***
— Как там Какаши? — Цунаде всегда сразу переходила к делу. В кабинете кроме нее и Сакуры никого не было — только сейчас удалось улучить минуту, чтобы поговорить наедине. Всю неделю Цунаде была занята настолько, что, казалось, дневала и ночевала в госпитале. — С завтрашнего дня повысим дозировку. Инъекции я делала уже триджы — судя по всему, ухудшений пока нет, — сказала Сакура и, помолчав секунду, добавила: — Со стороны и не скажешь, что с ним что-то не так. — Он хорошо держится, — кивнула Цунаде, не отрываясь от бумаг. — Сложный сегодня был денек. Я рада, что Саске оправдали. То, что испытывала сама Сакура, сложно было назвать радостью. Она сомневалась, что для этого чувства вообще можно подыскать определение. О сказанном Какаши она предпочла умолчать, снова неизвестно почему скрывая секрет, который, возможно, таковым и не был. Вдруг он не хотел, чтобы о сегодняшнем коротком разговоре знал кто-нибудь еще? — Несмотря ни на что, Саске-кун заслужил прощения, — повторила она слова Наруто. Вместо ответа Цунаде хмыкнула. — Я побывала в Отделе допроса на следующий же день после нашего разговора, — продолжила она с недовольством. — Мы и так надавили на всех из-за Саске, так что в остальном они вольны диктовать свои условия. К Орочимару и Кабуто меня пока не пустили. Их продолжают допрашивать. — Но у нас очень мало времени! Если Саске-кун и Наруто могут подождать, зрение Какаши-сенсея… — по ломоте в теле и боли-головокружению Сакура поняла, что утреннее перевозбуждение отхлынуло. Все вокруг казалось ирреальным. — Ибики сказал мне, что, если эти двое поймут, насколько мы нуждаемся в информации, начнут торговаться. Зная Орочимару, так и будет. О Кабуто и говорить нечего. К тому же, я не могу рассказать про Какаши, а в срочность остального никто не поверит. Сакура передернула плечами. — Ты думаешь, я не осознаю, что у нас каждый день на счету? Что сижу сложа руки?! — глаза Цунаде сверкнули. Она так не думала. — Вы… не доверяете Ибики-сану? — задать этот вопрос было сложно. — Я доверяю Ибики, — Цунаде ответила не сразу и говорила медленно. — Но он не в одиночку работает. Пока мы не можем так рисковать. Придется подождать. Максимум — пару недель. Сакура почувствовала, как к горлу в очередной раз подступает тошнота. Две недели — это несколько торопливых утренних визитов: инъекции, которые из-за спешки Какаши теперь просил делать без обезболивающего; попытки уговорить его съесть на завтрак хотя бы один никуман (их Сакуре готовила мама); осмотры, во время которых замирало сердце — лишь бы не стало хуже! Две недели — это слишком долго. — В последние дни я так много думала, что можно сделать, — больше, чем много. — Если бы ему помогла пересадка глаз, нам был бы по крайней мере известен способ… — Не нужно говорить о том, что могло бы быть, — жестко одернула ее Цунаде. Сакура знала: все время, которое можно назвать свободным, та тоже тратит на поиски решения. Им приходилось думать не только о зрении Какаши, но и о пациентах — как до сих пор не восстановившихся, так и тех, кто будто продолжал находиться под действием гендзюцу. Вдобавок в госпиталь начали поступать новые — в основном из гражданских. — Лучше обсудим то, с чем нам приходится иметь дело, — Цунаде нахмурилась. — Случаи интоксикации. В последние дни Сакура работала бок о бок с притихшей Шизуне и еще несколькими ирьенинами, негласно возглавляя их команду. Она предпочла бы, чтобы ее мастерство в области токсикологии осталось рудиментарным знанием. — С каждым днем их все больше, — перед глазами стояли сводки. — Если с алкоголем все понятно, то наркотики… Сейчас я выявляю их состав — похоже, что вещество одно