***
Когда Арья проснулась от беспокойного сна, она почувствовала облегчение. Она не мечтала ни о Тайвине Ланнистере, ни о чем-либо ещё. На этот раз её разум оставался пустым, а мысли спокойными. Однако это не означало, что она хорошо отдохнула. Каждый день Арья чувствовала себя истощенной чуть больше, чем в то утро, когда она выпила слишком много вина. Но с тех пор она не притрагивалась к стакану, так что это не могло быть так. Может быть, она действительно заболела какой-то странной формой болезни? Несмотря на свою усталость, Арья каждый день вставала, чтобы приготовиться служить виночерпием. Ещё один день на службе у лорда Тайвина, как и многие другие, прошёл без происшествий, потому что он отпустил её очень рано. Вначале она считала проходящие дни, пока сам счёт не разочаровал её, потому что вначале она думала, что сможет сбежать в течение недели, но все ещё оставалась в руинах Харренхолла. Сколько недель прошло? Арья не знала. А может быть и к лучшему, что она застряла чашницей в Харренхолле? Снаружи у Арьи не было никакой защиты, кроме имени её отца. Но имя было не более чем порывом ветра на мрачной и опасной дороге. Если бы кто-нибудь поверил в её историю (в чем она сомневалась, будучи одетой в лохмотья, что полностью противоречило одежде любого знатного рода), она вскоре стала бы военным призом. Выкуп — просто ещё один шаг в игре тех, кто правил или хотел править. Харренхолл предлагал Арье защиту — по крайней мере, временную — до тех пор, пока лорд Тайвин не решит использовать её в своих интересах в войне, которую вёл против её брата. Пока он не сможет использовать её в качестве выкупа. Не проходило и дня, чтобы Арья не спрашивала себя, когда лорд Тайвин решит открыть ей тайну, касающуюся её наследия. Мизинец определенно знал, кто она такая. Арья видела это в его глазах, узнала его испуганное осознание того, что он увидел. Не более чем мимолетный момент, который легко упустить: зрачки расширились всего на мгновение, но Арья столько недель тренировалась читать и расшифровывать выражение лица, что для неё просто невозможно было промахнуться. И хорошо, Мизинец был Мизинцем — хитрым и подлым, всегда действовавшим в своих интересах. Это в свою очередь означало, что Тайвин Ланнистер знал, потому что Мизинец никогда не стал бы хранить этот секрет. Не стал бы молчать, если это могло послужить ему на руку. Так почему же старый Лев не действовал согласно своим знаниям? Арья достаточно часто просматривала его переписку, и он, казалось, стал… небрежным в этом отношении: письма Серсее, Тириону, который вместо него был десницей короля, своим лордам и знаменосцам. Но ни разу не было упоминания о ней. Кроме этих писем были и другие. Те, что принадлежали Дому Фреев, уже были запечатаны. Они праздно сидели на столе в личной комнате Тайвина Ланнистера уже несколько дней, полностью нетронутые. Несколько недель назад Арья попыталась бы украсть одно из-под носа у Тайвина Ланнистера, но это было до того, как её поймали на бегу; до того, как он ударил её и напоил, прежде чем угрожал ей и её семье, если она когда-нибудь осмелится снова… Она… уже не решалась красть письма, став трусихой в логове льва. Осознание было похоже на пощечину, сильную и осуждающую. И это лишило её дыхания. До сих пор она даже не осознавала, какой трусихой стала. Словом, Арья была в шоке, но ненадолго. После первоначального шока пришел гнев, ткань, с которой она играла, чтобы успокоиться, порвалась пополам. Гнев был направлен на неё, на Тайвина Ланнистера и на весь мир. Почему она застряла в Харренхолле, когда её семья, казалось, распалась? Почему Робб не победил? Почему он не уничтожил армию Ланнистеров раз и навсегда? Она знала о Станнисе Баратеоне, знала слухи о смерти Ренли Баратеона. Почему Станнис не действовал? Почему он не отправился в Королевскую Гавань, чтобы сбросить мальчика-короля с Железного Трона? Разочарование закружилось в сознании Арьи. Они были слепы, не способны действовать в любом случае? Это разочаровывало, потому что она ничего не могла противопоставить всему этому, и довольно скоро гнев сменился беспомощностью. Почему её отцу вообще пришлось