Ослеплённые местью

Ажурная вуаль ночи укрыла собой Озёрный город, и все звуки, что пытались вырваться за его пределы, утопали в безмолвии темноты. Взошедшая на небо молчаливая спутница ночи, луна, озаряя своим светом спящий город, не могла более рассеивать мрак, проникавший в каждую щёлочку. В эту пору на окраине Эсгарота в покосившимся под гнётом времени доме не смыкала глаз его обитательница. Укутавшись в теплый, но прохудившийся со временем плащ, сидела у небольшого очага Ниэль, грея озябшие руки. С тех пор, как покинули город гномы, полукровка и хоббит, минула лишь пара дней, но это время казалось полуэльфу долгими годами, так как горечь разлуки с возлюбленным отравляла сердце. И не находила более утешения Ниэль в своем решении, ибо теперь она боялась не только ужаса, обитающего в недрах Эребора, но и одиночества, что довелось вкусить ей в чужом краю. Бургомистр не верил в удачный исход похода и не желал более содержать полукровку за свой счёт, посему и выдворил за дверь гостевого дома девушку, обрекая на скитания в поисках жилья. Однако двери, в которые стучалась Ниэль, оставались закрыты, ибо никому из жителей не нужен был лишний рот. И когда надежда было угасла, словно спасительная песня, из окна кузницы послышался стук молота о наковальню. И Ниэль вспомнила о старом друге Дарнис, повстречавшимся им в этом городе. Девушка пришла к нему просить о пристанище, и Эйнар пустил её, взамен потребовав исполнения всех домашних обязательств, которые помимо работы обременяли его. Не привыкшая к обыденной жизни человека все эти дни Ниэль выполняла их как могла. Но даже тогда горькие думы не покидали её голову. Каждый день и каждая ночь были наполнены и пропитаны мыслью о Кили, о том, как посмел он уйти так просто, не сожалея о содеянном. Но всё было совершенно иначе, вовсе не так, как думала Ниэль. ― Что мы наделали? ― в ужасе вопрошал Бильбо, глядя на зловеще сверкнувшего в лунном свете дракона. ― Смерть...Мы навлекли на них смерть... ― устрашающим эхом его слова разнеслись по залу, отражаясь от гладких каменных стен, и повторились они не единожды. Осознание случившегося мгновенно отравленной стрелой поразило мысли каждого из путников и впилось в юношеское сердце. Безмолвный ужас отразился в чертах младшего племянника короля, он шевелил губами, но слова его оставались беззвучны, пошатнувшись, Кили схватился руками за голову. В хаотичном порядке мысли его носились в голове, и одна была страшнее другой, как вдруг безумный поток прервало чьё-то касание. Крепкая рука легла на плечо Кили. И в этом прикосновении гном узнал своего брата. Он обернулся к нему лицом, и тот час узрел Фили во взоре брата мольбу о помощи, но, мотнув головой, гном произнёс: ― Мне очень жаль, брат. ― Нет, нет, Фили, этого не может быть, ― глупая полуулыбка застыла на его лице, гному казалось, будто всё это нелепая шутка. ― Мы не в силах ей хоть чем-то помочь. Слова его брата вернули ясность мысли, и в ту же секунду улыбка сползла с его лица, а сердце гнома болезненно сжалось. Обратив сочувствующий взор на племянника своего, Торин произнёс: ― Потайной вход завалило обломками, мы обязаны добраться до главного входа. Без свежего воздуха нам не протянуть долго. Безусловно, гномам было жаль, что пламя дракона может коснуться Ниэль, но больше их страшило возвращение Смауга. Нарушившие тишину слова подгорного короля заставили поочередно подняться с каменного пола гномов. Затянув потуже ремни, они неспешно ринулись за своим предводителем. Отрешённо от всех позади шёл Кили, мысли его сейчас были заняты ни богатствами Эребора, ни проклятым драконом, а