***
Чимин выходит из душа, повязывает махровое полотенце на бёдра и идёт на кухню за чашечкой кофе. Обычно люди потребляют кофеин с утра, чтобы взбодриться, но Чимин готов делать это круглые сутки, ведь кофе для него — особый вид наслаждения. Вот и сейчас, время близится к закату, а он вдыхает такой любимый аромат свежесваренного напитка. Дымящийся эспрессо приятно согревает руки, пока Чимин смотрит в окно на ночной город, огни которого так заманчивы. Они зовут его в свою глубину, просят остаться ещё ненадолго. Они свободны, они горят, они чувствуют эту жизнь, в то время как он чувствует себя заложником своих мыслей. Все действия, которые он совершает, совсем не вяжутся с тем, что он думает. Чимин пытается быть кем-то, пытается угомонить свою жажду мести, пытается освободиться от всего этого. Он хочет свободы, он жаждет её каждой клеточкой своего тела, но почему-то когда он думает о свободе, в его голове возникает образ Чонгука. Рядом с ним Чимин чувствует себя по-настоящему спокойно: ему не нужна никакая борьба, ему не нужна месть, ему хочется закрыть глаза и слушать его дыхание. Ведь, кажется, это единственное, что успокаивает его. Ему даже не нужны слова, достаточно одного его присутствия, чтобы Чимин обрёл покой. Но всё происходит так, как всегда происходило — Чимин теряет то, что хоть ненадолго становится ему дорогим. Кажется, что если только чуть приоткрыть своё сердце, то всё сразу разрушается, сметается диким тайфуном. Не нужно искать виноватых — он сам прекрасно понимает, что в этом лишь его ошибка: он поддался своему гневу и жажде мести и вновь проиграл. Чимин ставит кружку в раковину, когда в дверь стучатся. — А звонок для кого? Он неспешно подходит и вглядывается в дверной глазок, но никого не видит. Ключ в замке поворачивается; Чимин дёргает дверь на себя, и прямо в его объятия падает тело. — Вот же чёрт! — Чимин чуть не падает вместе с ним на пол, но ему удаётся восстановить равновесие. — Чонгук? Чонгук пьяный в стельку: глаза красные, на щеках дорожки слез. Он цепляется руками за плечи Чимина и утыкается носом в его ключицы; Чимин растерянно моргает и мягко гладит того по волосам. На улице льёт дождь. Мокрые пряди прилипли к его лбу, лезут в глаза. Чимин осторожно убирает их и проводит пальцами по щеке. Чонгук вздрагивает и прижимается сильнее. — Что случилось, Гуки? Голос Чимина мягкий, как сливочное масло; он боится спугнуть, боится ещё больше ему навредить. Чонгук выглядит таким разбитым. Чимин вообще не думал, что он может быть таким: Чонгук всегда казался ему сильным и уверенным в себе, добрым, мягким, но упрямым в своих намерениях. А сейчас Чонгук выглядит так, будто весь его маленький мир разрушен, и он находится на этом пепелище такой же разбитый и уничтоженный. Чимин вытирает ладонями слёзы с его щёк и сжимает плечи, которые сотрясают рыдания. Если он не узнает сейчас, что случилось с ним, то его сердце тотчас же разорвётся на части. Но он не смеет мешать, лишь крепче обнимает и ждёт, когда Чонгук успокоится сам. Проходит, наверное, не менее десяти минут, а они всё ещё сидят в коридоре. Чимин прислонился спиной к стене, а Чонгук лежит у него на коленях. Рыдания стихли, было слышно лишь судорожное дыхание. — Я так ненавижу тебя, Чимин. Так сильно ненавижу. Охрипший от рыданий, голос Чонгука пронзает Чимина насквозь. — Я знаю, — он всё гладит его по голове и тихо вздыхает: — Пойдём, тебе надо поспать. Чонгук согласно мычит, поднимается и опирается рукой о стену. Чимин обнимает его за талию, положив его