***
«Это очень просто», — с торжеством думал Роланд Макдоналд, когда его пальцы нажимали кнопки системы безопасности, отключающие сигнализацию и камеры. Он знал, что домработницы сейчас нет в квартире и она придёт только завтра. Он наизусть знал её график. Он много чего знал. Чёрная кошка, не мигая смотрела на него, когда он включил свет и окинул взглядом комнату. Его внимание привлекла статуэтка балерины. — Хорошая девочка, — хмыкнул он, разглядывая статуэтку. — Красивая. — Глаза его сузились как при очередном приступе необоснованной ярости, когда кроваво-чёрная пелена опускается на глаза, а во рту появляется металлический привкус. Внезапно он схватил статуэтку и с силой швырнул её в зеркало, разбивая её и свое отражения на тысячу сияющих брызг. — А вот сейчас уже нет. — закончил он, так же быстро приходя в себя. Он обошёл всю квартиру, свободно ориентируясь в комнатах. Здесь он бывал много раз. И с последнего посещения, здесь почти ничего не изменилось. Вернувшись в спальню, он выдвинул панель, находящуюся под кнопками вызова охраны, и открыв её, приступил к изменению настроек системы. Покончив с этим, и задвинув панель на место, он быстро обернулся, почувствовав на себя чей-то взгляд. Черная кошка, увидев что он потянулся к туалетному столику, протестующие мяукнула и в следующий момент в неё со снайперской точностью полетела фотография в серебряной рамке, где Джесс была запечатлена с Марко. Кошка скрылась в одной из комнат, и больше не появлялась. Подойдя к комоду, Роланд включил автооветчик. Пустая болтовня. Деловые переговоры. Поздравления. Полная ерунда. Он готов был уйти, когда бодрый женский голос задержал его. — Джесс! Это Мира Гудмэн. Не могла до вас дозвониться. Ничего нового о Роланде Макдоналде. Если ничего не прояснится к Рождеству, я дополнительно отправлю охранника на Мауи. Из предосторожности. Дин Эверетт работает в нашем агентстве в Лос-Анжелесе. Высочайшая квалификация. Раньше он был агентом секретной службы. Вы будете в надёжных руках. До связи. Автоответчик щёлкнул и выключился. Дин Эверетт… Дин Эверетт… Роланд вышел из дома так же легко как и вошёл. Они думают, что они умные. Но он умнее их всех. Через час он сидел дома, глядя в собственный банковский счет. На поезду на Мауи ему хватит. Привет!***
— Я не шучу, Джонни… Не в этом доме… Внизу спят твои родители… Поленья в камине спальни для гостей, ярко горели и тени метались по стенам. Но Анна чувствовала себя застывшей, как сосулька, что свешивалась с крыши за окном. Джон озадаченно посмотрел на неё. — Ты, должно быть шутишь… — Я не шучу, — лежа на кровати, Анна вжала голову в плечи и со вздохом натянула на себя покрывало. Джон смотрел на неё, словно его облили ушатом холодной воды. Но она ничего не могла поделать с собой. Его родители источали такие волны, что любая бы стала фригидной и попыталась бы бежать подальше от этого места. Но Джон, видимо об этом не знал. — Анна, не будь смешной. Нас разделяет пять комнат. «Это действительно смешно, — думала Анна. Она попробовала вспомнить совет, где-то услышанный в своё время. — Надо расслабиться. Сосредоточиться на наслаждении… Сосредоточиться на ощущении… Отдаться ощущению… Боже, какая глупость!» Она была напряжена как барабан, и напрочь лишена желания. Может быть на неё таким образом действовал этот дом. Старинная роскошная мебель из красного дерева, богатая обивка. Дорогие восточные ковры, бесценные картины в позолоченных рамах, гобелены, живые цветы, посуда из позолоченного серебра, — это то, что принадлежало их семье на протяжении нескольких поколений. Всё казалось тёмным, тяжелым, пришедшим из прошлого. Анна чувствовала