и то же. Несинтетическое, неизвестное нам. И точно завозное. Местные ирьенины умели работать с ядами, но с подобным сталкивались редко — в Конохе и окрестностях наркосодержащих растений не встречалось. Даже Сакура знала, что можно купить в курортных прибрежных странах, но флору тех мест уже давно изучили вдоль и поперек — никаких совпадений. — Пока удастся узнать, кто этим промышляет… пока восстановим цепочку, — Цунаде шумно выдохнула, — пройдет слишком много времени. Нужно пресечь это на корню. Мы выясним, где эту дрянь могут производить, а Какаши и АНБУ пусть занимаются ловлей. Ну да, кто же еще. Вся грязная работа на плечах Хокаге, которому они даже помочь толком не могут. — И вот что еще, Сакура, — Цунаде сузила глаза. — Говоришь, с алкоголем все понятно, думаешь, это мелочь? Но пьют не от хорошей жизни — уж поверь, я знаю, — а сейчас она у половины деревни хуже некуда. Да и не видишь разве, что к нам в последнее время постоянно приходят с разбитыми носами? Военная полиция даже днем разнимает драки. Сейчас люди не выпивают, а заливаются. Потом лезут друг на друга с кулаками, спорят… о войне в основном. Если добавить к этому наркотики, уровень агрессии будет только расти. А у нас — прибавляться пациентов. Сакуре малодушно хотелось закрыть на это глаза. Какаши тоже говорил ей об этом. — Иди, — Цунаде немного откинула голову, прикрыв глаза — наверное, впервые за весь день. — У нас много работы. И Сакура работала — с остервенением, отрываясь только на еду. Она пережевывала рис так, что скрипели зубы — за усталостью вкус не чувствовался, ей просто были нужны силы. Хотя бы физические.***
Когда Наруто открыл дверь, Сакура с удивлением поняла, что ее бьет дрожь — как если бы она очень замерзла. К глазам опять подступили слезы. Ей не хотелось, чтобы Саске и сейчас видел ее такой — заплаканной, измученной. Когда Сакура мечтала, что они однажды вновь соберутся командой, ей представлялся солнечный летний день, загоревший Наруто, его глупые шутки, и Саске — молчаливый, но расслабленный. Они сидели бы где-нибудь у речки, может, Сакура даже разулась бы и опустила в прохладную воду ноги. Ребята были бы целыми и невредимыми, за спиной — никакой войны, а за Саске не велось бы охоты. Окна были закрыты, даже шторы задернуты плотно. Скорее всего, до ее прихода состоялся нелегкий разговор, но Сакура не ощущала между ними напряжения. Саске сидел на полу, болезненно выпрямив спину. Она в два прыжка оказалась с ним рядом, крепко обняла и заплакала, но не так, как после суда — а отчаянно, навзрыд, прижимаясь к грубой ткани мятой рубахи. Он вздрогнул слегка, но не отстранился. Сакура чувствовала только его запах, который ни за что не смогла бы описать, и собственное гулкое сердцебиение. С каждой секундой дышать становилось легче. — Ну ты чего, Сакура-чан, все же хорошо… Наруто понимал, что это не так. Просто успокаивал ее. — А помните, — сказала Сакура спустя вечность, выплакав жгучие слезы и вытирая рукавом сопли, — помните наше первое командное испытание с колокольчиком? Так здорово было! Впервые за долгое время она чувствовала осторожную радость и старалась отогнать примешивающийся страх, что все возьмет — и рассыплется. — Наруто тогда вел себя как идиот, — Саске криво улыбнулся и дотронулся до мокрых пятен на плече. Саске улыбнулся! — Сам ты идиот, — притворно обиделся Наруто, рассмеявшись. — Зато в тот день я смог провести Какаши-сенсея! — Ты про грязную тряпку? — спросил Саске с ленцой, и Сакура поняла: он и раньше вспоминал об этом. — Я тогда еще удивился, как он вообще джонином смог стать. Сакуре казалось, будто она попала в Цукуеми. Они говорили и говорили, и плечи