руку себе на плечо, и ведёт в комнату. — Спи, завтра твоей голове будет очень плохо. Он укрывает его пледом и садится рядом. — Прекрати притворяться милым, — мямлит Чонгук. — Может, я, наоборот, сейчас не притворяюсь. Чимин смотрит Чонгуку прямо в глаза. Они всё такие же сияющие и живые, но их будто захватила бесконечная тоска непонятно по чему. — Расскажи, что случилось. — Ты случился со мной, Пак. Как бы я тебя ни ненавидел, какого-то хрена я сейчас здесь. Потому что мне больше не к кому пойти. В один момент я остался совершенно один, а я никогда не оставался один. Мне даже будет плевать, если ты всё ещё хочешь выиграть этот долбанный спор. Давай. Давай сделаем это, и ты получишь то, что хочешь. — Почему ты остался один? У тебя есть друзья. И не говори мне про спор, всё кончено. Чимин хочет встать, но рука Чонгука крепко сжимает его запястье. — Не оставляй меня. — Почему ты просишь меня об этом, раз так ненавидишь? Чонгук вздыхает и садится на кровати. Он запускает пальцы в волосы и проводит ладонями по своему лицу. — Если бы у меня были ответы… но у меня их нет. Головой я понимаю, что не должен быть здесь и говорить тебе это. Моё чувство самосохранения в панике, но я не могу иначе. Мне больно и я почему-то уверен, что рядом с тобой мне станет легче. Я идиот? Чимин молчит и смотрит на парня. Всё изменилось? Всё изменилось. Как? Когда? Что послужило причиной? Да чёрт его знает. Но сейчас он хочет защитить его от этого долбанного мира. — Ты идиот, — говорит Чимин и притягивает к себе Чонгука для поцелуя. Тот его не отталкивает, но его поцелуй полон горечи и грусти. Чонгук кажется горьким на вкус, но это всего лишь слёзы. — Не плачь, я не сделаю тебе больно. Больше никогда, — Чимин шепчет в самые губы и снова целует. Существует ли лекарство от душевной боли? Возможно, Чонгук сейчас нашёл ответ на этот вопрос. И губы Чимина были тем самым лекарством для него. Чем больше он его целовал, тем легче становилось его душе. И если вы ищете здесь логику, то её нет. Пойдя сейчас против своих страхов, вопреки здравому смыслу Чонгук буквально рискует всем, что у него есть: своим сердцем, своей душой, своим телом. Но как ни странно, пусть он и боится, но он готов прыгнуть в эту бездну, если рядом будет он. Чимин. — Ты должен поспать. Чимин проводит пальцем по его щеке, но ему совсем не хочется его отпускать. Чонгук кладёт ладонь на чужую шею и водит большим пальцем, вызывая толпу мурашек, потом притягивает его ближе и целует. — Чонгук-и, не надо… — Чимин отрывает его руки от себя и держит их в своих ладонях. — Почему? Ты же хотел этого. — Не таким образом. Уже нет. Чонгук фыркает и складывает руки на груди. Он так смешно надувает губы и морщит нос, что Чимин не выдерживает и хохочет. — Что смешного? — Чонгук хмурит брови и выглядит сейчас словно ребёнок, который надулся за провинность. Он шарит глазами по голому торсу, по идеально подкаченному телу, рукам, груди, животу и задерживает взгляд на полотенце. Чимин так и не успел одеться после душа, и глаза Чонгука немедленно загораются озорным огоньком. Он ухмыляется и быстрым движением сдёргивает с Чимина единственное прикрытие. Тот никак не ожидал такой подставы: он лишь успел охнуть от неожиданности и вот, пожалуйста — он уже сидит абсолютно голый перед Чонгуком, который даже не скрывает своего хищного взгляда. — Чонгук! Ты что делаешь? — Чимин пытается вырвать полотенце из его рук, но Чонгук швыряет то в другой конец комнаты. — Охренеть можно… Детка, какого чёрта? — Я флиртую. — Чонгук