшись. Эрвин покачал головой. — Я подумал, сколько времени мне понадобится, чтобы завалить его. Это первое, что пришло мне в голову. У того, блядь, кольцо на пальце и ребенок на руке виснет, а мне похуй было. Абсолютно. — Я понял, к чему ты ведешь. Но, Элайджа, если опустить возраст Леви… Секс — это нормальное продолжение почти любых нормальных отношений, — рассудительно проговорил Эрвин, глядя, как друг брезгливо морщится. — И с Леви это произойдет рано или поздно. Ты не можешь повлиять на это, более того, ты же не хочешь, чтобы у него осталась какая-то травма по этому поводу? Пусть растет здоровым, полноценным омегой. — Как же ты красиво говоришь… — Я серьезно. Мне вот интересно было, в чем конкретно дело? Что тебя так задело? Сам факт случившегося или то, что это был я? Дело в моем возрасте? Эрвин почти не верил, что это происходит. Кажется, ему как-то снился разговор с Элайджей по душам, и просыпаться после него было грустно. Неужели это правда? Альфа мельком оглядел кабинет, в котором не был очень много времени. Элайджа рядом — злой, настроенный недружелюбно, но, черт возьми, такой родной — прожигает его колючим взглядом. — Дело во всем. В тебе. — Ты много лет знаешь меня, ты знаешь, какой я. Я безопасен в этом плане, неужели ты не понимаешь? Думаешь, кто-то другой не может причинить Леви вред? Кто-то, выбранный тобой? — Вот именно, Смит! — на тон выше сказал Элайджа, стукнув кулаком по столу. Пустой бокал с толстым дном опрокинулся. — Я знаю тебя. Ты и твои… похождения. Сколько омег, блядь, убивалось по тебе в универе. Клянусь богом, я не понимал, что они в тебе находят. Даже, блядь, Нанаба! Красавица, умница Нанаба! Уж она-то!.. Знаешь, почему она со мной поехала на рейв, а? Эрвин не знал и, откровенно говоря, не хотел знать. Он покачал головой, понимая, насколько несправедливо звучат слова лучшего друга. — То было двадцать лет назад, Элайджа. Ты еще вспомни, кого из омег я в десять лет обижал. Я изменился. — Да, стал еще хуже. Смит, я был бы счастлив за тебя, найди ты себе какого-нибудь омежку и создай семью. Правда. Только вот твой уровень — омежки, ну, скажем, из клубов. Студенты. Может быть, продавец в зоомагазине, да хоть в оружейном, похуй, но не Леви, понимаешь? Леви — это не просто какой-то омежка. И дело не только в том, что он мой сын. Эрвин Смит был глупым. Он знал, что чего-то просто не понимает, но не догадывался ранее, что настолько сильно. А истина была проста, очень проста. И рациональное зерно — одно. Этот диалог со взаимными и невзаимными претензиями и оскорблениями мог продолжаться целую вечность — чувствовалось, как два старых друга, разведенных по разные стороны из-за смертельной обиды, встретились и не могут наговориться — и Эрвин испытывал даже какое-то удовольствие от общения с Аккерманом, хотя думал раньше, что вообще больше не увидится с ним. Он уважал, ценил и любил Элайджу, а Элайджа… — Ты очень любишь Леви, Эл, — сказал Эрвин, ощущая какое-то озарение. — Вот и все. Все из-за этого. Ты переживаешь за него просто до смерти, не так ли? Элайджа посмотрел на него в ответ недобро. — Ты психологом заделался? — Так уж вышло, что у меня тоже есть чувства к нему. Можешь думать, что я это не умею, ну, твои замечания про мою молодость справедливы. Я и сам не думал, что умею. Но умею. Вот так. Элайджа окинул его оценивающим взглядом. Какая-то эмоция плескалась в серых глазах, Эрвин не мог ее разобрать. Наконец, друг сказал: — Как же я в тебе разочарован. Ты хоть представляешь, что будешь делать с ним? Восемнадцатилетний омежка, у вас есть общие интересы или что? — Мы найдем интересы. Леви хочет этого, я знаю. И ты знаешь, раз так хорошо осведомлен о Леви. Все, что я прошу — не препятствовать. Можешь