отправиться в Королевскую Гавань? Почему? Она знала почему. Но принять всё равно было тяжело. Если бы он не ушел, то всё ещё был бы жив. Жил в Винтерфелле, чтобы править Севером, как и должно было быть. Они тоже могли быть там: Робб, Санса, Бран, Рикон и она сама, но теперь они разбросаны, как пепел, по Семи Королевствам. Горячие слезы текли по лицу Арьи, а спокойствие ночи было нарушено её рыданиями. Она не была тихой, не хотела молчать, но всё же была достаточно здравомыслящей, чтобы не кричать о своем разочаровании. Привлекать к себе внимание любого рода было неразумно в Харренхолле, как и во многих других местах. И так она раскачивалась взад и вперед, трясясь, как лист на ветру, пока, наконец, сон не одолел её, и разум не погрузился в пустоту.***
Ей не снился Тайвин Ланнистер. Ни в ту ночь, ни в последующие, и медленно воспоминание о сне растворялось, как утренний туман. Занятость тоже помогала. В эти дни нужно было обслуживать много гостей, и она выполняла больше поручений, чем обычно, по просьбе своего лорда. Арья приносила воду и дрова, как делала это изо дня в день, также он посылал её в казармы прачек за новым бельем, на кухни гораздо чаще, чем обычно, и в места в замке, где она никогда прежде не бывала. Арья хихикнула по дороге к прачкам. Однажды она отправилась туда, заявив, что должна принести бельё для Тайвина Ланнистера, хотя на самом деле оно было нужно ей самой. Неудивительно, что сегодня она запросила ещё две, чтобы сжечь грязные простыни, покрывающие её матрас. Сначала Арья не особо задумывалась об этих поручениях, поскольку они давали ей возможность время от времени навещать Джендри. — Не торопись, пусть это займёт столько времени, сколько нужно, — сказал лорд Тайвин. Так она и сделала, наслаждаясь теплом полуденного солнца на своем лице. Всякий раз, когда Арья возвращалась с одного из таких поручений, Тайвин Ланнистер обычно писал письмо за письмом, делая вид, что занят корреспонденцией перед ним. Обогнув стол, чтобы подложить дрова в огонь, она осмелилась поближе взглянуть на его лицо. Да, он писал. Просто… Мыслями он не был здесь. Это было видно по тому, как его крапчатые глаза скользили по бумаге; из-за того, что его штрихи были не такими плавными, как обычно, со слишком длинными паузами между каждым написанным словом. Арья уже видела, как он писал как сумасшедший, по-настоящему увлеченный своим делом. Сейчас же… Это была фальшивка. Потребовалось мгновение, пока всё встало на свои места в голове Арьи. То, как Тайвин Ланнистер вел себя в последнее время, когда они были одни; то, как он пытался не допустить, чтобы они оставались одни в течение длительного периода времени, в первую очередь, отправляя её с довольно бесполезными поручениями. Рот Арьи открылся. Она не понимала его мотивов, но очень ясно понимала, что чувствовала по этому поводу: боль и предательство, гораздо больше, чем сама ожидала. Это было смешно — она не имела права так себя чувствовать — и всё же именно так и было, уголки её глаз были мокрыми от слез. — Почему? — выпалила она, все ещё держа полено в руках. — Прости? — спросил он, хотя его голос ничего не выдавал. Все ещё держа перо в руке, лорд Тайвин перевел взгляд с бумаги на лицо Арьи. — Почему… почему вы игнорируете меня? — Арья вонзила ногти в дерево, удерживая его взгляд. Вместо уверенности была нервозность — её голос был кротким, с осознанием того, что она снова переступила черту этим вопросом. Лорд Тайвин на мгновение закрыл глаза, затем отложил перо. Короткий момент показался Арье вечностью, которая приготовилась к словесному удару. Он так и не пришел. Поглаживая подбородок, лорд Тайвин ответил: — Я удивлен, что от твоего внимания ускользнул тот факт, что я занятой человек, — усмехнулся он, но его глаза не соответствовали сарказму в голосе. И поэтому Арья не дрогнула, не съежилась, как часто она делала. Это зажгло что-то глубоко внутри неё, огонь, который всегда вспыхивал, когда она чувствовала, что что-то воодушевляет её; и огонь подпитывал идею, осевшую в её уме. Глупо? Да. Смело? Определенно. Но что ей терять? Арья положила полено и сделала шаг вперед — к столу, за которым