Саске расслаблялись все больше, а Наруто смеялся так же, как в старые времена. Словно и не было всех этих лет. — Ой — забыла! Я же онигири и данго принесла, — Сакура потянулась к оставленным в углу бумажным пакетам. Когда она вспомнила, что Наруто сказал про еду, то решила купить им чего-нибудь, хотя ради этого и пришлось немного задержаться. Она знала, что Саске не любит сладкое, но такой ужин больше походил на праздничный. — Какаши-сенсей сам виноват, что опять опаздывает, — Наруто сглотнул слюну в предвкушении. — Сейчас как пожрем! Сакура не знала, как Саске жил эти годы — наверное, покупал продукты под Хенге и заходил куда-нибудь только чтобы разведать обстановку. Ей стало тоскливо от этой мысли и еще от того, как жадно он ел — хотя, может, кто-нибудь его не знающий даже не заметил бы этого. Сакуре хотелось осмотреть его, но было боязно — вдруг откажется? На всякий случай она взяла с собой увесистую аптечку. — А мне, значит, ничего не оставили, — протянул Какаши, оглядывая пустые коробочки. Вдруг он присел и, прищурившись, приоткрыл одну из них. — Хм, показалось… — О чем ты хотел поговорить, Какаши? — Саске посерьезнел быстро, в один момент. Только сейчас Сакура заметила, что тот принес с собой большой сверток. Какаши ответил не сразу. — Саске придется уйти из деревни. Вот так — Сакура замерла, очнувшись. — Что?! Какаши-сенсей, что вы говорите? Но почему?! — Наруто вскочил, заметавшись. — Причин несколько, — Какаши тяжело опустился на пол. — Многие жители не поймут решения отпустить Саске и будут требовать его головы — даже если мы заключили бы его в тюрьму, они бы почти наверняка решились на самосуд. Я уверен, что кто-нибудь из надзирателей им сочувствует. Люди, которым нечего терять, не побоятся пойти на такое. — Неужели вы думаете, что они смогли бы навредить Саске? — недоумение Наруто было почти наивным. — Нет, я так не думаю. Но если он, защищаясь, оставит им хотя бы синяк или погрузит в гендзюцу, это воспримут как нападение. Одного такого случая достаточно, чтобы Совету и остальным пришлось пересмотреть статус Саске. И даже я не смогу это уладить. Саске застыл, смотря куда-то перед собой, а Сакура с трудом осознавала услышанное. Может, ей и казалось, но Какаши как будто прятал от нее глаза. — Но вы говорили мне, — голос звучал хрипло, — что Саске-кун сможет остаться в деревне, отстроить дом… Если только захочет. — Говорил, — Какаши кивнул, разглядывая пол. — Но это было до того, как прояснилась ситуация с недовольствами. Те, кому в Вечном Цукуеми нравилось больше, винят Саске — знают, что именно он рассеял гендзюцу. Остальные Каге говорят, что в их деревнях ситуация похожая. Саске сейчас лучше не находиться ни в одной из пяти великих стран. — Им больше нравилось в Цукуеми? — Саске приподнял бровь, усмехнувшись. — Придурки. Надо переубедить их, да и все. — Вот и я о чем! — засуетился Наруто. — Уже время прошло, все устаканилось вроде, госпиталь не переполнен… Мы поговорим — я поговорю! — и объясним все… Какаши-сенсей, вы сказали мне сидеть тихо, но сколько можно уже! — Госпиталь не переполнен? Сакура, — Какаши вдруг посмотрел на нее, — расскажи, как обстоят дела. Пациенты с помутнением рассудка, которым приходится колоть антипсихотики; калеки, которых нельзя отпустить домой — сами о себе они позаботиться не смогли бы, а родных унесла война; поступающие в невменяемом состоянии из-за отравления алкоголем, передозировки наркотиками… — А еще, — Сакура успела доложить об этом только Цунаде, — сегодня я закончила с составом этого наркотического вещества — мы ведь такого не видели раньше… Сырье для его изготовления — амброзия. Эндемик Страны