не прощать меня, Эл, — Эрвин отвел взгляд, ощущая, как беспокойство отпускает его, и остается только мрачная решительность. Выражение лица друга было нечитаемым. — Да, не прощай меня, я и сам бы себя не простил. Ты не представляешь, как я жалею, что не сказал тебе всего этого раньше. Но это уже прошло… Я предлагаю не портить Леви жизнь. Пусть развлекается, пусть получает то, что хочет. Разве он этого не заслужил? Элайджа помолчал, задумавшись. Нет, все-таки выглядел он отдохнувшим, словно приехал из отпуска. Смит внезапно понял, что это может быть правдой, только вот уходить в отпуск, когда у тебя идет бракоразводный процесс, как-то странно. Впрочем, Элайджа всегда был странным, а Эрвину, который не был женат, не понять. — Я пытался воздействовать на него, — сказал друг, и Эрвин весь обратился в слух. — Запирать. Напирать. Все без толку. Это у него с детства, — Аккерман-старший невесело хмыкнул. — Он похож на Тома… К сожалению. Если ему что взбредет в голову, то все… Что бы ты обо мне ни думал, Смит, я не враг своему ребенку. Я его друг. И ломать его я не стану. — Я и не считал тебя монстром. — Да плевать. Я хочу, чтобы Леви встретил человека, с которым захочет строить свое будущее. С молодым, перспективным человеком, с легким характером. Ты не имеешь ни одного из этих параметров, и дело не в твоей личности. Любой на твоем месте… Не был бы лучше. Тебе тридцать девять. Ты просто испортишь моему мальчику жизнь. — Мы… У нас с ним еще ничего серьезного нет, Эл, ты слишком… Ну, забегаешь вперед, что ли. — Так ты его хочешь на полгода? — вот теперь тон друга стал просто ледяным. — На год? — Нет, я не это имел в виду, — исправился Смит. — Я хотел сказать, это только мои намерения. Леви может захотеть другого. Передумать. Говорить об этом было неприятно, Эрвин словно признавал свою проигрышную позицию. Поэтому он поспешил добавить: — Я больше не совершаю те глупости, что были в молодости. Я работаю, у меня достаточно всего. И настроен я очень серьезно, это не какая-то интрижка для меня. — Да, я вижу, — ядовито заметил Аккерман, окидывая взглядом внешний вид собеседника. — Вырядился, как на похороны. — Вообще-то это праздничный костюм. — Ясно. Ты хочешь ухаживать за Леви, ты настроен серьезно, и ты, блядь, хочешь сделать его счастливым. — Да. Все просто на самом деле. Что для тебя важнее, Эл? То, что хочет Леви, или какое-то понятие о правильности? Не знаю, общественное порицание, что он, такой молодой, со мной… Я — не самый худший вариант, ты знаешь. Он может найти гораздо хуже. Если ты откажешь ему сейчас… Ты знаешь его. — Непробиваемый ты сукин сын, Смит, — почти ласково сказал Элайджа, и Эрвин понял, что настойчивость и наглость пришлись другу по душе. — Тогда скажи мне, что Леви делал у тебя ночью? Эрвин не видел смысла лгать; ну, то есть, что бы это дало? Леви и так, похоже, прилетит за все случившееся, да и Элайджа понимает, что его сын — не ангел. — Я помог ему и его подружке, — объяснил Смит, не веря, что вообще рассказывает это. — Их некому было забрать из клуба, они позвонили мне, я приехал и… Кстати, у вас правда ворота на ночь блокируются? — В каком это смысле? — от удивления Элайджа даже перестал источать ненависть. — В обычном. Те ворота, что ведут к главному въезду. — Ну, формально, они заблокированы всегда. Не имеет значения, день или ночь. Если знаешь код, то вообще без проблем. Кстати, надо бы придумать что-нибудь понадежнее. — Так Леви знает код? Элайджа посмотрел на него, как на придурка. — Конечно, Леви его знает, Эрвин. Он же живет здесь. Вот как. Эрвин вспомнил ту ночь — его машина, тяжелое дыхание омеги, злой взгляд и слова — и его так и потянуло рассмеяться. Отчего-то стало очень легко, хотя ситуация