сидел лорд Тайвин. — Итак, милорд говорит, что он занятой человек, — сказала она, указывая пальцем на письмо. — И всё же это письмо, лежащее перед ним довольно долгое время, не совсем говорит об этом. — Есть другие письма. А потом ещё куча писем, — Тайвин Ланнистер посмотрел на бумагу, потом снова на Арью. Она хорошо знала об этом. На самом деле Тайвин Ланнистер написал как минимум три категории писем. Те, которые он писал небрежно, когда у него было на это время; те, которые он писал в её присутствии, но следил за тем, чтобы она не могла даже мельком увидеть их содержимое, а ещё были те, которые он писал глухой ночью в своей комнате; те, что она нашла запечатанными на большом столе на следующее утро, никогда не оставляли без присмотра. Как те, что были адресованы Дому Фреев и никогда не покидали его комнат. Арья сделала ещё один шаг к нему. — И всё же, кому бы вы не писали в прошлом, темп вашего письма почти не меняется, — заявила она, скрестив руки перед собой. Уголки рта лорда Тайвина дернулись. — Так ты, наконец, признаешь, что довольно долго изучала меня? — спросил он, усмехаясь. Рот Арьи опустился, как и её руки. Глупая! Неужели она действительно думала, что сможет бросить ему вызов? Да. И из-за своей беспечности она была загнана в угол, как испуганный олень, не в силах спрятаться в тени, как ей хотелось, вместо этого вынужденная стоять там на открытом месте. Ей хотелось отвести взгляд, но она не осмелилась — только не тогда, когда лорд Тайвин смотрел на неё с явным удивлением. Её губы задрожали, а руки сжались в кулаки, поскольку она совершенно не смогла прочитать его в этот самый момент, а реакция её тела выдавала волнение во всех отношениях. А затем смех нарушил тишину, и она увидела, как Тайвин Ланнистер весело покачал головой. — Девочка, — сказал он, поднося чашу к губам. — Поскольку совершенно очевидно, что ты наблюдала за мной в течение длительного периода времени, тебе не кажется, что твоя реакция сейчас немного… неуместна? Вся эта нервозность и страх? Арья чувствовала, как работает её мозг, пока слова доходили до сознания, а смех все ещё отдавался эхом в её ушах. — Вы ударили меня, — возразила она. Это было лучшее, что она могла придумать за короткий промежуток времени. — Я это сделал, да, — лорд Тайвин согласился. — Ты будешь утверждать, что не заслужила этого? Будет ли она? — Нет, милорд. — Арья покачала головой. — Хорошо, — сказал он, указывая на стул рядом с собой. — Садись, если хочешь. Если хочешь… Как будто у неё есть выбор… — Плохие манеры отказываться от предложения лорда. Арья вспомнила слова лорда Тайвина, сказанные с самого начала их своеобразного общения, как будто они были сказаны вчера. Как бы она не была сбита с толку, она даже не была уверена, сможет ли придумать достойное оправдание; не была уверена, хотела ли она извиниться. Её ноги приняли решение за неё, шагнув к пустому стулу. Прежде чем Арья успела что-то сказать, лорд Тайвин заговорил. — Хочешь знать, почему мыслями я не здесь? Почему я сижу за столом и вынашиваю фразы день за днем? Все просто, девочка: я устал, — сказал он, отодвигая от себя письмо и всё остальное. — Устал от войны, от интриг, происходящих в Королевской Гавани днем и ночью; очередных интриг, что происходят за Узким морем, устал от того, что застрял здесь; устал от лжи и предательств. Ложь и неверность. У Арьи перехватило дыхание. Было ли это заявление адресовано ей, подумала она, но только дурак осмелился бы перебить его, и поэтому она не стала. Также она промолчала, потому что опять возникло любопытство, интерес относительно того, что ещё он может сказать. И вот она ждала, устремив взгляд на пламя, отражающееся в глазах лорда Тайвина. Арье не пришлось долго ждать. — Осторожность, — продолжал лорд Тайвин, вертя кольцо пальцами туда-сюда. — Остерегаться плохих новостей, которые приходят изо дня в день; быть вынужденным бездельничать, когда мой сын пропал без вести. Да, я мог бы выехать и встретить на поле боя самопровозглашенного Короля Севера, но что это изменит в отношении Джейме? Была пауза, и вдруг настороженность в глазах, молчаливое признание поражения. Арье казалось