нагло улыбается и забирается к нему на колени. — Ничего не будет, даже не мечтай! — Чимин ставит руки перед собой, словно преграду, которую Чонгук совсем не замечает. — О чём ты? Не понимаю. — Он проводит языком по шее Пака, и тот еле заметно вздрагивает. — Ты что творишь?.. — Его голос дрожит, и Чонгук чувствует под ладонями мурашки на его коже. Он целует шею, ключицы, плечи, пока Чимин упирается ладонями ему в грудь, шарит руками по его торсу, заставляя задыхаться от собственных ощущений, затем сползает на пол, оставляя Чимина сидеть на кровати. — Ты же не собираешься… ох! — Чимин упирается руками в матрас и запрокидывает назад голову. Чонгука сегодня не остановить: он не обращает внимания ни на какие возмущения, ласкает твердеющий член ртом, со смаком проводя по нему языком и облизывая. — Ох, детка… — Чимин зарывается одной рукой в его волосы и слегка тянет их. — Остановись, я не могу этого сделать. Но Чонгук только увеличивает темп. Реакция Чимина его раззадоривает сильнее. Ему нравится видеть, как того разрывают ощущения, как внутри него идёт борьба не на жизнь, а на смерть. Он весь горит от желания, и кажется, что даже кожа искрится, но разум сдерживает его. С каждой минутой, с каждым движением Чонгука, его самообладание тает на глазах. Мозг туманится, как от самого сильного наркотика, и Чимин теряется. Теряется в своих желаниях и действительности. Он хочет его, жаждет прямо сейчас, но хочет его полностью — овладеть не только телом, но и душой. И именно поэтому Чимин не должен сейчас поддаваться ему. Ему хочется, чтобы Чонгук поверил: поверил в его честность, поверил в его намерение, поверил в его интерес. Чимин клянётся, что его интересует сам Чонгук, а не только его чёртов язык, который сейчас вытворяет что-то запредельное, однако Чонгук заглатывает глубже, и Чимин гортанно стонет, забывая все свои клятвы. По телу пробегает мелкая дрожь, он на пределе — на пределе своих сил и здравого смысла. В конце концов, Чимин не выдерживает этой пытки, хватает Чонгука за горло и притягивает к себе. Его губы — опухшие и солёные — возносят до самых небес. Он целует их, облизывая то нижнюю, то верхнюю, проникает языком в манящий рот, не давая Чонгуку возможности сделать полноценный вдох, прижимает его к кровати, нависнув над ним сверху. Чонгук часто дышит, и его довольная физиономия только усугубляет ситуацию. — Ты чему радуешься? Чимин сдерживает себя изо всех сил. Его знобит, потому что зрелище, ласкающее взгляд, невозможно потрясающее: рот Чонгука приоткрыт, язык скользит по нижней губе, затем зубы мягко прикусывают её же. Член Чимина дёргается в нетерпении, и он обречённо стонет: — Серьёзно? Ты так решил поиграть со мной? Это нечестно, ты в курсе? — Мы вроде уже выяснили, что оба играем не по правилам. Твоя игра раскрыта, моя теперь тоже, не вижу смысла и дальше притворяться. Чонгук обхватывает член Чимина и поглаживает, отчего последний готов уже выть. Слишком уж нежно и в то же время нестерпимо горячо. Его руки такие потрясающие, когда он водит вверх и вниз по возбуждённой плоти, пока дыхание Чимина сбивается. Он закрывает глаза и утыкается лбом Чонгуку в грудь. — Давай же Чимин, я хочу этого. Пожалуйста, — шепчет Чонгук. — Я не могу, не заставляй меня. Завтра ты протрезвеешь и возненавидишь меня, а этого я хочу меньше всего. Чонгук замирает и отбирает руку. — Хорошо. — Чимин тут же открывает глаза и в недоумении пялится на него, глядя, как Чонгук с довольным видом стягивает с себя штаны и проводит рукой по своему возбуждённому