Договориться с собой

— Сегодня, — Цунаде задумчиво постукивала пальцами по столу, — я говорила с Тентен. Я пришла очень рано, но она уже ждала у дверей госпиталя. Думаю, она даже не спала. Какое-то мерзкое предчувствие сдавило Сакуре горло — она впервые ощутила его еще на празднике, когда Тентен завела разговор о том, как теперь, в эпоху мира, будут жить шиноби. — Она сказала, что не захотела обращаться с этим к остальным ирьенинам — кроме нас с тобой никому не доверяет. У нее сны... О которых упоминала Мебуки. Как и у многих. В последние несколько дней они стали подробнее расспрашивать тех, кто приходил за снотворным, а некоторые ирьенины и сами признались, что послевоенные ночные кошмары сменились снами, похожими на счастливую реальность. — Тентен не просто стремится спать больше, она вообще боится засыпать, потому что начинает путать сон и явь. Она сказала — иногда ей кажется, что войны и всего остального не было. Что наш мир и есть ужасный сон. Сакура глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь не паниковать. — Где она сейчас? — Я выделила ей отдельную палату. Она сказала, что не употребляла никаких веществ, да и выпивала в последний раз еще на празднике. Анализы прекрасные, но отпускать ее домой в таком состоянии… Она должна поспать. А нам нужно понять, что с ней происходит. Да и не только с ней, — Цунаде кивнула на отчеты о пациентах. В последние дни в крови поступающих с симптомами отравления все реже обнаруживалось наличие веществ. Они как будто не понимали, где находятся, невпопад смеялись — почти как те, кто с первого дня так и не пришел в себя и до сих пор оставался в госпитале — а затем, словно очнувшись, начинали реагировать нормально. После этих приступов у них было такое же разбитое состояние, как если бы они до этого приняли наркотик. Сакура зашелестела бумагами. Как-то — всего один раз! — она обыграла Шикамару в сеги. Тогда он впервые посмотрел на нее с нескрываемым уважением и даже предложил обсудить партию. Сакура не хвасталась этим перед остальными, но мало чем так гордилась. Была у ее любви к логическим настольным играм и отрицательная сторона — в реальной ситуации Сакура обычно быстро соображала, что к чему. Не всегда выводы были утешительными, и она старалась зарыть их вглубь подсознания, убедить себя, что дело в другом (и все совсем не так, а лучше) — но только чтобы в итоге смириться с правдой. Сейчас на эти метания не было времени: чем дольше она тянет, тем сложнее потом будет решать общие проблемы. — Неджи, — поняла вдруг Сакура, вспомнив, как на празднике, а потом и на их общем собрании Тентен по привычке оборачивалась, чтобы легко дотронуться до чужого плеча, перекинуться словом, заручиться поддержкой. — Это происходит с ней из-за Неджи. Секунду Цунаде, сцепив пальцы под подбородком, думала, а затем сорвалась с места. — Пойдем. Нам нужно срочно сообщить обо всем Какаши, — голос ее отдавал хрипотцой. Сакура не думала, что снова увидит его спустя всего несколько часов. Поспать толком не удалось, и ей казалось, что предыдущий и сегодняшний день слиплись в один. За последние недели время стало еще большей, чем обычно, роскошью — особенно если речь шла о второстепенной важности вещах, вроде как уложить в голове мысли и чувства. Поднимаясь по лестнице в кабинет хокаге, она не чувствовала под ногами ступенек. На первом этаже, как и обещал Какаши, открылся центр социальной помощи, и когда Сакура увидела жителей деревни, сидящих в очереди, ей стало немного спокойнее. Если хоть кто-нибудь решил прислушаться к Хокаге, то, может, все еще и наладится. В глубине души она понимала — это вряд ли. Какаши за столом хокаге выглядел непривычно, чужеродно и одновременно исключительно правильно. Чуть