неприличным быть свидетелем этого. Словно она заметила нечто, чего ей никогда не суждено было увидеть, и это тронуло её так, как она не могла понять. — Вы не известны своим безрассудством, — заметила Арья, всё ещё наблюдая за ним. Лорд Тайвин покачал головой. — Может, когда-то и был? — сказал он, и в голосе его было что-то странное, юмористическая нота, выходящая далеко за рамки всего, что она когда-либо слышала от него. — История об этом не говорит, — тихо сказала Арья. — Нет, не так, — кивнул Тайвин Ланнистер. — Хоть красный плащ, хоть золотой у льва ещё есть когти — так поется. Некоторые говорили: Какой жестокостью было искоренить Дом Рейнов таким способом, на что я отвечал: «Разве я не имел права быть жестоким, когда лояльность больше не имела значения?» Как и все остальные, Арья знала эту песню. Она вздрогнула, а её взгляд пробежался по толстой ткани красно-золотого знамени дома Ланнистеров рядом с маленьким окном, когда Тайвин Ланнистер говорил. Она знала историю восстания Рейнов и Тарбеков, и, как и все остальные, «какая жестокость» была её первой реакцией после того, как отец объяснил песню. Однако теперь, услышав часть истории от самого Тайвина Ланнистера, она почувствовала… колебание. Да, Арья всё ещё думала, что поступок сам по себе жесток, но: разве действие не всегда вызывает противодействие? Разве определенная степень жестокости не была частью жизни каждого? Отправить Джона на Стену было жестоко, и она плакала несколько дней по нему. Обезглавливание дезертиров из Ночного Дозора считалось правильным всеми теми, кто был верен дому Старков, но разве это не было жестоко? К этому относились спокойно только по той простой причине, что так делалось веками? Почему-то всё это попахивало двойными стандартами. Это было то, о чём Арья никогда раньше не сомневалась думать. Но чем дольше она находилась на службе у лорда Тайвина, тем очевиднее становились эти двойные стандарты. Поведение и обычаи Винтерфелла, которые Арья никогда раньше не подвергала сомнению, потому что она выросла с ними, стали казаться несправедливыми и жестокими. И, если бы она подумала об этом побольше, они не так уж отличались от преступлений, совершенных на Юге людьми Ланнистеров. Очень скоро она узнала: на войне не бывает справедливости, только кровь, смерть и нищета с обеих сторон, и эти стороны были взаимозаменяемы. Преступления, совершенные против Робб и Севера были одинаково совершенные на северян: сгоревшие поля и деревни, убийства и изнасилования. На войне не было славы, никакой красоты — всё это пришло потом, в песнях, которые жили дальше, и где зверства были просто стерты. Голос лорда Тайвина прервал её мысли, и Арья вздрогнула. — Жестокость — это просто, по крайней мере, я так думал в то время, — сказал он, и это прозвучало почти как извинение. — Возможно, теперь, повзрослев и будучи с опытом, который я приобрел за многие годы, я бы реагировал и действовал иначе. Тогда… я был молод, без репутации, если не считать имени моего отца. То, что я сделал с Домами Рейн и Тарбек, проложило путь на всё последующие годы… — Потому что мой лорд создал себе репутацию, — тихо согласилась Арья. — Вполне, — кивнул он. — Даже сейчас, спустя много десятилетий, это то, что большинство людей помнят обо мне. Это то, о чём будут говорить люди, когда я умру — и враги, и союзники. По крайней мере, в этом вопросе они будут едины. Это было правдой. Всякий раз, когда кто-то говорил о старом Льве, они говорили о восстании Рейнов и Тарбеков и о том, «что» Тайвин Ланнистер сделал в таком юном возрасте. — Вы боитесь? — спросила Арья, не подумав дважды. — Чего? — Лорд Тайвин сузил глаза. — О-о… смерти? — Арья прижала ладони к бедрам под столом. — Нет, — сказал ей лорд Тайвин, наливая себе ещё вина. — Было время, когда я волновался по этому поводу, но не сейчас. Всю свою жизнь я сталкивался со смертью и потерями. Я участвовал в стольких войнах, что из-за времени потерял страх смерти. Что, очевидно, не означает, что я хочу умереть. Многие пытались, но все потерпели неудачу. И все потерпят её. «Я тоже», призналась себе Арья. Нож всё ещё был там, надежно спрятанный в сапоге. Даже