Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков.
Никколо Макиавелли, «Государь»
***
Тайвин сцепил пальцы под подбородком и уставился в огонь. Возможно, ему не следовало так быстро отсылать девушку. Было что-то обнадеживающее в том, как она говорила, что-то, что он принял за искренний интерес, что-то… очень милое в том, как она абсолютно неподобающе выпалила, что хочет научиться играть в Кайвассу. Он не был известен тем, что поддавался очарованию юности и невинности, но все же его мысли снова вернулись к девушке. Во-первых, из жалости он предложил ей место виночерпия. Это было именно то, что он говорил сам себе в течение недели. Девушка, одетая как мальчик, которая стояла на своем против его солдат, готовая защищать дорогих ей людей, в то время как взрослые мужчины сжимались в страхе. Редкое зрелище. Еще более редкое мужество. Это возбудило его интерес. Ее ответ, когда он спросил, почему она одета как мальчик, был резким и хитрым. Это была искра, которая зажглась в мозгу Тайвина, разжигая истинное любопытство. Ему еще предстояло доказать свою неправоту относительно ее хитрости. Девушка — как там ее звали — была умна, умнее большинства окружающих его людей. Лорды, знаменосцы, оруженосцы, шпионы и разведчики, большинство из которых оказались совершенно бесполезными в войне против Робба Старка — ведь она все еще тянулась. Девушка была приятным развлечением своего рода. В ней было что-то темное и зловещее, что-то очень знакомое, и Тайвин часто задавался вопросом, откуда она взялась. Он не мог припомнить, чтобы они были знакомы, по крайней мере, пока. Он довольно скоро понял, что она не из Девичьего пруда; что она могла читать не намного позже — он еще не успел рассказать ей об этом. Как бы то ни было, он не мог избавиться от подозрения, что она не низкого происхождения, ведь многое, что она делала, говорило против этого, но у него не было окончательного доказательства. Увы… В один прекрасный день, так или иначе, развязный язык выдаст ее, в этом Тайвин не сомневался. Однако даже это подозрение не помешало ему сегодня вечером пересечь черту, разделявшую Лорда и слугу. В голове Тайвина повисла напряженная тишина. Успокаивать девушку ложной безопасностью в надежде, что любопытство взяло верх над ней, не могло быть оправдано никакими подозрениями, которые он питал. Истинная мотивация его сегодняшних действий была неясна. Он потер подбородок, и напряженное молчание в его голове продолжалось, пока его собственный голос не отчитал его. Неправильно! Ложь. Он точно знал, почему пригласил ее в свой кабинет, но не хотел признавать истинную причину своих действий. Прошло много лет, даже десятилетий, когда он в последний раз позволил странному и простому любопытству овладеть своим разумом. Ностальгия? Едва ли. Тайвин поругал себя с презрительным фырканьем. Он никогда не позволит себе таких вольностей. Сентиментальность бессмысленна и мстительна. Как и любовь. Такие пустые банальности имели привычку вставать на пути честолюбия — его собственный отец был лучшим примером. Покойный Лорд Титос своим поведением, достойным слабоумного, высмеял и уничтожил имя дома Ланнистеров. Безумие и глупость, вызванные глупым обещанием любви, управляли его головой, пока она покоилась между бедер его шлюхи. Тайвин сжал кулаки. От одной мысли о любовнице отца его затошнило. Однако лорд Титос был в хорошей компании: многие люди обладали таким простым умом, прислушивались к насущным потребностям и были готовы обмануться при первой же возможности. Прошлое многому научило Тайвина. Потребовалось много лет тяжелого труда, чтобы вытащить фамилию из грязи, отполировать ее, пока она не возвратилась к сияющей славе. Он никогда не позволит, чтобы имя дома Ланнистеров снова было запятнано, Тайвин лично позаботился об этом. Вот почему его терпимость к капризам и желаниям детей всегда была низкой, а в последнее время еще ниже, чем когда-либо. Пока в Королевской Гавани правил Джоффри, но во всем, что он делал, Серсея играла большую роль. Тайвин знал о жадности своей дочери к власти и ее неспособности видеть зло в своих детях, особенно в ее первенце. Причиной войны стала глупость короля-мальчика, который отрубил Недду Старку голову. Тайвин с трудом выносил характер Джоффри и терпимость Серсеи. Он послал Тириона в Королевскую Гавань, чтобы тот подчинил себе внука и дочь, хотя и сомневался, что Тирион сможет выполнить возложенную на него задачу. Тирион… Тайвин был почти уверен, что Тирион привез шлюху в столицу вопреки его прямому приказу. Это был лишь вопрос времени, когда он получит окончательное доказательство. Шлюхи, вино, веселье — нескромный мир сисек и шлюх. Пьяный похотливый зверь, ковыляющий по миру, чтобы посмеяться и опозорить имя семьи. Тирион всегда получал огромное удовольствие, бросая вызов приказам своего отца и заставляя его чувствовать себя неловко из-за его шуток. В ответ время от времени приходилось совершать неудобные поступки ради чести. Тайвин смирился с тем, что его сын начал вести себя неподобающим образом, едва ли придираясь к тому, что другие выполняют его приказы, и делая своего собственного сына частью наказания. Джейме… Тайвин вздохнул. Джейме, получивший образование и воспитание законного наследника Утеса Кастерли, отказался от своих амбиций, от возможности возвыситься и блистать над всеми остальными, облачившись в белое с золотым. Джейме был телохранителем в сияющих доспехах, и только. Да, он покрывал себя славой в борьбе против Робба Старка, Тайвин дал ему это — пока его не схватили. В мгновение ока мир Тайвина изменился. Бремя потери Джейме тяжело легло на