позади, скрестив на груди руки, стоял Шикамару — сосредоточенный, надежный — Сакуру почему-то всегда ободряло его присутствие. Кабинет внешне практически не изменился, но ощущение от нахождения здесь было другим — может, из-за появившихся плотных штор. Сегодня лил сильный дождь, поэтому нужды в них не было. Хлесткие струи искажали вид простирающейся за окнами Конохи. — Мы хотим доложить о ситуации в госпитале, — Цунаде покосилась на дверь. — Я доверяю Генме и Райдо, — кивнул Какаши, мазнув взглядом по Сакуре. Она ощутила такой прилив нежности, что в глазах защипало — он выглядел болезненно уставшим. — С первого же дня у нас находятся те, кто ведет себя так, будто до сих пор погружен в Вечное Цукуеми. Все это время мы не могли понять, что с ними, — Цунаде подошла чуть ближе к столу. — А недавно многим пациентам, да и не только им, вместо кошмаров стала сниться счастливая жизнь — из-за этого они не хотят просыпаться и злоупотребляют снотворным. Но у некоторых только ночным сном все не ограничилось — к нам стали поступать люди с симптомами, похожими на последствие передозировки новым наркотиком — они ведут себя так, будто находятся в параллельной реальности, пока не очнутся. Анализы у них чистые. Шикамару нахмурился. — Мы думали, что основная проблема в самих наркотиках, но это лишь следствие, — продолжила Сакура, рассматривая крыши домов за спиной Какаши. — Дело на самом деле в причине, по которой их употребляют. Амброзия действует как галлюциногенный эйфоретик. Людям хочется хотя бы ненадолго вернуться в гендзюцу, где они были счастливы. Эти странные реалистичные сны теперь снятся даже тем, кто новый наркотик никогда не пробовал. Так что происходящее точно не связано с возможным побочным эффектом. — Вы хотите сказать… — начал Шикамару, но Сакура жестом попросила дать ей договорить. — Поведение тех, кто так и не пришел в себя, и тех, кто сейчас только временами принимает сон за реальность, очень похоже. Если бы это было просто остаточным действием Вечного Цукуеми, то проявилось бы у всех, кто был в него погружен… Значит, этих пациентов объединяет что-то другое. — Вы выяснили, что? — плечи Какаши слегка подрагивали от напряжения, а, может, Сакуре так просто казалось. — Мы не можем проверить все случаи, — Цунаде сжала кулаки, — но, похоже, каждый из них потерял любимого человека и не смог с этим смириться. Сегодня ко мне пришла Тентен. Ей снится, что Неджи жив, и она уже почти поверила, что это правда. Шикамару негромко выругался. — В таком случае… почему некоторые не приходят в себя еще с того дня, когда мы победили? — Каждый из них не только потерял на поле боя товарищей и близких, но и был серьезно покалечен. Вероятно, они попали под удар первыми из-за того, что эмоционально и физически были ослаблены больше остальных, — Цунаде вздохнула, — Но теперь связь с миром теряют не только шиноби. — Те, кому счастливая жизнь начала сниться недавно, сейчас словно одной ногой там, в абсолютном забытьи, — Сакуре было жутко от их пустого взгляда, выжженого теперь в памяти. — Мы не можем заставить вернуться к реальности тех, кто не хочет здесь находиться. Несколько секунд все молчали, придавленные вскрывшимися фактами. — Наблюдайте за теми, кто обратился недавно. Если интервалы бодрствования начнут сокращаться, доложите немедленно, — голос Какаши был твердым, и это внушало уверенность. — Так мы поймем, существует ли риск того, что они тоже окончательно погрузятся в иллюзию. — А что насчет остальных деревень? — Шикамару стал перебирать на столе свитки, словно ища, не упустил ли он какое-нибудь письмо. — Все в мире, кроме тебя, Наруто, Саске и Сакуры находились под действием техники. Нам нужно запросить информацию у других Каге. Наверняка