если представится возможность, она сомневалась, что сможет убить его. Какое-то время она сомневалась в этом и до сих пор никогда не признавалась себе, что… потерпела неудачу. — Мы уже говорили о Безликих, — сказал лорд Тайвин, и Арья немного выпрямилась. — То, что известно как Многоликий Бог в Браавосе, есть не что иное, как Бог Смерти. Безликие верят, что смерть — это милосердный конец страданиям. Что ж, я видел боевые раны, которые никто не может вылечить, поэтому понимаю суть такого убийства. — Убийство из милосердия… — прошептала Арья. — Да. Только то, что заказ Безликих вряд ли можно считать убийством из милосердия, — лорд Тайвин кивнул. Арья вспомнила его слова из их предыдущего разговора. «Дар смерти». Если бы она была Безликим, то смогла бы убить его, не будучи съеденной сомнениями и сожалениями. Если бы Сирио был Безликим, он мог бы убить их всех. Если… если… если… Опять же, слишком много этих «а что, если». Ничто из этого не имело значения. Она не была Безликим, и Сирио никого не убивал в Королевской Гавани, насколько ей было известно. По крайней мере, никого, кто имел значение. — Ты? — Голос её лорда упал в пустоту запутанного разума Арьи. — Что? — выпалила она, моргая. — Боишься умереть? — Лорд Тайвин какое-то время изучал её. — Нет, милорд, — недолго думая, Арья покачала головой. — Я думаю, что глупо бояться судьбы, которую нельзя изменить, — сказала она. — Хотел бы я, чтобы больше моих мужчин обладали твоей рациональностью, — сказал он, откинувшись на спинку стула и выдыхая. — Но, увы, большинство из них вовсе не рациональны, и бизнес, угождающий их суевериям, процветает, тем более во время войны. Ведьмы, гадалки, продавцы бесполезных талисманов… в наши дни они зарабатывают себе на жизнь хорошие деньги. И почему? Взгляд Арьи был прикован к нему. Это был первый признак того, что он разозлился. — Потому что люди хотят избежать своей естественной судьбы. — Если бы они сохранили все деньги, потраченные на бесполезные травы и талисманы, и не пропивали свои печали, они могли бы построить себе небольшой, но уютный дом, — лорд Тайвин кивнул, сделав глоток вина. Арья не знала о травах и талисманах, но знала, что не один человек пропивал семейное состояние в гостиницах, растрачивал все деньги, необходимые его семье для выживания. — Это требует времени, — заключила она. — Я имею в виду строительство дома. А в остальном, что ж, это легкое развлечение: ночь в гостинице, выпивка с товарищами. — Да, да, — сказал лорд Тайвин. — Пьянство, вожделение, и ещё раз пьянство. И как только эти люди напьются, вино их приободрит, позволяя впасть в ярость, тратить на шлюх больше денег, чем они бы потратили в трезвом состоянии, засыпая так, что остальные деньги украдут, и они проснутся, не имея ничего, что спасло бы их грязные тряпки. — Тень скользнула по его лицу. — В любом случае, всё это не моя монета и, следовательно, не моя забота. Ложь. К настоящему времени Арья узнавала ложь Тайвина Ланнистера, когда её слышала. Тирион Ланнистер, сын, которого так ненавидел отец, не был так уж осторожен в отношении вина и шлюх. Даже Арья знала об этом, знала ещё до того, как приехала в Харренхолл. По сути, все Семь Королевств знали об этом. Так что совершенно очевидно, что Тайвин Ланнистер тоже знал об этом, и, судя по тому, что она знала о нём, это знание должно было привести его в ярость. На этот раз Арья держала рот на замке. Было нехорошо тереться этим перед самым носом у лорда Тайвина, да и неразумно. Не тогда, когда Тирион Ланнистер был десницей короля, назначенным самим Тайвином Ланнистером; не тогда, когда Джейме — золотой наследник — всё ещё где-то пропадал. Несмотря на это, внутренне Арья улыбнулась, наслаждаясь осознанием того, что снова правильно расшифровала Тайвина Ланнистера. Ей было любопытно, как она будет жить за пределами Харренхолла среди других мужчин, с которыми не была знакома? Если бы они были такими же предсказуемыми, как лорды и знаменосцы Тайвина Ланнистера. Все те, кто никогда не бросал ей вызов. Даже при том, что она не осмеливалась слишком много думать об этом, даже Тайвин Ланнистер не представлял проблемы. Уже