Торин
Приближался день Дурина, и не было ни одного гнома, сидевшего на месте без дела. Всюду царило воодушевление и ожидание празднества. Предвкушение пира, танцев и развлечений озаряло лица мужчин и женщин. Стеклянные и цветные огни освещали дворы, дома и его собственные подземные залы. Пахло добротным элем и выпечкой. Воздух был легким и словно нежным и мягким на вкус да так, что дышать хотелось полной грудью. Лишь одна дева шла, нахмурившись, и глядя себе под ноги. Король стоял над всеми ними, наблюдая, и отсвет королевского венка было видно из любой точки малого двора. Гномы улыбались и показывали пальцем на него, но она совершенно не обращала ни на кого внимания, не поднимая взора. Этот равнодушный взгляд, скользнувший по нему на пару мгновений, ничуть не укротил его пыла. Она играючи распаляла его : была то горячей и дерзкой с ним, то охладевала словно лед и не роняла ни взгляда, ни слова вот уже несколько недель как. Будто бросала ему вызов, перчатку для поединка. Торин усмехнулся сам себе. С тех пор, как племянник раскрыл ему глаза на чувства незнакомки, мужчина не мог забыть о его словах. Как искусно она водила его за нос! Но не быть ему Торином, сыном Траина и внуком Трора, если он спасует пред такой вызывающей хамоватостью, прикрывающей сладкую симпатию. Он шагнул в сторону и пошел в обход двора по длинному округлому балкону, оглядывая людей и их приготовления сверху и думая о своем. У гномов не было принято ни расходиться, ни заводить новых семей. Не было брачной церемонии, не было свадеб, но были клятвы. И уважение, и доверие, и честь. И те не давали гному права бросать тех, кто вверил себя ему. Влюблялись часто, но любили единожды и до конца. Торину было уже без малого двести лет. Он знавал юношескую влюбленность, нежную привязанность и пылкую страсть, но этого не хватало его жадному и скучающему о чем-то большем сердцу. Он тосковал о чувстве семейности, какое было при его отце, при матери, какое он испытывал, сидя у трона деда или на его коленях с братом и сестрой. Да, годы назад отсутствие собственной семьи тяготило его, но с тех пор многое изменилось - его сестра, дражайшая Дис, подарила ему двух племянников, что он воспитал как родных - и хотя чувство словно бы потери чего-то важного не ушло, оно затаилось глубоко и более его не тревожило. Или ему так лишь казалось? Ведь злостное, ненавистное ощущение чего-то упущенного остро защемило в сердце, когда незнакомая дева высмеяла его в лицо и забыла, словно никогда не встречала. Желание обладать и победить эту грубиянку в их негласной борьбе за главенство затянуло его и не ослаблялось с момента, как он узнал о ее чувстве. Или раньше - когда он впервые встретил ее? Удавка стянула его горло, и на него нахлынул давно забытый прилив сил и острого побуждения к действию. Он не обманывал себя, не искал того, что заведомо невозможно. Никакой семьи и наследников, никакой любви и привязанности к обычной прислужнице. Но кипящая кровь, пробуждающая, толкающая на дерзкие поступки и слова, стоила того, чтобы он рискнул своим сердечным покоем ради победы в этом бою с Ней.Ирма
Пони пропал. Ее белесый, добрый, милый пони, которого она кормила все лето сладкой капустой и хрустящей морковью. Переезжая с места на место привыкаешь к постоянным переменам, привыкаешь не привязываться. И действительно, ничто в этом месте, хотя многое уже стало привычным и обыденным, не цепляло ее, не заставило бы остаться, реши она уйти. Лишь чертов жеребец, которого нет в стойле уже пять недель. Конюх сказал, что его взяли на охоту, а там «кто знает, что с ним сталось - может, продали». Совершенно невозможно! Понурив голову от негодования, Ирма вновь увидела стойло пустым. Поставив корзину на землю, она глубоко