*
Было еще рано и ей хотелось спуститься во двор и посмотреть, как солдаты сражаются. Ритм столкновения мечей, разница в движениях и стилях боя всегда успокаивали ее разум, даже если это были люди Ланнистеров, готовящиеся к битве с Роббом. Для Арьи танец мечей был воплощением поэзии в движении. Тем не менее, Арья не осмелилась выйти из своей комнаты после инцидента. Вместо этого она подняла деревянную палку с пола и провела руками по ее поверхности. Все, чему ее когда-либо учил Сирио, пронеслось в ее голове, когда она начала двигаться: влево, вправо, вперед, назад, круг. Вскоре по ее лбу стекал пот, но Арья продолжала танцевать, пока ее ладони не немели от железной хватки на деревянной палке, а ее бедра и ступни не начинали жечь. Сила имела значение — и умение обращаться с оружием предлагало ей силу. Тайвин Ланнистер. Джоффри. Серсея. Название ее молитвы о мести прозвучало в ритме ударов, и в ритме собственного голоса Арья потеряла себя. Дунсен, Полливер, Тиклер, Мерин Трант. Ей хотелось, чтобы в Харренхолле были кошки: гоняться за крысами в подвалах было вдвое меньше удовольствия. Ее мысли устремились в освещенные факелами своды Красной крепости, к бесконечной лестнице; коту. Танцы помогли ей забыть бегущие мысли, за которыми она не могла угнаться, чтобы облегчить боль всех потерь, которые ей пришлось пережить. Изнеможение затуманило зрение, и все же в пределах своей комнаты Арья танцевала танец смерти Браавози, пока ноги не покинули ее. Только тогда она, наконец, обрела душевный покой и начала читать книгу, которую ей дал лорд Тайвин, пока ее не захватил сон далеко за полночь.***
Небо уже давно погрузило мир во тьму, когда Тайвин запечатал последнее письмо расплавленным воском. Он снова откинулся в кресле у огня в своей личной комнате, позволяя себе отдохнуть от государственных дел. Случаи, когда он позволял себе такие вольности, были достаточно редкими. Не было сомнений, что он будет работать всю ночь, как и накануне вечером вместе со своим братом. В руинах Харренхолла усталость стала постоянной, так же как и недосыпание — не то чтобы он когда-либо славился тем, что тратит драгоценные часы на сон. Размытые тени от свечей рассыпались по потолку, и, несмотря на горящий огонь в очаге, в комнате было холодно даже для него. Да, он был усталым и истощенным, и, возможно, это было достаточным объяснением того, почему он почувствовал, как холод проникает в его кости. Кроме того, установилось странное затишье. Тайвина искренне удивило, что после разговора с девушкой его гнев полностью рассеялся. Будь она проклята. Сегодня ничто не сложилось так, как он планировал в своем уме. Там, где он думал, что запугивание наконец победит, она стояла на своем. Да, она нервничала — но тогда она была всего лишь девушкой. «Сколько ей лет?». Тайвин проигнорировал вопрос, в основном из соображений душевного спокойствия. Он не собирался обсуждать с девушкой такие темы, как верность или жестокости войны. «Вы остались, милорд», эти слова задержались в голове Тайвина. Прежде чем его отец вкусил безумие между ног своей любовницы, он хорошо научил Тайвина: «Нет другого способа защитить себя от лести, кроме как заставить людей понять, что говоря вам правду, вы не обидитесь». Девушка за несколько недель поняла то, что не способны уяснить его глупые вассалы. Как? Задавать вопросы, на которые нет истинного ответа, всегда было важной частью Тайвина, как и изучение человеческого разума — преимуществ было бесчисленное множество. Не менее важной частью была саморефлексия; большинству людей не хватало именно этого. Тайвин не виноват в том, что является исключением. Кроме… Ему следовало отослать девушку, но даже когда он думал об этом, понимал, что не сможет — по крайней мере, не так легко, как ему хотелось бы. Она была для него никем, и все же он был потрясен детским огнем