нет. Она так сблизилась с ним, стала такой смелой в его присутствии, так… интересовалась всем тем, что он говорит и делает, начала так хорошо его читать. Единственным, кто до сих пор был вызовом и, вероятно, всегда будет, был Якен. Якен, чье лицо было непроницаемо в любой ситуации. Мужчину окружало стоическое спокойствие, а его лицо было бесстрастным, как у статуй в склепах Винтерфелла. — Или мне так хотелось. — Лорд Тайвин снова покачал головой, затем встал и отвернулся, чтобы посмотреть в окно. — Простите? — Она не успевала за его мыслями, быстро моргая. — Не бери в голову. — Он махнул рукой, как будто был несколько благодарен, что она не поняла его замечания. Арья кивнула сама себе, не зная, что делать. Если она вообще должна была что-то делать. Поскольку он не обернулся и ничего не сказал, вероятно, нет. Он казался непринужденным, когда она сидела за столом просто так, без истинной цели. Но… Что, если… Что, если бы он ожидал, что она сделает именно этот шаг? Намеренно игнорировал её, проверяя, снова бросая ей вызов, как часто делал в прошлом? Что, если… она попалась на уловку? Снова? Но почему? Из-за того, что Тайвин Ланнистер все ещё не хотел нарушать молчание, Арья позволила себе ещё больше обдумать эти вопросы. Хотя она научилась читать его, понять его мотивы (или, скорее, его внутреннюю мотивацию), ведущие к определенному поведению, было трудно. Гораздо сложнее, если не невозможно. Очевидно, разум Арьи был зациклен на разгадке того, почему она должна была действовать — противостоять ему из-за его странного поведения — давая ему предлог разрешить ей вернуться к своему столу, но как бы она ни крутила этот вопрос в своем уме, она не мог найти на него ответа. По крайней мере, ничего, что имело бы смысл. Все её ответы были нелепы, по крайней мере, относительно Тайвина Ланнистера. Он просто не вёл себя как конюх, едва достигший совершеннолетия. Арья окинула взглядом комнату после того, как лорд Тайвин снова сел за стол, продолжая писать письмо. На этот раз это было в знакомом Арье темпе, без спешки и колебаний. Она начала с горящего костра, который зажгла ранее, бревен на полу, гигантской карты и свечей на столе, которые уже догорели — до тех пор, пока последним оставшимся объектом в комнате, который она не изучила, был сам Тайвин Ланнистер. Взгляд Арьи скользнул по его морщинистым пальцам с торчащими костяшками пальцев, кольце Дома Ланнистеров, а затем по руке к лицу. Если он знал о том, что делала Арья, он игнорировал её неподобающее поведение и продолжал писать строку за строкой. Это ещё больше придало Арье смелости, и она осмелилась присмотреться. Каждая тень и морщинка под его глазами подтверждали усталость, о которой он говорил ранее, гораздо более заметную, чем в прошлый раз, когда она замечала. Но ведь прошло уже много времени, когда она в последний раз сидела за его столом; имела возможность изучить его вблизи. Арья понятия не имела, как долго она наблюдала за своим лордом; понятия не имела, почему её взгляд снова вернулся к его пальцам, обвивающим перо. Да, он был стар, но в лучшей форме, чем большинство. С отвращением она подумала о великом Мейстре Пицеле, его шатком теле под свободной мантией, которую он всегда носил; о стариках в Винтерфелле — но ведь большинство из них всю жизнь жили в невзгодах и много лет назад перестали тренироваться. Однако лорд Тайвин, по-видимому, тренировался каждый день, хотя Арья никогда не видела этого. Она никогда не видела, чтобы он размахивал ни золотым мечом, висящим на поясе, ни кинжалом, который он однажды показал ей, и втайне гадала, какой боевой стиль он будет использовать. Если бы это можно было сравнить с чём-то, с чём она была знакома… — День уже давно перешел в вечер, и, как я уже говорил, я устал, — не отрывая взгляда от бумаги, заявил лорд Тайвин. — Конечно, мой лорд, — Арья кивнула, затем вскочила на ноги так быстро, как только могла. Она знала, когда её отпустили, и действовала соответственно, чувствуя усталость. В этот вечер не было грязных тарелок и чашек, которые нужно было мыть, как и пустых кувшинов из-под вина, поэтому она просто ушла, поклонившись на прощание.