возлюбленной, обречённой на смерть в дыму и пламени. Фили шёл рядом, не смея и на мгновение оставить брата. Время тянулось немыслимо, казалось, будто бродили они по задушливым проходам и залам не первый день, но то были лишь часы. Бильбо давно выдохся, да и Дарнис чувствовала, что силы её на исходе, только гномы все ещё упрямо шагали вперёд. К всеобщей радости туннели постепенно преображались, они расширялись и переходили в небольшие комнатки, а те в свою очередь ― в залы. Минув одно из таких помещений, путники заметили, как неожиданно потолок взметнулся вверх, и волна свежего воздуха полоснула лёгкие. ― Вот он, главный зал Трора, ― произнёс Торин, оглядывая чертоги своих праотцов. Однако ожидания не многих оправдались: от прежнего величия залов остались лишь воспоминания. Теперь здесь гнили столы, всюду были раскиданы поломанные стулья и каменные глыбы, некогда бывшие молчаливыми изваяниями воинов, а на полу вперемешку с кубками и полупустыми бутылками валялись черепа и кости гномьих соплеменников. По сей день в этих чертогах царил запах смерти, и его ощущал каждый. Стоя под украшенной искусной резьбой аркой, какое-то время гномы не решались идти дальше в глубь зала, хоть им и виделось, будто вдали всё еще тлели наполовину обгоревшие двери, криво висевшие на выбитых петлях. Взору полукровки бросились несколько факелов, висевших подле арки. Осторожно ступая меж костей гномов, Дарнис пробралась к холодной стене, сняв, она зажгла их и неспешно, увлекая за собой гномов, спустилась вниз. Довольно-таки быстро она оставила остальных далеко позади себя и пробралась к тем самым воротам. Полукровка попыталась открыть их, но сколько бы Дарнис ни упиралась в них, сколько бы ни дёргала и ни толкала, не в силах была она приоткрыть дверь хоть немного. ― Я смотрю, сил в тебе поубавилось, ― хмыкнул бородатый гном, подойдя ближе к полукровке. ― А что ты ещё ожидал? Тут и помереть недолго от такого-то затхлого воздуха. ― У самого ум помрачился, ― навалившись на обугленную дверь, Двалину удалось отворить её. ― Наконец-то! ― вдохнув свежий воздух, прохрипел Двалин, как только очутился снаружи Одинокой Горы. ― Я уж думал, что не вынесу более драконьего смрада. Их окружала ночь. Холодные потоки ветра хлестали по лицу Дарнис, приводя в сознание, после стольких дней её заточения в гномьих чертогах, пропитанных духом дракона и смерти. Выбравшись из душного зала, полукровка очутилась на каменной площадке, по обе стороны которой в ночи проглядывали очертания каменных изваяний гномов, стерёгших вход в Эребор. Позади слышались разговоры гномов и голосок хоббита, но едва ли полукровка вслушивалась в их речь, ибо пред её взором, залитая лунным светом, раскинулась долина, где прежде был Дейл. Обратив свой взор на заядлого воина, не сразу спросила Дарнис: ― Подобное случится и с Эсгаротом? ― Да. Точно огненной волной окатило Дарис. Пред взором её предстал обугленный город. В горящих домах, площадях и пристанях она признавала окрестности Эсгарота. Изуродованные драконьим пламенем корчились в судорогах выжившие и доживавшие последние минуты люди. Никаких голосов, только их крики агонии и плач были слышны окрест. В ужасе этом в груде мёртвых увидела Дарнис пред собой обездвиженное тело, на котором догорала зелёная ткань, подаренного бургомистром платья. ― Торин, нам следовало бы забраться в ближайшее сторожевое помещение. Здесь всё ещё опасно находиться. А в караульной мы можем видеть многое и оставаться незримыми для чужих глаз, ― меж тем отозвался Балин, стараясь отогнать от себя нахлынувшие воспоминания сражений. ― Нам следует спуститься вниз по реке. Сморгнув