оставалась непростой. И Эрвин рассмеялся в голос, не обращая внимания на недоуменный взгляд Аккермана. Господи, Эрвин любил Леви. Его и эти ебанутые закидоны. — И какого хера? — Прости. Просто твой сын… Самое хитрое существо, которое я только встречал, — ответил Эрвин. — Зря ты его безмозглым называешь… Там ума побольше, чем, наверное, даже у тебя. — Ладно. Так что насчет той ночи? Я знаю, он платил за какую-то хуйню в баре. — Все просто, я подвез Микасу до дома, а Леви… не получилось, и он переночевал у меня. Знаю, Тому и тебе он должен был сказать, что был у Микасы, но это для того, чтобы вы не переживали. Ночью он спокойно спал в отдельной постели, а днем поел, отдохнул и вернулся домой. Я его и пальцем не тронул. Не то чтобы Эрвин не хотел этого. Лицо после этого у Элайджи сделалось совсем странное. Такое, словно у Смита на его глазах выросла вторая голова или глаза поменяли цвет. Эрвин замолчал, не понимая, чем вызвана такая реакция. — Ты знаешь о Микасе? — спросил Аккерман каким-то совсем другим голосом. — Ты ее видел? — Да, мы знакомы. Неплохая девочка, кажется, умная. Элайджа коротко глянув на опрокинутый стакан, поднял его и налил себе еще. Вид у него был слегка отчаянный. Эрвин, глядя, как друг делает несколько глотков, спросил: — А в чем дело? С ней что-то не так, Леви запрещено с ней общаться? Аккерман помолчал. От него несло разочарованием и отчего-то подавленностью, словно Эрвин сказал что-то очень неприятное. Смит собирался было вновь заговорить, но Элайджа перебил, коротко бросая: — Леви у себя в комнате. Приведи его сюда. Смит округлил глаза. Сердце в груди пропустило удар. — Элайджа, зачем? Ты уверен, что стоит вмешивать сюда Леви? — Как ночевать с альфой — так он может, — странным тоном проговорил Элайджа, все еще выглядя отрешенным. — А нести ответственность нет? Веди, пока я, блядь, не передумал. Ты же знаешь, где у него комната? — Конечно. — И почему я не удивлен… — Слушай, если ты хочешь… — Я передумал. — Я веду, веду, ладно. Эрвин приподнял ладони в примирительном жесте и поднялся на ноги. Реальность обрушилась ему на голову, и устоять на ногах было тяжело. Прошло не больше двадцати или тридцати минут с тех пор, как они пришли в кабинет, но Эрвин словно пережил целую жизнь. Сил почему-то не осталось никаких, даже физических. Сказывался сильный стресс. Оказалось, за это непродолжительное время на улице совсем разыгрался дождь, и теперь он тяжелыми каплями барабанил в оконное стекло за спиной Элайджи. Аккерман проводил Эрвина рассеянным взглядом. Настроение друга ощутимо изменилось, складывалось впечатление, что какое-то решение он принял за секунду и в последний момент. Оказавшись в коридоре, Эрвин тяжело выдохнул. Смешно, но ладони действительно вспотели, хоть и оставались холодными. Когда такое было в последний раз, на каком-то серьезном экзамене на последнем курсе? Что вообще только что произошло, было ли это правдой? Или альфа страдает иллюзиями, напившись с Майком вусмерть? Эрвин шел к комнате Леви, отмечая, как тихо стало в доме. Неизвестно, оставили ли в покое рояль или вынесли его тоже; у Смита были какие-то непонятные чувства по этому поводу, поэтому он решил не задумываться. Да и в голове были мысли совсем о другом. Коротко постучав в комнату омеги, Эрвин прислушался. Адреналин перестал стучать в висках, и альфа еще раз глубоко вдохнул. Не хотелось предстать перед Леви, выглядя, как безумный. Он постучал еще раз. Чем бы ни занимался омежка, это занятие должно было быть интересным. Наконец, из-за двери донеслось недовольным тоном: — Я делаю уроки. В чем дело? Ох, вот оно что. Эрвин слабо улыбнулся и сказал: — Привет. Вынужден отвлечь тебя. Секунду спустя за дверью послышались шаги, а