себя кем-то вроде посетителя музея, а не частью тёплого и уютного дома. Мать Джон сказала: — Мы рады принять вас, дорогая. Устраивайтесь поудобнее. Однако в её глазах читалось: «Ты не вписываешься здесь. И никогда не станешь своей. Не надейся». Джон соскочил с кровати, полы халата его разошлись. Анна заметила, что эрекция у него не пропала. Её грызло чувство вины. Слабый внутренний голос убеждал её, что секс приносит радость. Это было просто и естественно. Об этом пишут книги, это показывается в фильмах. Об этом говорят врачи. Джон любит её и может принести эту радость. Но Анна чувствовала себя опустошённой, холодной и несчастной. И его взгляд не помогал. На глаза набежали слёзы. — Мне кажется, что они узнают, — шёпотом сказала она. — Анна, я в своей комнате… И они, должно быть, уже несколько часов храпят у себя, — он сел с ней, взял её руку и стал гладить. — Ты такая напряжённая все эти дни… Что тебя беспокоит? Я хочу знать правду. — Твои родители меня не любят, — последовал незамедлительный ответ. — Они никого не любят, — засмеялся Джон. — Дело не в личностях, Анна, поверь мне. Её ладонь тихонько вздрагивала, когда пальцы Джона скользили по ней. — Я ненавижу эти рауты, — призналась Анна. Она закусила губу и открыто встретила его взгляд. — Все аристократы смотрят на меня так, словно ждут, когда я налью кетчуп в свой коктейль или опрокину суп. Джон покачал головой и придвинулся к ней поближе. — Ты кинозвезда, любовь моя. Они будут у твоих ног. Ты можешь намазать икрой мороженое, а они подумают, что это новое блюдо в Калифорнии. — Он поцеловал её в ухо и шепнул: — Откуда у тебя эта тревога? Я никогда не думал, что тебя так беспокоит, что о тебе подумают другие. — Но это те люди, от которых зависит поддержка твоей кандидатуры. И мне не хочется как-то осложнять твоё положение. — Ты бы не смогла, даже если захочешь, — он прижался к ней. — Брось думать о моих родителях, раутах, выборах… Даже о свадьбе. Думай только о тебе и обо мне… С тобой рядом возбуждённый тобой парень, который считает тебя самой желанной, самой красивой, самой славной миссис Коллинз, когда-либо существовавшей в этом роду. Он поцеловал её тёплыми, жаждущими губами. Его пальцы сдвинули бретельки с плеч, губы последовали за пальцами… Анна откинулась на подушки, пытаясь расслабиться душой и телом. Джон ласкал, целовал и покусывал её. Он хотел подвести её к тому уровню возбуждения, которое испытывал сам. Однако уровни не сближались. «Ты актриса… Так играй же!» — в отчаянии скомандовала себе Анна. И она сыграла. Сыграла всё. Страсть. Возбуждение. И оргазм. Джон пришел в себя и издал продолжительный прерывистый вздох, затем удовлетворённо застонал. Он стал игриво покрывать поцелуями её губы, живот, бёдра. — Кажется я слышу шаги? — театральным шёпотом произнёс он, приподнимаясь для того, чтобы заглянуть в её чуть вспотевшее лицо. — Может, это мама идет? Анна неожиданно рассмеялась и бросила в него подушкой. — Вредина! Она поставит тебя в угол! — Это не беда, если в одном углу со мной окажешься ты. — Я всегда буду с тобой в одном углу, Джонни, — тихо сказала Анна, и её взгляд стал серьёзным, руки обвились вокруг его шеи. Она притянула его к себе и поцеловала. — Я так люблю тебя… Не бросай меня никогда. — Никогда! Анна уснула, свернувшись в объятиях Джона. Его руки были крепкими, сильными, надёжными, как и всё в этом родовом доме. Засыпая, она сказала себе, что на Мауи дела должны поправиться. Океанские бризы, шелест пальм, тропические закаты — всё это хорошо влияет на секс, в этом сходятся все эксперты.***
