Торин
День намечался чудный. Вернувшись из похода Торин отчего-то чувствовал себя посвежевшим. Он твердо вознамерился поговорить с наследником, как выдастся момент. Утром он смог встретить только Кили, и выглядел молодой гном так, словно ему как никогда нужна была помощь. Торин, приближаясь к нему с другого конца двора, посмеивался над тем, как юнец умудрился так попасть впросак. Он оказался в окружении стайки девиц, каждая из которых стремилась завладеть его вниманием. Многие молодые девы предпочитали Кили его брату из-за его веселости и легкости характера. Гном был в их представлении идеальным воплощением силы духа, рода и в то же время очаровательной простоты характера. Хотя король сейчас как никто видел, что племянник вот-вот упадет в обморок от ужаса. Острый язык и словесная бравада не скрывали от глаз Торина смущенность Кили и его страх перед напором прытких гномок : несмотря на внешнюю уверенность, он был неопытен в делах сердечных. И горячность его лишь должна была скрыть от всех его нежные чувства и по-детски доброе сердце. А в случае со старшими гномами еще и сберечь его от их насмешек над его вспыльчивой и порой капризной натурой и «девичьей мордашкой», как говаривал Двалин, намекая на безбородость принца и мягкое по гномьим меркам лицо. Едва девицы, мгновенно склонившиеся и поспешившие удалиться при виде короля, скрылись из виду, Дубощит перевел взор на принца. Переминаясь с ноги на ногу, он со страданием смотрел им вслед, мысленно молясь никогда больше не видеть. Встретившись взглядом с дядей, он молчал несколько мгновений, после чего прыснул в кулак и расхохотался от собственной невезучести. Прогуливаясь по парку, Торин думал об этой забавной утренней сцене и своих невысказанных опасениях. Оба его наследника - чем он гордился - были обаятельными молодыми мужчинами не без смелости и ума, и силы, конечно. И в чем Дис, помимо прочего, всегда заслуживала его преклонения, так это в вопросе воспитания двух сорванцов, не поддающихся дрессировке (другие гномы уверяли его, что то же можно сказать и о других детях, и такие проказы - это совершенно нормально, но Торин знал, что балроговы исчадия, именуемые его племянниками, могли переплюнуть кого угодно! И совершенно точно никто из так называемых «других детей» не поджигал бороду Двалина, пока он спал, и не закидывал конским навозом эльфийские обозы, вынуждая своего дядю, краснея, извиняться перед остроухими, и совершенно точно не сливал все вино из бочонков в хлев к свиньям, повергая животных в пьянство и обеспечивая гномам самый тоскливый и трезвый День Дурина в истории). Но время идет, и хотя Фили идет всего шестой десяток, а Кили и того младше, их судьба уже несколько волнует их короля. Один из его все равно что родных сыновей должен продолжить их род, но совершенно не торопится хоть как-то привлечь внимание женских особ. Более того - он, кажется, делает все, чтобы они не обращали на него внимания вовсе. А второй и вовсе боится их как огня. Думая о причинах их будущих возможных проблем с заведением потомства - каких в роде Дурина никогда не было! - Торин покраснел. Ведь он и сам не был женат или замечен достаточно близко к какой-то гномке, чтобы его отец принял это как знак к помолвке. А после ему и не до этого было...Что уж говорить о детях. Да, верно с его стороны нет никакого примера, и нет никакого смысла давить на Фили и тем более Кили в вопросах женитьбы или ухаживаний, и уж тем более, раз у него появляются первые седые волосы, а он все еще не замечен в компании женщины, ему не стоит давать им советов (и вообще никому). С этими мыслями он обнаружил себя стоящим у входа в парк, где шли приготовления ко дню его рождения. Сестра распорядилась так, чтобы бал прошел на улице, и эта пахнущая эльфийскими обычаями идея его неожиданно заинтересовала. Он решил, что не стоит чересчур сковывать себя традициями, и раз в сотню лет можно отметить празднество и вне стен крепости. Слуги отрывались от работы только ради поклона королю и тут же возвращались к ней : раскладывали цветы по вазонам, поливали клумбы, стригли кусты, начищали до блеска перила. Он шагал меж ними и дышал