***
— Покрасишь мои волосы? — Чимин бросает на Чонгука быстрый взгляд и снова возвращается к приготовлению завтрака; тот чуть ли не давится тостом. — Что? Твои волосы? И в какой же цвет ты хочешь их покрасить? — В чёрный. — Но почему? — Это мой естественный цвет. Мне впервые в жизни хочется снова стать собой. Поэтому… — Чимин чувствует чужие руки на своей талии, и примостившийся подбородок на своём плече. — Покрашу, — Чонгук улыбается, и его нос смешно морщится. Зрелище милее этого вы явно не найдёте! — но только после еды, я ужасно проголодался. Давай уже сюда свои тосты. Чонгук хватает тарелку и садится за стол. Он уплетает тосты за обе щеки; те такие вкусные или он так сильно проголодался? А может, и то и другое — это всё не так важно. Утро невероятно доброе, несмотря на все последние события. — Так вкусно, Чимин-а. Спасибо. — Пожалуйста. Чимин подпирает подбородок руками и пялится на него. Кажется, ещё немного и он растечётся по кухне, словно сметанка. Его переполняют чувства, он полон нежности и страсти, хочет обниматься и в то же время готов взять его прямо на этом чёртовом столе. — Хватит пялиться. — Не могу перестать, не заставляй меня. Чонгук встаёт и подходит к нему, раздвигает его колени и встаёт между ними. — Нам срочно нужно… — Что?.. — дыхание Чимина тут же сбивается; он забирается руками ему под футболку и гладит живот. — Покрасить твои волосы. Пошли. — Чонгук хватает его за руку и ведёт в ванную, вырывая у него разочарованный стон.***
— Ну вот. По-моему получилось очень круто. Ты стал таким… хм… дерзким?.. Чонгук запускает пальцы в мягкие волосы возлюбленного, глядя на того через зеркало. — А до этого я был само очарование! — Чимину было непривычно возвращаться к себе, которым он был много лет назад. Он будто дёрнул переключатель где-то внутри — щёлк! — и снова вернулся. Это желание появилось спонтанно, как и чувства к Чонгуку. — Ты и сейчас очаровашка. — Чонгук обнимает его сзади за талию и утыкается носом в основание шеи. Как же сберечь теперь это всё? Чимин собственными руками обрёк его на страдания, а их будет немало, ведь есть вещи, которые преследуют его всю его жизнь. И если Чонгук будет рядом — они накроют и его. Одно дело защищаться самому, когда ты знаешь, сколько сможешь выдержать и сколько сил для борьбы у тебя осталось, иное — защищать другого человека. Чимин никогда не сталкивался с таким. В его жизни не было людей достаточно близких ему, ради которых он мог бы пожертвовать своим временем, своими силами, своей душой. Им обоим придётся многому научиться, если они решат пройти этот путь вместе. — Давай уедем? — Их взгляды пересекаются; Чонгук подозрительно щурится. — Хочешь украсть меня? — Я не против похищения, но проблем с офицером Чоном мне хочется меньше всего. — Вот же чёрт! Я не позвонил отцу! — Чонгук срывается с места и несётся в комнату за телефоном. Он разговаривает с отцом около пяти минут, в основном слушает, изредка с чем-то соглашается и мычит. Когда он выходит к Чимину, тот уже оделся и ждёт его на диване, закинув ногу на ногу. — Ну? — спрашивает он. — Всё в порядке, — отвечает Чонгук. — Я сказал, что я с тобой. Врать ему — не самая лучшая идея, да и расстраивать его я не хочу. — И он не против меня? — Как ни странно, но нет. — Чонгук улыбается, и его щеки заливает розовый румянец. — С ума сойти! Тогда поехали быстрее. У нас неблизкий путь. — А куда мы едем? — В одно очень красивое место. Ты же хочешь узнать меня получше? — Конечно, ещё спрашиваешь. Чимин подходит к нему, привлекает к себе, соединив их лбы, и закрывает глаза. — Прости меня, детка. — Хватит уже, Чимин. — Нет, не хватит. Я виноват перед тобой, и эту вину мне ничем не искупить. — Ты уже искупил её ночью. — Как же мало тебе надо. — Не мало. Мне нужна твоя душа, забыл? — Ещё чего! Душу ты не получишь, наглец! — Чимин качает головой и хмурится, а сам еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Как сказать ему, что свою душу он уже давно отдал ему на растерзание?***