еще через секунду дверь распахнулась так резко, что мужчина невольно отшатнулся. Холодные глаза, точно такие же, как у человека, с которым Эрвин разговаривал минуту назад, распахнулись в нескрываемом удивлении. — Мистер Смит, — пробормотал Леви Аккерман; кажется, Эрвин действительно оторвал его от уроков. Заглянув через плечо мальчишки, одетого в простые домашние футболку и шорты, альфа увидел разложенные на кровати учебник и записную книжку. — Как вы здесь оказались? Омега мельком осмотрелся, словно Эрвин мог прокрасться к нему в дом незаметно. Стало даже по-нервному смешно. — Я пришел поговорить с твоим отцом, — все еще не веря в происходящее, объяснил Смит. — И мы поговорили. О тебе. Помнишь, как ты хотел? — Обо мне? — глупо повторил подросток, вскидывая брови. — Да. Это ведь ничего? — приличия ради уточнил альфа. Мало ли, вдруг омега успел передумать за ночь. — Ты хотел этого раньше, и вот, я здесь. Дурацкое объяснение, но по-другому и не скажешь. Аккерман-младший смотрел на Смита, не моргая, и альфа заподозрил что-то нехорошее. — Ты расстроен? — спросил он осторожно, и подросток отмер. Вздрогнув, Леви помотал головой: — Нет, я просто удивлен. Я хотел, просто не ожидал, что вы действительно сделаете это. Сквозившее в омежьем голосе недоверие было неприятным. Леви, похоже, вообще не верил, что Эрвин способен на что-то подобное. Смотрел омега на альфу, как на привидение. Мужчина улыбнулся, надеясь, что звучит успокаивающе: — Да, и… Я не хочу пугать тебя, Леви, но, кажется, Элайджа хочет поговорить с тобой. Пойдем к нему? — Со мной? — еще раз повторил омега, и альфа терпеливо кивнул. — Вероятнее всего, обо мне, — ответил Смит. Леви Аккерман помолчал, глядя в пол. Эрвин начинал по-настоящему беспокоиться: что, если сбывается самый большой его страх? Как же глупо будет, если омега прямо сейчас решит сдать назад. Что ж, Эрвин, в таком случае, хотя бы попытался бороться. — Леви, в чем дело? Омега поднял взгляд, выглядя неуверенно. — Просто не верю, что это правда, — сказал подросток ничего не выражающим тоном. Эрвин ощутил острую вину, кольнувшую в груди. Насколько Леви, должно быть, был задет его прошлым поведением, если он теперь в таком ступоре. Мотнув головой, омега словно очнулся и продолжил: — Нужно идти сейчас, да? — Да. — Хорошо. Леви аккуратно прикрыл дверь своей комнаты. Эрвин дождался, когда мальчишка обернется и кивнет, и они зашагали вперед. Только на пятом шаге альфа, исподтишка разглядывающий подростка, заметил, какие на том забавные, детские, теплые носки. Эти носки почему-то внезапно сделали ситуацию еще более реальной и удручающей. Реакция Элайджи очень понятна; Аккерман-младший все еще ребенок, хоть и выросший в молоденького, привлекательного омегу. Поймав взгляд альфы на себе, Леви фыркнул: — Вы волнуетесь. — Так заметно? Омега пожал плечами. Когда они достигли кабинета, Леви бросил взгляд в сторону сопровождающего его альфы и сказал вполголоса: — Если все пройдет плохо, украдете меня, как обещали? — Обязательно. Через два месяца, — сохраняя серьезное лицо, ответил Смит, и Леви так же серьезно кивнул. Что-то неуловимо изменилось с момента, когда Смит покидал кабинет друга. Элайджа стоял, меланхолично смотря в окно. Алкоголь пропал со стола, словно его и не было. Услышав шум, Аккерман повернул голову и улыбнулся сыну уже совсем иначе, хотя, на взгляд Смита, улыбка вышла обманчиво ласковой: — Леви. — Привет, — ответил подросток, оставаясь на пороге. — С возвращением. Аккерман кивнул и посмотрел на застывшего рядом с омегой Эрвина. — Оставь нас, пожалуйста, — то ли попросил, то ли приказал друг, и Смит не стал упираться. От него уже ничего не зависело. Да и потом, возможно, речь пойдет вообще не о нем? Мало, что ли, у отца и ребенка общих тем? Когда Эрвин прикрывал за собой дверь, Леви выглядел слегка испуганным.* * *