в ее глазах, когда он спросил о ее любимой книге. Даже сейчас это заставляло его улыбаться, но вскоре улыбка приобрела жестокий оттенок. Пожалуй, то, как она себя вела — очень удачное совпадение. Репутация человека в течении многих лет была решена в его действиях за час — он никогда не планировал и не ожидал одарить ее добротой, и все же, что достаточно тревожно, это служило его первоначальному плану гораздо больше, чем что-либо еще. Тайвин Ланнистер увидел в девушке что-то, чего он не мог ни понять, ни объяснить. В ее улыбке была искра в перемешку с возбуждением в ее глазах. Это напомнило ему о теплом чувстве, с которым он когда-то был знаком, согревающим его желудок до того, как все обратилось в пепел. Уединение и одиночество почти не разделялись. Но так ли это на самом деле? Он давно превратил свое одиночество в броню и носил ее день за днем со стоическим лицом, но в ее присутствии он чувствует себя так, как будто намек на одиночество наконец-то разоблачен. Он откажется от этой мысли и двинется дальше, как всегда. Так он сказал себе, выпивая. И все же он сидел, снова позволяя своему разуму думать о девушке, размышляя о том, как он снова пересек черту, разделявшую господина и слугу. Этого больше никогда не повторится. Да. Да. Тайвин пил. Мало кто имел в себе желание преследовать добычу и заманивать ее в ловушку — и он не исключение, но Тайвин чувствовал, что сегодня все было наоборот. Как будто, даже не подозревая об этом, девушка играла в игру Тайвина, специально предназначенную для нее. Сюжеты никогда не были достоянием гласности, но каким-то образом это поразило его, как будто она подозревала — по крайней мере, частично. Она не обманет его, не сможет выиграть в следующем раунде — он этого не допустит. И все же мысль о запугивании оставалась. До сих пор он видел злые мысли и чистую радость в ее глазах; и все же он хотел увидеть все остальное. Благодарность и привязанность; дальнейшее запугивание и страх. Но больше всего ему хотелось снова увидеть ее улыбку. Ее рот изогнулся, когда она рассказала о драконах, превративших замок в пепел и руины; радость, которая светилась из ее глаз, когда она хвасталась своими знаниями о Рейенис и Висенье Таргариен. Откуда она узнала о драконах? И как ее отец вообще владел книгой «Покорения драконов»? Аргументы в уме Тайвина были круговыми и повторяющимися, точно так же, как философская работа, подчинение умов, философские вопросы, на которые он уже представлял ответ. Размышления Тайвина о девушке были совершенно бессмысленными. Он отложил свои первоначальные планы, как пустую чашку, желая еще немного игнорировать свои подозрения. Печально известны те, кто боялся своих мыслей и мыслей, стоящих за их мыслями*. Оттуда он позволил своему разуму блуждать к свежим росткам изумрудной травы и желтых цветов; о том, как леди Джоанна улыбалась ему, когда они были одни, ее веснушки соответствовали блеску ее глаз. Они любили бродить по пляжам под Кастерли-Рок, где волны бились вокруг их босых ног. Они были счастливы тогда — пока все счастье не утонуло в тот день, когда его жена попрощалась с миром. В мгновение ока воспоминания Тайвина превратились в яд. Он ущипнул кожу рядом с ногтями с такой силой, что пролилась кровь, в тщетных надеждах избавиться от боли потери жены. Это не помогло, никогда не помогало за все тридцать лет, и из-за причины этого гнев снова пробудился. О словах, которые никогда не говорили, когда еще было время; ошибочных решений. Из ненависти к своему сыну, убившему его любимую жену. В редком приступе гнева Тайвин швырнул золотую чашу в стену, что только усилило его гнев. Такой темперамент был совершенно неподходящим для любого лорда, и больше всего для главы дома Ланнистеров. * — Вариация Ницше «Так говорил я, и говорил все тише: ибо я страшился своих собственных мыслей и задних мыслей».