члену. — Тогда мне придётся самому это сделать, но завтра я тебя точно возненавижу, за то, что ты отказал мне, засранец. Чонгук мастурбирует себе и смотрит ему прямо в глаза. Они оба, кажется, не моргают. Зрачки Чимина расширяются так, что даже радужки не видно. Он не может поверить в то, что видит — этот наглый мальчишка решил поиграть с ним и играет так умело, что Чимин ведётся на все его уловки. Чонгук облизывает губы и пошло стонет, что явно противоречит правилам, и Чимин чувствует, что уже проиграл. Он впивается ему в губы, как изголодавшийся зверь в свою добычу, проталкивает язык в его рот и выбивает весь воздух из лёгких. Будь что будет, пусть завтра никогда не наступит, пусть эта ночь длится вечно. Чимин готов целовать и ласкать его всю жизнь, готов слушать сладкие стоны до конца этого грёбаного мира. Есть только этот момент, и сейчас они оба готовы взорваться от страсти и огня, искрясь, как два оголённых провода, и поджигая всё вокруг. — Не ненавидь меня слишком сильно, Чонгук, ведь я так нуждаюсь в тебе. — Чимин раздвигает его ноги, и Чонгук с готовностью закидывает их на его талию. Скользкий палец медленно входит в Чонгука, и тот вздрагивает со стоном. Чимин целует его шею, оставляя красные следы своего проигрыша, ведёт носом по щеке, вдыхая до боли сладкий аромат. Он добавляет второй палец и медленно прокручивает их, позволяя привыкнуть к ощущениям. Чонгук кусает губы Чимина, чувствует металлический привкус крови у себя во рту, облизывается и снова тянется за поцелуем. Он, как наркотик — втягивает в свою бездну без шанса на выживание. Чимин вынимает пальцы и обильно смазывает свой член лубрикантом. Чонгук готов буквально задохнуться от этого зрелища. Чимин невероятно сексуальный, а сейчас и вовсе похож на бога, а может это джин говорит в Чонгуке, но это не важно. Он весь горит и стонет от напряжения, когда Чимин медленно входит в него, неторопливо и очень аккуратно, бережно двигаясь, чтобы не доставить лишнего дискомфорта. Его тяжёлое дыхание отдаётся в каждой клеточке тела. Чимин в нём, и от осознания этого Чонгуку сносит крышу. Он закрывает глаза и забывается в своём наслаждении. Нет никакой боли, есть только Пак Чимин, такой красивый и нежный, и есть только Чонгук, который нашёл для себя лекарство от всех душевных ран. Чимин чувствует, как напряжённое тело под ним расслабляется. Он медленно выходит из него почти полностью и входит снова. Громкий стон Чонгука, распаляет, отчего он наращивает темп, заставляя того стонать всё громче. От этих звуков его тело покрывается мурашками; Чонгук под ним прикрывает глаза от наслаждения и облизывает пересохшие губы. — Гуки, прости меня. Чимин делает резкие толчки и накрывает искусанные губы своими в самом сладком поцелуе. В нём будто борются ангел и демон, но Чонгук готов отдаться и тому и другому. Это сочетание его будоражит и соблазняет ещё больше. — Ты можешь заткнуться хотя бы сейчас? Заставь меня кончить. Чимин рычит и впечатывает его в матрас, ведёт рукой по его члену, доводя до крайней степени удовольствия. Чонгук выгибается, ловит подступающую волну, которая обжигает его до самых кончиков пальцев, медленно накрывает и взрывается миллионами ярких фейерверков. Чонгук бурно кончает с громким стоном. Всё его тело содрогается от настигнувшей эйфории. Чимин снова находит его губы своими, целует уже нежно, ласково проводя по ним языком, и кончает следом, простонав в поцелуй его имя. Есть ли смысл искать проигравших в этой игре, когда они оба готовы сдаться?Глава 14.