радостью предвкушения. Ноги сами собой занесли его в конец парка, где садовник, оставив телегу, полную сотен букетов, поклонился королю и побежал прочь : слетевшее колесо не могло вести обоз дальше, и он торопился заменить его, чтобы успеть развезти цветы по всему парку, где услужливые девы раскладывали их по каменным вазам. Одна из таких служанок прямо сейчас брела чуть впереди него с тяжелой корзиной в руках. Она дернула головой в его сторону, стоило ему шагнуть на каменную тропу аллеи, но не поклонилась и предпочла сделать вид, что не заметила его вовсе. Он бы узнал ее подол и осанку из многих, но даже не видя ее лица, понял, кто, столь наглый, идет перед ним. Дева вышагивала, пока не обнаружила, что цветов в корзине более нет, а гость не ушел, и ей придется с ним поравняться. Он усмехнулся этой бессмысленной гордости и ждал ее оборота. При встрече - не тех встречах, когда ему удавалось заставить ее говорить, а сотнях пересечениях в коридорах замка, во дворе и в конюшнях - он почти со злобным удовольствием ждал ее преклоненного приветствия. Ее глаза могли быть уставшими, сонными или бодрыми и ясными, но стоило им встретить его лицо, выражающее снисходительное ожидание, как они загорались огнем, и она едва заметно (если рядом были другие господа, то как положено, но совсем не глядя на него) приседала в поклоне, стреляя в него молниями за ухмылку в уголке губ. Дева наконец повернулась в его сторону. Этот день действительно намечался чудным. Но как ясная погода, сменившаяся чуть позже громом и грозой, так и его добрый настрой у входа в парк был вскоре растоптан и сломлен на многие дни вперед.Ирма
Увидев такую неожиданную пару посреди парка, служанка принцессы поклонилась королю и, не смея ругать прислугу в его присутствии, бросила на девушку гневный взгляд, дабы та скорее возвращалась к работе, а не болтала. Едва ее фигура скрылась за поворотом, перекошенное от тревоги лицо служанки обратилось к Торину. Цветы сжались в ее руках, и она направив букет в сторону гнома и еле сдерживая тон, с самым спокойным видом, на какой была способна, произнесла: - Вы считаете это забавным? - Прошу прощения? - То была служанка вашей сестры! - Что же, приму к сведению. - Нет! - букет в ее руках трясся и уже больше напоминал веник, - это она примет к сведению! Ваша сестра, настигающая меня с неясными предположениями о... - Это весьма смелые обвинения, леди! - упоминание Дис охладило веселье Дубощита, и теперь он стоял, гневно глядя на деву, которая к тому же осмелилась перейти на крик в его присутствии. Первые смелые капли дождя упали на ее щеки. - И они ничуть не беспочвенны! Как вы смеете пользоваться своим положением и высмеивать меня, когда мне, - тут Ирма едва не задохнулась от негодования, - когда мне нечего противопоставить вашему клинку? - Я не понимаю, о чем вы толкуете, - спокойным, предупреждающим тоном начал Торин, и девушка от него несколько умерила свой пыл, - но никакие сплетни и перешептывания в ваших кругах не заставили бы меня поверить, что моя сестра имеет к ним какое-либо отношение. - В наших...наших кругах? Да как Вам хватает, - застыв, она не могла найти слов, - чтобы, чтобы так обращаться...И это слова благородного короля! Лицо Торина застыло ледяной глыбой, лишь голова чуть дернулась в сторону, словно она дала ему пощечину. «Может, и стоило дать? Высокомерный...высокомерный, - цензурные слова в ее голове заканчивались с невероятной скоростью, - индюк!» - Вы забываетесь, - его тихий голос не предвещал ничего приятного, - раз позволяете себе подобные высказывания подобным тоном. - Вы, - лицо девы сделалось пунцовым, и губы скривились в злобном оскале, когда она шагнула в его сторону, отбросив измятые цветы, стремительно покрывавшиеся влагой, - Вы смеете так шутить? Преследовать, не переставая выражать свое презрение, а затем удивляться, когда из-за сплетен, виновником которых являетесь Вы и только Вы, я получаю выговор из уст Вашей собственной сестры! - Если моя сестра сделала Вам выговор за плохую службу, то я не могу иметь к этому никакого отношения! - Нет. Это не имеет отношения к моей работе во дворце, - признаваться