Ханджи Бернер: Ну что? Ты живой? Ханджи Бернер: Мне нужны все подробности, как, когда, почему, где. Требую! Эрвин Смит: Я все еще в филиале ада. Отпишусь, когда выйду отсюда. И если выйду. Ханджи Бернер: Очень оптимистично. Спасибо, что предупредил, не буду сегодня беспокоить Элайджу. Леви пробыл в кабинете отца около пяти минут. Так мало и так долго одновременно, Эрвин, уставший от нервного стресса, отгонял мысли о том, что там, за дверью, может происходить, прочь. В происходящее все еще верилось с трудом, но теперь Смит был почти уверен, что не бредит. Если бы он умер и попал в ад (а в рай ему после совершенного путь закрыт, наверняка), Ханджи сейчас не выражала бы молчаливую поддержку, а напоминала язвительно о его больном сердце. Наконец, Леви вышел. Выражение лица у омежки было напряженным, но мало что выражающим. Эрвин, который все это время оставался возле дверей, встрепенулся. — Ну что? — спросил он, слабо улыбнувшись. — Кража в силе? Подросток пожал плечами и, оглянувшись, подошел ближе, практически шепча: — Отец расстроен. И он какой-то странный, мистер Смит. Зайдите к нему. Что ж, у Элайджи был не один повод для расстройства. Брак разрушен; по какой причине — неизвестно, но факт остается фактом. Том Аккерман съезжал из дома, оставляя бывшего мужа и ребенка. Сам ребенок — Леви — отбился от рук. Еще и Эрвин, больная заноза, нарисовался. Элайджа бросил ему, как только Эрвин появился на пороге: — Можете общаться. Смит так и застыл, недоуменно нахмурившись. — Я не разрешения спрашивать приехал, но спасибо. Что тебя толкнуло на это? — Не разрешения? Брось, Смит, ты ради этого и явился. Слышал вообще, что плел мне здесь недавно? Понимая, что новый виток конфликта и язвительных комментариев приведет ситуацию в тупик, Эрвин стушевался. Элайджа и правда казался странным. Страннее обычного. — У меня есть условия, — продолжил отец Леви, устало вздыхая. — Их нужно придерживаться всегда. — Догадываюсь, какие. — Леви всегда ночует дома. Всегда, повторю. Дома он должен быть не позднее девяти вечера, на минуту позже — тебе пиздец. Если он не придет домой — тебе пиздец. Я всегда должен знать, где он и с кем, никаких тайн и скрытности. Никаких публичных обжиманий, бога ради, — Элайджа поморщился. — Не уважаешь себя, уважай его. И думать забудь про более близкие отношения. Эрвин, до этого внимательно слушающий, саркастично заметил: — Элайджа, вот это как раз то, в чем разрешение не требуется. Ты же понимаешь, что это невыполнимое условие. — Мне все равно, как ты будешь с этим жить. Это твой выбор. Дрочи, что мне тебе еще посоветовать? Если я хотя бы заподозрю… — Мне пиздец, я понял. Но, Элайджа, я уже говорил, что это… — Дай мне только повод, Смит. Только дай один чертов повод. — Хорошо, я тебя услышал. — Молодец. И да, между нами это ничего не меняет, — добавил Аккерман, отворачиваясь. — Ты был и остаешься нежелательным элементом, но, увы, пока я вынужден смириться. Я это не ради тебя делаю, на твои желания мне плевать, надеюсь, ты понимаешь. — Более чем. — Отлично. Не хочу, чтобы ты тешил себя иллюзиями. Кстати… Эрвин, уже собравшийся было выйти из комнаты на ватных ногах, обернулся. Элайджа скривил губы в странной улыбке: — Кенни просил передать тебе привет. Не знаю, какого хера, и с каких пор вы стали друзьями. — Мы не друзья, — с удивлением ответил Смит, и друг равнодушно пожал плечами. А Кенни-то как сюда втесался? Все-таки все Аккерманы были сумасшедшими. К моменту, когда Эрвин Смит оказался на первом этаже большого дома, медленно спустившись вниз, в голове у него все перемешалось, превратившись в чудовищную