3 июня 2021 г. в 20:43
Чонгука выписали через два дня, и уже на третий он отправился на учёбу. Тэхён так и не объявился, хотя отец сказал, что видел его и даже разговаривал с ним. Что происходило с другом, и почему тот избегал его — Чонгук не знал. В его голове сейчас творился такой сумбур, что хотелось просто исчезнуть или вернуть всё на круги своя, как то было раньше — без сложностей и разборок, без крови, драк, алкоголя и наркотиков.
Чонгук так и не узнал, кто накачал его наркотиками той ночью, и где его нашёл Чимин, но как ни странно — у него не было сил это выяснять. Он был так сильно подавлен, что не замечал ничего вокруг, был всё время глубоко погружён в свои мысли, практически не разговаривал и не ел. Родители были страшно встревожены его состоянием, хоть Чонгук и пытался их успокоить, но даже сам не верил в сказанные слова, звучащие как хилые оправдания.
Все лекции, что разъясняют преподаватели, пролетают как-то мимо него. Тэхён на занятиях так и не появляется. Чонгук даже идёт в его корпус, чтобы увидеться с ним и уткнуться без слов в его объятия, но всё безуспешно: в фотолаборатории Тэхёна не оказалось.
— Тут закрыто уже несколько дней, — поясняет преподаватель, увидев его, подпёршего плечом стену. — Наверное, Тэхён заболел.
— Наверное, — бесцветно соглашается Чонгук и уходит.
Он надеется, что тренировки смогут привести его в привычное состояние, поэтому больше не собирается пропускать ни одной, ведь он и так пропустил их уже достаточно. Пройти в раздевалки и переодеться в форму было так правильно, оттого и машинально. Никого из ребят ещё нет. Чонгук понимает, что пришёл намного раньше. Ничего, он успеет получше размяться.
Он уже зашнуровывал бутсы, когда в раздевалку заходит тренер.
— Чон, на пару слов.
Тренер держит руки в карманах своих спортивных штанов и смотрит на него как-то измученно.
— Здравствуйте, тренер.
— Ты много пропустил.
— Да, простите, я нагоню.
— Ты же понимаешь, что у нас через месяц финальный матч?
— Да.
Конечно Чонгук понимает — от этого матча зависит его будущее. Он столько работал для этого, столько изматывал своё тело. Вся его жизнь была построена на спорте ещё с начальной школы.
— Тогда ты понимаешь, что я не могу так рисковать. Ты хороший парень и хороший игрок, но ты пропустил слишком много. Я знаю, что с тобой произошло, и ещё я знаю, что это может повлиять на твою форму, а соответственно на результат игры. Без обид, Чонгук. Мне известно, сколько ты работал, но я не могу рисковать командой. Мне очень жаль…
Тренер утешающе хлопает его по спине и выходит из раздевалки. Чонгук думал, что его жизнь стала дерьмовой со всеми событиями, которые произошли до этого, но нет — дерьмовой она стала сейчас. Всё о чем он мечтал, полетело в мусорное ведро. Годы тренировок и усердного труда просто рассыпались и утекли сквозь пальцы. Всё зря. Всё, над чем он работал, сейчас резко перестало иметь значение.
У него была цель в жизни, к которой Чонгук усердно шёл все эти годы, а теперь он стоит пустой, разбитый и уничтоженный. У него ничего нет: ни друга, ни любви, ни мечты. Всё разом разрушилось и исчезло.
Что теперь делать? К чему ему теперь идти и чего добиваться в жизни, если его мечта, которую он вот-вот уже схватил своими руками, снова стала непростительно далека?
— Дерьмо! — Чонгук бьёт кулаком по железному шкафчику, из глаз брызжут слёзы. Он устал, так устал от всего. Ему нужен друг, ему нужны эти долбанные разговоры по душам, после которых становится так легко. Ему нужно обнять кого-то, кто обнимет его в ответ; кто спрячет от всех несчастий, которые свалились на его голову; кто не будет тем, от кого он будет ожидать удара. С кем он будет в безопасности.
Чонгук набирает номер Тэхёна, но автоответчик снова и снова вторит «абонент недоступен».
Снова. Снова. Снова.