Заметка в газете на кухонном столе, казалось, издевалась над ним, и одновременно вызывала ядовитую усмешку. «Ага, значит так, — он нервно зашагал по комнате, то и дело возвращаясь к заметке. — Значит, эта сука проводит праздники у своей будущей родни со своим пацаном-сенатором. Дерьмо собачье и сволочи!» Эрик разорвал газету и выбросил в окно в ночную тьму. Не переставая ругаться, он ещё некоторое время походил по комнате. «Глупый ход, Кенди. У тебя был шанс, но ты отмахнулась от него. Санта Клаус приготовит, пусть с запозданием, большой сюрприз для тебя». Он схватил револьвер и с вожделением уставился на него. Его душил гнев. Время, которое он назначил Анне, вышло. «Она думает, что у меня не хватит пороху, чтобы это сделать». Он перекинул револьвер из руки в руку. «Так вот, ты совершила самую большую ошибку в своей жизни, дорогуша. Я вроде как кладу уголь в твой рождественский чулок. А ведь нельзя играть с углём и не запачкаться. Настало время запачкаться. По-настоящему». Он повернулся, сделал выпад и прицелился револьвером в собственное отражение в тусклом зеркале. «С Рождеством тебя, стерва!»***
Сочельник. Ей остаётся пробыть здесь всего одну ночь. Уже завтра она выберется из этого мрачного мавзолея, напомнила себе Анна, сделав глоток шампанского. Ещё немного и они с Джоном уедут отсюда. Время до полуночи тянулось мучительно долго. Джон и отец с губернатором, несколькими конгрессменами и спонсорами избирательной компании удалились в библиотеку выпить коньяка. Анне было безумно скучною. Должно быть весело, шумно, должна греметь музыка, запускаться фейерверки и салюты. Но здесь шум создавался лишь звоном серебряных кофейных ложечек о расписные чашки. Она разрыдается, если не глотнет свежего воздуха. Ещё пять минут с этими дамами и она сойдет с ума. Анна набросила плащ и собралась выйти на улицу, чтобы прогуляться к океану, когда появился Уэндел — похожий на пугало дворецкий с лысиной во всю голову и синими от вспухших вен руками. — О, мисс Ривз, простите пожалуйста. Я очень сожалею… — Что случилось, Уэндел? — с улыбкой спросила Анна. Тот выглядел страшно огорчённым и расстроенным. — Пришёл пакет для вас и сенатора Джона перед началом вечера. За всеми последними приготовлениями я совершенно забыл. Он там же где и остальные подарки. Принести его вам? — Не беспокойтесь. Я найду его, Уэндел. Анна прошла мимо библиотеки и свернула в следующую комнату. За эти дни, она немного освоилась в огромном доме Коллинзов. Она сразу увидела пакет, который лежал отдельно ото всех и адресованный ей и Джону. Может быть это Луиза прислала рождественский подарок? Странно, что на пакете не было обратного адреса. Любопытство взяло верх, Анна разрезала обёртку старинным золотым ножом для конвертов, надорвала коричневый пергамент и достала флэшку. При этом на пол упали цветные фотографии. О, Боже! На ковре рассыпались фото, при виде которых у неё оборвалось сердце. Это были её… нет, шестнадцатилетней Кенди Монро, резвящейся голой с мужчинами, которых она давно вычеркнула из своей памяти. Она подавила в себе крик, опустилась на колени и стала сгребать рассыпавшиеся фотографии. Сердце готово было выскочить из груди. Её охватил ужас. Флэшка. Она знала, что там могло быть — один из самых грязных маленьких шедевров Эрика. Выродок! Скотина! Дрожа от ярости, она смотрела на жёлтый листок, приклеенный к одному из фото, и на саму фотографию. Она лежала голая раздвинув ноги, между Эриком и мужчиной, имя и образ которого у неё выветрился из памяти, держа их за вздыбленные члены и похотливо улыбаясь. Сволочь, выродок! Она прочитала записку, подавляя подступающую тошноту. «Как понравилось это новогоднее блюдо? Надеюсь, ты узнал кинозвезду. Ты вполне можешь