Маленький городок расположился в северной части штата Алабама. Хантсвилл был родным городом матери Чимина. В детстве он часто бывал здесь в гостях у бабушки с дедушкой, но когда мамы не стало — всего один или два раза. Потом его родные переехали на свою родину — в Корею — и Чимин их больше не видел. Городок остался таким, каким он его запомнил. Словно время здесь остановилось: всё те же парки и скверы, те же магазинчики и бары. Жизнь в шумном Сиэтле сильно отличалась от жизни в маленьком городе. Здесь даже люди были другими — они никуда не спешили, их жизнь была спокойной и размеренной. Парни остановились в отеле недалеко от центра. Номер был небольшим, но невероятно уютным: окна выходят на улицу, внизу слышится шум проезжающих автомобилей, звон колокольчика магазина на первом этаже и аппетитный запах выпечки из местной пекарни. Вот бы остаться здесь, сбежать от всех забот и проблем и наслаждаться каждым днём в компании друг друга. Чимин кинул сумку на кресло, упал на кровать, раскинув ноги и руки в стороны. Чонгук окинул его взглядом, задумался, затем снял футболку и навис над ним сверху. — Эй-эй, не так сразу, ковбой! Мы же только с дороги. — Чимин наигранно закатывает глаза. — Вот ещё! Я в душ. Пойдёшь со мной? Глаза Чимина резко темнеют и, кажется, даже мутнеют от настигнувшего желания. К чёрту усталость, когда в твоих объятиях находится такой парень! — Кажется, экскурсии сегодня не будет? — Мы просто примем душ и пойдём. Я полон сил. Чонгук поднимается и тянет его за руку. — Это пока. Теперь очередь Чонгука закатить глаза, а это всегда действует на Чимина, словно красная тряпка на быка. Парень раздевается и включает душ; горячая вода моментально расслабляет затёкшие мышцы шеи и спины. Чонгук закрывает глаза и наслаждается моментом, когда Чимин обнимает его сзади и утыкается носом в шею. — Я чувствую тебя, Чимин-а. — И я чувствую тебя, детка. Сбежать от всех было замечательной идеей. Возвращаться в мир других людей сейчас не хочется. Они хотят насладиться друг другом прежде, чем им придётся объясняться перед своими друзьями и решать проблемы, которые остались сейчас в подвешенном состоянии. Чимин разворачивает его к себе и притягивает за шею для поцелуя. Такие мягкие и тёплые губы созданы для нежности и ласки, и Чимин готов дарить всё это, не прекращая. Чонгук вздрагивает всем телом, когда он прижимает его спиной к холодной плитке душевой. Руки блуждают по накаченному торсу, по бёдрам, по спине, по груди; Чимин проводит пальцами по скуле, подбородку и буквально ловит подушечками мурашки на его теле. — Твои мурашки от холода? — Его глаза уже горят пламенем, поджигая всё вокруг себя. — Мои мурашки от тебя. Чонгук задыхается, словно от асфиксии. Он так нуждается сейчас в нём: ещё один поцелуй, ещё одно поглаживание, ещё, ещё, ещё… Он снова притягивает его к себе и проникает своим языком в его рот. Чимину нравится такое нахальство; он зарывается одной рукой в его волосы, а другой — обхватывает его возбуждённый член. Чонгук стонет ему в рот, поддаваясь. Он так слаб перед ним. Чимин не глядя находит его слабые точки и умело давит на них, подчиняя и обезоруживая. К чему борьба, если плен так сладок? Его действия становятся настойчивее и резче, и Чонгук готов завыть от нарастающего желания; низ живота приятно ноет, ноги подкашиваются. — Чимин, пожалуйста, — он готов уже умолять, чтобы эта приятная пытка прекратилась. — Пожалуйста, что? — Чимин хитро улыбается и сильнее вжимает его в стену; он покрывает поцелуями шею — слишком нежно, едва касаясь губами кожи. Это заводит ещё сильнее, и Чонгук почти рассыпается на мелкие кусочки, словно огни в долбанном фейерверке. — Поиздеваться решил? — Просто скажи. Это же несложно. Чимин улыбается и ловит губами его мочку. Его рука нагло дразнит: он проходится пальцем по головке члена и снова ведёт вниз и вверх, создавая непреодолимую волну дьявольского удовольствия. — Ненавижу тебя, Пак. — Это я уже слышал, а потом мой член оказался у тебя во рту. Чимин прикусывает его нижнюю губу и зализывает ранку языком, нагло и требовательно вторгаясь следом в его рот, не оставляя ни единого шанса на отступление. Кажется, ещё немного и Чонгук точно грохнется в обморок; ноги слабеют с каждой секундой всё больше. — Пожалуйста, прекрати это, — практически скулит он. — Прекратить что? Эта игра забавляет настолько, что Чимин чуть ли не светится, глядя, как Чонгук изнемогает от желания. А сам готов уже кончить, даже не притрагиваясь к своему члену, но нельзя. Что же этот парень делает с ним?.. — Чёрт! — Одно резкое движение — Чонгука словно пронзает электрический разряд, но ласкающая рука тут же замедляется, и волна проходит, оставляя его без желанного оргазма. — Чимин! — Так что ты там хотел сказать? — издевательски тянет тот. — Пошёл к чёрту! Он смеётся и одним резким движением разворачивает его лицом к стене, мягко погрузив в него два пальца. — Ты этого хотел? — Чимин на