массу противоречивых чувств и мыслей. Непонятно, почему, но он не ощущал должного облегчения; мало того, что разговор с другом больше походил на прошение руки и сердца, так еще и конечный итог какой-то неясный. Конечно, по-другому разговор и не мог пройти, Эрвин понимал, что с теми исходными, что были, он прошел просто идеально, лучше и быть не может. Даже слишком хорошо. Над этим стоило подумать, но прямо сейчас думать не получалось. Все оказалось слишком просто, что ли, Эрвин не так себе это представлял. По этой логике ему действительно стоило подойти к Аккерману с самого начала, сразу на следующий день после свадьбы Нанабы. Мысль, что все могло быть проще и легче, прояви он характер пораньше, угнетала. Этот день… Он словно подвел черту, разделил жизнь на до и после — будто Эрвин сделал окончательный выбор между старой дружбой и новым, хоть и серьезным увлечением. Элайджа преследовал какие-то свои мотивы, становилось очевидно, пусть они и созвучны желаниям Эрвина. В общем-то, альфа не верил в то, что произошло. Не хотелось признаваться самому себе, но да, он боялся Элайджу. И теперь ощущал себя так, словно покинул клетку со спящим тигром. Леви нагнал его на выходе; переодетый в джинсы и пуловер и сменивший детские носки на простые черные, омежка быстрым шагом прошелся по лестнице и направился к нему. Эрвин, жутко растерянный, остановился. — Что, блин, происходит? — требовательно спросил хмурый мальчишка. — Все плохо, да? Альфа покачал головой. — Нет, думаю, нормально, даже… Да, даже хорошо. — Вы помирились? — Нет, мы не помиримся. Я не ради этого с ним виделся. Теперь… Думаю, все будет хорошо, Леви, — сказал альфа, стараясь звучать убедительно. Он сам в это не верил, что-то было смущающее во всем этом. — Ты можешь больше не скрываться. Остальное решим по ходу дела, да? Тебе больше не нужно о чем-то переживать. Уголки тонких губ дрогнули, и альфа загляделся на это. Он просто обязан всегда радовать Леви, он будет делать все ради этого. Эрвин представления не имел, насколько сильно ошибался.* * *
Леви Аккерман: Эти фильмы просто ужасны. Они пошлые. Эрвин Смит: Это же классика, ты что. И пошлые в каком смысле? Леви Аккерман: Главные герои сразу влюбляются. Безвкусица. Леви Аккерман: Так не бывает. Эрвин Смит: Бывает 😊 Леви Аккерман: А потом кто-нибудь из них обязательно умирает. В общем, вкусы у вас ужасные! Эрвин Смит: Обидно, между прочим. Зачем ты так о себе? Леви Аккерман: И чувство юмора отвратительное! Эрвин Смит: Закончил с домашним заданием? Леви Аккерман: Мне пришлось написать пять страниц сочинения про авангардизм двадцатого века. Нужны подробности? Эрвин Смит: Звучит серьезно. Леви Аккерман: А еще у меня проект по химии, который нужно сдать до Рождества. Эрвин Смит: Кстати, насчет Рождества. Какой подарок хочешь на день рождения? Леви Аккерман: А какие есть варианты? Эрвин Смит: Первый — можешь выбрать сам. Второй — можешь выбрать сам. И третий — можешь выбрать сам, я ведь спрашиваю у тебя. Леви Аккерман: Это какая-то иллюзия выбора, обман. Эрвин Смит: Наоборот, важно, чтобы подарок тебе понравился. Я давно ничего тебе не дарил. Леви Аккерман: Мне нравилась моя железная дорога. Эрвин Смит: Удивительно, что ты вообще о ней помнишь. Леви Аккерман: Я много чего помню. Леви Аккерман: Простите, если днем я был странным. Я просто был шокирован. Эрвин Смит: Это понятно, Леви, я специально не говорил тебе о встрече с твоим отцом. Я тоже шокирован, если честно. Как дела дома? Леви Аккерман: Тихо. Отец напился у себя в кабинете и спит в кресле, я только что укрыл его пледом. Папа уехал. Эрвин Смит: Все еще не жалеешь о том, что началось? Не боишься? Леви Аккерман: Я ничего не боюсь. Заберете меня завтра после учебы?