верить своим глазам. А вот двери Белого дома для тебя закроются, когда избиратели узнают, с какой шлюхой ты связался. С недельку полюбуйся на неё один, а потом бюллетень даст возможность полюбоваться всем. Увы, эта девица совсем не та, за которую себя выдаёт. Она обвела вокруг пальца полмира, меня, а теперь и тебя». Внизу печатными буквами была сделана приписка: «Анна, крошка, ты не захотела использовать свой последний шанс. Я ждал тебя два часа в условленном месте, но ты не пришла. Настал час правды и расплаты. Мне и без тебя щедро заплатят за этот товар. Наслаждайся приятной жизнью и целуй своего очаровательного принца». Всё ещё стоя на коленях, Анна невидящими глазами смотрела на трудночитаемые каракули. Назначенное место? Какое место? О чём он говорит? Она лихорадочно собрала фотографии, флешку, записку и засунула всё обратно в коробку. Это, должно быть, Эрик пытался связаться с ней, когда его выгнали со съемок. Это было единственное объяснение. Но она не получала от него никаких писем. Не было ни звонков, ни посланий в бутылке, ни неожиданных визитов. Что-то не сработало, а сейчас, похоже, было слишком поздно. Она захлопнула коробку. А если бы Уэндел вручил всё это Джону? У неё похолодели ноги, она бессильно оперлась о стол. Джон на следующей неделе всё узнает. Вместе со всеми. Всё рушилось, и она чувствовала, что не может ничего изменить. Или всё же можно? Она вздрогнула от голоса Джона, который появился в дверях. — Дорогая, где ты прячешься? Анна чуть не уронила коробку. В смокинге он чувствовал себя так же легко и непринуждённо, как недавно в джинсах, когда они бродили возле скал. — Анна, что с тобой? Такое впечатление, что ты собираешься упасть в обморок… — Да дела всякие… Это пришло от Арни… Вообрази, не дают покоя даже в сочельник. — Анна что-то лепетала, чувствуя себя полной идиоткой. «Глубже дыши, Анна… Медленнее. Сосредоточься и сыграй эту роль». Анна прижала пальцы к вискам, как будто её мучила головная боль. — Должно быть, я выпила за обедом слишком много шампанского, — сказала она с вымученной улыбкой. — Я хотела пройти прогуляться, чтобы освежить голову, но… если я не приму что-нибудь от боли, я могу умереть… Дорогой, я сейчас вернусь. Джон положил ей руку на плечо и в его глазах отразилась тревога. — Я принесу тебе лекарство. — Не беспокойся, тебе надо общаться со всеми. — Она обворожительно улыбнулась ему и направилась к двери. — Подожди, ты кажется уронила это. — Джон наклонился, чтобы поднять глянцевую бумагу, на которую она наступила. Анна похолодела. Должно быть она не заметила одну из фотографий. Джон выпрямился и взглянул на то, что поднял. — Рождественская открытка, — сказал он и небрежно бросил её на стол. — Наверное упала с камина. — Джон, — еле слышно произнесла Анна. — Если я не приму сейчас таблетку, тебе придётся поднимать меня с пола. — Так поспеши, родная… Ведь скоро полночь. — Через несколько секунд… Обещаю. Вверху, в туалете для гостей её вырвало. Она прополоскала рот и бессильно легла на холодный пол. В горле стоял ком, на лбу выступил пот. А внутри она чувствовала леденящий холод. Её мозг словно отключился. «Думай! Думай!» — приказала она себе. Джон сейчас отправится искать её. «Думай! Быстро!» Она заставила себя встать с пола и посмотрела на коробку. — Я не позволю тебе воспользоваться этим, Эрик Ганн… Ни за что в жизни! Фотографии и записку Анна бросила в камин и смотрела как они сгорают, превращаются в пепел. Флешку она бросила туда же. Анна не могла сказать, в какой именно момент приняла решение. — Да! — решительно сказала она. В её глазах стояли слёзы. — Забыть! Никто не заметил, как она покинула дом.