мгновение замирает, дав ему время, чтобы привыкнуть, затем активно растягивает его для себя, целуя плечи и спину. — Ответь мне: ты этого хотел? — Другой рукой он обхватывает его член, отвлекая от дискомфорта в заднем проходе, возобновив свою сладкую пытку змея-искусителя. Чонгук протяжно стонет и сильнее прогибается в пояснице, подставляясь. — Чимин… — Что мне сделать, Гуки? — Чимин мурлычет на ухо, обдав его своим горячим дыханием. — Трахни меня! — рычит Чонгук, едва не срываясь на крик. — Пожалуйста, Чимин, возьми меня… И этого оказывается достаточным. Тормоза срываются, голову неистово кружит. Чимин еле сдерживался всё это время, а сейчас удовольствие так близко, что заполняет собой все вокруг. Он входит в него одним плавным движением, замирает, позволяя им обоим приспособиться к крышесносным ощущениям. Кажется, что даже воздух пропитан их желанием, а их стоны вперемешку с рычанием — создают созвучную мелодию. Чонгук двигается ему навстречу, самостоятельно насаживаясь на каменный член, требуя больше и сильнее. Ощущения разрывают, вынуждая сладко стонать и прижиматься щекой к прохладной плитке, что чуть остужает разгорячённую кожу. Чимин резко выходит из него и разворачивает лицом к себе, находя губами его губы и нежно целуя. Он мучительно медленно проводит языком по его нижней губе, а потом по верхней, сбивая дыхание, что и без того тяжёлое и глубокое. Колени подкашиваются, и Чонгук цепляется за Чимина, чтобы не упасть. — Всё в порядке? Чимин заглядывает ему в глаза и ловит на себе измученный взгляд, наполненный диким желанием и страстью. Искусанные губы слегка приоткрыты и так манят, что устоять пред ними просто невозможно. — Нет, не в порядке. Я ещё не кончил, заставь меня сделать это. — Чонгук притягивает Чимина к себе, но тот упирается руками ему в грудь и хитро улыбается. Затем опускается на колени и, не разрывая зрительного контакта, обхватывает своими пухлыми губами его член. — Ох, чёрт… — Чонгук не может перестать смотреть на это; его кожа искрится и полыхает от потрясающего зрелища. Чимин насаживается на его член до упора, и — о боже! — это выглядит невероятно! Не остаётся сил, чтобы сдерживать себя; подушечки пальцев начинает покалывать, и по телу пробегает знакомая волна наслаждения. Чонгук зарывается в волосы Чимина и двигает бёдрами ему навстречу, толкаясь глубже. — Да, пожалуйста, не останавливайся… Чимин ускоряется, чувствует, как каменеет член у него во рту, начинает вибрировать. Чонгук обильно кончает, судорожно выстанывая из себя его имя. Чимин встаёт и облизывается, хитро улыбаясь, подхватывает измотанное тело, призывая обнять ногами его талию, и снова входит в него. Он закрывает глаза и запрокидывает голову, двигается резко и жёстко, выбивая из лёгких весь воздух, но Чонгуку нравится: он снова распаляется, до боли вцепляется в его плечи и громко стонет. Горло саднит от тяжёлого и частого дыхания, сил, кажется, совсем не остаётся, но желание умоляет ускориться. — Чонгук!.. — Чимин кончает, толкнувшись максимально глубоко и излившись в него же. Он опускает ноги Чонгука и утыкается лбом в его плечо. — Детка… Эта чёртова жизнь обошлась с ними слишком жестоко, сведя их только сейчас. Они потеряли столько времени, занимаясь непонятно чем, хотя могли страстно наслаждаться друг другом. — Кажется, нужно всё-таки принять душ. — Чимин устало улыбается и тянется за шампунем, взбивает тот в пену и втирает ту в волосы Чонгука. Чонгук на это лишь благодарно улыбается, опираясь спиной о стену, и позволяет купать себя, словно ребёнка. — Перенесём экскурсию на завтра? Чимин смеётся. — Я же говорил. Мягкая постель приятно убаюкивает разгорячённое тело. Чонгук сладко потягивается и закидывает ногу на Чимина, улёгшись удобнее. — Куда мы завтра пойдём? — спрашивает он. — Погуляем по городу. Хоть он и небольшой, но невероятно красивый. Я думаю, тебе понравится. Надо ещё навестить кое-кого. Чимин зарывается носом в его волосы на макушке и закрывает глаза; ненавязчивый аромат шампуня обволакивает и успокаивает. Всё что сейчас нужно для его израненной души — это объятия Чонгука, и тот отдаёт их ему с благодарностью. Он все ещё мысленно извиняется перед ним за свою глупость, крепко прижимая его самого к себе. Сколько бы ни прошло времени, Чимин будет чувствовать себя виноватым перед ним. Так они и засыпают: усталые, счастливые, в объятиях друг друга. И никто из них не слышит звука сообщения, которое готово разрушить их прекрасную идиллию.