у них такие же проблемы. Гаара недавно просил нас выделить для Суны хотя бы одного ирьенина, специализирующегося на психиатрии. — Ты прав, — Какаши потер виски, — И я не думаю, что за пределами стран Альянса кто-нибудь с таким столкнулся. Они не теряли близких на этой войне, и, когда очнулись от Вечного Цукуеми, не испытали такого шока из-за контраста между реальностью и гендзюцу. В то же мгновение Сакура увидела, как плечи Какаши сводит судорогой, как он падает на колени, стискивая пальцами край стола, и оказалась рядом прежде, чем кто-нибудь еще успел среагировать. Какаши в несколько спазмов обильно вырвало желчью. Он успел спустить маску на подбородок, и Сакура закрыла собой его лицо. Цунаде было дернулась, чтобы подойти, но Сакура взглядом сказала: не нужно. Шикамару быстро зашторил окна, и в кабинете стало почти темно. — Говорила же вам завтракать перед тем, как выпить лекарство, Какаши-сенсей, — сейчас она обращалась к нему так и по привычке, и потому, что они были не одни. — Вам мало мигреней? Сакура впервые увидела его приступ, и от этого ей стало физически больно — лучше бы ей было плохо вместо него. Она достала из набедренной сумки бутылку с водой, смочила салфетку, протерла его лоб и губы, дала напиться. Сакура придерживала Какаши за плечо, и ей хотелось легко его погладить, но сейчас это было неуместно. Противорвотное, еще воды — в конце концов он надел маску обратно и поднял на нее глаза: — Спасибо, Сакура. Столкнувшись с озадаченным взглядом Шикамару, она смутилась и, поднявшись, сделала шаг назад. Остаток тяжелого дня Сакура повторяла, как мантру: с Какаши все будет в порядке. Видеть его в таком состоянии было невыносимо.

***

— Ибики, оставь нас, пожалуйста, — Цунаде благодарно кивнула и дождалась, пока стихнут его гулкие шаги. Сакуре было не по себе здесь находиться. Она была сбита с толку давящими со всех сторон толстыми стенами, оглушающей тишиной и видом Орочимару, скованного наручниками. Он сидел за решеткой, в самом углу камеры, на простой железной койке. Сакура не знала, как теперь к нему относиться. — Цунаде-химе, — улыбнулся-оскалился он, словно в предвкушении, — Сакура-чан. Неужели пришли меня проведать? Располагайтесь, осматривайтесь — хоромы у меня, конечно, скромные… — Перестань. У нас нет на это времени, — жестко отрезала Цунаде. Она явно нервничала — покусывала губу, теребила кончики волос. — Зато у меня его полно, — хмыкнул Орочимару. — Знаешь, как здесь смертельно скучно? Тюремщики, особенно из молодых, много болтают, но мозгов им не хватает. На месте руководства я бы вернул их в Академию подучить теорию ниндзюцу и историю. Как можно не знать, что случилось со Страной Водоворотов? Позорище… — Я же сказала, не до болтовни, — прикрикнула Цунаде, но Орочимару расплылся в оскале еще шире. — И что же вам от меня понадобилось? — зашипел он, сверкая глазами. — Подожди, не говори! Сам догадаюсь… Хотите вернуть руки Саске-куну и Наруто? Вряд ли. С этим вы и без меня справились бы, отдаю должное. К удивлению Сакуры, Цунаде не стала его перебивать. — Неужели это из-за того, что происходит снаружи? Новый мир оказался не таким уж хорошим местом, а? — Орочимару склонил голову, вдруг изучающе взглянув на Сакуру. — Хотя без вас ему вообще пришел бы конец. Пользуясь случаем, скажу, что восхищен тобой, юная Цунаде. Ты в своем возрасте даже способнее, чем она, — только не обижайся, Цуна! С удовольствием поработал бы с тобой как-нибудь над совершенствованием ирьениндзюцу… — Довольно, — Цунаде ударила кулаком по решетке. — Что ты имеешь в виду? Что тебе известно о происходящем? — О, я же говорю — болтливые тюремщики — единственное, кроме допросов, что скрашивает мой досуг. Хотя если бы я захотел, давно