пелену со своих глаз, Дарнис устремила свой взор в темноту, но цепь горных хребтов заслоняла собой горизонт. Догадки о дальнейшей судьбе Ниэль роем надоедливой мошкары накинулись на полукровку. Зажмурив глаза, Дарнис пыталась отогнать от себя ужасные мысли, но вместо этого яркая вспышка пламени под закрытыми веками заставила пошатнуться полукровку. ― Мой дорогой брат, ― голос Двалина развеял остатки видения Дарнис, вернув в реальность. ― зачем же тратить более пяти часов, если можно сократить путь? ― И как же? ― Я знал, что этот день настанет, но не думал, что так скоро. Признай, старость даёт о себе знать. Ты верно забыл о караульной, где просиживал не одну ночь, уткнувшись в свои книги, не так ли? Минуту другую Балин оглядывал серую стену Одинокой Горы, и вдруг взор его устремился вслед за снопом лунного света, утонувшим в чёрной дыре, что высилась над их головами. ― Как мог забыть я об этом? ― стукнув себя по лбу, улыбнулся Балин, дивясь своей оплошности. Раскрашивая свой путь добрыми воспоминаниями о прошлом, неспешно вереница путников вновь вернулась в зал Трора. Однако за прожитые годы Балин забыл о нахождении каменной лестницы, ведущей прямиком к караульной. Сколько бы он ни пытался отыскать в своей памяти хоть какое-то упоминание о тайном подъёме, все его попытки были обречены на провал. ― Ну и что же, Балин, где эта лестница? ― спросил Торин, внимательно глядя по сторонам. ― При таком-то освещении я едва могу видеть дальше своей вытянутой руки. Переминаясь с ноги на ногу, Дарнис всё ещё думала о судьбе Ниэль, как вдруг раздался хруст. Осветив факелом пол, под ногами полукровка узрела раздавленный череп гнома. Дрожь пробежалась по телу, и шрамы полукровки в миг покрылись будто сотней незримых комариных укусов, и этот зуд не спешил униматься. Но мало кто обратил своё внимание на сей звук, взоры путников были прикованы к двум братьям, разошедшимся по разные стороны. Фили принялся оглядывать стены, а брат его исчез в темноте противоположных. Только шорохи были слышны какое-то время и голос полурослика, твердившего что-то на ухо Дарнис. И будто из ниоткуда раздался тусклый глас Кили: ― Я нашёл её! Сюда! И сию же минуту все последовали на его зов. Не будь у них факелов, едва ли они нашли бы этот путь. Долго взбирались по лестнице в кромешном мраке путники. Эта темнота и смрад удушали остатки доброго расположения путников, возрождая в сердце молодого гнома ― отчаяние. Едва ли Кили помнит, как оказался на небольшой площадке, с которой открывался великолепный вид ближайших окрестностей и далеких округ. Преодолев расстояние от отверстия в скале до края, вцепившись рукой в каменную ограду, гном не сводил глаз с чернеющего горизонта. Тишина железным занавесом накрыла Эребор, как вдруг сквозь безмолвие словно острым ножом полоснул оглушительный рёв Смауга. Сердце гнома на миг замерло. ― Немногие переживут эту ночь, ― не подумав, ляпнул Оин. ― Замолчи, старый пень, ― толкнул его рыжебородый гном Глоин. Но как бы там ни было, слова эти были правдивы. Ощущая на себе взгляды присутствующих, гном вновь обратил свой взор на Эсгарот и тихо, едва слышно произнёс: ― Какой же я глупец, Ниэль. Я был обязан уговорить тебя идти дальше... Прости меня, ― слова его подхватил холодный ветер. Прости меня... Сквозь сон отчетливо услышала Ниэль слова своего возлюбленного и в мгновении ока, словно под наваждением, распахнула глаза, боясь упустить эфемерный призрак любимого. ― Кили! ― хватая руками пустоту, крикнула Ниэль. Но её встретил лишь догорающий в темноте огарок свечи, пламя которого рассеивало мрак, клубившийся в темных углах