меда. — Эндемик? — спросил Наруто бесцветно. — Она растет только там. Так что… этот наркотик производят в той же стране, которая продает нам лекарства. Сакура посмотрела вниз, на свои руки — она уже отвыкла от их вида без медицинских перчаток. Из-за них кожа потрескалась, а краснота не сходила даже за ночь. Какаши нервно потер лоб. — Вот как, — Сакура знала этот его сосредоточенный голос. — Они всегда наживались на войнах, но раньше на такие меры не шли. — Поняли, что раз войн больше не предвидится, придется зарабатывать иначе, — Саске поморщился. — Я отправлюсь туда, Какаши. Выясню все. Лучше оставить людей из АНБУ в деревне. Как я понимаю, их наперечет, а ситуация напряженная. — Саске! — Наруто развернулся к нему всем корпусом, безуспешно пытаясь подобрать слова. — Я буду делать, что требуется, Какаши, но не потому, что подчиняюсь тебе. Это только мой выбор. И у меня есть условие: пусть эти идиоты болтают что им вздумается, но знают, кому обязаны жизнью. Мы ничего не смогли бы сделать без Итачи. Какаши кивнул, и Сакура почувствовала, будто от нее снова отрывают кусок. Свертком Какаши оказался теплый черный плащ и более легкая одежда, еще какие-то вещи, кажется, он подумал даже о деньгах — Сакура уже не видела. Она потянулась к своей сумке, чтобы взять аптечку. — Саске-кун, я тебя осмотрю? Он коротко взглянул на нее — не отказался. Сейчас прикосновения ощущались иначе — не так, как когда она, вжавшись в его плечо, пыталась выреветь все, что к нему и из-за него чувствовала. Теперь движения Сакуры были выверенными, осторожными, профессиональными. И почему-то ей было неловко перед Какаши. — Тебе нужно нормально отдохнуть, — сказала она спустя минуту. — Похоже, у тебя серьезная бессонница. И я захватила кое-какие лекарства… Возьми их с собой — там все, что может понадобиться. Снотворное тоже есть. И, помолчав, добавила: — Ты ведь даже не дождешься возможности вернуть руку. Наверное, скоро мы поймем, как это сделать, и тогда… — Мне это не нужно, — перебил ее Саске. — Я в порядке. Сакура знала — переубедить его невозможно. Как бы ей ни хотелось помочь, если он считает это частью искупления, так тому и быть. Она прикоснулась к своему предплечью, даже сквозь ткань чувствуя рубец от ожога, который не стала залечивать до конца. Саске не требовалось доудзюцу, чтобы подмечать детали, которые никто больше не увидел бы — когда Сакура подняла на него взгляд, он смотрел на Какаши. Изучающе и даже с любопытством. — Ты слепнешь, Какаши, не так ли? Тот вскинул голову. — Да. Но несколько месяцев у меня есть. Сакура почувствовала, как у нее закладывает уши. — Опять вы об этом, Какаши-сенсей! Я вам уже сказала: мы обязательно найдем решение! — Из-за Шарингана? Но… Сакура-чан, ты знала? И вы ничего мне не сказали?! — смог наконец выдавить Наруто, на секунду онемевший от изумления. Он говорил с такой искренней обидой, что Сакура покраснела от стыда. — Успокойся, Наруто. Это я попросил ее молчать. Не хотел, чтобы кто-нибудь об этом знал, кроме Цунаде-сама и Сакуры — они следят за моим состоянием. Нечего тебе лишний раз волноваться. Пока Какаши продолжал отбиваться от упреков Наруто, Сакура растирала виски, в которых пульсировало бесконечное: несколько месяцев, несколько месяцев, всего несколько… Краем глаза она заметила странный, пронизывающий взгляд Саске. Постепенно препирательства и расспросы стихли, и пару долгих минут они сидели в тишине. Было уже глубоко за полночь, и Сакуре казалось, будто сегодня ее не раз выпотрошили, а потом снова набили ватой. Как какую-нибудь мягкую игрушку. — Какаши-сенсей, когда Саске должен уйти? — голос Наруто отдавал черной горечью. — До рассвета.