в том, что принцесса считает, будто они давно стянуты узами гораздо более крепкими, чем могут быть между королем и служанкой, отчего-то было жгуче стыдно. Она ненадолго замолчала, не отрывая глаз от гнома. Садовник, который ушел за новым колесом все не возвращался, и ее надежды на избавление от этого унизительного разговора таяли в воздухе. Он продолжал смотреть на деву, и Ирме оставалось лишь ответить. Едва ее уста приоткрылись, гном обратился в слух, ожидая продолжения. - Принцесса Дис считает, что меня и Вас, - сказать "нас" было выше ее сил, - связывают некие отношения. - Отношения? - с подозрением в глазах и напряжением в голосе повторил король. - Именно так она выразилась. Более того она считает, - тут от нахлынувшего воспоминания того диалога ее голос снова стал ворчливым, - что именно мои чувства мешают Вам освободиться от этой «несомненно, порочной» связи, и потому сочла нужным сказать мне об этом лично. - А у Вас они есть? - Они? - непонимающе спросила служанка, отрываясь от мысленного отравления принцессы чаем с обязательно зловещей фразой перед концом вроде «Ну вы ведь не думали, что я спущу вам это с рук, Ваше Высочество?». - Чувства, - медленно повторил король, разъясняя ей словно малому дитя. Ирма замерла. В ее голове словно завертелся плохо смазанный механизм, отдающий скрипом при каждом повороте. Думать стало катастрофически сложно. Весь напор и нахлынувшая обида за неоправданные обвинения исчезли, едва она заметила во взгляде мужчины кроху надежды. Она стояла, приоткрыв уста, на которые летели слабые капли и молчала. Наконец, придя в себя, девушка медленно подняла голову и спросила : - Какого ответа от меня ждет Его Величество? Смерив ее взглядом, он сузил глаза. Гном молчал, и у Ирмы сложилось впечатление, что их общение в последние минуты превратилось в театр актеров, забывших свои реплики. Краем глаза она заметила, что влажная морось усиливала напор. Им, возможно, следовало бы вернуться внутрь, но у нее не было сил вымолвить ни слова. - Я ожидаю услышать, что ваши чувства ответны моим. Голова закружилась. Время отвратительно тянулось как липкая патока. Опустив глаза вниз, дева даже не вздрогнула, едва вдали прогремел раскатистый бас грозы. Смесь шока и непонимания охватила ее, но даже ненавидь она его бесконечно сильно, никогда не смогла бы поступить так, как Зена поступала со своими кавалерами, ни один из которых ей не был нужен. - В таких случаях, вероятно, принято выражать признание... - на мгновение дева запнулась, но продолжать не было никакой необходимости - король понял ее ответ. - Что это? - в глазах Дубощита плескалось непонимание, она склонила голову вниз, но он последовал за ней, ища глазами ее взгляд, словно пытаясь понять, не разыгрывает ли она с ним шутку, - Вы...вы отвергаете меня? - медленно и верно растерянность сменялась нарочитой холодностью, что не укрылось от Ирмы, и теперь отражалась и на лице девушки тоже. Ветер кружил дождевые капли, и те холодными потоками обрушивались на говорящих. - Я даю ответ, столь честный, сколь требует от меня Ваше положение, о котором Вы любезно успели мне напомнить. Вопреки мнению принцессы, я никогда не добивалась и не искала одобрения от Вас, - дождь бил в глаза, и платье ее мокло на глазах, делаясь тяжелым, - мне более… - Довольно, - его глаза опасно сверкнули, - Я услышал ваше мнение. Прошу извинить, - последние слова он добавил, уже отворачиваясь от нее и уходя прочь. С неясной тяжестью дева стояла под дождем и смотрела на грозовое небо. Вдалеке ударила первая молния. От яро качающихся ветвей исходил пугающий скрип, но прикрыв глаза, она ловила закрытыми веками потоки воды. Промокшую с головы до пят, ее обдавало хлесткими ударами ветра. Следовало бы идти внутрь, но двигаться не хотелось совершенно. Сколько она так стояла? Час? Минуту? Ноги приросли к земле...да...приросли к земле. «То лишь метафора, но как чудно было бы в самом деле обратиться могучим дубом и раскинуть свои ветви на столетия, не волнуясь о бедах, болезнях и задетых чувствах», - с этими мыслями она, медленно переставляя задревеневшие от холода ноги, наконец побрела в сторону замка.