комнаты. Глубокая ночь поглотила округу, а россыпь серебряных звёзд пленяла взоры неспящих жителей. За окном изредка завывал холодный ветер, в котором Ниэль чуяла незнакомый доселе запах. Неспешно поднявшись с кровати Ниэль накинула плащ и вышла на улицу в надежде вновь услышать голос возлюбленного. Однако вокруг царило безмолвие. Эта тишина пугала, оживляя в темноте забытые страхи. Глубоко вдохнув ночной воздух, Ниэль спустилась вниз и оказалась на деревянном помосте. Она вглядывалась в темноту, желая увидеть добрый знак, как вдруг на севере яркая вспышка озарила небосклон, и Ниэль замерла, её поразила красота увиденного. Но не знала она, что за прелестью этой скрывалась смерть. В очередной раз алое зарево залило собой ночной атлас. В тот же миг по округе пронесся гул труб, разносясь эхом по скалистой местности. И только поняла Ниэль, что случилось, как на лице её застыла гримаса ужаса. ― Смауг, ― с побледневших уст полуэльфа сорвалось имя злосчастного дракона. Жители градом повалили на улицу. И когда в третий раз разразилось небо огнём, Ниэль увидела объятого пламенем дракона. Рассекая крыльями воздух, разъярённое чудовище стремительно приближалось к городу, увеличиваясь в размере. В одночасье город наводнился криками и плачем. Женщины, дети и старики бросались к причалу, в надежде сесть в лодку и отплыть как можно дальше от Эсгарота. ― Берите оружие! Дракон уже близко! ― громкий голос наравне с криками полными ужаса разнёсся по городу, призывая к обороне. Ниэль хотела было ринуться в сторону ратуши, но было поздно. Столб огня, вырвавшийся из пасти чудовища, охватил крышу здания и перекинулся на кровли соседних. Смауг бесновался. Ударами своего хвоста он крушил дома, он пожирал людей и изничтожал огнём их. Безумство обуяло город. Крики и плач усилились во сто крат, во столько же усилились боль и ужас. Как вдруг в небо взметнулось огромное серое облако стрел и в тот же миг окутало Смауга. Дракон взревел, но не от боли, а от ярости, бушевавшей в нём, ибо не в силах были обычные стрелы пробить броню ящера. Никому не ведомо было слабое место дракона, посему и неуязвим был Смауг. ― Беги к лодкам! ― появившись за спиной Ниэль, Эйнар толкнул девушку в сторону бегущих женщин. Но не успела она и слова сказать в ответ ему, как мужчина затерялся в толпе лучников. Времени было мало, ибо изрыгая огненный водопад на них летел крылатый ящер, уничтоживший не одно поселение. Завидев покрытую наростами громадную морду дракона, взвизгнув, Ниэль зажала себе рот руками, боясь хоть как-то привлечь к себе внимание чудовища. Отравленным ножом страх полоснул её сердце, и подобно проказе в одночасье охватил её разум. Тело сковало оцепенение, и ужас не давал ей ступить и шагу. В который раз дикий рёв обрушился на Эсгарот, и дракон окатил горячей волной своего дыхания главную площадь. Своими когтистыми лапами Смауг сдавил здание, и в тот же миг груды камней разлетелись в разные стороны. Часть обломков посыпалась на Ниэль, и только это смогло вывести девушку из оцепенения. В чаду дыма сознание её помутилось. Всё происходило слишком быстро. Ниэль бежала, спотыкаясь, желая как можно скорее добраться до тех самых лодок, о которых упомянул Эйнар. И только она очутилась подле них, как Смауг окатил огненной струёй девять лодок, покачивающихся на волнах озера. Ниэль рухнула на колени, инстинктивно закрывая руками голову. Но едва ли это могло бы помочь, заметь дракон полукровку. Светлые её волосы занялись огнём, но Ниэль удалось сбить пламя. Как вдруг она ощутила на своей коже неистовый жар ― дыхание Смауга. Пошатываясь, Ниэль в одночасье поднялась с