его плечи, гораздо тяжелее, чем он когда-либо позволял себе на людях. С наступлением темноты пространство неуверенности поглощало его, сдавливая горло. Тайвин спал еще меньше, чем обычно, едва ли больше трех часов за ночь, а иногда и вовсе не спал. Об этом позаботились отвратительные слухи, распространяемые Станнисом Баратеоном. На карту была поставлена честь его дома, мир, который он создал для своих детей и внуков — его наследие. В то время как слухи о незаконном родстве его детей и его последствиях распространялись по Семи Королевствам, как лесной пожар, Тайвин был обречен сидеть без дела в жалких развалинах Харренхолла, когда мир вокруг него рассыпался в прах. Он отхлебнул из пустой чашки, понял Тайвин, будучи очень рассерженным. Собой. Детской глупости. Теми, кто хотел разорить и уничтожить его Дом. Горечь собралась у него во рту, и он снова наполнил чашку. В самом деле, ему не следовало так быстро отсылать девушку. Тогда, по крайней мере, его мысли будут заняты чем-то другим. Девушка представляла собой интригующую смесь блеска и неуверенности в себе. Иногда ее поведение напоминало ему о неспособности сестры хранить молчание по вопросам, которые ее не касались. Иногда она напоминала ему его самого, когда он был еще мальчишкой. Возможно, при других обстоятельствах… Но это будет означать… Тайвин чуть не поперхнулся, когда слово «восхищение» мелькнуло у него в голове. Бред какой-то. Да, ему было любопытно, как далеко она может зайти и чем закончится его терпимость к ее смелости. Но он был далек от того, чтобы восхищаться ею. До сих пор ей многое сходило с рук, но она не была невежественной. Делала выводы. И, самое главное — она не его ребенок. Девушка не имела ничего общего с миром, который он создавал годами, и ее любопытство не мешало его амбициям в отношении собственной плоти и крови. Ее любопытство… эти слова не выходили у него из головы. Никто из детей Тайвина не имел такой свободы, как простое любопытство: ни Джейме, ни Серсея, Тирион меньше всех. Это был вопрос принципа. Тайвин позволил себе бессмысленные размышления о девушке. Достаточно скоро война закончится, и на некоторое время воцарится мир, пока не возникнет новый конфликт. Когда он вернется в Королевскую Гавань, их пути разойдутся: он не возьмет ее с собой, и вскоре воспоминания о ней превратятся в шелуху. Так почему бы не побаловать себя еще немного такими праздными играми? Не было никакого вреда в том, чтобы на несколько мгновений избежать тумана горечи и войны. Все так или иначе поступали. Вино, шлюхи и насилие. Тайвин не позволял себе ничего подобного. Вместо этого он поощрял девочку к бегству, которое она предлагала ему взамен, чтобы он потерялся в намеке на мир, не состоящий из смерти. Жизнь была такой мимолетной, и только Семерые знали, выживет ли он в конце концов. Самое достойное оправдание, с которым Тайвин вполне мог бы жить. Простить ее ложь и любопытство, ведь это так напоминало его. В мрачном свете пламени он намеренно не обращал внимания ни на то, ни на другое. Его заинтриговало, что она не оправдывает его ожиданий, что у нее есть внутренняя мотивация вести себя в его присутствии так, как она себя вела. Однажды он уловил проблеск ее мотивации, яд в ее глазах со вспышками жажды крови и убийства. И все же она жива, невредима, безнаказанная. Маленький волк в львином логове. При этой мысли на губах Тайвина заиграла улыбка, в уголках его рта блеснули знание и жестокость. Что будет, если он обманом запугает ее? Что для этого потребуется? Он хотел знать, победит ли в конце концов безрассудство послушного слугу. И, что еще более важно, как бы выглядел настоящий страх на ее лице. Наполнятся ли ее глаза слезами и эмоциями? Собственные мысли поразили его. Эта игра едва ли была честной. Но были ли его мысли действительно жестокими, дурными намерениями по отношению к девушке, а не теоретическими размышлениями серьезного ума? Тайвин знал ответ. Разделительная линия давно превратилась в размытое пятно. Попытки девушки совладать со своими чувствами были довольно забавны, но еще забавнее было, когда, наконец, смелость уступила место истинным чувствам, когда она в своем неповиновении все еще заставляла себя повиноваться ему. Может, ей и не хватало опыта в подобных играх, но в ней чувствовалась бездумная отвага, по-своему завораживающая. И как ни странно, девушка, казалось, была так же любопытна, как и он. Несмотря на весь ее гнев и нервозность, любопытство ярко горело в ее глазах всякий раз, когда Тайвин позволял ей. Затем он задумался о том, за чем она гонится в своих мыслях, молодая и полная целей и желаний. «Молодость — такая странная штука», подумал Тайвин, глядя в огонь и потягивая вино. Он знал, что она боится его. По крайней мере, до некоторой степени. И все же девушка была наивной. Она никогда не подозревала, что он слишком долго делает вид, что смотрит на свои бумаги, тем временем наблюдая за ней, чтобы понять, как она отреагирует. Всякий раз, когда он бросал ей вызов, она его принимала. И всякий раз, когда она это делала, ему было любопытно, соответствует ли ее реакция его ожиданиям: если нет, он сгорал от разочарования. Тайвин сжал губы, обдумывая, какие вызовы он может бросить ей в следующий раз, как он часто делал в последнее время, когда позволял себе думать о прошедшем дне. Действие вызывает реакцию, концепция стара, как мир. Но было ли это действие само по себе целесообразным или, наоборот, плохо спланированным? «Интересно», подумал Тайвин, «как бы она отреагировала, если бы я сказал, что знаю, что она умеет читать?» возможно, пришло время наконец проговориться.