сбежал бы, — голос Орочимару даже не звучал самоуверенно — он просто констатировал факт. Сакура была уверена, что это правда. — Знаю, что Какаши теперь хокаге, и в Конохе назревает переворот из-за того, что не все согласны с тем, как велась война. А вы еще и Саске-куна освободили… Я был очень доволен, узнав об этом. Такой, как он, не должен гнить в тюрьме. — Некоторые словно продолжают находиться под действием Вечного Цукуеми, — быстро сказала Сакура, поймав предостерегающий взгляд Цунаде. — Кто-то не приходил в себя вообще, а другие начали путать сон и явь недавно. Что ты можешь об этом сказать? — Как интересно, — Орочимару быстро облизал губы, — я думал о том, что такое может произойти. В каком состоянии их поток чакры? — Все в порядке. Никаких следов гендзюцу и повреждений в мозге, — Сакура выдержала его взгляд. — Мы подозреваем, что это связано с потерями, которые они пережили из-за войны. Похоже, они просто не хотят просыпаться. — Те, кто еще частично сохраняет рассудок, сойдут с ума окончательно, если не примут реальность, — было видно, с каким удовольствием он смакует свежую информацию, — Если все так, рано или поздно это постигнет всех, кто чувствует себя несчастными. Такое мощное гендзюцу не могло не оставить следа на психике. Иллюзия была слишком прекрасной, а сменившая ее явь — слишком ужасной. — Это значит, что в итоге они полностью погрузятся в сон? — Цунаде задала ему вопрос так, будто они снова были равными сокомандниками, столкнувшимися с общей бедой. — Не знаю, — покачал головой Орочимару, — но мне жутко любопытно, что произойдет. Я могу лишь предположить… что те, кто не потерял связь с реальностью сразу после отмены техники, продолжат балансировать между двумя мирами. Должно быть, это самое мерзкое ощущение. Перед глазами встало лицо Тентен: буквально за несколько дней она осунулась, вся как будто посерела, и когда Сакура пришла проведать ее, стала лихорадочно просить прощения. Она не объяснила, за что, но Сакура поняла и так — Тентен было стыдно, что она хочет променять все на иллюзию, где сможет остаться рядом с Неджи. Винить ее за это Сакура не могла — знала, что на ее месте сделала бы такой же выбор. — О чем еще вы хотели меня спросить? — Орочимару заерзал на жесткой койке, устраиваясь поудобнее. — Я бы удивился, будь это все, что вам нужно услышать. Сердце у Сакуры забилось быстрее, и она не знала, как успокоиться. Сейчас Орочимару — то ли враг, то ли союзник — был единственной их возможностью понять, как можно вернуть Какаши зрение. От этой мысли замутило. Что, если он не захочет говорить? — Перед смертью Обито на время дал Какаши-сенсею свои глаза, — решилась Сакура. — Благодаря этому в битве с Кагуей он смог использовать Завершенное Сусаноо и Камуи Райкири. На него пришлась колоссальная нагрузка… Непослушными руками она достала испещренную мелким почерком бумагу, полсекунды помешкала, но все же просунула ее между железных прутьев. Орочимару, звякнув цепью, моментально оказался напротив. Результаты осмотров, динамика состояния, лекарства — Сакура аккуратно собрала все, что могло иметь значение. — Он слепнет, да еще и так быстро! — с пониманием прошептал Орочимару, жадно изучая написанное. — Впрочем, неудивительно… Итачи почти ослеп к концу жизни, Обито избежал этой участи только благодаря клеткам Хаширамы, а ведь они Учиха… — Нам нужно восстановить его зрительный нерв. На данный момент единственный вариант — пойти на риск и использовать клетки Первого, — Цунаде понизила голос. — Это был бы интересный эксперимент, — лающе рассмеялся Орочимару. — Если Хокаге есть, кем заменить, можете попробовать. — Нам нужны другие способы! — прорычала Сакура. — Ты наверняка знаешь больше нашего. Это было