вздохнула и выдохнула, почувствовала, как негодование и обида медленно отступает, как вдруг... Девушка резко обернулась и увидела в нескольких метрах от себя массивную фигуру. Торин Дубощит стоял близ нее, глядя прямо ей в глаза. Если ее не напугал его пронзительный взгляд, то его слова - точно : - Ждали кого-то еще? Глаза девы расширились, и на губах гнома заиграла усмешка. «Я? Ждала?». Она не искала здесь встречи ни с кем кроме ее белого скакуна, и того здесь больше нет! О нет, ну только не снова. Неужто Его Светлость опять хочет объявить ее лазутчицей? - Кони... - растерянно сказала она, - я их кормлю, - и словно в доказательство подняла и прижала к себе корзину с травами и обрезками свеклы. - Каждый день? - спросил он, и она еле заметно кивнула, возвращая себе дыхание и глядя на него без прежнего испуга : похоже, ее все же не будут наказывать. - Вам разве не известно, что это работа конюха? - А у вас разве нет иных причин для беспокойства? - Есть, - резко ответил ей Дубощит, - по моему замку прогуливается людская дева. Она может отравить любого, ведь ее допустили работать на кухне. Она может сбежать отсюда, выведав все наши секреты, ведь ей не воспрещено седлать коней. Она работает, где ей вздумается, пускает по двору сплетни и не думает ни секунды, прежде чем оскорбить своего короля. Ирма молча слушала, как ее отчитывает самый невыносимый гном в Средиземье, и в общем-то ругался он по делу, но ей это никак не помогает. Никогда еще ей не приходилось видеть его таким рассерженным. Хотя сердитым он вовсе не казался, это скорее было что-то иное, похожее на яростный и веселый запал, причину которого она не понимала. Впрочем кое-что ее слух все же цепляет. Не моргнув и глазом, она повторила : - Пускает сплетни? - Остального вы не отрицаете? - Думаю, из меня бы вышла толковая лазутчица, но кем я себя с трудом вижу, так это пускающей сомнительные толки, - намеренно легко заявила она. Брови короля чуть поднялись, и морщинки вокруг глаз напряглись, словно он старался не расплакаться или не засмеяться. - Откуда ты взялась? - вдруг с нажимом спросил он. Что самое странное - в его голосе девушке вдруг почудилось тепло. Ее глаза расширились, и прежде, чем она успела ответить, ее прервал мужской возглас. - Ваше Величество? - удивленно крякнул незнакомый мужчина, едва войдя за порог. Старый гном, напевая, вошел в конюшни да так и обомлел, едва увидел короля, стоящего посреди стогов сена. Рядом, испуганно глядя на него, стояла девка с кухни, которую он подрядил кормить и ухаживать за лошадьми. «Должно быть, накажет ее за то, что ходит здесь!» - подумалось мужчине, и он поспешил исправить оплошность. - Владыка, не серчай на деву, я сам спросил у нее помощи! Не справляюсь один, а от детей проку мало, - затрещал он, размахивая руками, словно прикрывая незадачливую служанку от гнева короля гномов. Он все говорил, а гном не менялся в лице, выслушивая объяснения и попутно жалобы на тяжести жизни многодетного отца, который совсем уж отвлекся от темы, рассказывая про старшего сына-безобразника, решившего накормить коней бобами. Стоявшая позади Ирма с нескрываемой радостью наблюдала за озадаченным этим словесным потоком Торином, не знающим, как остановить конюха. Почувствовав ее улыбку, он поднял голову и посмотрел чуть сердито, мол, сама виновата, что мы будем стоять и слушать его здесь до самых сумерек. Но его опасениям не суждено было сбыться - заметив, что владыка смотрит мимо его плеча, гном обернулся и вспомнил, что позади него с ноги на ногу мнется служанка. Махнув ей рукой, он громко шепнул : - Ирма! Поди отсюда. И она, подхватившая плетеную сумку, поспешила на выход, не скрывая злорадную улыбку, ведь предводитель гномов там еще точно надолго.