колен и было кинулась в противоположную дракону сторону, но Смауг ударом своего хвоста разнёс в щепки деревянную площадку, что виднелась перед перепуганной до смерти девушкой, и все, кто был в ту секунду на ней, кубарем полетели в воду. Но худшее случилось после. Зубастая пасть Смауга сомкнулась на уцелевшей лодке, наполненной людьми. И взмыл, пожирая людскую плоть и деревянные щепки, в раздираемое пламенем небо дракон, упиваясь местью. Громыхание, крики и плачь ― всё сплелось воедино. И тут явился он. Ниэль видела, как из облака дыма вышел Бард. В глазах его горела решительность, и отражалось бушующее пламя. В сердце его не было страха, он давно предрекал себе день встречи со Смаугом, лишившего жизни Гириона, его предка. Мужчина натянул тетиву тисового лука, как стрекот дрозда раздался над его головой. И черная птица села на его плечо, не умолкая. Казалось, будто Бард в этом звуке различает человеческую речь. И то было правдой. Словно по указанию птицы он достал из колчана черную стрелу и вложил её в тетиву. Взвился в небо в ту же секунду дрозд. И Барду бросилось в глаза чёрное пятно ― брешь в броне дракона, когда, раскинув широкие жилистые крылья, летел над городом ящер, освещённый лунным светом. И только Смауг подлетел ближе, Бард натянул тетиву лука. Казалось, будто в этот миг всё замерло, и время остановилось. И только чёрная стрела сорвалась с тетивы, рассекая воздух, она угодила в тёмное пятно на груди дракона. Стрела вошла целиком. Пронзительный рёв Смауга оглушил всех, последний раз изрыгнув из себя пламя, дракон в судорогах камнем полетел вниз. Его пламя грозилось пожрать Ниэль, уголь и искры, которые взметнулись вверх, как только увесистая туша дракона обрушилась на хлипкую деревянную площадку, осыпали девушку, и подол её платья занялся. Охваченная ужасом, она бросилась с пристани в леденящую воду. И боль, причиненная пламенем, стала тише. Но в тот же миг деревянные брусья, опалённые огнем дракона, не выдержали веса мертвой громадины и обрушились прямиком в воду, увлекая за собой чудище. Озеро закипело, лишь только соприкоснулось с драконьей чешуёй, и густой пар забелел в темноте. По сей миг сердце её колотилось в груди, грозясь сломать рёбра, по сей миг ужас не спешил покидать её. Вынырнув на поверхность, Ниэль огляделась, перед ней предстал разрушенный город, раздираемый плачем и криками выживших. Бесспорно, это пожарище было видно за многие мили. ― Он сжёг весь город, ― стоя не первый час на открытой площадке, шептал хоббит, не в силах поверить в увиденное. Облокотившись о холодный камень Одинокой Горы, смотрел невидящим взглядом на небо Кили. Он винил себя в случившимся, но вины его не было в этом. Да и не знал он ещё, что, хоть и потрепало пламя дракона девушку, но Ниэль выжила. Гномы обессиленные и измотанные уже давно разошлись по своим местам и сомкнули глаза, пленённые сном. И только полукровки нигде не было видно. Ночь не спешила отступать, и все же рассвет был близок. Звёзды давно исчезли, и едва ли хоть что-то могло привлечь взор, если только не тлеющее пепелище. Полукровка никак не могла заснуть, ибо воспалённое чувство не давало ей этого сделать. Осторожно ступая меж спящих гномов, из темноты появилась Дарнис. Она неспешно приблизилась к каменной ограде и устремила свой взор на облако дыма. Полукровка не желала верить в смерть Ниэль, девушки, которая смогла полюбиться ей. ― Мы виноваты, ― завидев Дарнис впереди, произнёс Кили, по сей миг не смыкающий глаз. ― Нет, ― резко пресекла его слова полукровка, и на глазах её выступили едва заметные слёзы. ― Это был её выбор. Она сама решила остаться.