ошибкой — давать Орочимару понять, как они нуждаются в его помощи. Вид у него стал настолько самодовольный, что Сакура раздраженно отдернула руку, едва не разорвав записи о прутья. — В моих же интересах, чтобы эти невежды не свергли Какаши, но у меня есть условия, — певуче отозвался он, вновь оскалившись. — Можете не выпускать меня завтра, но когда настанет время, мне нужна не просто свобода. Я хочу продолжить свои исследования. Согласен пойти на уступки — никаких человеческих жертв. Ну а прямо сейчас я хочу получить доступ к некоторым свиткам из библиотеки твоего деда, Цунаде. Не думаю, что увижу в них что-нибудь новое, но нужно же коротать время в заточении. Он испытующе уставился на Цунаде, и, пока та колебалась, Сакура чувствовала, как ее охватывает отчаяние. Душная сырость, тяжелый потолок, усталость — все плохое сейчас она ощущала в разы острее. — Ты можешь рассчитывать на это, только если гарантируешь, что поможешь Какаши-сенсею! — выпалила Сакура. Она не имела права что-либо обещать Орочимару, но сейчас ей было все равно. Цунаде посмотрела на нее строго, почти недовольно, но сказала: — Мы это обсудим, если ты знаешь, как можно вернуть Какаши зрение. Орочимару не смотрел на Цунаде — он вглядывался в Сакурины глаза, будто пласт за пластом сдирая лежащие на поверхности чувства, стремясь добраться до самого ядра. — А ты на все готова ради него, верно? — протянул он на выдохе. — Подумать только… — Говори! — рявкнула Сакура, не дожидаясь, что он еще скажет. — Что мы можем сделать? Орочимару прикрыл глаза, словно размышляя. — Нужно обдумать варианты, — нехотя сказал он спустя долгие мгновения. — Дайте мне несколько дней. — Но у нас их нет! — Сакура уцепилась за прутья — подкосились ноги. Цунаде положила руку ей на плечо. — Мы придем через три дня. Я поговорю с Ибики насчет того, чтобы передать тебе свитки, но ничего не обещаю. Наши действия не должны вызвать подозрений. Сакура с удивлением поняла: Цунаде верила, что Орочимару найдет решение. — Как ты и сказал, — голос Цунаде звенел скрытой угрозой, — не в твоих интересах, чтобы кто-нибудь из недовольных ситуацией занял место Какаши. Иначе вряд ли ты сможешь спокойно жить на свободе — тебе не простят прошлого. Поэтому помалкивай о нашем разговоре. Никто не должен знать. Она уже отошла от решетки, как Орочимару вдруг спросил: — Почему ты не обратишься к Кабуто? Он тоже неплох в ирьениндзюцу. Цунаде неожиданно улыбнулась. — Я доверяю ему еще меньше, чем тебе. Ты все-таки зло известное. В ответ Орочимару рассмеялся, словно услышал хорошую шутку. Уходя, Сакура чувствовала на себе его взгляд — так, наверное, смотрят на необычный лабораторный экземпляр. Было сложно смириться с тем, что снова приходится ждать, но ничего больше не оставалось. Только поздно вечером, уже дома, Сакура поняла, как сильно надеялась, что Орочимару сразу предложит выход — хоть какой-нибудь. Она решила, что завтра точно навестит Какаши: нужно проверить, как он себя чувствует, а остальное, в том числе и ее простое желание его увидеть — не так уж важно. Было немного стыдно думать о вещах вроде поцелуев посреди происходящего — его болезни, лишающихся рассудка пациентов, неизвестно на что готового Сандзо. Но Сакура, тем не менее, думала. Расплетая волосы, она вспоминала, как Какаши совсем недавно зарывался в них пальцами — даже простая мысль об этом сбивала дыхание. Ей хотелось испытать это еще хотя бы раз, уцепиться за те ощущения как за единственное, что теперь помогало держаться. Лента скользнула в руки тяжелым, гладким шелком — не то, что потрепанная ткань старой. Вдруг Сакуру прошило осознанием: Какаши понял тогда, что она новая, не по цвету, а на ощупь — он наверняка уже не может различить оттенков.